Общее языкознание - учебник

языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. I. М., 1960.

6. М. М. Гухман. Лингвистическая теория Л. Вейсгербера. — В сб.: «Вопросы

теории языка в современной зарубежной лингвистике». М., 1961.

7. В. Ф. 3ыбковец. Дорелигиозная эпоха. М., 1959.

8. В. М. Жирмунский. Проблема социальной дифференциации языков. — В сб.:

«Язык и общество». М., 1968.

9. В. В. Журавлев. Марксизм-ленинизм об относительной самостоятельности

общественного сознания. М., 1961.

10. В. Ж. Келле, Н. Я. Ковальзон. Общественное сознание. М., 1966.

11. А. Крученых. Заумный язык у Сейфуллиной, Вс. Иванова, Леонова, Бабеля,

И. Сельвинского, А. Веселого и др. М., 1925.

12. М. Э. Курдиани. Изменения в словарном составе современного русского

литературного языка (Автореф. канд. дисс.). Тбилиси, 1966.

13. Лексика современного русского литературного языка. М., 1968.

14. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18.

15. К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные письма. М., 1947.

16. К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3.

17. К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23.

18. Н. Я. Марр. Актуальные проблемы и очередные задачи яфетической теории.

— В кн.: Н. Я. Марр. Избранные работы, т. 3. М. — Л., 1934.

19. Н. Я. Марр. Язык и мышление. — В кн.: Н. Я. Марр. Избранные работы, т.

3. М. — Л., 1934.

20. И. Б. Новик. К вопросу о специфике человеческого сознания. — «Уч. зап.

Молотовского гос. ун-та им. А. М. Горького», 1957, т. X, вып. 3.

21. Е. Д. Поливанов. О литературном (стандартном) языке современности. —

«Родной язык в школе», 1927, №1.

22. Е. Д. Поливанов. Русский язык сегодняшнего дня. — В сб.: «Литература и

марксизм». М., 1928, кн. 4.

23. Проблемы мышления в современной науке. М., 1964.

24. А. М. Селищев. Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским

языком последних лет. 1917—1926. М., 1928.

25. Э. Сепир. Положение лингвистики как науки. — В кн.: В. А. Звегинцев.

История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях ч. II. М.,

1960.

26. Л. И. Скворцов. Взаимодействие литературного языка и социальных

диалектов (Автореф. канд. дисс.). М., 1966.

27. Ф. де Сосcюр. Курс общей лингвистики. М., 1933.

28. А. Г. Спиркин. О природе сознания. — «Вопросы философии», 1961, №6

29. Б. Л. Уорф. Отношение норм поведения и мышления к языку. — В кн.: В. А.

Звегинцев. История языкознания ХIХиХХ веков в очерках и извлечениях, ч.

II. М., 1960.

30. Ф. П. Филин. К проблеме социальной обусловленности языка. — В сб.:

«Язык и общество». М., 1968.

31. Формы общественного сознания. М., 1960.

32. А. А. Шахматов. Очерк современного русского литературного языка. Изд.

3. М., 1936.

33. P. O. Шор. Язык и общество. М., 1926.

34. Е. В. Шорохова. Проблема сознания как комплексная проблема современной

науки. — В сб.: «Проблема сознания и закономерности его развития».

Материалы симпозиума. Новосибирск, 1966.

35. Язык и общество. М., 1968.

36. М. Сohen. Pour une sociologie du langage. Paris, 1956.

37. Jouce O. Hertzier. A sociology of language. University of Nebraska, N.

Y. 1965.

38. Н. Ноijеr. Linguistic and cultural changes. «Language», 1948, v. 24 №4.

39. Language in culture (Ed. by H. Hoijer). The University of Chicago

Press, 1954.

40. Language in culture and society. N.Y. — London, 1964.

41. М. M. Levis. Language in society. London, 1947.

42. A. Sоmmerfelt. Structures linguistiques et structures des groups

sociaux. «Diogene», 1965, №51.

43. L. Weisgerber. Vom Weltbild der deutschen Sprache. Dusseldorf,

1950»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ И СОЦИАЛЬНАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ЯЗЫКА

В специальной лингвистической литературе широко распространено понятие

общенародного языка, понятного для всего народа. Это понятие, однако,

довольно неопределенно, так как под него нередко подводятся явления

различной природы: 1) под общенародным языком понимают литературный язык,

имеющий распространение в данном государстве, 2) общенародным языком

называют иногда какое-либо распространенное койнэ, например, общегородское

койнэ, 3) за общенародный язык часто выдают систему общих лексических и

грамматических элементов, связывающих различные диалекты языка и дающих

возможность их представителям договориться между собою. Такие общие

элементы, конечно, не составляют живого языка и представляют собой

некоторую, хотя и коммуникативно действенную, абстракцию.

