Общее языкознание - учебник

Полное же разъединение и противопоставление языка и мышления как

независимых и лишь внешне связанных явлений, рассмотрение слова как

внешнего выражения мысли, ее одеяния — «только разрубает узел, вместо того,

чтобы развязать его», ибо в этом случае связь рассматривается как нечто в

такой степени механическое, что возможно пренебречь ею при рассмотрении

обоих соотносящихся явлений.

В настоящее время обе крайние тенденции продолжают существовать в

различных вариантах. Так, различное отношение к мышлению и его связи с

языком лежит в основе двух разных направлений: «менталистического», в

котором отмечается стремление к отождествлению языка и мышления,

приписыванию языку той роли в психике человека, которая принадлежит

мышлению, и «механистического» (бихевиористского), которое отрывает язык от

мысли, рассматривая мышление как нечто внеязыковое (экстралингвистическое)

и исключая его из теории языка, вплоть до того, что мышление вообще

объявляется фикцией [41; 103].

По-видимому, правильным подходом к данной проблеме будет тот, который

исходит из очевидного факта — наличия сложной взаимосвязи между языком и

мышлением. В общем виде она представляется следующим образом. Основу

выражаемого в языке содержания образуют мысли. Именно через мышление, через

отражательную деятельность человеческого мозга языковые единицы могут

соотноситься с предметами и явлениями объективного мира, без чего

невозможно было бы общение между людьми при помощи языка. С другой стороны,

в звуковых комплексах того или иного языка, которые выступают как

материальные сигналы элементов объективного мира, отражаемых в мышлении,

закрепляются результаты познания, а эти результаты служат базой дальнейшего

познания. Поэтому язык часто характеризуют как орудие, инструмент мышления,

а взаимосвязь языка и мышления как их единство.

Признание тесной связи между языком и мышлением является одним из

основных положений материалистического языкознания. Однако, один этот

постулат еще не решает всей проблемы. Отношение между языком и мыслью

(сознанием) входит в более широкую проблему, — проблему соотношения трех

звеньев: языка — мышления — объективной действительности, или, как часто

формулируют эту проблему, слова — мысли — вещи.

В плане основного вопроса философии на первый план в этой триаде

выступает отношение мышления (сознания) к объективной действительности, чем

и обусловливается в свою очередь отношение языка к вещи. Материалистическая

концепция языка решает этот вопрос таким образом: поскольку сознание

вторично по отношению к бытию и отражает объективную действительность, то,

следовательно, и в языке через мышление также отражается мир вещей и

явлений, познанных человеком.

Именно на обоснование материалистического понимания мышления — и тем

самым языка — в противоположность идеалистической концепции направлены

высказывания К. Маркса в «Немецкой идеологии», на которых основывается

тезис о единстве языка и мышления, принятый в советском языкознании. Как

известно, в этой работе К. Маркс дает критический анализ философии

младогегельянцев, их идеалистической концепции сознания как

самостоятельного феномена, «чистого», свободного от материи духа,

«продуцирующего» действительные отношения между людьми, всю их

деятельность1. При этом обоснование материальной основы мышления идет в

двух направлениях. Подчеркивается, что во-первых, мышление материализуется

в языке, в звуках, через которые оно дано другими людям в ощущении, что

непосредственной действительностью мысли является язык2. Во-вторых, особое

внимание обращается на то, что «ни мысли, ни язык не образуют сами по себе

особого царства, что они — только проявления действительной жизни» [50,

449].

Таким образом, общая философская основа различных концепций языка

проявляется не только и не столько в том, как решается вопрос о соотношении

языка и мышления, но и в том, как решается проблема отношения сознания и

бытия.

Понимание связи языка и мышления как их единства, т. е. признание

сложного взаимодействия между ними, еще недостаточно характеризует ту или

иную концепцию в общефилософском плане, ибо при этом самое мышление может

интерпретироваться идеалистически как первичное явление, определяющее

бытие. Примером может служить концепция В. Гумбольдта, который всячески

подчеркивает единство процесса мышления и его звукового воплощения в

речевой деятельности, оставаясь при этом на идеалистических философских

позициях в вопросе о соотношении мысли и вещи.

