Общее языкознание - учебник

шкуре или родинки', как это имеет место в испанском языке.

Одной из главных причин образования полисемии слов является

метафоризация. При сохранении внешней звуковой формы слово становится

полисемантичным. Ср., например, нос название части человеческого тела и

передней части судна, а также мыса в географических названиях.

Акад. В. В. Виноградов рассматривает полисемию как своеобразное

разрешение противоречия между ограниченными ресурсами языка и беспредельной

конкретностью опыта. Язык оказывается вынужденным разносить бесчисленное

множество значений по тем или другим рубрикам основных понятий [9, 15].

Метафоризация уберегает язык от непомерного разрастания словарного

состава, способствуя в этом отношении общей тенденции к экономии языковых

средств.

Надо полагать, что способность образования переносных значений имеет

самостоятельное проявление, которое по своим результатам совпадает с

действием тенденции к экономии.

Возможность объединения различных значений в рамках одного звукового

комплекса создает обусловленность значений слов контекстом. Только в

связной речи мы можем узнать, имеется ли в виду при слове завернуть —

'покрыть со всех сторон, упаковать (например, книгу в бумагу)', или,

'вертя, закрыть, завинтить (например, кран)', или 'загнуть, отогнуть,

подвернуть в сторону (например, рукав)', или, 'двигаясь, направиться куда-

нибудь в сторону (например, за угол)', или же 'зайти мимоходом (например, в

приятелю)'.

Из контекста вполне ясно, например, идет ли дело о фотографической

карточке: Я сразу узнала его по старой карточке, или о визитной

карточке: Он успел набросать На карточке только несколько слов приглашения

на товарищеский ужин, или о карточке для картотеки: Занесите эту книгу на

карточку и т. п. [5, 28-29].

Часто говорят о том, что значение слова определяется контекстом.

Следует различать контекст ситуативный, когда название предмета, о котором

идет речь, уточняется ситуацией, и контекст фразовый. Фразовый контекст сам

по себе не создает никаких значений. В результате переноса значения

образуется новое понятие, имеющее собственную сферу связей,

обнаруживающихся в языке. Эта специфическая сфера связей и создает

впечатление, будто бы фразовый контекст придает слову новое значение.

Различные ассоциативные процессы в языках происходят постоянно и

приводят к образованию новых слов, появление которых часто не

обусловливается какой-либо надобностью. В древнегреческом языке

существовали слова Ыdor 'вода', o?koj 'дом', Ыlh 'лес', †ppoj 'лошадь' и

Уroj 'гора'. Казалось бы, в каком-либо новом наименовании этих необычайно

устойчивых понятий не было абсолютно никакой необходимости. Тем не менее в

истории греческого языка произошла смена этих названий и теперь они звучат

уже по-иному: nerТ 'вода', sp…ti 'дом', dЈsoj 'лес', Ґlogo 'лошадь' и bounТ

'гора'. Следы прежних наименований сохраняются только в сложных словах,

например, Шdoиpikaj 'водянка', o„konom…a 'бережливость', Шlotom…a 'рубка

леса' и т. д.

Подобные ассоциативные процессы имеют место и при создании

грамматического строя языка, хотя возможности ассоциативных связей в этой

области более ограничены. Так, например, в финно-угорских языках

наблюдается формальное совпадение суффиксов многократного действия с

различными суффиксами собирательной множественности. Это означает, что при

создании глагольных суффиксов многократного действия множественность

отдельных актов действия была ассоциирована со множественностью предметов.

Для осуществления функций утраченных падежей чаще всего используются

предлоги, ср. фр. de (например, l'industrie de I'URSS 'промышленность

СССР'), англ. of, норв. af, голл. van и т. д., основным первоначальным

значением которых было удаление от чего-либо. Понятие удаления в данном

случае было ассоциировано с понятием принадлежности. 'Принадлежащий кому-

либо' значит 'исходящий от кого-либо'. Совершенно по-иному обстояло дело в

тех иранских языках, где отношение принадлежности выражается так называемой

изафетной конструкцией, ср. таджикск. барода-р-и китоб 'книга брата'.

Связующая частица и (изафет) по своему происхождению является относительным

местоимением (ср. др.-перс. уа 'который'). Следовательно, изафетная

конструкция бародари китоб 'книга брата' построена по схеме книга, которая

брата. Анафора, т. е. указание на предшествующий предмет, была

использована как Средство для выражения отношения принадлежности.

