Общее языкознание - учебник

также некоторые формы кодификационных процессов.

Наиболее общим содержанием кодификации можно, видимо, считать отбор и

закрепление инвентаря формальных языковых средств различного плана

(орфографических, фонетических, грамматических, лексических), а также

эксплицитное уточнение условий их употребления. Важным моментом

кодификационных процессов является вместе с тем фиксация распределения и

использования в языке разного рода вариантных реализаций35.

В процессе сознательной кодификации норм можно выделить три тесно

взаимосвязанные стороны — это оценка, отбор и закрепление реализаций,

включаемых в норму. К основным видам оценки языковых явлений относится:

разграничение правильных и неправильных (с точки зрения литературной нормы)

реализаций36; указание на более или менее употребительную форму (лексему,

конструкцию) из числа вариантных реализаций; указание на различную сферу

употребления языковых явлений, относящихся к норме, или на различные

условия их употребления.

Точность кодификации, ее соответствие объективной норме в значительной

степени зависят от языкового чутья нормализаторов, отражаясь вместе с тем в

системе помет, используемых для характеристики соответствующих явлений в

нормативных словарях и грамматиках37.

Весьма существенным для оценки сознательной нормализации языка

представляется нам то обстоятельство, что объект кодификации

практически никогда не совпадает полностью с общим объемом языковых

явлений, входящих в литературную норму.

Относительно узкая сфера языковых признаков, являющихся объектом

кодификации, выступает особенно отчетливо, если принимать во внимание и

историческую расчлененность, неодновременность кодификации явлений,

относящихся к разным аспектам языка. Сравнительно поздно по времени и не

всегда отчетливо кодифицируется, например, большинство синтаксических

явлений, а также распределение вариантных реализаций, связанное с

функционально-стилистическими разграничениями литературного языка. К числу

некодифицируемых или слабо кодифицируемых явлений относится и частотность

употребления отдельных словоформ лексем и синтаксических конструкций. Лишь

в некоторых случаях в нормативных пособиях и словарях приводятся частотные

характеристики, как правило, они сводятся к общим и довольно неточным

указаниям типа «продуктивно», «непродуктивно», «чаще», «реже» и т. д.

Данное обстоятельство следует отнести как за счет сложности точных

характеристик нормативных явлений, так и за счет несовершенства и

приблизительности некоторых форм кодификации, что приводит в ряде случаев к

неправильной или неточной фиксации нормативных явлений.

Причиной «ложной» кодификации может служить субъективизм оценок,

недостаточность или неточность статистических данных, стремление

нормализаторов к искусственному выравниванию форм «по аналогии», узкое

понимание социальной, территориальной и функциональной основы норм, а также

неверная оценка исторических тенденций развития языка.

Факты подобного рода наблюдаются в истории различных литературных

языков. Так, например, в Германии в первой половине XVIII столетия И.

Готтшед ратует за сохранение трех форм zwen — zwo — zwei, отражающих

родовую дифференциацию соответствующего числительного, уже исчезавшую из

употребления (заметим, что данные формы были в системе немецкого языка

изолированными, так как для других числительных подобной дифференциации не

существовало). Закрепление этих форм в грамматиках на некоторое время

задержало их исчезновение38, хотя на конечный результат процесса это

обстоятельство существенного влияния не оказывает. Впрочем, в некоторых

условиях консервация архаических форм в процессе кодификации литературной

нормы может надолго задержать их исчезновение, ср., например, длительное

сохранение системы трех родов в письменной форме нидерландского языка

[55].

Искусственное поддержание архаических форм иногда имеет своей причиной

и стремление к парадигматическому единообразию форм, в ряде случаев

противоречащее реальному историческому развитию языка (ср., например, для

немецкого языка встречающуюся еще в XVIII в. глагольную форму 2 л. ед. ч.

kцmmt по аналогии с stцЯt, или такие формы, как gehet, stehet, которые

долгое время поддерживались нормализаторами, несмотря на явную тенденцию к

сокращению их употребления, наблюдавшуюся уже в XVIII столетии).

Другая сторона данного явления связана с неверной оценкой новых,

развивающихся в языке явлений и также со слишком узким пониманием

отдельными нормализаторами территориальной, социальной или функциональной

основы литературной нормы. Такова, например, борьба с так называемым

«именным стилем» немецкого языка, основанная отчасти на игнорировании тех

тенденций развития, которые наблюдаются в деловом языке и языке науки.

