Общее языкознание - учебник

падежной системы.

4) Утрата конечных неударных гласных (VII—VIII вв. н. э.) привела к тому,

что флексии существительных и прилагательных различных типов склонения

совпали. Она способствовала также унификации различных типов спряжения

глагола.

Аналитические конструкции, выражавшие в народной латыни действие в

плане прошлого и в плане будущего, к VIII в. преобразовались в формы

времени, что дало в романских языках, и в частности, во французском языке,

Passй composй и Futur simple. Например, j'ai йcrit une lettre (рение начало

преобладать над музыкальным, что вызвало редукцию, а затем утрату неударных

гласных. Утрата неударных гласных вызывала некоторые изменения и в области

согласных, например, появление групп согласных с/и их дальнейшее

фонетическое изменение.

Значительные изменения в области склонения и спряжения вызвали такие

фонетические изменения, как утрата конечного m, что привело к утрате

категории падежа в единственном числе и способствовало развитию

аналитического строя.

Таким образом, все зависит от того, в какой мере изменения затрагивают

узловые звенья языковой системы и насколько эти изменения способны повлечь

за собой целый ряд существенных следствий.

ПРОБЛЕМА ПРОГРЕССА В РАЗВИТИИ ЯЗЫКОВ

История лингвистической науки показывает, что понятие прогресса в

языке в разные эпохи трактовалось по-разному. Основоположники сравнительно-

исторического метода в языкознании Ф. Бопп, Я. Гримм, А. Шлейхер и др.

столкнулись с контрастным различием структур разных языков, с необычайным

богатством форм древнеиндийского, как наиболее близкого, по их мнению, к

индоевропейскому праязыку, и скудностью форм некоторых современных

индоевропейских языков, например, английского, датского, французского и т.

п. На этой основе возникло довольно странное на первый взгляд убеждение в

том, что история языков есть не что иное, как процесс постепенного упадка и

оскуднения языка. Подобных взглядов придерживались такие языковеды, как Ф.

Бопп, В. Гумбольдт, Я. Гримм, А. Шлейхер, М. Мюллер и др.

Не все однако разделяли это странное мнение. Раск, например,

утверждал, что простота языковой структуры обладает известными

преимуществами по сравнению со сложной языковой структурой.

Позднее, некоторые лингвисты начали замечать, что в языках существуют

постоянные тенденции, отражающие прогресс в развитии языков. Очень

показательной в этом отношении является работа Бодуэна де Куртенэ

«Vermenschlichung der Sprache». Бодуэн де Куртенэ утверждает, что

существует глоттогоническая тенденция к передвижению вперед более глубоких

артикуляций, необходимая для достижения бульшей членораздельности и

детализации речи. Таким образом, велярные согласные превращаются в p, b или

s, ср. ст.-слав. слово и лат. cluo 'слышу' и т. д. Происходит это якобы

потому, что звуки передней артикуляции требуют меньше произносительных

усилий. Многими лингвистами было также подмечено, что в различных языках

наблюдается процесс сокращения длины слов, ср., например, готск.

habaidedeima 'мы имели бы' и совр. англ. had или лат. augustum и фр. aoыt

[au] 'август'. Новые индоевропейские языки испытали значительные

упрощения в грамматической системе. Вместо большого количества форм,

изобилующих всевозможными аномалиями, появились более простые и стандартные

формы.

Сравнивая старые индоевропейские языки с новыми, О. Есперсен находил в

грамматическом строе последних целый ряд преимуществ. Формы стали короче,

что требует меньше мускульного напряжения и времени для их произношения, их

стало меньше, память не перегружается ими, образование их стало более

регулярным, синтаксическое использование форм обнаруживает менее аномалий,

более аналитический и абстрактный характер форм облегчает их выражение,

допуская возможность многочисленных комбинаций и конструкций, которые ранее

были невозможны, громоздкое повторение, известное под именем согласования,

исчезло, твердый порядок слов обеспечивает ясность и недвусмысленность

понимания [132, 364].

Характерный для древних индоевропейских языков так называемый

синтетический строй во многих современных индоевропейских языках сменился

аналитическим строем. О. Есперсен утверждал, что эти процессы означают

победу более высокой и совершенной языковой формы. Самостоятельные частицы,

служебные слова (предлоги, вспомогательные глаголы), по его мнению,

являются более высоким техническим средством выражения мысли, чем старая

флексия [132].

Идеи Есперсена нашли благоприятную почву, и он приобрел многих

сторонников не только за рубежом, но и в нашей стране. Так, например, В. М.

Жирмунский в одной из своих работ отмечал, что аналитическая система

соответствует осложнению и дифференциации смысловых отношений

соответственно более высокой стадии развития мышления [21, 34].

