Общее языкознание - учебник

в живописи [26].

28 Конвенциональные элементы могут ошибочно приниматься за иконические. Ч.

Хоккет ссылается в этой связи на любопытный эпизод из Марка Твена: когда

Гек Финн выглянул из воздушного шара, в котором они путешествовали с Томом

Сойером, вниз и увидел, что земля продолжает оставаться зеленой, он стал

настаивать на том, что они еще летят над штатом Иллинойс — на нарте из его

учебника этот штат был раскрашен зеленым цветом, а Индиана каким-то другим

[47].

29 В докладе, прочитанном на конференции, посвященной грамматическим

универсалиям, Дж. Гринберг также обращает внимание на универсальный

характер языковых «иконических символов», в том числе на «иконический»

аспект порядка слов (ср. его замечание: «Порядок следования языковых

элементов соответствует последовательности в физическом опыте или

последовательность в знании» [43, 103]).

30 Примеры см. в указанном докладе Дж. Гринберга

31 Все примеры из этого языка взяты из кн.: Д. А. Ольдерогге. Язык хауса.

Л., 1954.

32 Ссылаясь на классификацию Пирса, автор указанной статьи обращает

внимание только на «символы» и «иконы», упуская из виду третий

коррелятивный тип знаков — «индексы».

33 Ср. ?antwnumi?ai deiktikai? греков, которым соответствуют Zeigwцrter

Бюлера [35, 118 и сл.], «indicaters» Коллинзона [38], «слова, указывающие»,

в отличие от «называющих» Карцевского (ср.: si les mots ordinaires...

denomment les choses, ... les pronoms les indiquent» [51, 61]),

«indicateurs» Бенвениста [32, 253 и сл.] и др.

34 См. об этом подробнее в [3].

35 Некоторые исследователи, считающие основной единицей семиологии именно

предикативные знаки, используют для названия знаков этого типа термин

«сема» [37; 68], оставляя термин «знак» лишь для компонентов предикативных

знаков (другие варианты обозначений знаков двух названных типов см., напр.

в [7]). В связи с тем, что данное употребление термина «сема» отличается от

принятого во многих лингвистических работах (см. специально об этом [61]),

а описательные обозначения соответствующей единицы (ср. «целые знаки» в [5]

или «полные знаки» в [7], противопоставляемые «частичным знакам», или

«знакам-полуфабрикатам») не всегда удобны в обращении, в настоящей работе,

наряду с этими и подобными описательными названиями, используется в том же

значении термин «семиотема».

36 Точнее — классов сообщений, так как конкретный сигнал передаваемого

сигнала может значительно изменяться в зависимости от конкретной ситуации

общения — см. сноску на стр. 141.

37 Пример заимствован из [68].

38 Конкретное содержание второго семантического множителя, очевидно,

зависит от расположения номеров на этаже. Так, если номера расположены не в

один ряд, а, например, по обе стороны коридора напротив друг друга, знаки,

означающие которых имеют на втором месте ноль. могут включать в свои

означаемые элемент 'первое место слева', а означающие, имеющие на втором

месте девятку, могут соответствовать означаемым, включающим элемент 'пятое

место справа' и т. п.

39 Т. е. по десять соответствий между компонентами означающего и

компонентами означаемого в каждой из пяти систем соответствий: элементарные

означающие /0/, /1/,... /9/ обозначают соответствующее количество единиц,

означающие /0—/, /1—/,... /9—/ — соответствующее количество десятков и т.

д. до последней, пятой, системы, в которой означающие /О— — — —/, /1— — —

—/,... /9— — — —/ имеют в качестве означаемых соответствующее количество

десятков тысяч.

40 Вопрос о различении знаков и единиц языковой системы имеет и другой

аспект, не связанный с асимметрией в строении языковых планов.