Заметим, что тенденция к широкому распространению именных конструкций

(например, типа русск, заявить протест; нем. Abschied nehmen 'попрощаться')

характерна не только для немецкого языка, но и для ряда других европейских

языков. Так, для чешского языка ее в свое время отметил В. Матезиус,

подчеркнувший вместе с тем преимущественное употребление именных

конструкций в определенных сферах письменного общения [59, 389].

Кодификация литературных норм, безусловно должна опираться на изучение

языка разных функциональных разновидностей и учитывать существующие

различия в употреблении отдельных языковых явлений, входящих в литературную

норму. В последнее время вопрос этот, активно разрабатывающийся в

отечественной лингвистике, ставится на материале «культуры речи» разных

языков [85; 96].

Успех сознательной нормализации языка зависит таким образом от

соблюдения целого ряда условий, сформулированных наиболее отчетливо

пражцами [10, 136]. К их числу относятся следующие моменты: 1) нормализация

должна способствовать стабилизации литературного языка, не нарушая его

структурных особенностей; 2) нормализации не следует углублять различий

между устным и письменнным языком; 3) нормализация должна сохранять

варианты и не должна устранять функциональных и стилистических различий.

К этой характеристике можно, по-видимому, добавить лишь одно: в

процессе сознательной нормализации (т. е. кодификации норм) литературного

языка должны приниматься во внимание особенности нормализации явлений,

относящихся к разным подсистемам языка.

Определяя роль кодификационных процессов для разных сторон системы

литературного языка, В. Матезиус писал: «Лингвистическая теория вмешивается

прежде всего в норму правописания, в меньшей мере... в его фонетику,

морфологию, синтаксис и меньше всего в его структуру и в лексику» [54]39.

Вместе с тем с его точки зрения, для всех уровней языковой реализации

сохраняет свое значение борьба с архаизмами, а также поддержание вариантов,

выражающих функциональные различия. Особенно важен этот последний аспект

для синтаксических и лексических явлений, где число параллельных

конструкций и лексем, закрепляемых нормой литературного языка, обычно

особенно значительно. Для орфографии, которая является продуктом «чистой

условности» [53, 389], кодификационные процессы играют наибольшую роль. Они

в значительной мере формируют саму орфографическую систему, приводя ее в

соответствие с фонологической и фонетической системами. Впрочем, момент

стихийности все же имеет место и при нормализации орфографии: он может быть

отнесен за счет исторической традиции, известным образом затрудняющей и

замедляющей действие кодификации. Из-за необходимости сохранять

преемственность письменной традиции полная «оптимализация» орфографических

правил оказывается практически не всегда возможной, чем и объясняется

существование ряда исключений, а также сохранение некоторого числа

вариантных написаний, нарушающих регулярность и простоту орфографической

системы.

НОРМА ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА КАК ИСТОРИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ

Определяя специфику литературной нормы на основе более широкого и

общего понятия языковой нормы, следует еще раз подчеркнуть, что для

национального литературного языка характерно усиление устойчивости,

стабильности норм40, а также увеличение их избирательности и

дифференцированности (нормы устной и письменной форм литературного языка,

нормы разных функциональных разновидностей литературного языка).

Названные выше специфические признаки литературной нормы появляются,

однако, не сразу, а складываются постепенно по мере формирования

литературного языка. Поэтому необходимыми аспектами изучения

литературной нормы является ее историческое рассмотрение. Важность данного

аспекта исследования была настоятельно подчеркнута В. В. Виноградовым [15,

6—9], заметившим, вместе с тем, что «динамическая» характеристика нормы

имеет весьма существенное значение и для общего понимания генезиса и

развития литературного языка [14, 7—8 и 26].

Согласно нашему пониманию языковой нормы, ее характер обусловливается,

с одной стороны, структурной организацией данного языка, а с другой —

исторической традицией, определяющей привычные, устойчивые формы реализации

этой структуры. Взятая с этой точки зрения история литературной нормы — это

история языковой традиции, действующей в рамках структурных возможностей

языковой системы и опирающейся, вместе с тем, на процессы сознательного

регулирования отдельных способов и форм традиционной реализации языка.

