Общее языкознание - учебник

существу идея отделения от чего-либо была использована для выражения

принадлежности. Новое образование привилось в языке, поскольку оно не

противоречило общественному потенциалу создания аналогичного образования.

Потенциально это мог сделать каждый. Наблюдения показывают, что если

инициатива индивида, создавшего новое слово или форму, находится в

соответствии с общественным потенциалом создания такой же формы, то новое

слово или форма принимаются обществом и получают закрепление в языке.

Выше были рассмотрены наиболее простые случаи утверждения обществом

новых слов и форм. В огромном большинстве случаев апробация вновь

созданного обществом зависит от совокупного действия различных

внешнеязыковых и внутреннеязыковых факторов.

Авторы монографии «Лексика современного литературного русского языка»

справедливо указывают на недостатки многих работ 20—40-х годов, посвященных

изучению развития русского языка в условиях советского общества. Изменения

в русском языке революционной эпохи не рассматривались как результат

взаимодействия внутренних и внешних, собственно социальных

закономерностей, что порождало культурно-социологический уклон в

лингвистических исследованиях [13, 16—17].

Общество во всей его совокупности иногда сознательно, но чаще всего

интуитивно, очень хорошо чувствует, подходит вновь созданное слово или не

подходит. Все неудачно созданное обычно не имеет успеха.

В XVI столетии возникло слово копейка, которое сохраняется в русском

языке по сей день. Утверждению этого слова способствовал целый ряд

благоприятных факторов. Во-первых, наличие определенного зрительного

образа. Установлено, что копейками были названы монеты, на которых по

приказу князя Ивана Васильевича в 1535 году стали чеканить изображение

всадника с копьем в руке. Первоначально это название представляло сочетание

копейная деньга. Преобразование этого сочетания поставило его в один

словообразовательный ряд со словами типа кожанка, касторка, неженка и т. д.

Во-вторых, в укреплении в речи слова копейка определенную роль мог сыграть

глагол копить. Слово копить чаще всего применялось именно к деньгам,

поэтому и созвучие денежного наименования копейка с этим глаголом оказало

большую поддержку изнутри. Одновременно с копейкой в русском языке

появились и другие денежные наименования, образованные тем же способом:

московка (из московская деньга) и новгородка (из новгородская деньга).

В связи с процессом объединения русских земель и устранением

феодальной раздробленности слово копейка оказалось как нейтральное в

географическом отношении более конкурентноспособным и вытеснило своих

соперников. Таким образом, слово копейка ощущало влияние со стороны других

элементов лексической системы по нескольким направлениям. Его поддерживали

слова, генетически с ним связанные, а также созвучные лексемы, близкие по

значению. Все это не могло не способствовать укреплению в словарном составе

русского языка этого денежного наименования, сохранившегося до нашего

времени15.

В Советский период в русский язык вошло и прочно утвердилось слово

домоуправление. В связи с уменьшением в городах доли частного домовладения

и предоставления жилых домов в ведение городских Советов, появление такого

термина было жизненно необходимым. Его успех объясняется прежде всего тем,

что слово домоуправление не шло в разрез с явлениями, происходящими в

лексической системе русского языка. Оно гармонировало с общей тенденцией

создания сложных слов типа лесоразведение, судостроение, хлебопечение и т.

п. Для создания этого слова имелись определенные предпосылки, поскольку

глагол управлять и слово управа, например, земская управа, уже

существовали в русском языке. При создании термина была использована

тенденция к расширению функций суффикса -ени. Термин домоуправа был бы явно

неудачен, поскольку слово управа уже исчезло из активного словаря русского

языка, тогда как слово управление в советский период явно расширило сферу

своего употребления. Стечение всех этих благоприятных обстоятельств и

обеспечило особую жизненность нового слова домоуправление.

С развитием горного туризма и спорта в нашей стране вошел в русский

язык термин горноспасатель. Успех его объясняется не только тем, что он

стал необходим, но также и тем, что он не находился в противоречии с

некоторыми особенностями лексической системы русского языка. Суффикс -тель

является обычным средством образования имен существительных, обозначающих

профессию, должность и т. д., ср. такие образования, как учитель, писатель,

служитель, устроитель и т. п. Если бы новый термин выражался одним словом

спасатель, то ему грозила бы опасность получить насмешливо-ироническую

окраску, поскольку целый ряд слов с суффиксом -тель действительно имеет эту

окраску, ср. развиватель какой-либо теории (в дурном смысле), старатель,

обыватель и т. п. Однако этого не произошло, так как первая часть сложения

горно- предохраняла новый термин от возможного сдвига значения. Термин

оказался удачным, не говоря уже о том, что он был жизненно необходим.