В связи с этим интересно привести некоторые высказывания Е. Д.

Поливанова, который утверждал, что язык крупного коллектива не отличается

абсолютным тождеством кооперативных связей и определял язык как тождество

систем произносительно-звуковых символов, присущих участникам того или

другого коллектива, определяемого наличием специальных кооперативных

потребностей, что обусловливает потребность в общем и едином языке для

этого коллектива. На фоне известных кооперативных связей можно обнаружить

еще более тесные и специфические связи внутри отдельных групп [51, 55].

Соответственно этому, Е. Д. Поливанов считал необходимым внести в понятие

тождества ассоциативных систем, которое обычно кладется в основу

определения языка, признак относительности. «Есть тождество более или менее

полное — у небольших, тесно связанных (внутри себя) групп и тождество —

неполное — у всего (национального) коллектива, в который входят эти группы.

В последнем случае «общий язык» обеспечивает лишь возможность взаимного

понимания (да и то, строго говоря, лишь в пределах определенных тем —

соответственно тому характеру кооперативных связей, который объединяет

всех членов данного коллектива), но отнюдь не единую характеристику системы

языкового мышления (в фонетическом, морфологическом и т. п. отношениях)»

[51, 56].

Язык никогда не бывает абсолютно единым, так как наряду с факторами,

способствующими формированию его единства, действуют факторы, создающие его

неоднородность. Различные вариации языка принято делить на две группы —

одни из них носят названия территориальных диалектов, другие известны как

его социальные варианты.

ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ЯЗЫКА

Прежде чем перейти к рассмотрению различных более или менее частных

аспектов узлового для данной проблематики понятия территориального

диалекта, отметим два обстоятельства общего порядка. Во-первых, необходимо

учитывать невозможность структурного определения языкового или диалектного

статуса того или иного объединения (проблема: самостоятельный язык или

диалект другого языка). По сравнению с неизбежно произвольным — в данном

отношении — характером структурных критериев довольно твердую опору в этом

отношении составляют критерии социологического порядка. Среди последних

наиболее оперативными являются наличие (или, наоборот, отсутствие)

взаимопонимаемости, единого литературного языка, а также единого

самосознания народности. Во-вторых, следует иметь в виду, что

территориальный диалект является исторически изменчивой, зависящей от

уровня социального развития общества формой существования языка. Согласно

определению В. М. Жирмунского, «диалект представляет единство не исконно

данное, а сложившееся исторически в процессе общественно обусловленного

взаимодействия с другими диалектами общенародного языка, как результат не

только дифференциации, но и интеграции: единство развивающееся,

динамическое, как о том свидетельствует характер изоглосс языковой карты,

наглядно отражающей связь истории языка с историей народа» [32, 23]. Ни

дифференциальные признаки диалекта, ни тенденции его развития не остаются

тождественными для разных эпох. Так, если докапиталистические общественно-

экономические формации постоянно способствуют диалектной дифференциации

языка, то отношения эпохи капитализма, и особенно — социализма, делают

диалекты категорией деградирующей и даже пережиточной. Мощным фактором

постепенной элиминации диалектов являются национальные языки, начинающие

складываться уже в процессе перехода от феодализма к капитализму. Строго

говоря, сам термин «территориальный диалект» применим только к диалектам

донациональной эпохи, так как в процессе становления нации

территориальные диалекты превращаются в диалекты территориально-социальные

[68, 27].

Основной причиной возникновения диалектных различий является

ослабление связей и относительная изоляция различных группировок языковой

общности. Поскольку язык представляет собой явление исторически

изменяющееся, в нем постоянно зарождаются различные инновации, которые,

возникнув первоначально в одном месте, затем постепенно распространяются.

Как правило, однако, сколько-нибудь тесная связь между членами языковой

общности затрудняется.

В наиболее общем случае в роли факторов, затрудняющих возможности

непосредственного общения, выступают факторы физико-географического порядка

(ср. наличие горных хребтов, лесных и водных массивов, пустынных

пространств и т. п.). В частности, К. Маркс отмечал тенденцию к образованию

различия в языке первобытных племен, неизбежную при обширности занимаемой

его носителями территории, и прямо указывал, что локальное разобщение в

пространстве вело с течением времени к появлению различий в языке [3, 79].

