Общее языкознание - учебник

-о, например, houbo 'имел', puido 'мог' в отличие от соответствующей

португальской формы, характеризующейся окончанием -е, например, houve, pude

[76, 572].

По сообщению М. И. Исаева, в осетинском наречии жителей Уаллагкома в

спряжении глагола некоторые дигорские формы чередуются с иронскими, образуя

особую систему спряжения [37, 108].

Как известно, начальное l типичного для тюркских языков окончания мн.

ч. lar, ler в казахском языке уподобляется предшествующему согласному

основы слова, например, жол 'путь', жолдар 'пути', жолдас 'товарищ',

жолдастар 'товарищи' и т. д.

В одном из говоров казахского языка на территории Каракалпакской ACCP

вместо казахских вариантов мн. ч. лар, лер, дар, дер, тар, тер

употребляется вариант лыр, лер [27, 11]. Очевидно, здесь сказалось влияние

каракалпакского языка.

В систему диалекта могут вклиниваться не только отдельные элементы

другого диалекта или близкородственного языка, но и целые системно

организованные комплексы таких элементов. В этом же казахском говоре

существует будущее время на -rа‡, отсутствующее в литературном казахском

языке; например: Мен ертеге Нокиска бараrа‡пын 'Я завтра собираюсь ехать в

Нукус' [27, 9— 10]. Прошедшее время на -аrак существует также в окружающем

данный диалект каракалпакском языке.

Говор села Слудка относится к лузско-летскому диалекту коми-зырянского

языка. В системе склонения имен, за исключением суффикса дат. п. -лц, нет

коми-пермяцких черт. Однако личные окончания глагола во мн. ч. совпадают по

форме с соответствующими личными окончаниями в коми-пермяцких говорах2.

Имеющиеся наблюдения диалектологов позволяют создать некоторую

типичную схему лингвистического ландшафта зон переходных говоров.

Выясняется, например, что средняя часть переходной зоны отличается

наибольшей степенью разрыхления отличительных диалектных черт. Чем

ближе к основному диалектному массиву того или другого типа, тем больше

появляется характерных черт, указывающих на близость определенного говора.

Так, например, переходный центрально-цивильский говор чувашского языка

характеризуется оканьем и уканьем. Сильное оканье наблюдается в местах,

граничащих с районами верховых чувашей; к границе низовых оканье

ослабевает, переходит в уоканье, дальше — в уканье [38, 110].

Известный исследователь диалектов башкирского языка Т. Г. Баишев

отмечает, что по мере удаления от мнимых границ, иначе говоря — от мест

столкновения различных фонетических особенностей, звуки постепенно

приближаются к более точному произношению своего диалекта. Так обстоит дело

и с аффиксами [6, 27].

Албанский говор Сулёвы определяется как тоскский. Однако благодаря

давним и постоянным контактам этой краины с Эльбасаном, в говор ее проник

ряд явлений из гегской диалектной среды, причем явления эти более отчетливо

выражены в северной части диалектной территории и постепенно убывают с

севера на юг, т. е. по направлению к области расположения тоскских говоров

[26, 226].

На западе и особенно на северо-западе Башкирии бытует определенная

группа говоров, которые носят смешанный переходный характер, т. е. содержат

в себе отдельные черты как башкирского, так и татарского языков, причем

наблюдается известная закономерность в территориальном распределении этих

черт: чем ближе на восток, тем больше в них следов башкирского влияния и

наоборот, чем дальше на запад, тем ощутимее воздействие со стороны

татарского языка [21, 48].

Не нужно, конечно, думать, что вышеприведенная схема является

универсальной. Она может быть более или менее типичной для тех конкретных

случаев, когда в зоне переходных говоров нет каких-либо особых препятствий,

затрудняющих контактирование диалектов. В других случаях картина может быть

иной. Зона переходных говоров не обязательно может представлять собой

равномерное смешение разных диалектных черт. В переходной зоне может

наблюдаться преобладание черт какого-нибудь одного из контактирующих

диалектов. Например, в зоне расположения среднерусских говоров имеется лишь

небольшое количество черт наречий, присущих среднерусским говорам в целом,

причем черты эти связаны в основном с языковым комплексом северного

наречия. Следует также отметить, что лексических явлений, присущих говорам

южного наречия и имеющих распространение во всей полосе среднерусских

говоров, отметить не удалось [57, 242].

Процессы смешения диалектов нельзя также изучать без достаточного

исследования различных сопутствующих факторов. При изучении процессов

междиалектного смешения важно учитывать общий удельный вес носителей того

или иного диалекта, род их занятий, продолжительность их совместной жизни,

степень их языковой близости и т. д.

