Общее языкознание - учебник

азербайджанским, гагаузским и анатолийско-турецким. Эти особенности

несомненно отражают сложную историю заселения Крымского полуострова

различными тюркскими племенами. С начала второго тысячелетия н. э. почти

вся территория Крыма, начиная с Притаврии и до горной гряды на юге,

заселялась кыпчакскими племенами, как об этом свидетельствует старая

топонимика Крыма; прибрежная же полоса от Байдар до Кафы (Феодосия) имела

смешанное население (византийцы, генуэзцы, армяне и др.), от которого также

сохранились топонимические названия, но старых тюркских топонимов среди них

нет. В XV—XVI вв. здесь начали появляться и затем надолго обосновались

выходцы из Турции — больше всего из Анатолии. Еще позднее в степную часть

Крыма пришли ногайцы. Эти этно-лингвистические факторы определили строение

диалектной карты Крыма и в значительной мере формирование крымско-

татарского литературного языка в последующее время15.

Карельские диалекты Калининской области обнаруживают значительное

сходство с карельскими диалектами северной части Карельской АССР, хотя

носители тех и других говоров в настоящее время отделены друг от друга

значительным расстоянием. Это объясняется тем, что после окончания русско-

шведской войны и заключения Столбовского мира (1617 г.) одна часть

карельского народа с территории Приладожья и Карельского перешейка в

течение первой половины XVII в. переселилась в глубь России на земли

современной Новгородской и Калининской (а также частично Ярославской и

Тамбовской) областей, а другая часть пошла в направлении к северу и северо-

востоку — на территорию центральных и северных районов Карельской АССР16.

Было бы, однако, совершенно неправильно делать вывод о том, будто

первостепенная роль в изменении языка под воздействием внешних факторов

принадлежит таким факторам, как влияние других языков, миграции,

переселения, особенности исторической жизни народа, говорящего на данном

языке и т. п.

Самым мощным внешним фактором, вызывающим языковые изменения, является

прогресс человеческого общества, выражающийся в развитии его духовной и

материальной культуры, в развитии производительных сил, науки, техники и т.

п., влекущем за собой усложнение форм человеческой жизни и, соответственно,

языка.

ВНУТРЕННИЕ ПРИЧИНЫ ЯЗЫКОВЫХ ИЗМЕНЕНИЙ

В предыдущем разделе были описаны различные языковые изменения,

вызванные действием внешних факторов (влияние других языков, особенности

исторической жизни данного народа и т. п.). Однако изменения в языке могут

быть также результатом действия так называемых внутренних факторов.

Важнейшей функцией языка является функция общения, и для ее осуществления

необходим постоянно действующий механизм. В языке таким механизмом будут

правила соединения слов в целях образования осмысленных высказываний, вне

наличия которых никакая коммуникация не представляется возможной.

Многие лингвисты, называвшие себя социологами и марксистами, почему-то

не хотели признать, что уже одно функционирование языкового механизма как

такового, способно породить импульсы языковых изменений, которые сами по

себе являются независимыми от истории народа.

Главная особенность, отличающая внутренние причины языковых изменений

от внешних, заключается в том, что внутренние причины не имеют никаких

временных ограничений, тогда как каждый внешний импульс, вернее его

действие, ограничено определенной исторической эпохой. В этом смысле

внутренние причины являются поистине панхроническими. Можно утверждать, что

эти причины действовали во всех некогда существовавших, но ныне уже

исчезнувших языках, действуют в языках современных и будут действовать в

языках будущего.

Изучение характера внутренних причин, вызывающих языковые изменения,

могло бы быть темой специальной монографии. В данном разделе из них могут

быть охарактеризованы только важнейшие типы.

Приспособление языкового механизма

к физиологическим особенностям человеческого организма

Биологическая наука давно установила, что чисто биологические

возможности человеческого организма далеко не безграничны. Они имеют

определенные физиологические ограничения. Самое интересное состоит в том,

что эти физиологические ограничения не могут быть устранены, так как это

неизбежно привело бы к нарушению жизнедеятельности человеческого организма.

Хорошо известны, например, такие явления, как невозможность безграничной

перегрузки человеческой памяти или беспрерывной работы человеческого

организма. Подобные перегрузки неизбежно вызовут определенную реакцию,

которая выразится в исчезновении следов полученных впечатлений или

забываемости, или в появлении признаков утомления, затрудняющих дальнейшую

работу организма.

Следует заметить, что человеческий организм отнюдь не безразличен к

тому, как устроен языковой механизм. Он старается определенным образом

реагировать на все те явления, возникающие в языковом механизме, которые

недостаточно соответствуют определенным физиологическим особенностям

организма. Таким образом возникает постоянно действующая тенденция

приспособления языкового механизма к особенностям человеческого организма,

практически выражающаяся в тенденциях более частного характера.