Не все, однако, были согласны с этим мнением. М. М. Гухман обвиняет

Есперсена в том, что он искажает действительность, сводя прогресс языка к

смене техники грамматического оформления. И флексия, и анализ, и

агглютинация могут дать одинаково адекватное выражение наиболее сложным

категориям мышления. Теория Есперсена создает благоприятную почву для

совершенно неправильных и вредных представлений о какой-то иерархии языков

[15, 19]. Кроме того, среди индоевропейских языков нет языков чисто

синтетических. Языки, рассматриваемые обычно как представители

синтетического строя — древнеиндийский, славянские, еще в большей степени

греческий и латинский,— нигде не дают идеального отсутствия аналитических

конструкций, что должно было бы иметь место в чисто-синтетических языках

[15, 20]. С другой стороны, квалификация аналитических конструкций, как

наиболее совершенного способа выражения, не оправдывается и тем, что, как

известно, сам этот способ древнее флексий [15, 19]. Есть все основания

предполагать, как это делает Хирт в своей «Грамматике индоевропейских

языков», что все формы локативов, аблативов и инструментальных падежей в

индоевропейских языках возникают из конструкций с послелогом [15, 22].

Основную причину смены синтетического строя аналитическим М. М. Гухман

видит в языковом скрещении [15, 30].

Решительно выступала против теории прогрессивности аналитического

строя также Г. Н. Воронцова. Ее возражения сводились к тому, что строй

языка не отражает сознания, вернее осознания явлений непосредственно [14,

228]. Примитивностью и упрощенчеством является утверждение, что между

языковыми средствами выражения действия и уровнем (стадией) мышления

говорящего на данном языке народа можно установить непосредственную связь

[14, 233]. Если говорить о развитии анализа в области глагола, то нельзя

утверждать, что любая система, основанная на синтаксических видовых

различиях, — ниже любой системы, основанной на сложных формах спряжения,

так как в разных языках развитие глагольных форм идет различными путями —

по линии дифференциации сложных временных форм и по линии усложнения

выражения видовых отношений. Эту разницу в путях развития нельзя

непосредственно связывать с процессами перехода от конкретного к

абстрактному мышлению [14, 231].

Некоторые лингвисты не связывают прогресс в языке с аналитическим

строем, но тем не менее они склонны думать, что в развитии языка неуклонно

осуществляется прогресс в области языковой техники, очевидно связанный с

развитием мышления.

Любопытно в этом плане рассуждение проф. П. Я. Черных, по мнению

которого, история грамматического строя русского языка представляет собой

движение вперед, в направлении улучшения, совершенствования языка. В данном

случае прогресс можно видеть прежде всего в ликвидации тех лишних

вариантных грамматических форм, которые не могли получить нового

применения, и вообще лишних грамматических категорий и форм, став-тих

ненужными по мере развития человеческого мышления, развития культуры и форм

общественной жизни. Исчезновение двойственного числа в склонении и

спряжении и особой звательной формы, параллелизма в склонении

существительных одного рода, вытеснение некоторых категорий прошедшего

времени (аорист, имперфект, плюсквамперфект) формами прошедшего времени на

-лъ, исчезновение склоняемых кратких прилагательных, кратких порядковых

числительных и кратких причастий, ставших лишними при наличии полных

прилагательных, и пр., можно рассматривать как упорядочение грамматического

строя русского языка, его грамматики. К показателям языкового прогресса П.

Я. Черных относит такие явления, как устранение лишних, ненужных

параллельных падежных форм. Движение от частного и конкретного к общему и

абстрактному рассматривается как одна из характернейших черт движения

языка вперед, его обогащения и развития [81, 297—299].

Нельзя не отметить, что многие рассуждения о прогрессе в языке не

отличаются достаточной четкостью. Верным остается общее положение

относительно того, что если в связи с развитием общества прогрессирует

мышление людей, то язык не может оставаться безучастным к этому движению по

пути прогресса. Он также прогрессирует в своем развитии и совершенствуется.

Однако проблема прогресса в языке значительно сложнее проблемы прогресса

общества и человеческого мышления.

Основная ошибка в суждениях лингвистов, разрабатывающих эту тему,

состоит в том, что они не делают различия между так называемым

относительным прогрессом в языке и абсолютным прогрессом. В области

языковой техники мы чаще всего сталкиваемся с явлениями, отражающими так

называемый относительный прогресс.

Можно ли аналитический строй в языках рассматривать как показатель

прогресса? Безусловно, в области улучшения языковой техники это прогресс.