Необходимость дифференциации этих понятий вызвана еще и тем, что в

естественных языках значимы не только единицы, но и связывающие их

отношения. Немалую роль в организации плана содержания играют означаемые

тех знаков, на долю которых падает передача информации об отношениях между

единицами системы, о занимаемой ими в высказывании позиции. Понятие единицы

языковой системы, которому противостоит понятие отношений между единицами

системы, следовательно, эже, чем понятие лингвистического знака.

41 «Можно представить себе, что все латинские глаголы перешли в первое

спряжение, — писал Р. Годель, — причем это нисколько не затронуло бы

структуры языка» [12, 41]. Р. Годель употребляет термин «структура» в том

значении, в котором нами используется термин «система».

42 Этот пример заимствован нами у С. Лэма [17, 59], которому принадлежит

разработка теории так называемых «вертикальных» уровней языка в рамках

предложенной им стратификационной модели [17]. В книге [18] помещена

библиография работ С. Лэма. Обзор работ С. Лэма см. [2].

1 В. Гуцу-Ромало подчеркнула на Х Международном конгрессе лингвистов

многообразие форм языкового динамизма в синхронии, но не достаточно их

разграничила.

2 Материалы из эвенского и эвенкийского языков взяты из кн.; О. А.

Константинова и Е. М. Лебедева. Эвенкийский язык. М. — Л., 1953, стр. 54.

3 Некоторые исследователи предполагают, что якутский язык в данном случае

сохраняет архаическое состояние, когда суффикс местного падежа -da, -de

современных тюркских языков еще имел значение отложительного падежа, на

базе которого и развился якутский партитив. См.: Г. И. Рамстедт. Введение в

алтайское языкознание. М., 1957, стр. 42.

4 По свидетельству Барича (Н. .Bariж. Instorija arbana?kog jezika,

Sarajevo, 1959, стр. 26), исторически форма родительно-дательного падежа

современного албанского языка восходит к дательному падежу.

5 Примеры заимствованы из кн.: И. С. Галкин. Историческая грамматика

марийского языка. Морфология, ч. I. Йошкар-Ола, 1964, стр». 95.

6 Примеры из таджикского и узбекского языков взяты из кн.: В. С.

Расторгуева. Опыт сравнительного изучения таджикских говоров. М., 1964,

стр. 130.

7 Пример заимствован из кн.: Э. Р. Тенишев. Саларский язык, М., 1963, стр.

29.

8 По свидетельству Г. Вагнера, система категорий глагола в современном

английском языке обнаруживает больше сходных черт с системой глагольных

категорий островных кельтских языков, чем с системой глагольных категорий

немецкого языка. (H. Wagnеr. Das Verbum in den Sprachen der britischen

Inseln. Tьbingen, 1959, стр. 109).

9 Пример заимствован из кн.: Н. Wagner. Das Verbum in den Sprachen der

britanischen Inseln. Tьringen, 1959, стр. 153—154.

10 Пример взят из кн.: Б. X. Балкаров. Адыгские элементы в осетинском

языке. Нальчик, 1965, стр. 76.

11 Пример заимствован из кн.: S. К. Сhatterji. The origin and development

of the Bengali language, p. II. Calcutta, 1926, стр. 1050.

12 Пример заимствован из кн.: Т. И. Катенина. Язык маратхи. М., 1963, стр.

8.

13 Пример заимствован из ст.: В. Е. Злобина. К проблеме лексической

интерференции в карельском языке. — В сб.: «Вопросы финно-угорского

языкознания». М., 1966, стр. 190.

14 Пример взят изки.: Г. Н. Макаров. Образцы карельской речи. М. — Л.,

1963, стр. 67.

15 Материал взят из кн.: Э. В. Севортян. Крымско-татарский язык. — В кн.:

Языки народов СССР, т. II. М., 1966, стр. 257.

16 Историческая справка взята из кн.: Г. Н. Макаров. Образцы карельской

речи. М. — Л., 1963, стр. 3.

17 В так называемых дардских языках подобные звуки являются вторичными.

18 Примеры из коми-зырянского и финского заимствованы из [128].

* буква i имеет диакритич. знак, аналогичный ?.