I. Тенденция к облегчению произношения.

Наличие в языках известной тенденции к облегчению произношения

неоднократно отмечалось исследователями. В то же время находились скептики,

склонные не придавать ей особого значения. Они мотивировали своё

скептическое отношение тем, что сами критерии лёгкости или трудности

произношения являются слишком субъективными, так как они обычно

рассматриваются сквозь призму того или иного конкретного языка. То, что

кажется трудно произносимым благодаря действию системного «фонологического

синта» носителю одного языка, может не представлять никаких затруднений для

носителя другого языка. Многое здесь зависит от произносительных привычек,

усвоенных носителями конкретных языков, и их артикуляционной базы, от

особенностей их фонетического строя, типов структуры слога и типичных для

данного языка звукосочетаний, характера ударения, мелодики речи и от других

факторов. Так, например, произношение слова строй, которое каждый русский

может произнести без особого труда, представляет большие трудности для

финна и в особенности для китайца. Необычайные трудности для китайца

представляет произношение русского звука р, например, в слове икра, который

китаец, обучающийся русскому языку, стремится произносить как л. Обычное

для финна слово hyцdyttцmyys 'бесполезность' трудно для русского по причине

несвойственного русскому языку стечению гласных переднего ряда в одном

слове, наличие специфических гласных ц, ь и дифтонга ць. Не менее трудно

для русского произношение грузинского глагола q'iq'ini 'квакать' по причине

контрастного стечения задненёбного надгортанного p' и гласного i,

повторяемого дважды. Подобных примеров можно было бы привести значительное

количество. Все эти доводы, конечно, нужно принимать во внимание, но все же

они не могут служить достаточно веским аргументом против существования в

различных языках мира вышеуказанной тенденции.

Наблюдения над историей развития фонетического строя различных языков

мира с достаточной убедительностью свидетельствуют также и о том, что во

всех языках существуют относительно трудные для произношения звуки и

сочетания звуков, от которых каждый язык стремится по возможности

освободиться или превратить их в более легкие для произношения звуки и

сочетания звуков. Так, например, было с достаточной долей вероятности

установлено, что в индоевропейском языке-основе существовал ряд так

называемых лабиовелярных согласных qw, qwh, gw, gwh, обладавших, по-

видимому, довольно сложной артикуляцией. Любопытно при этом отметить, что

ни в одном из современных индоевропейских языков эти звуки не

сохранились17. Они или совпали с обычными нелабиализованными k и g, или

превратились в губные смычные. Можно предполагать, что сложная артикуляция

этих звуков была негативным фактором, и различные индоевропейские языки на

протяжении истории их развития стремились различными путями эту артикуляцию

устранить. Интересным примером в этом отношении может служить также

существование в индоевропейском языке-основе так называемых слоговых

носовых и плавных l*,?, f, g. Они также оказались очень неустойчивыми.

Около слоговых плавных и носовых в различных индоевропейских языках

усиливались так называемые пазвуки, в результате чего образовывались

сочетания, составленные из гласного и сонантов ?, l, т, п, ср., например,

рефлексы индоевропейского архетипа *wlqos 'волк' в древних и современных

индоевропейских языках: готск. wulfs, лат. (из оскско-умбр.) lupus, др.

греч. lЪkoj, русск. волк и т. д.

Сочетание носового гласного и простого типа г + о, е и т. д.

представляет исключительные трудности для артикуляции. По этой причине ни в

одном из языков мира, имеющем носовые гласные, они не встречаются.

В индоевропейской языковой основе некогда существовало слово *oktф,

обозначающее 'восемь'. Группа согласных kt вряд ли может считаться удобно

произносимой, поскольку сочетание двух смычных глухих создает чрезмерное

напряжение (excessive tension). Индоевропейские языки нередко различными

способами стремились облегчить произношение этой группы в слове 'восемь' в

умбрском языке k превратился в спирант h, ср. умбрск, uht; в немецком языке

k превратился также в спирант, но иного качества, в спирант х, ср. нем.

acht; то же самое явление имело место в новогреческой демотике, ср. греч.

octТ, в испанском языке группа kt превратилась в аффрикату и (орф. ch) ср.

исп. ocho; в итальянском и шведском языках в группе kt k уподобилось t, ср.

ит. otto и шв. еtta.

Ударение и долгота относятся к числу связанных между собой факторов.