Древние индоевропейские падежи и глагольные формы, обременнные большим

количеством значений, находились в известном противоречии с некоторыми

законами человеческой психики, с некоторыми особенностями физиологической

организации человека. Значение, выраженное особой формой, легче

воспринимается, чем конгломерат значений, выражаемый одной формой.

Совершенно естественно, что рано или поздно должен был произойти взрыв этой

технически недостаточно совершенной системы, и он произошел. Аналитический

строй технически более совершенен. Однако отсюда совершенно неправомерно

делать вывод, что аналитический строй отражает более высокоразвитое

абстрактное мышление, как это делали О. Есперсен, В. М. Жирмунский и др.

Сокращение слов, наблюдаемое во многих индоевропейских языках, — также

свидетельство улучшения языковой техники. Основной причиной сокращения слов

в индоевропейских языках была утрата грамматической категории рода. Если

форматив, обозначающий род, перестал что-либо обозначать, попросту стал

пустым, то язык рано или поздно все равно от него освободится,

Однако все эти явления нельзя считать показателями абсолютного

прогресса. Проявление тенденций, направленных к улучшению языковой техники

и языкового механизма, порождает многочисленные внутренние противоречия,

поскольку оно осуществляется в разных, по-разному организованных сферах.

Если бы все полезно направленные тенденции последовательно и регулярно

осуществлялись, то система технических средств различных языков мира давно

достигла бы идеального состояния. Это не происходит потому, что во

внутренней сфере языка постоянно действует множество других процессов,

которые могут свести на нет достигнутые результаты. Поясним это на

примере. Предположим, что синтетический строй какого-либо языка с его

семантически перегруженными формами сменился более четким аналитическим

строем. Однако это новое состояние не может застыть на месте. Служебные

слова, утратив лексическое значение, начнут фонетически выветриваться и в

конце концов превратятся в новые падежные суффиксы, как это произошло в

некоторых новоиндийских языках. Кроме того, не приостановятся процессы

семантической филиации, вследствие чего новые суффиксы вновь станут

полисемантичными. Различные фонетические процессы могут привести к

нечеткости границ между суффиксом и основой слова. Язык вновь вернется к

прежнему состоянию.

Нужно сказать, что некоторые лингвисты чувствовали относительный

характер различных улучшений языковой техники. Тот же О. Есперсен,

рассматривая теорию Бодуэна де Куртенэ о прогрессирующей в различных языках

тенденции к образованию передних артикуляций, приводил в качестве примера

образование в датском языке так называемого stшd, противоречащее этому

утверждению [132]. Тенденция к сокращению слов также не может быть признана

универсальной. В языках в целом слова не становятся короче, поскольку

тенденции нефонетического характера оказывают сопротивление. Сокращение

слов не всегда полезно. Чрезмерное сокращение может привести к затруднению

понимания [132, 327] М. М. Гухман также указывала, что аналитический способ

выражения грамматических отношений сам по себе не является новым способом.

Помимо относительного прогресса в области языковой техники, существует

абсолютный прогресс, выражающийся в приспособлении языка к усложняющимся

формам общественной жизни людей и вызываемым ими новым потребностям

общения.

Рост производительных сил общества, выражающийся в развитии науки,

техники и общечеловеческой культуры, постоянное увеличение сведений об

окружающем мире и проникновение в его тайны, увеличение общественных

функций языка и его стилевой вариативности, усложнение форм общественной

жизни людей и установление новых отношений между ними — все это, вместе

взятое, вызывает к жизни большое количество новых понятий, для которых язык

вынужден найти выражение. Поэтому абсолютный прогресс выражается прежде

всего в росте словарного состава языка и в увеличении количества значений

слов. Одним из ярких примеров может служить немецкое слово Werk 'дело'.

Сравнение его с древнегреческим ?ogon и армянским gor~ в том же значении

говорит о том, что в древности это значение было единственным. Современное

немецкое Werk имеет разветвленную серию омонимов, отразивших развитие

многообразных видов деятельности человека: 1) дело, работа, 2) завод,

рудник, 3) механизм, 4) произведение, 5) творчество, деятельность.

Греческое gr¦fw 'писать' в глубокой древности, по-видимому, имело одно

значение 'отмечать что-либо или делать зарубку' (ср. нем. kerben 'делать

зарубку'). Семантическое разветвление корня graf- в современном греческом

языке поражает своим многообразием: grЈmma 'буква', grammateЪj 'секретарь',

grammate‡a 'секретариат', grҐmmҐtion 'вексель', grammatafulҐkon 'портфель',

gramm?no 'судьба', grammє 'линия' и т. д.