Определяя литературную норму как историческую категорию, следует с

самого начала настоятельно подчеркнуть неразрывность ее статических

(выделение и изучение признаков нормы) и динамических (рассмотрение

становления и изменения этих признаков) характеристик. Непосредственная

связь этих двух сторон выступает весьма определенно, например, при изучении

нормализационных процессов. Выше мы определили нормализацию как

совокупность сознательных и стихийных процессов отбора нормативных

реализаций (см. стр. 574). Вместе с тем нормализация может и Должна

рассматриваться и как непрерывный исторический процесс, приводящий к

оформлению и изменению литературных норм (см. также [5]). Тесная связь

исторического аспекта рассмотрения нормы с ее статическими характеристиками

проявляется и в том, что последние в значительной мере зависят от тех

исторических условий, в которых формируется определенная литературная

норма. Так, например, степень вариантности норм литературного языка может в

некоторой степени зависеть от того, насколько однородной (или разнородной)

является генетическая основа данного литературного языка и в какой мере

влияли на него в процессе формирования различные языковые системы,

контактировавшие с ним. Правда, такая связь далеко не во всех случаях

отчетливо выражена (ср., например, данные, приведенные Д. Брозовичем для

типологической характеристики славянских языков [7, 29]), так как степень

вариантности нормативных реализаций определяется и многими другими

причинами: степенью развития общественных функций литературного языка,

историческими условиями его нормализации и т. д.

Исторический аспект характеристики литературных норм разработан для

разных языков еще весьма мало. Представляется, однако, возможным выделить и

кратко охарактеризовать некоторые существенные, с нашей точки зрения,

моменты, связанные с процессами формирования и изменения норм.

Историческая основа литературных норм

Формирующиеся литературные нормы обычно имеют некоторую

территориальную основу, а также известную социальную и функциональную базу

(язык определенных видов письменности или сфер устного общения, носителями

которого являются те или иные общественные слои). Однако, как уже

отмечалось выше, литературная норма редко полностью совпадает с каким-либо

территориальным или социальным узусом.

В территориальном плане ведущую роль для формирующейся литературной

нормы обычно играют центральные районы страны, группирующиеся вокруг

столицы (ср. роль языка Москвы, Парижа, Лондона, Праги, Пекина, Ташкента и

т. д. для соответствующих литературных языков).

Вместе с тем территориальная основа литературной нормы может быть

охарактеризована и с точки зрения ее большей или меньшей однородности.

Часто наблюдающаяся гетерогенность системы литературного языка вызывается

различными историческими причинами. К наиболее вероятным из этих причин

обычно относят неоднородность диалектной базы литературного языка, а также

сдвиги диалектной основы или историческую смену одной основы — другой. Так,

большинство славянских языков отличается исходной гомогенностью [7, 23 и

след.]. Исключение в этом плане составляет словенский язык, а отчасти также

хорватский (в его обеих разновидностях) и чешский языки. Однако по второму

признаку (обновление исходной структуры) гетерогенные черты имеют

украинский, польский, словенский, болгарский и отчасти сербохорватский, т.

е. довольно значительное число славянских языков. Большинство германских

языков — немецкий, нидерландский, английский, норвежский — также отличаются

гетерогенностью, связанной с разными историческими причинами.

Неоднородность литературной нормы нидерландского языка определяется

фактом исторического взаимодействия фламандско-брабантской и голландской

диалектных областей, наблюдавшегося в XVI—XVII вв. в связи с передвижением

политического и экономического центра страны на север и упадком ее южных

провинций [32; 55; 56]. Происшедшая при этом смена диалектной базы явилась

результатом сложного взаимодействия южной литературной традиции И

разговорного языка северных голландских провинций.

Соответствующая характеристика литературной нормы немецкого языка

определяется смешанным характером восточносредненемецких диалектов, легших

в его основу, а также интенсивным взаимодействием локальных литературных

традиций, опиравшихся на разные диалектные группы [26; 27].