Любой ударный гласный немного длиннее неударного. Однако наличие сильного

экспираторного ударения на долгом гласном в известной степени затрудняет

произношение, вызывая перегрузку произносительных усилий. Целый ряд языков

нашел выход из этого положения в дифтонгизации долгих гласных. Ударение

перемещается на один из компонентов дифтонга, который в то же время

освобождается от долготы. Так, например, обстояло дело в истории финского

языка. Долгие гласные ф, y и з в финском языке превращаются в дифтонги,

например: Sфmi 'Финляндия' дало Suomi, jфn 'пью' превратилось в juon, ф

'ночь' — в уy, sцn 'ем' — в syцn, mзs 'мужчина' — в mies и т. д.

В вульгарной латыни, в конце V в. гласные открытого слога под

ударением получили удлинение независимо от своего качества, например, fк?de

'вера' превратилось в fк?d e; pк?de 'нога' — в p к ?d e. В дальнейшем эти

ударные долгие гласные превращались в дифтонги, например p к ?d e

превращалось в pied, fк?d e в feid и т. д.

Подобная дифтонгизация долгих гласных происходила так же в истории

английского языка в период времени от XIV до XVI в. Так, например, time

'время' превращалось в taim через промежуточные ступени tinm, tenm; hыs

'дом' превратилось в haus через промежуточную ступень hous и т. д.

Глухие смычные в интервокальном положении в сочетаниях Типа ata, ара,

asa и т. д. более труднопроизносимы по сравнению со звонкими смычными,

находящимися в том же положении. Неудивительно, что в истории самых

различных языков наблюдалась тенденция к замене смычных глухих в

интервокальном положении соответствующими звонкими смычными или спирантами.

Можно априорно утверждать, что стечение двух гласных, или так

называемое зияние, не облегчает произношение слов, а наоборот, затрудняет,

это в одинаковой степени ощущается носителями самых различных языков.

Неудивительно поэтому, что в языках совершенно различного фонетического

строя наблюдаются попытки устранения зияния.

Всё сказанное лишний раз свидетельствует о том, что утверждение о

наличии во всех языках мира тенденции к облегчению произношения не так уж

субъективно по своей сущности. Наряду с попытками приспособить произношение

к особенностям звуковой системы конкретного языка несомненно существует

стремление к устранению позиций, вызывающих артикуляционное затруднение у

носителей самых различных языков. Таким образом, основная

целенаправленность тенденции к облегчению произношения состоит в стремлении

к возможному уменьшению произносительных затрат. Тенденция к облегчению

произносительных затрат является одной из разновидностей более широкой

тенденции к экономии, сущность которой будет нами рассмотрена позднее. К

конкретным формам проявления этой тенденции могут быть отнесены такие

явления, как ассимиляция, например, лат. summus 'высший' из supmos, ит.

fatto 'сделанный' из factum, фин. maassa 'в стороне' из maasna и т. д.;

явление внешнего и внутреннего сандхи, например, др.-инд. putraз-иa 'и сын'

из putras иа, мар. jolgorno 'тропа' из jolkorno и т. д.; явления умлаута

или преломления (Brechung) ср. нем. Krдfte 'силы' из Krafte, явление

сингармонизма, ср. тат. urmanlarda 'в лесах', но kьllдrdд 'в озёрах'.

Однотипными с ассимиляцией можно считать вообще все изменения

согласных и гласных, возникающие под влиянием соседних согласных и гласных

или групп согласных, ср., например, широко распространенные в различных

языках случаи палатализации согласных перед гласными переднего ряда, случаи

изменения их качества в этих позициях, например, изменение качества k и g

перед гласными е и i; ср. лит. keturi, но русск. четыре, др.-инд. иatvarah,

арм. иors, греч. t?ttarej, лат. caelum 'небо' [.kelum], исп. cielo [(ielo],

ит. cielo [иielo], рум. cer [иer], тур. iki 'два', азерб. диалектн. iиi

'два'.

Все случаи ассимиляции представляют конкретные проявления

артикуляционной аттракции. Стремление к экономии произносительных затрат

ведет к созданию двух гомогенных образований в смежных позициях.

Помимо описанных явлений встречаются фонетические изменения, которые сами

по себе не являются результатом артикуляционной аттракции, но они также

подчинены тенденции уменьшения произносительных затрат, поскольку они

направлены на устранение произносительных помех. Сюда можно отнести

различные типы эпентезы, или вставки гласных и согласных (ср. лат. poculum

'бокал' из poclom; сербо-хорв. факат при русск. факт; остров при лит. srovл

'течение'; фр. humble 'смиренный, униженный' при лат. humilis), упрощение

групп согласных (например, нем. Nest 'гнездо' при русск. гнездо, русск.