19 Пример взят из кн.: Н. Rоthе. Einfьhrung in die historische Laut- und

Formenlehre des Rumдnisclien. Halle, 1957, стр. 64.

20 Материал заимствован из кн.: W. Ноrn. Sprachkцrper und Sprachhfunktion.

Leipzig, 1923, стр. 82—96.

21 Примеры из древнеанглийского языка заимствованы из кн.: В. Д. Аракин.

Очерки по истории английского языка. М., 1955, стр. 151, 239, 244.

22 По свидетельству М. А. Соколовой (см. ее «Очерки по исторической

грамматике русского языка». Л., 1962, стр. 118), их звуковая значимость,

сообщающая форме выразительность, сыграла огромную роль.

23 Ср.: Н. В. Юшманов. Сибилянтная аномалия в числительных тигринья,

«Africana», М. — Л., 1937, стр. 77 и след.

24 Примеры заимствованы из [54, 194—195].

25 Пример взят из [128, 191].

26 Пример взят из кн.: J. Вloch. La formation de la langue marathe. Paris,

1919, стр. 207.

27 Пример заимствован из кн.: Д. В. Бубрих, Историческая грамматика

эрзянского языка. Саранск, 1953, стр. 206.

28 Пример заимствован из кн.: J. Beronka. Lappiache Kasusstudien.

«Etnografiske Museums Skrifter», Oslo, Bd 2, H. 2, стр. 60.

29 Материал заимствован из кн.: К. А. Аллендорф. Очерк истории французского

языка. М., 1959, стр. 43.

30 Пример взят из [128, 193].

32 Не считая ш, ж, ц, возникших в результате отвердения ш', ж', ц'.

33 Примеры взяты из кн. А. А. Уфимцевой [79].

34 О развитии взглядов на механизм и следствия языковых контактов см. [152,

13—42].

35 О билингвизме см. [116; 117; 173, 786—797].

36 Обзор проблематики психолингвистических механизмов двуязычия см. [11].

37 О структурном типе пиджинов и креолизованных языков см. [111, 376 386;

112; 122, 373—374; 142; 155; 159, 394—414].

38 Пример заимствован из раб.: Кr. Sandfeld. Linguistique balkanique.

Problиmes et rйsultats. Paris, 1930.

39 О проницаемости различных языковых уровней в ходе интерференции см. [22;

102; 161; 171].

40 Согласно подсчетам А. Граура (Al. Graur. Оncercare asupra fondului

principal lexical al limbii romоne. Bucureєti, 1954, стр. 59), только в

основном лексическом фонде румынского языка имеется 21,49% славянских

элементов.

41 Пример заимствован из [50, 100—106].

42 Пример заимствован из раб.: Дж. Ш. Гиунашвили. Система фонем персидского

языка. — «Труды ТГУ», т. 116. Тбилиси, 1965, стр. 35—37.

43 Пример заимствован из [106].

44 К соотношению всех трех понятий см. [95].

45 A. Mirambe1. Prйcis de grammaire йlйmentaire du grec moderne. Paris,

1939, стр. XXII.

46 Материал из истории французского языка заимствован из кн.: К. А.

Аллендорф. Очерк истории французского языка. М., 1959, стр. 36—53, 103.

47 Пример заимствован из раб.: Т. М. Шеянова. Развитие лексики эрзя-

мордовского литературного языка в советскую эпоху. Автореф. канд. дисс. М.,

1968, стр. 15.

48 Е. С. Истрина. Синтаксические явления Синодального списка в I

Новгородской летописи. Л., 1923.

1 Ср. также: «Различия, существующие между речью (явление психологическое)

и языком (общественное явление)» [78, 32].

2 Об американской психолингвистике см. [1; 37], в той же нашей работе см. о

соответствующих направлениях во Франции, Германии и Румынии; о школе Фёрса

— Малиновского [31], о «языковом существовании» [28; 55].

3 Подобная концепция «системной локализации психических функций» была

впервые разработана Л. С. Выготским.

