Общее языкознание - учебник

целостности системы, существующей вопреки факту ее составленности из

подвижных и меняющихся элементов и позволяющей данной системе

проявлять качества, несвойственные ее элементам по отдельности. Системы

сложного динамизма — это прежде всего объекты, изобилующие, или, по

выражению У. Эшби, перенасыщенные внутренними и внешними связями. Понятия

сложности и динамизма в рассматриваемых системах органически слиты, так что

любой объект названного класса может быть в конечном итоге охарактеризован

как «соподчиненная сложная взаимосвязь частей, дающая в своих

противоречивых тенденциях, в своем непрерывном движении высшее единство —

развивающуюся организацию» [84, 9—10] (подчеркнуто нами. — Е. К.). Эти

атрибуты сложнодинамических систем отражаются на принципах их устройства и

конкретной организации: между элементами системы устанавливаются такие

связи, которые отвечают способности систем к устойчивости, активной

адаптации, известному саморегулированию, согласованию функций и структуры

системы с той субстанцией, в которой она реализуется и т. д. и т.п.

(подробнее обо всех атрибутах сложнодинамических систем см. в работах И. Б.

Новика, У. Эшби, Н. Винера [13; 52; 92]).

Из всех этих свойств, находящих в языке своеобразное отражение,

наиболее важными для понимания его развития являются, по-видимому,

следующие:

1. Особый характер взаимодействия со средой.

2. Особый характер взаимодействия между составными частями системы.

3. Относительная автономность отдельных звеньев системы в процессе ее

общего преобразования.

4. Существование «скрытых параметров», недоступных прямому наблюдению.

5. Относительная независимость внутренней структуры системы от ее

вещественного субстрата.

Попытаемся хотя бы кратко охарактеризовать эти свойства и

продемонстрировать, в каких конкретных лингвистических явлениях они находят

свое выражение.

Итак, первая особенность развития языка касается характера его

взаимодействия со средой. Как и любая другая сложно-динамическая система,

язык не просто формируется средой, но вступает с ней в многосторонние и

разнообразные отношения. Язык не отражает пассивно всех воздействий

окружающей среды, но относится к ним избирательно. Это согласуется с тем

обстоятельством, что язык и не может, не теряя своей качественной

специфики, непосредственно реагировать на абсолютно все изменения в том

фрагменте среды, в котором он существует. В противном случае некоторые

внешние воздействия могли бы вести не к развитию системы, а к ее разрушению

(так, например, языком усваиваются далеко не все инновации). Язык не

реагирует, например, непосредственно на целый ряд изменений в экономическом

или социально-политическом устройстве того общества, которое он

обслуживает. На это указывал еще Ф. Энгельс, который в письме к Й. Блоху

подчеркивал, что вряд ли кому-нибудь придет в голову связывать так

называемые германские передвижения согласных с экономическими условиями

жизни носителей этих языков [89]. С другой стороны, такие факторы в

развитии общества, как изменение контингента носителей данного языка, или

контактирование народов, или распространение просвещения и многие другие

факторы, подробно описываемые ниже, находят обычно отражение в истории

языка и служат конкретными причинами наблюдающихся в нем изменений.

Наиболее непосредственно отражается в языке материальный и культурный

прогресс общества в расширении средств номинации. Таким образом, разные

ситуации в среде находят в языке разное отражение.

Мы уже описывали выше переплетение в каждом состоянии языка черт

подвижности и устойчивости. Не возвращаясь к этому вопросу еще раз,

подчеркнем только, что устойчивость языка в его соотношениях со средой

осуществляется во многом через посредство изменчивости его вещественного

субстрата, т. е. из-за способности языка к варьированию и его избыточности.

В то же время в результате таких взаимокоррелируемых отношений языка

со средой вырабатывается именно динамическая устойчивость системы. В связи

с нею языку свойственно, например, возложить выполнение части функций с

одной подсистемы на другую, если в силу каких-либо изменений исконная

подсистема подверглась перестройке. Языки проявляют способность выразить

новые понятия с помощью старых средств или их перегруппировки, или

возможность скомпенсировать исчезновение одной единицы за счет появления

другой и т. п.

Общим свойством сложнодинамических систем является и то, что они

всегда стремятся к состоянию относительного равновесия [90, 388]. Им

присуща вследствие этого некая активность, но активность адаптивная, т. е.