С другой стороны, признание материалистической концепции отношения

сознания и объективного мира как вторичного и первичного, идеального и

материального, может сочетаться с такой интерпретацией формулы о единстве

языка и мышления, которая приводит в конечном счете к их отождествлению или

же к полному отрыву друг от друга, т. е. к одной из крайностей, о которых

говорилось выше.

Это связано с тем, что недостаточно охарактеризовать данное отношение

как единство его членов, нужно определить, во-первых те общие признаки, на

основании которых то или иное отношение должно квалифицироваться как

единство, и, во-вторых, доказать наличие этих признаков в данном конкретном

случае.

Термин «единство», применяемый без достаточного уточнения и анализа

данного понятия, приводит часто к тому, что связь языка и мышления, в явной

или неявной форме, интерпретируется как единство формы и содержания. Язык

рассматривается как форма мышления, мышление — как содержание языковых

образований. Отсюда следует по сути отождествление обоих феноменов,

поскольку форма и содержание в своем единстве являются неотъемлемыми

сторонами одного и того же предмета.

Нужно отметить, что в явной форме рассмотрение отношения языка и

мышления как формы и содержания встречается в последнее время все реже3.

Все более осознается, что язык и мышление — это особые очень сложные

явления, каждое из которых имеет свою специфическую форму и свое

специфическое содержание. Задача заключается в том, чтобы исходя из общего

тезиса о теснейшей взаимосвязи языка и мышления и их производности от

действительности, противостоящего концепциям, отождествляющим язык и

мышление или же рассматривающим их как независимые явления, выявить формы

этой взаимосвязи и механизм взаимодействия между ними.

Совершенно очевидно, что это весьма трудная задача, требующая

совместных усилий, исследований в области различных наук: психологии,

логики, гносеологии, кибернетики, языкознания, физиологии высшей нервной

деятельности. Пока наука еще далека от сколько-нибудь осязаемого решения

ряда важнейших вопросов, связанных с данной проблемой, сложность которой

становится тем более очевидной, чем глубже проникает исследовательская

мысль и в область мышления, и в область языка.

Будучи единством биологического и социального, и язык и мышление имеют

две стороны своего функционирования (бытия). С одной стороны, они

существуют как некие статические объекты, в которых реализованы, закреплены

достижения общественного познания. Это, во-первых, система языка, в которой

отложились в виде языковых значений наиболее общие знания о мире, во-

вторых, это совокупность языковых текстов, памятников, в которых на основе

этих общих знаний зарегистрированы более частные знания из различных

областей действительного мира, зафиксированы результаты мышления многих

поколений. Другая форма проявления (бытия) обоих явлений — это мыслительно-

речевая деятельность человека со всеми ее сложностями и закономерностями.

В истории языкознания в той или иной форме всегда отмечалась эта

двойственность онтологии языка и мышления, которая в зависимости от

представляемого направления интерпретировалась по-разному (ср. логический и

психологический аспекты в таких называемых «менталистских» теориях языка,

виртуальную и актуальную сторону знака в разных вариантах у Э. Гуссерля, Ш.

Балли и др., парадигматический и синтагматический аспекты языкового знака

и, наконец, различные теории языка и речи).

Следует подчеркнуть, что при всех попытках разграничения разных форм

существования языка, его двухаспектность всегда была камнем преткновения в

исследовании природы языка и мышления, а также причиной односторонних

концепций и различного рода крайних точек зрения на их взаимодействие. С.

Л. Рубинштейн так характеризует эти трудности: «Трудность решения вопроса о

соотношении мышления и языка, мышления и речи связана в значительной мере с

тем, что при постановке ее в одних случаях имеется в виду мышление как

процесс, как деятельность, в других — мысль как продукт этой деятельности;

в одних случаях имеется в виду язык, в других — речь. Соотношение языка и

речи берется то в функциональном, то в генетическом плане, причем в первом

случае имеются в виду способы функционирования уже сформировавшегося

мышления и роль, которую при этом играет язык и речь, во втором случае

вопрос заключается в том, являются ли язык и речь необходимыми условиями

возникновения мышления в ходе исторического развития мышления у

человечества или в ходе индивидуального развития у ребенка. Понятно, что

если принимается во внимание главным образом одна из сторон проблемы, а

решение относится затем ко всей проблеме в целом без дифференциации

различных ее аспектов, то решение уже в силу этого оказывается

неоднозначным» [71, 102—103].

АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ

Соответственно общей специфике языка и мышления связь между ними может

рассматриваться в различных аспектах. Можно стремиться выяснить

взаимодействие языка и мышления в системе уже сложившегося языка, в которой

закреплены результаты познавательной деятельности человека в виде неких

стабильных компонентов, системы языковых значений. Назовем условно такой

подход гносеологическим. Можно ставить задачу выявления закономерностей

взаимодействия языка и мышления в процессе речевой деятельности индивидов,

уже владеющих данным языком. Это психологический подход.

Этим двум аспектам, общим для которых является то, что они исходят из

ситуации уже сложившихся языков, как неких статических объектов, можно

противопоставить рассмотрение взаимосвязи языка и мышления в процессе их

становления. Основным здесь является аспект филогенеза.

Совершенно особым аспектом представляется изучение взаимосвязи языка и

мышления в процессе их развития у ребенка. Ведь в этом случае речь идет об

усвоении уже существующей статической системы языка и мышления через рече-

мыслительную деятельность при помощи взрослых, уже владеющих данными

системами, и путем подражания.

И наконец, особые закономерности взаимосвязи языка и мышления

существуют, по-видимому, при изучении второго (иностранного) языка. Они

связаны с перекодированием мыслительной схемы, усвоенной вместе с родным

языком. В этом и заключается сложность проблемы билингвизма (и даже

полилингвизма).

Очевидно, что намеченные аспекты не могут быть представлены в чистом

виде, ибо все формы связи языка и мышления тесно переплетаются.

Психологический аспект не может целиком исключить гносеологический,

поскольку в речевой деятельности реализуется система языка: из

первоначального мыслительного продукта, закрепленного в системе языковых

значений, продуцируются все новые рече-мыслительные продукты

индивидуального мышления [45]. С другой стороны, гносеологический аспект не

может совсем изолироваться от психологического, поскольку употребление

«данностей» языка всегда в какой-то мере воздействует на них, модифицируя

их.

Далее, статический подход связан с генетическим, поскольку система

языковых значений постоянно развивается и пополняется. Поэтому

закономерности генетической связи языка и мышления могут быть вскрыты в

становлении новых языковых явлений, новых понятий. Особую ценность для всех

аспектов имеет изучение развития речи и мышления у ребенка, поскольку

онтогенез в какой-то мере повторяет наиболее общие закономерности

филогенеза. Аспект усвоения второго языка может также наряду со

специфическими явлениями билингвизма, выявить более общие

закономерности, например, закономерности, связанные с семантическими

различиями между языками.

И все же вычленение рассмотренных аспектов проблемы, хотя бы

относительное и схематичное, в противовес суммарно-неопределенному

обсуждению ее, представляется совершенно необходимым, как необходим

расчлененный подход к любому объекту при его аналитическом рассмотрении.

Осознание возможности различных подходов способствует преодолению

категорически альтернативной постановки вопроса о том, что должна изучить

лингвистика и в каком смысле следует исследовать связь языка и мышления.4

Особо важным нам представляется разграничение гносеологического и

психологического аспектов. Изучая взаимосвязь языка и мышления с разных

сторон, эти аспекты, очевидно, должны различаться и исходным материалом и

методами выявления искомой связи. При психологическом подходе исходным

является сама рече-мыслительная деятельность, которая может быть не только

наблюдаема в ее естественных проявлениях, но и искусственно воспроизводима,

что делает возможным и необходимым широкое использование эксперимента. О

плодотворности эксперимента свидетельствуют успехи, достигнутые в изучении

психики, в частности, мышления и его взаимодействия с языком (работы Л. С.

Выготского, А. Н. Леонтьева, Н. А. Бернштейна и др.).

Гносеологический же аспект должен ограничиваться главным образом

методом логического анализа5. При этом исходным материалом должны по

необходимости служить языковые образования, в которых зафиксированы

наиболее общие результаты мышления в виде значений. Самый же механизм

взаимодействия в процессе первичного фиксирования в языке отражательного

содержания (возникновение языковых моделей) наблюдению не доступен и

может быть реконструирован только мысленно. Именно поэтому здесь

открывается широкое поле для различных вариантов интерпретации этого

процесса, философских обобщений и домыслов, которые не могут быть проверены

никакими строгими методами.