Но могут быть и такие случаи, когда вновь созданное слово не находит

поддержки в языке. В конце XIX в. министр финансов Витте предложил заменить

название рубль словом рус (по образцу французского франка). По его приказу

были отчеканены монеты с этим номиналом. Однако сочиненному министром слову

не суждено было сохраниться в языке, потому что оно не нашло поддержки ни в

народной речи, ни в традиционной денежной терминологии.

В истории создания русской терминологии в области физики нередко

создавались такие термины, которые не могли утвердиться в языке.

Предлагали, например, термин «теория» передавать русским словом

умствование; для передачи термина «фигура» предлагалось слово образ.

Семантические объем эквивалента был так широк, что в нем растворялось,

утопало более узкое значение. Для передачи термина «эластичный» пытались

ввести слово отпрыгной. В данном случае семантический объем предлагаемого

слова был настолько узок, что широкое научное обобщение не могло на нем

базироваться.

В начальный период развития авиации в нашей стране возникла

необходимость в наличии какого-то русского термина для обозначения авиатора

(так называли в то время летчика. — Б. С.). Были предложения внедрить слово

льтец (ср. слово чтец от глагола читать). Однако это предложение не имело

успеха, так как предлагаемое слово встречало сопротивление со стороны

лексической системы русского языка. Суффикс -ец объединяет целый ряд

эмоционально окрашенных слов сниженного стиля: лжец, подлец, глупец,

стервец, наглец и т. д. Для названия новой и почетной профессии

предлагаемое слово льтец никак не подходило. Привилось слово лётчик. Это

слово не имело никакой оценочной окраски. Кроме того, суффикс -чик

существовал во многих других словах, обозначающих профессию, ср. наладчик,

переплетчик, водопроводчик и т. д.

В истории нашей страны было время, когда в национальных языках,

получивших после Октябрьской революции письменность, интенсивно создавалась

новая терминология. Некоторые реформаторы, ратуя за «чистоту» своего языка,

пытались все новые понятия выражать лишь словами родного языка. Так,

например, сказуемое предлагалось передавать по-марийски словом ой поч,

квитанция — словом ойырчык, электричество — словом тулэ?ер. Для передачи

русского слова природа в коми-зырянском языке употреблялось слово ывлавыв.

Эти термины были совершенно неудачны. Термин ой поч 'сказуемое' имел

буквально значение 'конец мысли'. При этом следует учесть, что сказуемое в

марийском языке не всегда помещается в конце предложения; ойырчык имело

значение 'нечто оторванное', тулэ?ер — 'огненная река'. Коми-зырянское

ывлавыв означало 'все то, что находится вне дома'. Эти термины были

неточны, невыразительны и совершенно искусственны. Никакого успеха они не

имели.

В 20-х годах в русском языке появилось слово шкраб (школьный

работник), превратившееся в официальный термин. Этот термин должен бы

обозначать в противовес дискредитированному педагогу, или преподавателю

старой формации, или даже учителю — словам, уже расплывшимся и обросшим

многими ассоциациями, — школьного работника нового типа, который не только

учит, но и воспитывает по-новому16. Трудно было придумать что-либо более

неудачное. Это слово вызывало ассоциации с такими словами, как раб и краб;

сочетание согласных шк в начале слова способствовало ассоциации его с целым

рядом слов блатного жаргона — шкары, шкет и т. п. По словам А. В.

Луначарского («Один из культурных заветов Ленина». Вечерняя Москва, 21

января 1929 г.), когда он показал В. И. Ленину телеграмму, начинавшуюся со

слов шкрабы голодают, и когда по просьбе Ленина он разъяснил ему, что

означают шкрабы, то Ленин с большим неудовольствием ответил: «А я думал,

что какие-нибудь крабы в каком-нибудь аквариуме. Что за безобразие назвать

таким отвратительным словом учителя! У него есть почетное название —

народный учитель, оно и должно быть за ним сохранено».

В первый период внедрения в нашей стране радио возник термин

широковещание, представляющий перевод английского broadcasting. Однако этот

новый термин встретился с однозвучным, но одиозным словом

широковещательный. Термин широковещание, как вызвавший нежелательные

ассоциации, не привился.