удерживающая перемены в допустимых пределах и направленная на

приспособление системы к среде, но недопускающая вместе с тем ее

разрушения. Отсюда известное саморегулирование системы.

С этой особенностью тесно связана и вторая особенность в развитии

языка, которую можно охарактеризовать как динамическое взаимодействие

отдельных составных частей системы. Сущность этой особенности заключается в

том, что хотя язык в целом сохраняет свою составленность из вполне

определенных обязательных частей, или компонентов, — фонетики, лексики,

грамматики и т. п., — конкретное соотношение этих частей и характер

зависимости между ними на протяжении истории языка не остается неизменным.

Функционирование и развитие языка всегда достигается за счет согласованного

взаимодействия между отдельными частями, системы — уровнями, или ее

подсистемами, и языковыми единицами, а также за счет распределения функций

между ними [48, 99]. Характер такого согласования тоже меняется.

Используя понятие внутренней солидарности, выдвинутое представителями

Пражского лингвистического кружка (см. [10, 87]) и использованное в

дальнейшем и за его пределами, в частности, Э. Косериу [33, 232], можно

было бы подчеркнуть, что развитие языка означает в первую очередь развитие

той сети связей, которые наблюдаются между компонентами, образующими единое

«солидарное», или «ансамблевое», целое.

В специальной литературе уже были описаны многие конкретные примеры

тех корреляций, которые наблюдаются в истории языка между изменениями в

фонетической, грамматической и лексической подсистемами и которые выражают

зависимости перестройки одного уровня от сдвигов на другом; существование

межуровневых диахронических связей поэтому сомнения, по-видимому, не

вызывает (ср. [17; 37; 59; 79; 94; 129; 165]). Вместе с тем характер

подобных корреляций оценивается по-разному [9; 27, 187; 66]. Но несмотря на

то, что в освещении этих вопросов еще немало невыясненного и спорного, вряд

ли можно возражать в принципе против тезиса, сформулированного В. Н.

Топоровым, о том, что языковая система — это «совокупность элементов,

организованных таким образом, что изменение, исключение или введение нового

элемента закономерно отражается на остальных элементах» [73, 9—10]. Следует

признать в то же время, что правильное истолкование этого тезиса возможно

только в том случае, если не проводить знака равенства между элементами

системы (конструктами) и реальными частями системы, т. е. теми

непосредственными данностями, которые представлены в языке в форме

различных звуков, их последовательностей, отдельных слов и т. п. С

пониманием этого обстоятельства тесно сопряжено и понимание третьей

особенности развития языков как сложнодинамических систем — известной

независимости общей перестройки языка от тех частных сдвигов, которые

происходят именно с теми реальными данностями, о которых мы говорили выше.

Изменение единицы языка, как определенного элемента (или члена)

системы, часто не совпадающей с актуально выделенной частью потока речи

(или, соответственно, материальной последовательностью, обнаруженной в

реальном письменном тексте), не может не отразиться на строении языка или

на строении отдельных его звеньев. Утверждать обратное — значило бы

опровергать самый тезис о языке как определенным образом организованной

системе, где все взаимосвязано [167, 34]. Изменение члена системы в любой

области языка отзывается на всей системе [33, 234; 130, 5—8]. С другой

стороны, изменения, охватывающие языковые данности и имеющие частный

характер, т. е. не касающиеся, строго говоря, элементов системы, ведут

обычно лишь к перераспределению этих данностей внутри ограниченной области

явлений, и системы как таковой не затрагивают. Язык, таким образом,

характеризуется способностью по-разному реагировать на разные типы

изменений и на перестройку, осуществляемую внутри разных участков его

строения.

«В системе сложного динамизма, — подчеркивает И. Б. Новик, — изменение

некоторой части элементов.., трансформируясь по сложным путям, постепенно

угаснет, не нарушив качественной специфики всей системы в целом» [52, 106].

В силу указанного свойства последствия казалось бы одинаковых процессов в

разных конкретных языках тоже могут являться различными. Приведем только

один пример, иллюстрирующий разную роль заимствований с точки зрения их

последующего влияния на фонологическую подсистему языка. Фонема /ф/

появилась в русском языке под влиянием заимствований из греческого, но она

естественно включилась в складывающуюся здесь систему оппозиций по глухости

и звонкости и стала обязательным членом этой системы; в языке навахо было

достаточно заимствования всего нескольких английских слов, чтобы

аранжировка фонем в начальной позиции претерпела здесь существенные

изменения [126]; существование в современном немецком языке фонемы /з/

связано с единичными заимствованиями из французского, но сама фонема не

входит в систему кардинальных фонем данного языка; аналогично во многом и

положение фонемы /с/ в современном английском языке, выступающей только в

словах французского происхождения и на правах периферийной фонемы; с другой

стороны, известно, что приток французских слов в этот язык способствовал

радикальной перестройке акцентологической системы данного языка.