Гетерогенность литературной нормы английского языка была связана со

смещением его диалектной базы и проникновением в лондонский диалект

восточно-центральных элементов, что сопровождалось вытеснением из языка

Лондона ряда исконных южных; черт (см. подробнее [80; 81; 82])41. Кроме

того, для всех рассмотренных выше германских языков были характерны также

разнообразные иноязычные влияния, в разной степени отразившиеся в их

современных литературных нормах.

Определенная территориальная ориентировка литературных, норм, наиболее

ясно ощущающаяся на ранних этапах формирования национальных литературных

языков, сочетается с некоторыми социальными и функциональными ограничениями

исходного узуса.

В социальном аспекте носителями формирующихся литературных норм могут

быть — в зависимости от конкретных исторических условий — более или менее

широкие социальные группировки, причастные к культуре и образованию. Так, в

качестве основы произношения чешского литературного языка называют не

просто произношение жителей столицы, но — прежде всего — произношение

образованных слоев населения Праги. Подобную же роль сыграло для

нормализации русского литературного языка произношение московской

интеллигенции.

Отмечая опору нормализационных процессов на язык определенных сфер и

форм общения, следует прежде всего выделить роль письменного языка: его

относительная статичность, фиксированность и широкая сфера его

использования приводят к тому, что письменный язык оказывается удобной

основой нормализационных процессов. Что касается тех видов письменности,

которые можно считать наиболее существенными для становления литературной

нормы, то многие исследователи подчеркивают ведущую роль художественной

литературы в этом процессе [25; 54; 82]. Однако в зависимости от

исторических условий для разных языков и различных периодов их развития

важную роль играют и другие виды письменности: деловая проза, язык науки и

т. д. Поэтому несмотря на то, что художественная литература весьма

существенна для становления литературных норм, она, как справедливо

замечает Р. А. Будагов [8, 33], не может рассматриваться как их

единственная опора. Вполне возможно предположить, что роль отдельных видов

письменности была различной для истории разных литературных идиомов.

Укажем, например, на значительное, место деловой письменности в

истории немецкого литературного языка, или на роль делового, «приказного»

языка для определенных периодов истории русского языка XVI—XVII вв. [18,

111]. Отметим также все возрастающее значение языка науки для современных

литературных норм.

Наиболее общей для разных литературных языков исторической тенденцией

является расширение социальной и функциональной основы норм, а также

постепенная демократизация норм, связанная с расширением социальных функций

литературного языка и ростом его функционально-стилистического

многообразия. Поэтому наблюдающаяся обычно в начальный период становления

литературных норм более тесная их связь с определенным узусом в дальнейшем

обычно ослабевает. Происходит так называемая «либерализация» норм, которая

определяется значительным влиянием на литературную речь различных форм

обиходно-разговорного языка, что прослеживается на самом разнообразном

материале. Следует сопоставить соответствующие выводы В. Г. Костомарова

[40] и Т. Г. Винокур [20] в отношении русского языка, наблюдения В. Н.

Ярцевой, связанные с английским литературным языком [81], а также

соответствующие положения в работах М. М. Гухман, высказанные ею на основе

обобщения разнообразного языкового материала [25, 305] (см. также [96]).

Историческая непрерывность и неравномерность нормализационных процессов

Важным моментом для общей оценки исторической стороны нормы является

положение о непрерывности нормализационных процессов [21; 40], которое

опирается на идею непрерывности развития языка в структурном плане

(изменения в его строевой организации), а также в нормативном (изменения в

традиционных формах реализации этой структуры) и функциональном (изменения

в общественных функциях литературного языка) аспектах. Вместе с тем

необходимо отметить различную интенсивность нормализации в разных сферах

использования языка, что находит свое отражение в неравномерном выявлении

соответствующих процессов в языке отдельных видов и жанров письменности.

«Интенсивность и строгость нормализации неоднородны в разных типах или

стилях литературного языка»,— пишет В. В. Виноградов, характеризуя

положение, наблюдающееся на материале славянских литературных языков [13,

57] (ср. также на немецком материале [64; 65]).

Неравномерность нормализационных процессов прослеживается и по

отношению к явлениям, соотнесенным с разными сторонами языковой системы.

Вопрос этот мало изучен и критерии сложившейся нормы пока остаются для

разных сторон языка недостаточно ясными. Особенно неопределенны

признаки сложившейся лексической нормы. С точки зрения В. Н. Ярцевой, ее

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85