Проекция действия в план будущего в ряде тюркских языков может

выражаться суффиксом -r, ср. тат. килдр 'он придет'. По мнению некоторых

исследователей, этот суффикс материально совпадает с суффиксом древнего

направительного падежа -ger, -garu, -gerы[2]. Совершенно очевидно, что в

данном случае проекция действия в план будущего была ассоциирована с

движением по направлению к какому-нибудь предмету.

Для создания формы будущего времени в новогреческом языке был

использован глагол ??lw 'желать, хотеть', формы которого со временем

приняли вид обобщенной частицы ?¦, ср. ?¦ grЈfw 'буду писать'. Это

произошло потому, что осуществление всякого желания представляет проекцию в

план ближайшего или более отдаленного будущего.

Континуум потенциально возможных связей и отношений между предлогами и

явлениями окружающего мира с присущими этим отношениям специфическими

особенностями и отношениями в разных языках мира оформляется по-разному.

Грамматические категории не являются одинаковыми для всех языков, в одних

языках их больше, в других меньше. Для того чтобы обосновать этот тезис,

попытаемся охарактеризовать такое явление, как глагольное действие.

Глагольное действие может иметь много характеристик. Оно может быть

курсивным или длящимся, может прерываться и вновь повторяться через

некоторые промежутки времени, совершаться мгновенно или протекать с

незначительной интенсивностью, происходить в данный момент, предшествовать

какому-нибудь другому действию или вообще не иметь отношения к какому-

нибудь определенному моменту речи. Оно может быть направленным на какой-

нибудь объект, но может и не иметь объекта. В своем значении оно может

содержать модальный оттенок. Многочисленны различные локальные

характеристики действия: движение от чего-либо или к чему-либо, через что-

либо, вдоль чего-либо и т. д.

Любопытно то, что ни один язык мира в своей морфологической системе не

выражает всех этих возможных характеристик одновременно. В разных языках

согласно принципу избирательности в грамматическом строе получают выражение

какие-то определенные черты, характеризующие действие. Все остальные черты

могут не получать никакого формального выражения. Так, например, русский

глагол выражает категорию вида, но есть языки, где глагол совершенно

индифферентен к выражению видовых различий, законченность и незаконченность

действия определяется по общему контексту; в коми языке есть специальный

глагольный cуффикс, выражающий действие, завершившееся только на

определенное время, во многих других языках суффиксы с подобным значением

вообще отсутствуют. Большинство европейских языков имеют несколько

прошедших времен: имперфект, перфект и плюсквамперфект, тогда как русский

язык обходится одним прошедшим временем; в латышском и эстонском языках

есть так называемое пересказочное наклонение, обозначающее действие, о

котором сообщается со слов других, подобного наклонения нет, например, в

таких языках, как немецкий, английский, русский и т. д. Ненецкому глаголу

свойственно специфическое наклонение — аудитив, который употребляется

обычно в тех случаях, когда говорящий судит о наличии действия по

акустическому восприятию (например, кто-то вошел в комнату, стукнув

дверью). Говорящий при этом может не видеть вошедшего. Есть языки, которые

включают в состав глагольной формы показатели объекта, тогда как другие

языки могут обходиться без них, глаголы в одних языках могут иметь

приставки, но есть языки, в которых приставки полностью отсутствуют и т. д.

Благодаря действию различных ассоциаций одно и то же отношение в языке

может быть оформлено разными способами. Так, например, в коми языке

существуют два падежа — родительный и притяжательный, соответствующие по

значению русскому родительному падежу. Единственное различие состоит в том,

что притяжательный падеж употребляется в тех случаях, когда определяемое им

имя выступает в роли объекта. В албанском языке аорист и перфект

соотносятся между собой как синонимические времена.

Все это свидетельствует о том, что в области грамматических форм также

возможна синонимия.

Подобно словам, грамматические формы также могут быть

полисемантичными, например, форма родительного падежа множественного числа

от латинского прилагательного bona 'хорошая' bonarum обозначает

множественное число, женский роди родительный падеж, а окончание формы

tegerentur (от tego 'покрывать') — множественное число, 3-е лицо,

имперфект, сослагательное наклонение, страдательный залог [24, 55].