В избирательном отношении к разным изменениям язык проявляет также

следующую важную зависимость: чем от большего количества элементов зависит

устойчивость системы, тем меньшим является возмущающее воздействие на всю

систему изменение каждого отдельного элемента [52, 105—106]. Эта

закономерность сложно-динамаческих систем может помочь объяснить, почему,

например, преобразование одной-единственной оппозиции в фонологии имеет

неизмеримо более серьезные последствия для всего языка в целом, чем,

скажем, десятки постоянно совершающихся семантических сдвигов: система в

фонологии держится на сравнительно небольшом числе отношений и единиц;

семантическая система, напротив, строится на большем количестве единиц и

характеризуется огромным количеством разнородных связей.

В связи с описанными свойствами языка некоторые исследователи

справедливо указывают на то, что общий системный принцип организации языка

не исключает известной независимости системы в целом от перестройки внутри

частных ее подсистем и вполне определенной автономности последних [37;

38; 66]. Это означает, что и развитие их может происходить по своим

собственным внутренним законам, т. е. в той или иной мере обособленно друг

от друга [129; 165].

Лингвист-историк должен, конечно, стремиться увидеть самый минимальный

и незначительный сдвиг sub specie systematis, т. е. как отражение чего-то

более общего и целостного [156, 7]. Как демонстрирует, однако, на

фактическом материале Й. Хамм, подобные обобщения не должны являться

чересчур поспешными и по той причине, что в принципе не всегда возможны или

обязательны [80, 22 и сл.].

Выше мы уже говорили о том, что одни и те же процессы изменения

приводят в конкретных языках к разным последствиям (иллюстрацией может

служить здесь, например, история перегласовок в германских языках). Это

обусловливается тем, что протекание изменения происходит в разных условиях,

специфические особенности которых мы часто не в силах восстановить.

Признание этого факта тесно связано с четвертой особенностью языкового

развития, относящейся к наличию скрытых и невыявленных причин языкового

изменения. Уже само существование так называемых спонтанных или

спорадических изменений, которые в традиционном языкознании правильно

противопоставлялись обусловленным изменениям и сдвигам, заставляет

предположить, что в развитии языка наличествуют некие скрытые параметры, не

только вызывающие те или иные изменения, но и меняющие характер протекания

и направление начинающихся сдвигов.

В общем плане можно констатировать, что мера устойчивости языков и,

напротив, степень их изменчивости, определяются числом классов воздействий

среды, которые данная система способна воспринять и отразить, и числом

классов тех внутренних факторов, которые могут служить движущими силами

преобразований. Последовательного и тем более исчерпывающего перечисления

этих классов в языкознании еще не существует. Настоящая работа и ставит

своей целью осветить хотя бы наиболее существенные из этих причин и дать их

классификацию (см. ниже). Особую проблему в выявлении скрытых параметров

представляет, на наш взгляд, вопрос о совокупном одновременном действии

различных факторов и характере их переплетения. На рассмотрении этих

проблем мы и остановимся ниже.

Пятой важной особенностью языкового развития, как отражающего процесс

становления сложнодинамической системы, является известная независимость

структуры языка от того вещественного субстрата, в который она воплощается.

Это свойство языковой системы можно объяснить тем обстоятельством, что одна

и та же структура (или структура, оказывающаяся в определенном приближении

аналогичной) может реализоваться с помощью множества разных вещественных

субстратов. Иначе говоря, структура языка оказывается способной

оставаться инвариантной по отношению к тем элементам, которые ее выражают и

которые сами могут испытывать в это время довольно значительные изменения.

Описывая развитие языкового знака, указывают обычно, что оно

заключается в сдвиге отношений между означаемым и означающим (см. подробнее

выше, гл. «Знаковая природа языка», раздел «Специфика языкового знака»). Но

система языка слагается не только из знаков, но и фигур, тоже не остающихся

на протяжении истории языка неизменными. Меняется число фигур, меняется их

материальный облик. Меняется, наконец, и системная значимость указанных

единиц. Явления этого рода изучаются в диахронической фонологии, результаты

которой позволяют обобщить описанные здесь факты в виде особого правила.