Специфические процессы смешения диалектов изучены в общем слабо,

однако некоторые выводы представляют интерес для общей теории происхождения

диалектов.

В. М. Жирмунский, развивая некоторые высказывания немецких

диалектологов (К. Хааг, Ф. Вреде, А. Бах), устанавливает категории

первичных и вторичных диалектных признаков.

Первичными признаками он называет наиболее резкие отклонения данного

говора от нормы литературной или диалектной, вторичными — отклонения менее

заметные. При столкновении исследованных им швабских говоров с нормой

литературного немецкого языка отпадают все наиболее существенные отклонения

диалекта от литературной нормы, а менее значительные сохраняются без

изменений. То же происходит и при смешении швабских говоров с франкскими,

опирающимися на общефранкское диалектное койнэ и на литературную норму [35,

97—98].

Система гласных тюркского говора деревни Эушта быстрее подвергается

смене в тех случаях, когда различие в употреблении гласных между местными

тюркскими говорами и татарским языком имеет семантические последствия, т.

е. если оно ведет к недопониманию или имеет результатом фонетическое

совпадение слов местного говора и татарского языка, семантически между

собою не связанных, например: эушт. кул означает 'рука', тат. кул имеет

значение 'раб', эушт. туc 'coлъ', тат. туc 'береста', эушт. ит 'собака',

тат. ит 'мясо' и т. д. [1, 5]. Признаки, совпадение которых не имеет

семантических последствий, обычно сохраняются дольше. Существенное значение

для судьбы языковых форм имеет факт осознанности или неосознанности

различия параллельных форм самими говорящими. При условии, если различия

незаметны для говорящих, они могут долго сохраняться [1, 7]. Выводы М. А.

Абдрахманова в этом отношении совпадают с выводами В. М. Жирмунского.

Некоторые части речи (местоимение) являются более устойчивыми, чем

другие; для сохранения грамматических признаков имеет значение их системный

характер (падежные формы одного корня сохраняются лучше, чем формы одного

слова, образованные от разных корней, звуки лучше сохраняются в дифтонгах и

устойчивых словосочетаниях, для судьбы ряда слов имеет значение их

внутренняя форма и словообразовательные качества, лучше сохраняются слова,

находящиеся в пассивном фонде и т. д. [1, 14].

Какая-либо сильная тенденция в одном из смешивающихся говоров или

диалектов может оказывать значительное сопротивление внешнему влиянию.

Среди многих русских говоров Поволжья, подвергающихся значительному

украинскому влиянию, нет ни одного, воспринявшего характерное украинское

различение гласных неверхнего подъема в безударном положении, т. е.

сменившего произношение типа дамой, пошли, корова, драва на домой, пошли,

корова, дрова и т. д. [9, 29]. Это означает, что аканье в русских говорах

представляет устойчивую черту их фонологической системы.

Заслуживает внимания также тезис А. П. Дульзона о двух

последовательных фазах смешения диалектов. Первая стадия характеризуется

появлением в речи индивида особых ситуативно обусловленных, отличных от его

родного говора фонетических, морфологических и лексических вариантов, а

также моделей предложения, которые он употребляет только в определенной

ситуации. Ситуативные варианты с формальной стороны представляют собой

сочетание элементов родного диалекта с элементами чужого диалекта (или

литературного языка). Прежде всего устраняются особенности, тормозящие

процесс общения, т. е. наиболее заметные признаки, или так называемые

первичные признаки.

Вторая стадия процесса диалектно-языкового смешения начинается тогда,

когда вторичные признаки языковых систем становятся заметными для всех

частей сметанного коллектива и когда носители отступающего говора научаются

воспроизводить вторичные, т. е. менее заметные признаки ведущего говора.

Сначала эти признаки употребляются как ситуативные варианты, потом они

становятся факультативными. При устранении парности факультативных

вариантов наступает смена языка [30, 15— 22].

Имеются данные, свидетельствующие о том, что при смешении диалектов

звуковые изменения совершаются постепенно, захватывая слово за словом. В

некоторых диалектах сохраняются реликты, не затронутые звуковым

изменением. В среднефранкском диалекте немецкого языка, который был когда-

то нижненемецким говором, местоимения dat 'das' и wat 'was', et 'es' и

allet 'alles' остались незатронутыми верхненемецким перебоем согласных [31,

156].

Немецкий диалектолог Фрингс даже делает из этого вывод, что следует

говорить не о перебое, но о словах с перебоем [77, 9].