Очень ярким примером действия этого фактора служит, например, глубокая

диалектная дифференциация почти всех нахско-дагестанских языков,

локализующихся в горных отрогах Большого Кавказа, многие из диалектов

которых распадаются к тому же на большое число говоров и подговоров,

характеризующих нередко отдельные кварталы аулов. Диалектные различия

имеются в эстонском языке почти на каждом из островов, расположенных вблизи

морского побережья Эстонии. Основной предпосылкой формирования горно-

марийского и лугового марийского языков (вернее — диалектов) явилось

разделение их ареалов массивом Волги.

Затрудняющим языковое общение препятствием часто является

административное деление территорий: государственное, феодальных земель и

т. п. Так, размещение языка саамов по территории четырех государств — СССР,

Финляндии, Норвегии и Швеции— послужило причиной образования довольно

сильных различий между его диалектами. В очень многих случаях диалектный

ландшафт языков отражает историческое членение страны на феодальные земли

(это имеет место в немецком, итальянском, грузинском и других языках).

Диалектной дифференциации языка способствует и существование определенных

центров, сплачивающих окружающее население. Так, Казань в прошлом связывала

воедино жизнь чувашских уездов своей губернии, обособляя их от смежной

Симбирской губернии. Северо-западная часть Чувашии, входившая в состав

Козьмодемьянского уезда с центром г. Козьмодемьянском на Волге в марийской

части уезда, со времени разделения на уезды почти 150 лет жила своей

несколько обособленной жизнью. Естественно, что в этих условиях не могли не

образоваться диалектные различия.

Иноязычное окружение диалекта также способствует его обособлению от

других диалектов. В Красновишерском районе (северо-восточная часть Пермской

области) живет около 4000 человек, говорящих на особом диалекте языка коми,

отличающемся как от коми-пермяцкого, так и от коми-зырянского наречий.

Коми, населяющие Красновишерский район, живут небольшой группой в среднем и

частью верхнем течении р. Язьвы, левом притоке р. Вишеры, образуя в

административном отношении так называемый Верхне-язьвинский куст

Красновишерского района [46, 3]. Образованию особого диалекта во многом

способствовало иноязычное окружение, изолировавшее его от основной массы

коми-пермяцкого населения.

Разобщение диалектов может возникнуть и как следствие инфильтрации

иноязычного населения на территорию данного народа. «Из-за территориального

разобщения, которое часто возникало под влиянием иноязычных народов,

отдельные группы мордвы на долгое время лишались возможности общаться друг

с другом. В результате, несмотря на общность происхождения, приблизительно

90% слов, фонетический облик многих лексических единиц, восходящих к одному

и тому же этимологическому источнику, за это время успел значительно

измениться» [67, 72]. Причиной возникновения диалектных различий может быть

влияние других языков и иноязычных субстратов, например, самаркандско-

бухарская подгруппа узбекских говоров обнаруживает довольно сильное

таджикское влияние. Они не только не имеют сингармонизма, но и вполне

повторяют таджикскую звуковую систему — в частности, вокализм из шести

гласных — i, е, q, а, о, и [53].

В нижне-вычегодских русских говорах имеются такие особенности, как

появление среднеевропейского l, пропуск предлогов и т. п., возникшие под

влиянием коми-языка (ср. стр. 473 данной работы). По утверждению А. М.

Селищева, ряд черт русско-сибирских говоров возник вследствие иноязычного

влияния, например, слабосмычный bw или wb (wboda, dwba), мягкие и и d?

вместо мягких t и d (чело — 'тело'; чача — 'тятя', джело — 'дело');

передвижка в ряде согласных s — ?, z — ? (шам или шиам — 'сам', шобака или

шиобака — 'собака', посол — посоулосо); j вместо l, r (бjам — 'брат', ju6a

— 'рыба', jаx?ка — 'лавка') и т. д. [58, 39].

Причиной диалектных различий нередко является их разное происхождение.

Так называемый цаконский диалект новогреческого языка очень сильно

отличается от других диалектов. Это объясняется тем, что он происходит

непосредственно от лаконского. диалекта древнегреческого языка, тогда как

остальные диалекты ведут свое происхождение от общегреческого койнэ

эллинистического периода [78, 184].

По мнению Е. Д. Поливанова, в современном узбекском языке существуют

три типа наречий, генетически относящихся к трем разным группам

тюркских языков: к юго-восточной, или чагатайской группе, юго-западной

огузской группе и северо-западной, или кыпчакской группе [53, 3—4]. Это

означает, что в состав узбекского народа частично вошли так называемые

чагатайские узбеки, туркмены и казахи.

Различия в области религии также могут быть причиной обособления

диалектов. Так, например, в Саратовской области имеется село Малый Красный

Яр, население которого говорит на окающем говоре. Несмотря на то что этот

говор находится в соседстве с акающими говорами, многие старые черты этого

говора сохраняются очень устойчиво. Это объясняется тем, что жители данного

села были раскольниками, старообрядцами. Они мало общались с соседями, вели

замкнутый образ жизни, даже жён брали из далеких севернорусских окающих же

деревень, что не могло не сказаться на состоянии их говора [8, 35].