мыло, но польск, mydio 'мыло', лат. luna 'луна, месяц' из более древнего

louksna и т. д.).

Довольно любопытным способом облегчения произносительных затрат

является устранение концентрации произносительных усилий, например

устранение скоплений двух долгих гласных, или долгого гласного и группы,

состоящей из двух согласных (ср. греч. basil?wn 'царей' из basilзфn, лат.

ventus 'ветер' из vзntos), сочетаний, состоящих из долгого и краткого

гласного (ср. финск. soiden 'болото' из sфiden).

Концентрация произносительных усилий создается при сочетании долготы

гласного и силового ударения, падающего на этот гласный. Примером

устранения образующейся сверхдолготы может служить превращение ударных

долгих гласных в дифтонги в истории финского языка, ср. финск. suo 'болото'

(из sф, ср. совр. эст. soo 'болото'), финск, tyц 'работа' (из tцц, ср.

совр. эст. tцц). Аналогичное явление имело место в истории французского

языка, ср. вульг. лат. f?de 'вера', ст.-фр. feid и т. д.

Стремлением к уменьшению произносительных затрат объясняются также

широко распространенные в различных языках мира случаи редукции гласных в

безударных слогах, ср. русск. волна [vAlnб], берег [bйr'qk], норвеж. like

[li:kq] 'любить', synge [sьNq] 'петь', нем. singen [siNqn] 'петь', ich habe

[iз habq] 'я имею' и т. д. Редуцированный гласный в безударном слоге может

совсем утратиться. Этим объясняется, например, утрата древних конечных

гласных во многих финно-угорских языках, ср. коми-зыр. sхn, 'жила', эрзя-

морд, san, мар. шян, финск. suoni, коми-зыр. lym 'снег', мар. lum, финск.

lumi и т. д., ср. также греческие формы род. п. ед. ч. типа patrТj, mhtrТj,

fugatrТj, Ўndroj от pat»r 'отец', m»thr 'мать', fugЈthr 'дочь', Ўn»j

'человек, мужчина' и т. д.

Различные языки стремятся устранить скопление двух рядом стоящих

гласных, в особенности двух гетерогенных гласных, выражением чего является

устранение зияния. Неустойчивыми оказываются также скопления открытых

слогов. В качестве средства устранения подобных скоплений часто выступает

синкопа, ср. лат. ulna 'локоть' при греч. зl?nh 'локоть', исп. siglo 'век',

но лат. saeculum, финск. korkeus 'высота' из korke-дute и т. д.

Неудобопроизносимым, по всей видимости, является сочетание однородных

согласных, разделенных гласными или согласными иного образования, что часто

устраняется путем диссимиляции, ср. исп. arbol 'дерево' при лат. arbor,

груз. kharthuli 'грузинский' из kharthuri, ср. osuri 'осетинский' и т. д.

Частным случаем диссимиляции является гаплология, например, русск.

знаменосец из знаменоносец и т. д.

В неменьшей мере стремление приспособить языковый механизм к

особенности человеческого организма, к особенностям его психологической

организации, проявляется в области грамматического строя языка. Большой

интерес в этом отношении представляют следующие явления, отмеченные в самых

различных языках мира.

II. Тенденция к выражению разных значений разными формами.

Тенденцию к выражению разных значений разными формами иногда называют

отталкиванием от омонимии.

Арабский язык в более древнюю эпоху своего существования имел только

два глагольных времени — перфект, например, katabtu 'я написал' и

имперфект aktubu 'я писал'. Эти времена первоначально имели видовое

значение, но не временное. Что касается их способности выражать отношение

действия к определенному временному плану, то в этом отношении

вышеуказанные времена были полисемантичными. Так, например, имперфект мог

иметь значение настоящего, будущего и прошедшего времен. Это

коммуникативное неудобство потребовало создания дополнительных средств.

Так, например, присоединение к формам перфекта частицы qad способствовало

более чёткому отграничению собственно перфекта, например, qad kataba 'Он

(уже) написал'. Присоединение префикса sa- к формам имперфекта, например,

sanaktubu 'мы напишем' или 'будем писать' дало возможность более четко

выразить будущее время. Наконец, употребление форм перфекта от

вспомогательного глагола kвna 'быть' в соединении с формами имперфекта,

например, kвna jaktubu 'он писал' дало возможность более четко выразить

прошедшее длительное.

Местные падежи, характеризовавшиеся суффиксами -nа и -ka, в

протоуральском языке были полисемантичны. Местный падеж с суффиксом -па

обозначал местонахождение и внутри предмета, и на поверхности предмета;

другой местный падеж, направительный падеж на -ka, обозначал и движение во

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85