Причины легкой проницаемости диалектных систем

Особое поведение систем диалектов в процессах языкового взаимодействия

интересовало многих языковедов. Так, например, Л. И. Баранникова основную

причину легкой проницаемости диалектных систем связывает с

несамостоятельностью диалектной системы. Диалектная система, по ее мнению,

выступает как частная реализация общеязыковой системы, что тем самым

определяет ее зависимый характер. Говоря о самостоятельности языковой

системы и зависимости диалектной, она имеет в виду не генетический план, а

общие тенденции развития системы. Вторым характерным признаком диалектной

системы по сравнению с общеязыковой считается ее открытость, т. е. наличие

общих звеньев у целого ряда диалектных систем. Открытый характер диалектной

системы способствует проявлению ее третьей особенности — большой

проницаемости по сравнению с системой языковой. Она наблюдается на всех

уровнях диалектной системы, особенно в области лексики. Проницаемость

проявляется в возможностях проникновения в данную систему элементов другой

системы. Происходит это, по-видимому, вследствие значительной общности

грамматики всех диалектов данного языка [10, 175—178].

Можно оспаривать тезис о большой зависимости диалектной системы от

общеязыковой, но основная причина особой проницаемости диалектных систем

определена правильно. Близость языковых систем диалектов создает

определенный психологический эффект. Поскольку система диалекта часто более

вариативна по сравнению с системой литературного языка, то всякое

проникновение элемента другой диалектной системы воспринимается как

фонетический или грамматический вариант собственной системы. Носители

близкородственных диалектов, по-видимому, очень легко в процессе общения

осваивают сходные языковые элементы, что и приводит в конечном счете к

смешению диалектов.

НЕЧЕТКОСТЬ ДИАЛЕКТНЫХ ГРАНИЦ. ПОНЯТИЕ ИЗОГЛОССЫ.

РАЗБРОСАННОСТЬ ИЗОГЛОССНЫХ ЯВЛЕНИЙ

Когда в языкознании возникло понятие диалекта, то он мыслился как

некое географически замкнутое языковое единство с достаточно четко

выраженными границами.

По мере накопления новых сведений в области изучения диалектов и в

результате их более детального и всестороннего исследования выяснилось, что

точно очерченные границы диалектов нередко довольно трудно выявить. Мало

того, отдельные отличительные особенности одного диалекта могут

наличествовать и у других диалектов.

Характеризуя современные новогреческие диалекты, Я. Калитсунакис

отмечает, что отдельные языковые явления объединяют довольно сильно

отличающиеся друг от друга диалекты, например, диалекты Малой Азии, Кипра и

Родоса [78, 188].

Т. Г. Баишев признает, что при описании фонетических и морфологических

особенностей диалектов он оказался в затруднительном положении.

Существенных фонетических признаков в башкирском языке оказалось семь, а

морфологических — три, причем границы территориального распространения тех

и других совершенно не совпадали, а одна морфологическая особенность

включала в себя несколько фонетических, вклинивающихся в то же время своей

границей в территорию других морфологических особенностей [6, 26].

Мордовские диалекты не имеют четко очерченных границ. Например,

крайние западные мокшанские говоры морфологически однотипны с юго-

западными, а по составу фонем совпадают с северными. Юго-восточные говоры

мокшанского языка, имея общие фонетические особенности с юго-западными, по

морфологии значительно приближаются к северным мокшанским говорам [67,

74—75].

Разбросанность одинаковых явлений по разным диалектам и неодинаковость

изменений разных уровней языка вызывает известные затруднения при

классификации диалектов.

«Попытки классифицировать диалекты на основе различий разных уровней,

— замечает С. 3. Деваев, — не могут дать положительного результата, они

приводят чаще всего к выводу о пространственной непрерывности,

нерасчлененности того или иного языка в целом с различными переходными

явлениями в его структуре. Практически не встречается таких диалектов,

которые имели бы параллельные отличия как в области фонетики, так и

грамматики. Грамматическое и фонетическое расхождение местных языковых

систем чаще всего имеет перекрестный характер. Так, если представить, что

какой-то язык l имеет четыре диалекта а, b, с, d, то вовсе не обязательно,

чтобы диалект а отличался от любого другого диалекта и на уровне фонетики и

на уровне грамматики. Наоборот, диалект а может иметь расхождения

фонетического порядка и полное грамматическое сходство с диалектом b или с

любым другим диалектом. Точно так же грамматическое различие не обязательно

сопровождается фонетическим различием. Поэтому классификация может быть

более или менее удовлетворительной, если строится на основе или

фонетических (фонологических), или грамматических критериев [24, 4].