В последнее время в просторечии возник глагол накурортничаться,

например: Пора уже возвращаться — накурортничалась. Можно быть уверенным,

что это слово никогда не выйдет за пределы грубого и фамильярного жаргона,

поскольку оно нарушает языковые нормы. Приставка на- в русском языке почти

не сочетается с глаголами иноязычного происхождения, глагол курортничать

создан по образцу жаргонного глагола самоварничать, слово курорт не

образует в русском языке производного глагола, приставка на- в данном

случае придает глаголу грубый и фамильярный оттенок.

Любопытно отметить, что различные оценочные критерии утверждения того

или иного слова могут быть различными в разных языковых сферах, стилях и т.

п. Люди, пользующиеся просторечием, могут оценивать слово иначе, чем его

оценивают люди, пользующиеся литературным языком. Очень показательна в этом

отношении история слова буза, проникшего в русский разговорный язык. По

свидетельству Л. Я. Борового, это слово часто встреча лось в произведениях

писателей-кавказцев» начала XIX века и считалось татарским. В

азербайджанском языке это слово имеет значение 'особый опьяняющий напиток',

отсюда: У этих азиатов всё так, натянулись бузы, и пошла резня (Лермонтов,

«Бэла»); Как напьются бузы на свадьбах или на похоронах, так и пошла рубка

(там же).

В первые годы революции, как замечает Л. Я. Боровой, буза с очень

многими производными широко входит в язык, обнаруживает семантическое

расширение и заменяет очень многие понятия. Слово буза начинает широко

употребляться в литературе того времени в самых различных её жанрах.

Чем объяснить необычайный успех этого слова? Успех этот объясняется

совокупным действием многих факторов. Прежде всего следует отметить фактор

семантический. Употребление напитка бузы на Кавказе часто сопровождалось

различными шумными событиями, драками, свалками, созданием беспорядка и т.

п. Это создавало благоприятные условия для метонимии, для приобретения этим

словом значения 'нечто бестолковое, беспорядочное и бесполезное, все равно,

что именно'. По этой причине от существительного буза был произведен глагол

бузить, бузовать, также получивший очень широкое распространение в народной

речи. Экспрессивность этого слова увеличивалась невосприимчивостью его

внутренней формы вследствие его иноязычного происхождения, что резко

выделяло его на фоне исконно русских синонимичных слов беспорядок,

неразбериха, сумятица и т. п.

Не связанное ассоциациями с тем или иным напитком, да и ни с чем

вообще, оно очень полюбилось на какое-то время нашей молодежи, как очень

широкое и универсальное по значению и забавное по самому своему звучанию

слово. Сейчас это уже только жаргонное слово, окончательно изгнанное из

литературного языка.

Неудачное слово, противоречащее законам языка, может до некоторой

степени поддерживаться временно действующими факторами. Интересна в этом

отношении история слов выдвиженец и учеба, некогда довольно широко

употреблявшихся в русском литературном языке. Необходимость в слове

выдвиженец возникла в ту эпоху существования нашего государства, когда был

брошен лозунг о целесообразности выдвижения на руководящие посты особо себя

проявивших рабочих и служащих. В этих условиях и было создано слово

выдвиженец. Создано оно, конечно, было неудачно, так как суффикс -енец

почти всегда снижает, иронически или печально обрабатывает слово (ср. такие

образования с этим суффиксом, как пораженец, лишенец, непротивленец,

перерожденец, отщепенец и т. п.). Кроме того, это новообразование в

известной мере опиралось на некоторые, прежде довольно редкие образования

не сниженного стиля, например, снабженец, переселенец, и т. п. Как только

закончился период специально объявленного выдвижения, это слово

сравнительно быстро исчезло из русского языка.

Слово учеба встречалось в русской литературе как слово крестьянского

разговорного языка, без особого местного прикрепления. После революции

учеба впервые становится литературным словом, входит в официальную формулу

отправить на учебу. Оно утверждается настойчиво и принципиально вместо

слишком тихого и общего учения и просвещения и прямо против

просветительства, которое связано с плохими историческими воспоминаниями и

по самой своей форме и даже звучанию как бы высокомерно и благотворительно.

Таким образом, временно действующий экстралингвистический фактор — желание

противопоставить новую форму обучения обучению, практиковавшемуся в старой

дореволюционной школе, — содействовал утверждению этого слова. Но выбор

этого слова нельзя признать удачным. Во-первых, в самом крестьянском языке

слово учеба имело сниженное значение, как какое-то занятие, отличающееся от

крестьянской работы. Во-вторых, оно было созвучно с целым рядом слов

сниженного стиля, как-то: хвороба, зазноба, особа и т. д. Это созвучие

естественно придавало слову учеба оттенок чего-то слишком просторечного. В

настоящее время оно исчезает из литературного языка.