Мордовский глагол тешкстамс некогда имел только одно значение 'сделать

метку, отмечать (вначале отмечать скот какой-нибудь своей фамильной

меткой)'. Сейчас он имеет значение 'наметить что-либо заранее, составить,

разработать план определенного мероприятия, отметить что-либо словесно,

отметить знаменательную дату, юбилей'47.

Довольно наглядно проявляется абсолютный прогресс развития языка также

в области синтаксиса. Различные исследования показывают, что синтаксис

языков в древние времена не имел той упорядоченности, которая отличает

синтаксис современных высокоразвитых языков. Так, например, в древнерусском

языке сохранилась еще нерасчлененная структура сложного предложения,

сущность которого заключалась в нанизывании предложений одного за другим.

Позднее начали возникать и подчинительные предложения, в которых

придаточное связывалось с главным при помощи союзов. Древнерусские

подчинительные союзы были многозначными. Так, союз яко мог присоединить

придаточные дополнительные, придаточные следствия, придаточные причины и

придаточные сравнительные48. Такой же многозначностью обладали и другие

союзы, например, союз что. Развитие шло по линии уточнения значения

подчинительных союзов и союзных слов, по линии закрепления за ними одного

конкретного значения. Система выражения мыслей в современных языках стала

более стройной и упорядоченной.

Все это показывает, насколько важно различение понятий относительного

и абсолютного прогресса в языке.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Н. Д. Андреев. Система речи и эволюция языка. — В кн.: «Материалы

Всесоюзной конференции по общему языкознанию «Основные проблемы эволюции

языка», т. I. Самарканд, 1966.

2. Н. Д. Арутюнова, Г. А. Климов, Е. С. Кубрякова. Американский

структрализм. — В кн.: «Основные направления структурализма». М.,

1964.

3. У. Ш. Байчура. О некоторых факторах языкового развития. — В сб.:

«Проблемы языкознания». М., 1967.

4. Л. Блумфилд. Язык. М., 1968.

5. И. А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию, т. I —

II. М., 1963.

6. И. А. Бодуэн де Куртенэ. Языкознание. — В кн.: Ф. А. Брокгауз, А. А.

Эфрон. Энциклопедический словарь, т. 81. СПб., 1904.

7. В. Брендаль. Структуральная лингвистика. — В кн.: В. А. Звегинцев.

История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. II. М.,

1965.

8. Д. В. Бубрих. К вопросу об отношениях между самоедскими и финноугорскими

языками. — «Изв. АН СССР, ОЛЯ», 1948, т. 5, вып. 6.

9. P. А. Будагов. Проблемы развития языка. М., 1965.

10. Т. В. Булыгина. Пражская лингвистическая школа. — В кн.: «Основные

направления структурализма». М., 1964.

11. Е. М. Верещагин. Психолингвистическая проблематика теории языковых

контактов.— ВЯ, 1967, №6.

12. Е. М. Верещагин. О проблеме заимствования фонем. — В сб.: «Язык и

общество». М., 1968.

13. Н. Винер. Динамические системы в физике и кибернетике. «Вестник АН

СССР», 1964, №7.

14. Г. Н. Воронцова. Происхождение и первоначальное развитие перфекта с

вспомогательным глаголом have в английском языке. — «Уч. зап. 1 МГПИИЯ»,

т. 2. «Вопросы грамматики». М., 1940.

15. М. М. Гухман. К вопросу о развитии анализа в индоевропейских языках.

«Уч. зап. 1 МГПИИЯ», т. 2. «Вопросы грамматики». М., 1940.

16. М. М. Гухман. Исторические и методологические основы структурализма. —

В кн.: «Основные направления структурализма». М., 1964.

17. М. М. Гухман. Понятие системы в синхронии и диахронии. — ВЯ, 1962, №4.

18. А. Б. Долгопольский. Сохраняемость лексики, универсалии и ареальная

типология. — В сб.: «Лингвистическая типология и восточные языки». М.,

1965.

19. Л. Ельмслев. Пролегомены к теории языка. — В сб.: «Новое в

лингвистике», вып. 1. М., 1960.

20. В. М. Жирмунский. О синхронии и диахронии в языкознании. — ВЯ, 1958,

№5.

21. В. М. Жирмунский. Развитие строя немецкого языка. Л., 1936.

22. Ю. О. Жлуктенко. Мовнi контакты. Київ, 1966.

23. А. А. Зализняк. О возможной связи между операционными понятиями

синхронного описания и диахронией. — В сб.: «Симпозиум по структурному

изучению знаковых систем». Тезисы докладов. М., 1962.

24. Л. Н. Засорина. Дистрибутивные структуры в синтаксисе и их эволюция. —

В сб.: «Материалы Всесоюзной конференции по общему языкознанию «Основные

проблемы эволюции языка»», ч. 1. Самарканд, 1966.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85