4 Легко видеть, что мы опираемся здесь на традиционную дескриптивную модель

«единица — вариант». Эта модель аналитическая с четырьмя независимыми

уровнями (лексематический, морфематический, фонематический, сонематический,

или уровень звукотипов). Ничто в принципе не меняется, если будет

использована любая другая модель — при непременном условии, что сохраняется

различие между моделью языка и моделью механизма, порождающего язык. Здесь

для простоты мы не затрагиваем проблемы текста. Строго говоря, сегмент

потока речи, используемый для выделения лингвистических единиц, и сегмент

потока речи, используемый для выделения единиц порождения, принадлежат

разным данностям: первый — тексту как элементарной модели потока речи;

второй — самому потоку речи, т. е. процессу речевой деятельности (см. [41,

58]).

5 О понятии «опосредствованная репрезентация» см. [38, 31]. По идее Осгуда,

это часть реакции на соответствующее данному речевому стимулу реальное

событие, т. е. значение, взятое в чисто прагматическом аспекте (см. об этом

ниже).

6 Ср. также различие «непосредственного» и «опосредствованного» языкового

сознания у Г. Вейнриха [149, 51].

7 См. [3, 93]: «Те или иные мысли выражаются во внешней речи только потому,

что предварительно они оказываются словесно выраженными по внутренней

речи». Более подробно о различии внутренней речи и внутреннего

программирования высказывания, а также внутреннего проговаривания см. [36].

8 [15, 369—373]. Выготский приписывает внутренней речи три важнейшие

характеристики: преобладание смысла над значением; агглютинация смыслов;

синтагматическое взаимодействие смыслов. «Переход от внутренней к внешней

речи есть сложная динамическая трансформация — превращение предикативной и

идиоматической речи в синтагматически расчлененную и понятную для других

речь» [15, 375]. Л. С. Выготский и особенно А. Р. Лурия относят эти

характеристики и к внутренней программе речевого высказывания.

9 Еще ранее аналогичное деление находим у Л. Блумфилда [6, 144].

10 Ср. разграничение «денотативного» и «коннотативного» значений в

современной американской науке.

11 О «синтагматических» и «парадигматических» ассоциациях см. [98].

12 На это же различие форм мышления и форм логического знания указывает

советский философ Э. В. Ильенков (см. [27]).

13 См. об этих работах [39].

14 Такой бесконтрольный перенос лингвистических моделей в психолингвистику

вызвал довольно бурный протест Дж. Миллера [124]. Но сам он в своих работах

нередко грешит подобным переносом.

15 См. охарактеризованное выше понятие «обратимости» предложения у Д.

Слобина [141].

1 Именно полемической направленностью объясняется, по-видимому, образно-

экспрессивная форма первого предложения широко цитируемого высказывания:

«На «духе» с самого начала лежит проклятие — быть «отягощенным» материей,

которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков — словом, в

виде языка. Язык так же древен, как и сознание: язык есть практическое,

существующее и для других людей и лишь тем самым существующее и для меня

самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь

из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми»

[50, 29].

2 Отметим, что изменение порядка слов при переводе предложения: Die

unmittelbare Wirklichkeit des Gedankens ist die Sprache (в переводе: «Язык

есть непосредственная действительность мысли») нарушает логическую связь.

Ведь и здесь, как ясно из контекста, исходным является «мысль», а не

«язык». А именно это высказывание особенно часто цитируется вне контекста.

3 Однако в неявной форме такое понимание еще проявляется в отношении

частных случаев этой связи, на них укажем ниже.

4 Интересно в этой связи обратить внимание на вполне закономерную эволюцию

взглядов по этому вопросу у Г. П. Щедровицкого, который вначале защищал

только гносеологический подход к языку [98], а затем только деятельностный,

но в конце концов пришел к тому, что «два по видимости противоположных

определения языка 1) как знания и 2) как реальности — оказываются

совместимыми и даже необходимо дополняющими друг друга» [97, 85]. То, что

предварительно казалось дизъюнкцией, оказывается при углубленном познании —

конъюнкцией, и в этом одна из важнейших закономерностей познания.