Его можно было бы сформулировать в виде правила о необязательности прямых

корреляций между изменением материального облика конкретной единицы и

изменением ее положения в системе данного языка, или, что то же, о

необязательности корреляций между материальными и системными (структурными)

сдвигами в языке. Так, передвижения согласных в германских языках, столь

радикально изменившие конкретный облик германского консонантизма по

сравнению с индоевропейским, не означали вместе с тем изменений в

структурной конфигурации согласных, ибо принцип дистантности между тремя

рядами согласных не был нарушен. Аналогичные явления были описаны и

фонологами Пражской школы [10, 85]. Не случайно поэтому, что новая

интерпретация языковых изменений оказалась связанной более с выяснением

системного статуса изменений, чем с прослеживанием материального

преобразования единиц, столь характерным для младограмматиков. К

рассмотрению этого аспекта проблемы мы еще вернемся.

Мы охарактеризовали здесь некоторые особенности развития языка,

обусловленные его принадлежностью к классу сложнодинамических систем.

Описание свойств языка, связанных с его системным характером не в

диахронии, а в синхронии, — предмет отдельного исследования.

РОЛЬ ВНУТРЕННИХ И ВНЕШНИХ ФАКТОРОВ ЯЗЫКОВОГО РАЗВИТИЯ

И ВОПРОС ОБ ИХ КЛАССИФИКАЦИИ

Серьезным недостатком многих работ по исторической лингвистике, —

пишет К. Тогебю, — была попытка объяснить эволюцию языка как результат

действия какого-либо одного фактора [162, 277]. Против стремления

обязательно связать разные изменения с одной-единственной универсальной

причиной возражали и другие языковеды — Э. Косериу [33, 268], М. И. Стеблин-

Каменский [71, 75]. Но с такой точкой зрения согласны не все лингвисты.

Если оставить в стороне тех ученых, которые полагают, что проблема

каузальности вообще не имеет права на рассмотрение в пределах нашей науки,

или тех, кто считает, что «вопрос о причинах языковых изменений не является

существенным для науки о языке» [83, 29], можно отметить, что мнения по

данному вопросу представлены тремя различными точками зрения.

Первая из них заключается в том, что все изменения в языке обусловлены

экстралингвистическими причинами [3, 106], в первую очередь условиями

существования того общества, в котором бытует язык [140, 96; 154, 17].

Критикуя младограмматиков за то, что они пытались обнаружить причины

преобразований в индивидуальной психологии говорящего, А. Соммерфельт прямо

указывает, что все разнообразные факторы изменений имеют в конечном счете

социальный характер [154, 41]. Иногда подобная прямолинейная концепция

модифицируется в том смысле, что ее сторонники, признавая возможность

выявления ряда внутренних причин эволюции, полагают вместе с тем, что даже

за этими внутренними причинами стоят эксгралингвистические факторы. Нередко

решающая роль в возникновении и распространении языковых преобразований

приписывается и такому фактору, как потребности коммуникативного характера

[9].

Вторая крайняя точка зрения защищается теми, кто считает, что в любых

изменениях языка все вызывается исключительно внутренними причинами [96,

18]. Разновидностью данной концепции являются также теории, согласно

которым все экстралингвистические импульсы, хотя они, быть может, и имеют

место, не должны рассматриваться в пределах лингвистики. «Как только мы

оставляем язык sensu stricto и апеллируем к внеязыковым факторам, — пишет,

например, Ю. Курилович, — мы теряем четкие границы поля лингвистического

исследования» [36, 404]. Близкие по духу идеи развивает и А. Мартине,

который утверждает, что «только внутренняя причинность может интересовать

лингвиста» [41]. Представляется, что обе точки зрения достаточно

ограниченны.

Исходя из тезиса о двусторонней зависимости эволюции языка от факторов

внешних и внутренних, мы хотим подчеркнуть тем самым, что современная

постановка проблемы заключается не в том, чтобы изучать одни причины в

ущерб другим, а в том, чтобы объективно показать, в чем именно может

проявиться действие тех и других и их конкретное переплетение. Хотя в

советском языкознании и было высказано мнение о том, что положение о

«плюрализме причин» по своему существу якобы эклектично [9, 35], следует,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85