Крещеные татары, изолированные в религиозном отношении, оказались также

изолированными и в области языка. А это повлекло за собой то, что в их

языке сохранились некоторые старые формы и оказалось мало арабских

заимствований [19, 10].

Нетрудно видеть, что особенно глубокие диалектные различия возникают

там, где имеет место взаимодействие нескольких из названных факторов

одновременно.

Выше были охарактеризованы только основные факторы, способствующие

разобщению языковых массивов. Наряду с ними существует известное количество

каких-то мало заметных, трудно уловимых факторов, затрудняющих

распространение языковых явлений и обусловливающих в свою очередь

дифференциацию диалектов на поддиалекты и более мелкие единицы

территориального членения языка. Имеются, например, такие случаи, когда

слово бытует только в одной деревне. В другой деревне, отделенной

расстоянием всего в каких-нибудь десять или пятнадцать километров, оно уже

не употребляется.

Так, у носителей тонашевского диалекта мокша-мордовского языка

существуют названия предметов и понятий, распространение которых ограничено

территорией с. Тонашево и соседних сёл: Вертелим, Кулдым, например: фтун

'решительно', йосыпс 'зря' и т. д. [5]. Очевидно, сам факт удаленности

одного населенного пункта от другого даже на небольшое расстояние уже

создает известные препятствия для распространения языковых явлений. Можно

также предполагать, хотя этот вопрос детально не изучен, что разные звуки,

слова и формы диалекта обладают далеко не одинаковыми возможностями

широкого распространения. Диалектные различия возникают оттого, что в зонах

изоляции начинают происходить самостоятельные изменения самого различного

характера во всех языковых сферах, осуществляющиеся к тому же неравномерно.

Иногда они заходят так далеко, что диалекты с течением времени превращаются

в самостоятельные языки.

Существует огромная литература, посвященная описанию диалектов

различных языков мира. Диалектология как специальная отрасль языкознания

затрагивает много проблем. Наибольший интерес представляют две по существу

связанные темы: 1) смешение диалектов и 2) общие принципы выделения

диалектов как самостоятельных языковых единиц.

СМЕШЕНИЕ ДИАЛЕКТОВ И ОБРАЗОВАНИЕ ДИАЛЕКТОВ

ПЕРЕХОДНОГО ТИПА

Между двумя различными диалектами в определенных благоприятствующих

условиях могут образоваться диалекты переходного типа, объединяющие в себе

черты территориально соприкасающихся диалектов. Эти факты неоднократно

отмечались многими диалектологами. Диалектологи выделяют, например, средне-

великорусские переходные говоры, т. е. говоры, образующие как бы переход от

северновеликорусского наречия к южновеликорусскому. Средневеликорусские

говоры не имеют своих ярких черт в фонетике и морфологии (если не считать

некоторых, имеющих второстепенное значение), но частью черт объединяются с

северно-великорусскими, а частью черт с южновеликорусскими говорами [41,

155].

По сообщению В. Штейница, смежные диалекты хантыйского языка

(диалекты, находящиеся на границе двух различных групп диалектов) включают

в себя ряд особенностей соседней группы диалектов. Так, атлымский диалект,

являясь в основном южным диалектом, и салымский диалект, в основном диалект

восточной группы, включают в себя ряд особенностей морфологии соседних

диалектов [72, 196].

Между северными (гегскими) и южными (тоскскими) диалектами албанского

языка имеется полоса переходных говоров. Общим моментом для всех

относящихся к переходной зоне говоров является тесное переплетение

признаков обоих диалектных типов, благодаря чему не всегда легко удается

определить, какой из них следует считать основным для каждого отдельного

говора [26, 220].

Один из говоров южноэстонского диалекта, так называемый мульчинский

говор, имеет очень заметные следы влияния, идущие от северноэстонского

диалекта [84, 90]. Этот говор находится в пограничной зоне.

Присыктывкарский говор, лежащий в основе коми-зырянского литературного

языка, представляет собой переходный говор от сысольского к вычегодскому

[44, 32].

Характеризуя мунтянский диалект румынского языка, И. Котяну упоминает,

что на западе этот диалект граничит с банатским диалектом, будучи отделен

от него переходной зоной (о zonг de tranziюie). На северо-востоке он

соприкасается с диалектом Молдовы, образуя другую переходную зону. Эти

две зоны представляют собой диалектные области, переходные к банатскому

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85