5 Нужно отметить, что и при исследовании языковых значений в

гносеологическом аспекте не исключены элементы эксперимента. На это

указывал, например, Л. В. Щерба, который всячески защищал правомерность

эксперимента в изучении системы языка, в первую очередь различных

преобразований (замен, парафраз и тому подобное), которые издавна

применялись в конкретных языках для выявления омонимии и синонимии [99]. В

последнее время можно отметить также попытки теоретического осмысления этих

приемов в связи с обсуждением вопросов трансформационного метода (см.,

например [25; 40; 85]).

6 Как отмечает Я. А. Пономарев, в психологии проявляются тенденции к

абсолютизации одной или другой стороны: «За разными взглядами на природу

психического (которых придерживались психологи-материалисты в последние

годы) можно разглядеть две основные позиции: одна из них подчеркивает

отображательную функцию психических явлений и трактует их как идеальное

субъективное отражение объективного мира; другая, подчеркивая регулирующую

функцию психического, сводит психическое к нервному» [67, 117].

7 Можно сослаться здесь не только на многочисленные высказывания в пользу

этой точки зрения, но и на тех авторов, которые считают, что язык имеет

лишь одну функцию. Так, например, Г. В. Колшанский утверждает, что язык

имеет только функцию выражения мышления [34], а Р. В. Пазухин доказывает,

что можно говорить только о коммуникативной функции языка [62]. (Подробнее

см. в гл. «К проблеме сущности языка»).

8 Может быть следует согласиться с С. Л. Рубинштейном, что выражение

экспрессии и убеждения входят в коммуникативную функцию и поэтому их вряд

ли стоит выделять особо.

9 Такое противопоставление мысли и речи, познания и коммуникации в этом

смысле можно вывести из следующего высказывания С. Л. Рубинштейна:

«Говорить — еще не значит мыслить. (Это банальная истина, которая слишком

часто подтверждается жизнью). Мыслить — это значит познавать; говорить —

это значит общаться. Мышление предполагает речь; речь предполагает работу

мысли: речевое общение посредством языка — это обмен мыслями для

взаимопонимания. Когда человек мыслит, он использует языковой материал, и

мысль его формируется, отливаясь в речевые формулировки, но задача, которую

мышление разрешает, — это задача познавательная». Правда, дальнейшее

замечание как будто уточняет это высказывание по крайней мере смягчает его

категоричность: «Познавательная работа над мыслями, облеченными в речевую

форму, отлична от работы над самой речью, над текстом, выражающим эти

мысли. Работа над текстом, над речью, — это отработка языковой оболочки

мысли для превращения последней в объекты осуществляемого средствами языка

речевого общения» [71, 110]. Здесь автор подчеркивает различный характер

работы мысли в зависимости от того, направлена ли она на непосредственно

познавательные или коммунитативные цели, но это требует уточнения

предыдущей мысли, о том, что говорить — еще не значит мыслить. По-видимому,

нужно признать наличие мыслительной деятельности и в «говорении», в

процессе общения, исключив из этого, так сказать, патологические случаи

«безмысленного» говорения, на которые Рубинштейн намекает в скобках (см.

также гл. «Психофизиологические механизмы речи»).

10 В качестве обоснования представляемого здесь взгляда на соотношение

языка и речи, противостоящего тенденции рассматривать язык и речь как

коррелятивные понятия, отсылаем к работе Й. М. Коржинека [37].

11 Эти вопросы составляют основную проблему стилистики.

12 Для мысли на ступени внутренней речи характерна сокращенно

предикативная, «сжатая» языковая форма, которая развертывается в сообщение,

в «полное» высказывание на уровне внешней речи, для целей коммуникации.

Исследования внутренней речи все больше показывают, что это особый вид

мыслительной деятельности, который можно рассматривать как промежуточное

звено между познанием и коммуникацией. Хотя совершение перехода и не

обязательно в каждом отдельном случае, но на основе внутренней речи оно

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85