Иногда факторы, поддерживающие слово или выталкивающие его из языка,

выступают в довольно противоречивом сплетении. Жаргонное слово низкого

стиля может стать достоянием литературного языка, если одна группа факторов

окажется в этой борьбе более эффективно действующей. Интересна в этом

отношении история слова халтура. Этимология слова халтура не ясна.

Были попытки связать его с глаголом хапать 'брать с жадностью'. Вероятнее

всего он имеет связь с церковным термином хартуларай, или хартуларь

'книгохранитель в монастыре или церкви'; халтуларь зарегистрирован в

документах XI — XIV веков, особенно на юго-западе. В церковном быту

существовал и глагол халтурить — 'совершать службы (особенно отпевание

покойника) на дому, совершать поскорее и кое-как, чтобы успеть обойти

побольше домов и получить побольше денег'. Затем это слово нашло

своеобразное преломление уже в другой сфере. В жаргоне уголовников,

«блатной музыке», халтура связана была также по преимуществу с покойниками:

халтурщик 'вор, работающий там, где есть покойник'. Это «работа», так

сказать облегченная и даже непристойная для квалифицированного вора.

Халтурщиком на этом жаргоне назывался и сам покойник. На этой основе слово

халтура получает значение 'легкая работа' и широко распространяется в

народном языке. Оно было экспрессивно как иноязычное по происхождению слово

с неясной внутренней формой и даже приобрело новое значение 'работа на

стороне' или 'работа налево'. Вытеснить это слово из литературного языка не

удалось. Осталось, как замечает Л. Я. Боровой, в языке халтура — высокое по

звучанию и мерзкое по существу, полное юмора слово. Живучесть этого слова

можно объяснить также тем, что оно вошло по своему внешнему звучанию в ряд

стилистически высоких слов, таких, как литература, натура, прокуратура,

регистратура и т. п. Это обстоятельство в известной мере нейтрализовало

его жаргоную принадлежность.

Внешнеязыковые факторы в ряде случаев могут оказать очень сильное

влияние на судьбу слова. Если сравнить словарный состав турецкого

литературного языка 30-х годов с тем его состоянием, которое наблюдается в

настоящее время, то его словарный состав обновился по меньшей мере на

30—35%. Многие, ранее бытовавшие в турецком языке заимствованные арабские и

персидские слова были заменены новыми турецкими словами. Нельзя не

согласиться с тем, что не все в этом массовом словотворчестве было удачным.

Однако пуристические тенденции оказались значительно сильнее различных

лингвистических неудобств и предложенные новые слова утвердились в турецком

языке.

Нечто подобное наблюдалось и в истории развития венгерского языка в

эпоху обновления (XVIII в.). В это время обогащение языка приняло более

широкий размах и даже пошло, как считает Й. Балашша, по нездоровому руслу.

И все же автор признает те способы словотворчества, которые, несмотря на

свою противоречивость естественному развитию языка, обогатили лексику

огромным количеством новых и нужных слов17.

Существуют области словотворчества, где общественное утверждение почти

не играет никакой роли. Это относится к созданию очень узких специальных

терминов. Всего несколько лет назад ученые открыли ценное сырье для

выплавки стекла. Его удалось получить из сиенита, залегающего в горах

вблизи города Еревана. Это новое вещество было названо ереванитом. Недавно

открытый новый строительный материал получил наименование ереванит. Много

минералов исследовала Ю. Н. Книпович, и один из них назвали в ее честь

книповичитом.

Несмотря на огромное разнообразие внутрилингвистических и

внешнелингвистических факторов, определяющих судьбу вновь возникшего слова

или формы, которые даже невозможно подробно описать в рамках данного

раздела, решающая роль всегда принадлежит обществу. Общество создает и

формирует язык в подлинном смысле этого слова. Язык — продукт общества. По

этой причине он в большей степени, чем какое-либо другое явление,

обслуживающее общество, заслуживает название общественного явления.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Г. О. Винокур. О задачах истории языка. — В кн.: В. А. Звегинцев.

История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. II. М.,

1960.

2. В. В. Волошинов. Марксизм и философия языка. Л., 1929.

3. Е. М. Галкина-Федорук. Язык как общественное явление. М., 1954.

4. Г. Глезерман. Общественное бытие и общественное сознание. М., 1958.

5. В. Гумбольдт. О различии строения человеческих языков и его влиянии на

духовное развитие человеческого рода. — В кн.: В. А. Звегинцев. История

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85