Одинаковые языковые явления в разных диалектах современные

диалектологи называют изоглоссными явлениями.

Разбросанность изоглоссных явлений, принадлежащих к разным уровням

языка, объясняется сравнительно легко. Она является следствием

неравномерности изменений, происходящих в языке. Изменение фонетическое

может не сопровождаться изменением в области грамматического строя языка и

наоборот. Точно так же изменения в области синтаксиса могут совершаться

независимо от того, что происходит в других областях языка.

Разбросанности изоглоссных явлений в немалой мере способствует

передвижение населения. Изоглоссы могут отражать миграционные потоки

населения. Так, например, В. Я. Дерягин, изучавший географию слов в северно-

русских говорах, установил, что определенные лексические изоглоссы

связывают говоры бассейна Северной Двины и Ваги с верхневолжскими и северо-

восточными [25, 8], что свидетельствует о том, что на Вагу и Двину русские

пришли из районов Верхнего Поволжья.

В то же время слова, распространенные в западных районах, как правило,

встречаются в говорах северо-западных областей России и в письменных

памятниках этих же территорий [25, 6].

По свидетельству В. И. Лыткина, печерский говор коми-зырянского языка,

образованный переселенцами с Сысолы, мало чем отличается от средне-

сысольского [45, 208].

Так называемые тоншаевские марийцы населяют бассейн реки Пижмы —

правого притока Вятки. Своеобразной особенностью этой группы населения

является то, что территориально она стоит совершенно обособленно от общей

массы марийского народа. Даже от ближайших соседей, яранских и кикнурских

марийцев, она отделена полосой русского населения, равной примерно 70—80

км. Речь тоншаевских марийцев почти ничем не отличается от яранского говора

марийского языка [36, 255]. Поэтому можно предполагать, что тоншаевские

марийцы представляют собой отколовшуюся ветвь от той языковой общности,

которая сейчас носит название яранского говора [36, 252].

Переселение населения и смешение диалектов пришельцев с диалектами

аборигенов также могут способствовать разбросанности изоглоссных явлений.

Данные атласов русского языка, относящиеся к Европейской части СССР,

показывают, что определенность очертаний ареалов и размещения изоглосс

наблюдается лишь на центральных территориях Европейской части СССР,

сменяясь в восточном и южном направлениях пестротой в размещении знаков на

диалектологических картах, что указывает на отсутствие определенности в

распространении диалектных явлений [57, 229]. Неопределенность и пестрота в

размещении диалектных явлений объясняется тем, что эти территории

представляют собой районы относительно более поздней колонизации. Это та

территория, на которой первоначально, примерно в период до XV в.,

складывались русские диалекты и где современные говоры в наибольшей степени

связаны с диалектными объединениями предшествующего периода [57, 231]. В

этих условиях развились довольно сложные формы междиалектного

контактирования, наложившие особый отпечаток на весь языковой ландшафт в

целом.

Диалекты в нижнем течении Северной Двины и в Поморье характеризуются

смешением разнодиалектных по происхождению явлений. Важнейшими показателями

смешения служат многочисленные случаи взаимного наложения изоглосс,

связывающих двинские и поморские диалекты как с северо-западом, так и с

северо-востоком и центром России [25, 9—10].

Можно предполагать, что низовья Северной Двины и берег Белого моря

привлекали население из разных мест, результатом чего явилось смешение

диалектов.

Распространению одинаковых изоглосс на значительном пространстве могут

способствовать пути сообщения. В. Я. Дерягин отмечает, что на значительной

части современных карт выделяется линия распространения слов: Онега — Елица

— Двина (от устья Елицы до устья Пинеги) — Пинега (ареал слов огорода,

кодол, кодолить, шалга и др.). Это направление тракта Петербург — Каргополь

— Холмогоры — Архангельск, проложенного по всей видимости по древнему пути,

связывавшему Двину с северо-западными областями, с Новгородом [25, 7].

Наличие общих звеньев, явлений, связанных единой изоглоссой, не всегда

связано с генетическим единством систем. В диалектах порою наблюдается

сходство в отдельных звеньях их системы при разной генетической природе

сходных звеньев. Так, если для вологодской и ладого-тихвинской диалектных

систем характерно произношение е в соответствии со старым «ятем» (река,

меха, беда)— сохранение старого различия е и «ятя», то для говоров

владимиро-поволжских такое произношение может быть и сохранением старого, и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85