Общее языкознание - учебник

1929, №5.

64. К. Тихонравов. Владимирский сборник. Материалы для статистики,

этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. М., 1857.

65. В. Тонков. Опыт исследования воровского языка. Казань, 1930.

66. Л. В. Успенский. Материалы по языку русских летчиков. — В. сб.: «Язык и

мышление», т. VI—VII, М. — Л., 1936.

67. А. П. Феоктистов. Мордовские языки и их диалекты. — В кн.: «Вопросы

этнической истории мордовского народа». М., 1960.

68. Ф. П. Филин. К вопросу о так называемой диалектной основе русского

национального языка. — В сб.: «Вопросы образования восточнославянских

национальных языков», М., 1962.

69. М. М. Фридман. Еврейские элементы «блатной музыки». — В сб.: «Язык и

литература», т. VII. Л., 1931.

70. М. М. Хамяляйнен. Вепсский язык. — В сб.: «Языки народов СССР», т. III.

М., 1966.

71. Г. В. Шайтанова. Расширение территории окающих говоров в Костромской

области. — В сб.: «Материалы и исследования по русской диалектологии», т.

III. М., 1962.

72. В. К. Штейниц. Хантыйский (остяцкий) язык. — В кн.: «Языки и

письменность народов Севера», ч. I. М. — Л., 1937.

73. Г. Шухардт. О классификации диалектов. — В кн.: Г. Шухардт. Избранные

статьи по языкознанию. М., 1950.

74. Н. Baumgartnet. Stadtmundart. Stadt und Halbrnundart. Berlin, 1940.

75. I. Сoteanu. Elemente de dialectologie a limbii romвne. Bucurejti, 1961.

76. Enciclopedia universal ilustrada europeo-americana, Madrid, 1924, t.

XXV.

77. Th. Frings. Rheinische Sprachgeschichte. Essen, 1924.

78. J. Кalitsunakis. Grammatik der neugriechischen Volkssprache. Berlin,

1963.

79. Е. Кuntze. Studien zur Mundart der Stadt Saarbrьcken. «Deutsche

Dialektographie», Н. XXXI, Marburg.

80. A. Meillet. Apreзu d'une histoire de la langue grecque. Paris, 1930.

81. A. Meillet. Linguistique historique et linguistique generale. Paris,

1926.

82. G. Paris. Les Parles de la France (1888). — В сб.: «Melanges

linguistiques», III. Paris, 1907.

83. H. Paul. Prinzipien der Sprachgeschichte. 1880. (Русск. пер.: Г. Пауль.

Принципы истории языка. М., 1960).

84. A. Rann, A. Saareste. Introduction to estonian linguistics. Wiesbaden,

1965.

85. J. Schmidt. Die Verwandtschaftsverhдltnisse der indogermanischen

Sprachen. Weimar, 1872.

86. Н. Schuchardt. Vokalismus des Vulgдrlatains, Bd. III. 1869.

87. U. Weinreich. Is a structural dialectology possible? — «Word», 1954, v.

10, №2—3.

88. Alonso Zamora Vicente. Dialectologia espaсola. Madrid, 1960.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК

ПОНЯТИЕ «ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК»

Под литературным языком в данной работе понимается обработанная форма

любого языка, независимо от того, получает ли она реализацию в устной или

письменной разновидности. Определение «обработанная форма» языка

предполагает известный отбор языковых средств из общего инвентаря на основе

более или менее осознанных качественных критериев и связанную с этим

большую или меньшую регламентацию. Иными словами, литературный язык

рассматривается как одна из форм существования языка, наряду с

территориальными диалектами и разными типами обиходно-разговорных койнэ

(интердиалекты) и просторечием. Дифференциальные признаки литературного

языка определяются поэтому прежде всего позицией, которую он занимает в

системе форм существования языка, они раскрываются в противопоставлении

этим другим формам. Сказанное относится не только к отмеченным выше

признакам (обработанная форма — необработанная форма, наличие — отсутствие

осознанного отбора), но также и к закономерностям функционирования, к

различиям, наблюдаемым в общественных сферах использования каждой из форм

существования языка (сфера государственного управления и делопроизводства,

науки, публицистики, школы, быта, искусства и т. д.).

При определении дифференциальных признаков литературного языка

необходимо принять во внимание, что литературный язык — категория

историческая: степень обработанности, строгость отбора и регламентации

могут быть неодинаковыми не только в разных литературных языках, но и в

разные периоды истории одного и того же языка; не тождественны в разных

языках и в разные периоды истории одного языка распределение и закрепление

отдельных форм существования языка за той или иной сферой общения, с чем, в

свою очередь, связана и большая или меньшая функциональная нагрузка

литературного языка.