Если в языках образуются более или менее одинаковые по своей

внутренней сущности грамматические явления, то при более внимательном их

изучении между ними обнаруживаются различия. Это можно наблюдать, замечает

О. Есперсен, на примере такой категории, как сослагательное наклонение:

языки, имеющие для сослагательного наклонения специальную форму, вообще не

используют ее для одних и тех же целей. Поэтому, несмотря на то, что

наклонение одинаково названо сослагательным, или условным, в английском,

немецком, датском, французском и латинском языках, оно не является строго

идентичным в каждом из них. Совершенно невозможно дать такое определение

сослагательному наклонению, которое позволило бы нам решить, когда

следует употреблять в том или ином из упомянутых языков сослагательное

наклонение, а когда изъявительное [24, 50].

В мансийском языке, как и в русском, имеется страдательный залог, но

формы страдательного залога в мансийском языке употребляются значительно

чаще, чем в русском. В русском и мордовском языках множественное число имен

существительных получает определенное языковое выражение. Однако, в отличие

от русского языка, в мордовском языке в косвенных падежах неопределенного

склонения имен существительных множественное число не получает никакого

языкового выражения. Эрзя-морд. кудосто может означать и 'из дома' и 'из

домов', кудос 'в дом' и 'в домб'.

Поскольку основным условием понимания произносимой человеческой речи

является понимание ее смысла, значений составляющих слов, в языке благодаря

действию различных ассоциаций могут создаваться различные параллельные

способы выражения, например, бороться и вести борьбу; рыбачить, ловить

рыбу, заниматься рыболовством; разрушать, учинять разгром, предавать

разрушению; сжигать, уничтожать огнем, предавать огню и т. д.

Любопытный пример того, как при помощи различных комбинаций слов может

быть выражена по существу одна и та же мысль, приводит О. Есперсен:

Не moved astonishingly fast.

Он двигался удивительно быстро.

Не moved with astonishing rapidity.

Он двигался с удивительной быстротой.

His movements were astonishingly rapid.

Его движения были удивительно быстрыми.

His rapid movements astonished us.

Его быстрые движения удивляли нас.

His movements astonished us by their rapidity.

Его движения удивляли нас своей быстротой.

The rapidity of his movements was astonishing.

Быстрота его движений была удивительна.

The rapidity with which he moved astonished us.

Быстрота, с которой он двигался, удивляла нас.

Не astonished us by moving rapidly.

Он удивлял нас тем, что двигался быстро.

Не astonished us by his rapid movements.

Он удивлял нас своими быстрыми движениями.

He astonished us by the rapidity of his movements.

Он удивлял нас быстротой своих движений [24, 101].

Огромное богатство словарного состава фразеологических и

стилистических средств языка, разнообразнейшие смысловые связи каждого

слова со множеством других слов данного языка позволяют путем умелого

выбора слова и фразеологического окружения для него передавать тончайшие

оттенки понятий, тончайшие оттенки эмоциональной, стилистической,

эстетической окраски мысли [4, 224].

Мощность самой лексической системы всегда достаточна, чтобы путем

различных сочетаний и грамматических конструкций передать все доступное

человеку на данной ступени богатство знаний о мире [29, 48].

Комбинаторика позволяет выразить то, что в грамматическом строе или

словарном составе того или иного языка оказывается невыраженным. Значение

ненецкого слова мора может быть передано описательно 'весенний,

незатвердевший рог оленя', хантыйское вонсь передается как 'массовый подъем

рыбы вверх по реке', коми-зырянская глагольная форма личкыштлiс может быть

объяснена описательно как 'быстро надавил, некоторое время подержал и снова

отпустил' и т. д.

Все это свидетельствует о том, что неправомерно судить о развитии

мышления на основании анализа грамматического строя языка, поскольку

выражение мышления в языке осуществляется общей совокупностью всех —

грамматических и лексических — средств языка.

Помимо образования слов и грамматических форм, в языке происходят и

другие процессы, связанные с созданием пригодной для целей общения системы

коммуникативных средств. Часто происходит классификация слов по различным

принципам, создаются типичные для каждой группы слов суффиксы, происходит

известное упорядочивание фонемной системы в смысле создания и большей

симметричности противопоставленных фонемных пар, устанавливаются

определенные сферы употребления слов, слова приобретают различную

социальную и эстетическую окраску и т. д.