Конечно, и при психологическом подходе исходным являются речевые

формы, из которых только и может быть выведено мыслительное содержание и

установлена особенность его связи с речью. (Язык и в этом случае остается

непосредственной действительностью мысли). Однако в этом плане все шире

открываются новые возможности изучения мыслительного процесса с помощью

использования физиологических и кибернетических методов исследования

функций мозга, позволяющих — пусть пока еще и очень несовершенно — выявлять

не только собственно мыслительные механизмы чувственного познания

(например, механизмы восприятия; см. работы А. Н. Леонтьева), но и изучать

некоторые высшие формы мышления более непосредственно, а не только через

его проявление в формах речевой деятельности. Важность этих перспектив

трудно переоценить, если принять во внимание, что существующие взгляды на

отношение языка и мышления основываются, главным образом, на представлениях

о мышлении, выведенных из языка.

Можно предположить, что именно эта односторонность информации о

мышлении в значительной степени является причиной тенденций к

отождествлению мышления и языка, механистического понимания связи межу ними

и навязывания мышлению закономерностей языка.

Но пока возможности более непосредственного изучения мышления очень

ограничены даже в психологическом плане. В гносеологическом же плане

языковые образования остаются почти единственным источником для заключений

о мышлении. «Если бы наука имела в своем распоряжении какую-нибудь другую

систему знаков, кроме языка, стремящуюся обнаружить мысль, быть может, мы

могли бы мечтать о достижении положительных результатов в анализе

психологической природы коммуникации; но такой системы нет, так как язык

жестов, употребляемый глухонемыми, так же как язык жестов некоторых

первобытных по культуре племен, находится в сильнейшей зависимости от языка

слов, является или прямо от него производным или в сильной степени от него

зависимым. Кроме того, всякая выработанная система отразила бы на себе

этапы исторического развития, а они отдалили бы ее от ее основания —

человеческой психики. В виду этого нам приходится ограничиваться анализом

явлений самого языка и уже по ним делать те или иные заключения о некоторых

психологических основаниях этих явлений» [91, 28—29].

МНОГОКОМПОНЕНТНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ И

МНОГОФУНКЦИОНАЛЬНОСТЬ ЯЗЫКА

При обсуждении вопроса связи языка и мышления необходимо учитывать

сложность, многосторонность обоих явлений. Это особенно важно в отношении

мышления, которое включает в себя разные стороны и компоненты и требует

расчлененного изучения средствами и методами разных наук. Мышление как

функция, особый вид деятельности мозга исследуется в физиологии высшей

нервной деятельности, познавательный аспект мышления как отражения внешнего

мира в плане адекватности отражаемого и отражения, истинности и ложности

является объектом изучения в теории познания и логике.

В психологии происходит поиск своего специфического подхода к изучению

мышления. Он заключается в том, чтобы, не игнорируя физиологической и

гносеологической сторон мышления, осваивать их в особом аспекте изучения

его «как процесса взаимодействия познающего субъекта с познаваемым

объектом, как ведущую форму ориентирования субъекта в действительности»6.

Именно так формулируется психологическое определение мышления в

«Философском словаре» (1968 г.) наряду с общефилософским определением

мышления как высшего продукта особым образом организованной материи —

мозга, активного процесса отражения объективного мира в понятиях,

суждениях, теориях и т. д.

В последнее время интенсивно разрабатывается кибернетический аспект в

изучении сознания и мышления. Соответственно этому предлагается также

особое определение мышления, как процесса прогнозирования и перестройки

структуры сознания с изменением динамической структуры внешнего мира [53,

235].

В зависимости от подхода к изучению содержание и объем понятия

«мышление» интерпретируются различно. Иногда мышление понимают широко,

включая в это понятие обе его формы: чувственное познание и рациональное,

логическое мышление, другие ограничивают это понятие дискурсивным

(логически расчлененным) мышлением. При этом проявляется тенденция

разграничивать чувственное и логическое на основании предполагаемого

участия или неучастия языка в познавательном процессе. Такой взгляд часто

основывается на прямолинейном противопоставлении первой и второй

сигнальных систем отражения действительности. Общепризнано, что обе системы

тесно взаимосвязаны, что основные законы, установленные в работе первой

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85