Общее содержание понятия «литературный язык», намеченное выше,

получает, таким образом, конкретизацию в зависимости от исторических

условий формирования, развития и функционирования литературного языка. В

этой связи может быть выделено несколько типов литературных языков,

обладающих довольно значительными отличиями (см. стр. 544—545).

Термин «литературный язык» как обозначение обработанной формы языка,

хотя и довольно распространен, особенно в научной традиции СССР, Франции

(langue litteraire), Италии (lingua litteraria) и др., отнюдь не является

единственным. В англоамериканской традиции, особенно в применении к

современным литературным языкам широко распространен термин «языковый

стандарт», или «стандартный язык», чаще всего по отношению к орфоэпической

норме; в последние годы этот термин получает распространение и в славистике

(ср. [46]);в немецком языкознании с тем же значением употребляется

Schriftsprache («письменный язык», Hochsprache), в последние годы —

Gemeinsprache «общий язык», Einheitssprache «единый язык»; в Чехословакии,

возможно отчасти под влиянием немецкой традиции, spisovny jazyk «письменный

язык», в Польше — jкzyk kultuiralny «язык культуры», «культурный язык».

Отсутствие единой выработанной терминологии наблюдается не только в

разных национальных научных традициях, но и в пределах лингвистической

науки одной страны. Частично оно объясняется природой самого объекта — его

многовариантностью и исторической изменчивостью. Французский термин langue

commune «общий язык», немецкие Einheitssprache, Gemeinsprache применимы по

преимуществу к языковым отношениям довольно позднего исторического периода,

связанного с процессом формирования и развития наций: в России такой

единый, общий язык оформляется лишь в XVIII — первой половине XIX в. [10,

114], в Англии и Франции, где процесс выработки национального единства

завершается несколько раньше, этот термин применяется начиная с XVI — XVII

вв.; в Италии же и Германии выработка единого литературного языка

затянулась вплоть до второй половины XIX в., причем универсальность этого

стандарта была долгое время ограничена (см. стр. 505, 537). Очевидно, что к

более ранним периодам истории названных языков эти термины неприменимы.

В свою очередь, термины «стандартный язык», «языковой стандарт»

предполагают существование единой нормы на всех ярусах языковой системы, т.

е. приемлемы к определенному типу литературных языков. Д. Брозович

справедливо отмечает, что историю стандартного языка следует начинать с

того момента, когда он распространяется по всей территории и когда

стабилизуются его субстанция и структура [5, 23].

Наконец и термины «Schriftsprache», «spisovny jкzyk», как это явствует

из их внутренней формы, соответствуют природе объекта лишь в тех случаях,

когда обработанная форма языка выступает только в письменности, что

характерно, например, для письменного литературного сингалезского языка на

Цейлоне [51]; однако вряд ли этот термин удобен при анализе устной

реализации литературного языка там, где она имеется, особенно в применении

к орфоэпической норме литературного языка. Употребительность этих терминов

в чешской и немецкой традиции отчасти обусловлена ролью, которую письменная

фиксация сыграла в образовании нормы этих литературных языков.

Что касается термина «литературный язык», то некоторым его недостатком

является известная двусмысленность — возможность употреблять его в двух

значениях: как обозначение языка художественной литературы и как

обозначение обработанной формы языка. Между тем эти два понятия отнюдь не

совпадают. Литературный язык, с одной стороны, шире, чем понятие «язык

художественной литературы», так как литературный язык включает не только

язык художественной литературы, но также язык публицистики, науки и

государственного управления, деловой язык и язык устного выступления,

разговорную речь и т. д.; с другой стороны, язык художественной литературы

— более широкое понятие, чем литературный язык, так как в художественное

произведение могут быть включены элементы диалекта, городских

полудиалектов, жаргонизмы. Несмотря на отмеченную двусмысленность, термин

«литературный язык» все же является наиболее нейтральным и объемным, если

учитывается его несовпадение с с термином «язык художественной литературы».

Именно вследствие своей нейтральности он вполне соответствует тому

инварианту понятия «обработанная форма существования языка», который может

быть выявлен в качестве общей типологической характеристики литературного

языка путем снятия вариантного многообразия, обусловленного конкретными

историческими и местными условиями.