Даже после того как система коммуникативных средств языка оказывается

в основных чертах созданной, различные процессы, совершающиеся во

внутренней сфере языка, не прекращаются. Поскольку различные внутренние

тенденции языка имеют достаточно разнообразный, а иногда и противоположно

направленный характер, их действие нередко приводит к известной

дезорганизации внутренней слаженности. По этой причине в языках постоянно

возникают тенденции к улучшению системы коммуникативных средств,

стремление избавиться от излишнего балласта: параллельных форм, устаревших

слов и конструкций, менее выразительных языковых средств, омонимов,

компенсировать утраченные необходимые элементы языковой системы и т. д. В

системе каждого конкретного языка наблюдаются две основных противоположных

тенденции. С одной стороны, стихийность внутренних процессов приводит

всегда к известному нарушению внутренней гармонии, с другой стороны,

возникает противоположная тенденция к улучшению системы языковых средств и

устранению возникших диспропорций. Многие внутренние процессы,

совершающиеся в языке, являются постоянно действующими. Они целиком и

полностью зависят от функции общения и объясняются ею.

* * *

В специальной литературе нередко дискутируется вопрос, может ли язык,

подобно мышлению, отражать окружающий мир. На этот счет существуют две

противоположные точки зрения. Согласно одной точке зрения, язык не обладает

функцией отражения. Так, например, по мнению Г. В. Колшанского, язык не

является отражением действительности. Мышление и язык соотносятся с

предметами и явлениями действительности, только первое соотносится с ними

отношением отражения, второй — отношением выражения [29, 16—17].

«Сущность языка,— замечает П. И. Визгалов, — не отражательная, а

знаковая. Язык как деятельность органов речи и звуки, получающиеся в

результате ее, представляют собой не процесс отражения, а процесс

формирования и выражения отражательного процесса, каким является мышление»

[8, 5].

Противоположную точку зрения представляет Л. О. Резников, по

определению которого слово является обозначенным отражением предметов и

явлений [51, 418].

Вряд ли кто-либо будет спорить по поводу того, что мышление человека

отражает окружающую действительность. Но не совсем верно утверждение, что

язык только выражает мышление и ничего не отражает. Язык отражает

действительность через значения знаков, составляющих его лексическую и

грамматическую систему. Следует также учесть и тот факт, что человеческое

мышление не только отражает окружающую действительность, но и участвует в

создании системы языка, в процессе чего действительность получает

специфическое отражение.

Ради соблюдения точности следует сказать, что уже в мышлении отражение

действительности выступает до некоторой степени в преломленном виде, в

сфере же языка оно получает дальнейшее преломление. Отражение окружающей

действительности в мышлении и языке как бы напоминает солнечный луч,

проходящий через две преломляющие среды. Графически этот процесс можно

было бы представить следующим образом.

Первая горизонтальная линия схематически изображает предметы и явления

окружающего мира и их закономерные связи. Отражение их в мозгу человека

приобретает некоторую специфику (вторая горизонтальная линия).

Во всех формах отражения, присущих живому и неживому миру, имеются две

основные особенности: тело, испытывающее воздействие, изменяется в

соответствии с этим воздействием. Это означает, что в изменении тела есть

содержание, не зависящее от данного тела и являющееся отражением. В то же

время каждый предмет изменяется согласно своей природе, и поэтому в его

изменении имеется момент, не зависящий от воздействующего тела и связанный

со спецификой тела, испытывающего воздействия [42, 19].

Эти два основные свойства отражения в одинаковой мере присущи и

отражению внешнего мира живыми организмами, в особенности человеком.

«Человеческое сознание,— замечает В. В. Орлов,— издавна поражает людей

своей загадочной особенностью, которая длительное время оставалась

непонятой и считалась сверхъестественной.

Предметы внешнего мира обладают разнообразными телесными свойствами:

весом, формой, плотностью и т. д. Они существуют вне человека и независимо

от него. Но человек может осознавать предмет, и в его сознании появляется

образ предмета. И здесь-то начинается непонятное: отражаясь в сознании,

предмет как-бы отделяется от самого себя и начинает существовать вне своих

конкретно-чувственных форм; если предмет сам по себе имеет вес, размер,

плотность и т. д. ,то образ предмета невесом и невеществен; если огонь

есть стихийная разрушительная сила, то образ огня — нечто совершенно

безобидное; если все предметы в конце концов разрушаются и прекращают

существование, то образ предмета существует так долго, как мы этого хотим,

и появляется в сознании по нашему произволу» [42, 5].

Отражение предметов и явлений окружающего мира в голове человека не

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85