Необходимо отметить, что языковеды, употребляющие термин «литературный

язык», не едины в определении его содержания. Расхождения проходят в

нескольких направлениях, причем выдвигаются разные критерии ограничения

понятия «литературный язык». Так, например, Б. В. Томашевский и А. В.

Исаченко полагали, что литературный язык, в современном его понимании,

оформляется только в эпоху существования сложившихся наций. Б. В.

Томашевский писал в этой связи: «Литературный язык в современном его смысле

предполагает наличие национального языка, т. е. исторической его

предпосылкой является наличие нации, во всяком случае термин этот имеет

особый и достаточно определенный смысл в пределах национального языка» [33,

177—179]. Более подробно ту же мысль развивал А. В. Исаченко [20, 149—

158; 21, 24—28]. Полагая, что обязательными признаками всякого

литературного языка являются: 1) поливалентность, под которой понимается

обслуживание всех сфер национальной жизни, 2) нормированность, 3)

общеобязательность для всех членов коллектива и в связи с этим

недопустимость диалектных вариантов, 4) стилистическая

дифференцированность, Исаченко считает, что, поскольку эти признаки присущи

лишь национальным языкам, литературный язык не может существовать в

донациональный период. Поэтому все «типы графически запечатленной речи»

донационального периода называются им письменными языками. Под эту рубрику

фактически попадает язык крупнейших писателей и поэтов эпохи Возрождения в

Италии (Данте, Петрарка, Боккачио), эпохи Реформации в Германии (М. Лютер,

Т. Мурнер, Ульрих фон Хуттен, Ганс Сакс), язык классической литературы в

Риме и Греции, Китае и Японии, в Персии и арабских странах (см. ниже).

Вместе с тем остается неясным, к какой форме существования языка следует,

согласно изложенной концепции, отнести язык величайших творений устного

эпоса — язык Гомера, Эдды, Беовульфа, песни о Роланде, язык среднеазиатской

эпической поэзии и сванских песен и т. д.

Дифференциальные признаки, перечисленные А. В. Исаченко, действительно

наиболее четко проявляются в литературных языках национального периода,

однако отнюдь не в любом национальном литературном языке представлена вся

совокупность этих признаков, поскольку отдельные различительные черты лишь

постепенно вырабатываются в истории конкретных языков и к тому же не в одни

и те же периоды. Кроме того, и это особенно существенно для понимания

развития литературных языков, становление их отдельных дифференциальных

признаков протекает крайне неравномерно. Так, например, немецкий язык

становится поливалентным уже в конце XVII — начале XVIII в., областная же

вариативность и отсутствие общеобязательной нормы, особенно в произношении,

продолжает устойчиво сохраняться: в частности, локальные особенности в

произношении отражаются даже в рифмах Гёте и Шиллера, что отнюдь не

воспринималось современниками как нарушение нормы [14, 175]. Более того,

поливалентность и общеобязательность далеко не повсеместно характеризуют

современные национальные языки: в арабских странах сфера употребления

литературного языка, представляющего собой современный этап в развитии

классического арабского, ограничена тем, что в повседневном общении не

только дома, но и на работе, как правило, литературный язык не

используется, его заменяют местные обиходно-разговорные койнэ. Вместе с тем

региональные формы врываются в сферы общения, закрепленные за литературным

языком — они проникают в радио, телевидение, театр и кино [4; 36]. В

Чехословакии в устном общении не только в быту, но и в сфере общественной

практики широко используется так называемый обиходно-разговорный язык,

несмотря на то, что чешский литературный язык реализуется не только в

письменной, но и в устной форме1. Можно в этой связи сослаться и на

языковую ситуацию в Италии, где весьма сложно соотношение литературной

нормы и областных вариантов: в устной разновидности литературного языка

стойко сохраняется связь с местными диалектами, письменный же стандарт

воспринимается нередко как нечто искусственное [6, 80]. Еще в конце XIX в.

И. Асколи [41] отмечал, что итальянцы лишены единства литературной нормы.

Показательно, что и в последние десятилетия региональные формы широко

распространены в художественной литературе не только в качестве средства

речевой характеристики действующих лиц (ср. использование неаполитанского

диалекта в пьесах известного драматурга Эдуардo де Филиппo), но и в языке

разных поэтических жанров2.

Ограничение поливалентности национального литературного языка

происходит и в результате его исключения из таких сфер общения, как

государственное управление, наука, деловая переписка: ср. статус чешского

литературного языка в Австро-Венгрии или украинского и грузинского языка в

дореволюционной России.

Таким образом, система дифференциальных признаков разных литературных

языков даже в эпоху существования нации не является абсолютно

тождественной, ни тем более стабильной. Многообразие литературных языков

обусловлено конкретными историческими условиями, в которых развивался

каждый язык: темпами становления экономического, политического и

культурного единства народа и связанным с этим соотношением разных форм

существования языка — распределением и закреплением этих форм за отдельными

сферами человеческой деятельности (см. стр. 510—516).

Неизменным и постоянным качеством литературного языка, всегда

выделяющим его среди других форм существования языка и наиболее полно

выражающим его специфику, является обработанность языка и связанные с ней

отбор и относительная регламентация. Но эти признаки присущи литературному

языку не только в национальный период его существования (см. ниже, стр. 520

и след). Нет поэтому основания столь резко противопоставлять

обработанную форму языка в разные периоды его развития, хотя бесспорно в

процессе развития литературный язык претерпевает качественные изменения,

обусловленные прежде всего расширением его функций и изменением его

социальной базы (см. стр. 531—533).

К точке зрения Б. В. Томашевского и А. В. Исаченко до известной

степени примыкают и те лингвисты, которые отождествляют литературный язык и

языковый стандарт, что ведет к сужению понятия «литературный язык» и

закрепляет этот термин лишь за одним из исторических типов литературного

языка3.

Существует также тенденция известного отождествления литературного

языка и письменного языка. Так, например, А. И. Ефимов в своих работах по

истории русского литературного языка относил к образцам литературного языка

любую письменную фиксацию, включая частные письма XII в., не представлявшие

собой обработанной формы языка (ср. критику этой точки зрения в [8]).

Понятие «обработанная форма языка» отнюдь не тождественно, как уже

отмечалось выше, понятию «язык художественной литературы». Различительный

признак «обработанная форма языка» предполагает наличие определенного

отбора и известной регламентации, осуществляемых, однако, на основе разных

критериев; к их числу относятся жанрово-стилистические критерии, социально-

стилистический отбор, а также отказ от узко-диалектных явлений и общая

тенденция к наддиалектному языковому типу. Подобная характеристика

применима к языку художественной литературы (как к индивидуальному

творчеству мастеров слова, так и к древней эпической поэзии), к деловой и

религиозной прозе, к публицистике и языку науки, к разнотипным устным

выступлениям. Вряд ли можно согласиться с В. В. Виноградовым, возражавшим

против рассмотрения языка устной поэзии как устной разновидности

литературного языка [8, 39]. Язык, получивший фиксацию в древней эпической

поэзии разных народов, был высоким образцом обработанного языка [23, 39] со

строгим лексическим отбором и своеобразной регламентацией (ср. поэмы

Гомера, песни Эдды, среднеазиатский эпос и т. д.). Устной поэзией было и

творчество минестрелей, шпильманов и минезингеров, являвшихся носителями

литературных языков и оказавших значительное влияние на их развитие.

Устная реализация литературных языков может проявляться в двух формах:

в устном творчестве, особенно в донациональный период, и в устных

выступлениях разного стиля, начиная от образцов ораторской речи, научных

выступлений до разговорно-литературной речи; наиболее многообразным

этот второй тип становится в период развития национальных языков. За первым

типом в данной работе закрепляется термин «устная разновидность

литературного языка», за вторым — термин «устная форма литературного

языка»; устная форма литературного языка выступает как в книжных стилях

(научное выступление, публицистическое выступление и т. д.), так и в

литературно-разговорном стиле.

МЕСТО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА СРЕДИ ДРУГИХ ФОРМ

СУЩЕСТВОВАНИЯ ЯЗЫКА

Литературный язык и диалект

Специфика литературного языка, как уже отмечалось выше, наиболее ясно

проявляется в противопоставлении другим формам существования языка. Если

представить себе эти формы как многочленный ряд сосуществующих компонентов,

то крайние позиции, несмотря на многообразие конкретных ситуаций, занимают

литературный язык и территориальный диалект. Противопоставленность этих

двух форм обусловлена всей системой их различительных признаков, из которых

одни являются ведущими и безусловными, другие могут в определенных

условиях, как это будет отмечено ниже, нейтрализоваться.

I. Диалект — территориально ограниченная форма существования языка.

В феодальную эпоху его границы соотнесены с границами феодальных

территорий. Но и в других исторических условиях территориальная

ограниченность и связанность диалекта сохраняет силу, причем она выявляется

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85