Философия и методология науки
Дело, видимо,
однако, не в том, чтобы просто славословить науку Подлинная разумность состоит
скорее в стремлении понять ее задачи, возможности и границы. Если же мы не
будем видеть этих границ, то пошлем науку в поход на совсем чуждую для нее
территорию, заставим ее сражаться в ненужных ей войнах, где она заведомо
обречена на поражение. Поэтому лучше выявить те моменты, которые кладут предел
рационально-теоретическому знанию вообще, и науке в частности, не позволяют
ей давать адекватное знание и служить руководством к действию.
Первая сфера,
перед которой современная нам наука оказывается бессильна, это исторический
процесс - эмпирическое движение жизни стран и народов во всем их многообразии.
До сегодняшнего дня никому не удалось с точностью и достоверностью открыть
некие «законы истории», подобные тем, которые открыты физикой и химией
относительно мира неодушевленных предметов. Да, существует могучая марксова
концепция, но наряду с ней есть идеи Шпенглера и Тойнби, а также
историко-технократические взгляды, рисующие исторический процесс в других
терминах и с несколько иной перспективой. К тому же то или иное «рисование»
хода истории, набрасывание ее портрета отнюдь не означает, что открыты - как
положено в науке - законы - устойчивые, повторяющиеся связи, имеющие для данного
класса объектов всеобщий и универсальный характер. Когда идеи о смене формаций
или представления о производительных силах и производственных отношениях
начинают применяться к пониманию конкретной жизни, оказывается, что в жизни все
не так, и трудно найти даже один внятный пример, полностью соответствующей
теории. Ссылка на «стохастичность» социальных законов только больше запутывает
дело. Статика общественной жизни с немалой степенью приблизительности еще
может быть выражена «научно», но там, где речь идет о динамике, вступает в
силу скорее наукообразие.
Еще более сложную
картину мы видим, когда речь заходит о «жизни по науке». Мир «по науке» не
живет, а живет он как Бог на душу положит. Реальная практическая история движется
на ощупь, словно вслепую, поспешая и останавливаясь, спотыкаясь и падая. Иногда
двигаясь кругами. Да, в социальной практике развитых западных стран широко
участвуют научно-теоретические разработки, но они касаются совершенно
конкретных сфер повседневной жизни: экономики, ситуативной социальной
политики, общественного мнения и т. п. Запад в совершенном согласии с идеями К.
Поппера, раскритиковавшего марксизм за утопическое прогнозирование, идет
вперед мелкими шажками, думает о сегодняшнем дне куда больше, чем о
послезавтрашнем.
И здесь мы сталкиваемся
с еще одной принципиальной преградой для науки: с непредсказуемостью
будущего. Увы, увы, будущее от нас закрыто. Никакая самая современная,
вооруженная лучшими на свете компьютерами наука не может нам сказать, что будет
завтра со всеми нами и с каждым по отдельности. Это булгаковский Воланд с его
дьявольской челядью может достоверно сообщить, что «Аннушка уже пролила
масло», а наука «пролитого масла» не видит. Существование многочисленных
прогностических институтов показывает лишь то, что научные прогнозы ничем не
лучше карточных гаданий, и все методы «аналогий» и «экстраполяции» приводят
примерно к такому же неопределенному и вероятностному результату. На историю,
на жизнь, на сознание оказывают максимальное влияние факторы, которых никто не прогнозировал
и о которых никто даже не догадывался... Наука не в силах предсказать даже
собственных открытий, ибо то, что было наперед расписано учеными-прогнозистами,
не появляется, а совершаются открытия там, где их не ждали.
Впрочем, может
быть, и к лучшему, что наука не может с достоверностью показать нам то, чего
еще нет, и оставляет перед взором широкое поле неопределенности. Очень скучно
было бы жить в мире, где все наперед известно, а грядущие годы похожи на
расписание школьных уроков. Да и свободе в таком скалькулированном наперед
мире не было бы места, одна лишь обреченность жить и в срок умирать «по науке».
Если продолжать
тему темпоральности, то без обиняков можно сказать, что прошлое тоже мало
известно науке. Конечно, бывают периоды, когда человечество полагает, что
оно знает прошлое с научной достоверностью, но они сменяются другими
периодами, когда научность исторических представлений подвергается сомнению.
Было ли на Руси монголо-татарское иго? Происходят ли тюрки от шумеров? Вправду
ли человечество возникло 40-50 тыс. лет назад или оно гораздо древнее? Находят
же в древних пластах породы окаменевшие на молекулярном уровне металлические
винтики... Прошлое хранит свои тайны не хуже, чем будущее - свои, и науке
остается лишь строить гипотезы, о проверке которых можно только мечтать.
Препятствием
для всестороннего и глубокого проникновения науки в жизнь человека является
наличие у него бессознательных пластов психики, эмоций и воли. Все они уводят реальных, эмпирических
людей не только от науки с ее рекомендациями, но и от здравого смысла. Если бы
человечество могло жить только разумом, руководствоваться только соображениями
эффективности, целесообразности и гармонии с окружающей действительностью, то
наука могла бы стать прямым руководством к действию для каждого. Однако голоса
страстей и способность свободного выбора, именно свободного, а отнюдь не
наилучшего, заставляют человека нередко идти против всяких правил и разумных
доводов. Как ярко говорит об этом герой «Записок из подполья» Ф. М.
Достоевского: «Мне нет дела до законов природы и арифметики, когда мне эти
законы и дважды два четыре не нравятся», и еше «не столкнуть ли нам все это
благоразумие с одного разу ногой, чтобы все эти логарифмы отправились к черту,
и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить»...
Человеком нередко
руководят силы, в свое время названные К. Г. Юнгом архетипами. В них,
составляющих коллективное бессознательное, содержится огромная энергия, которая
в ситуации рационализации жизни, когда влияние религиозно-догматических
символов ослабевает, начинает выплескиваться наружу в формах стихийных
волнений, бунтов, революций, массовых психозов и т. д. Таким образом, прямое
наступление науки на жизнь, отказ людей от привычных внерациональных форм
выражения внутреннего мира подрывает саму науку как руководителя человеческого
поведения. Индивиды, обуянные энергией бессознательного, плещущиеся в
неконтролируемых эмоциях, не способны действовать «по науке».
Противостояние
интересов социокультурных групп, убеждений, идеологий тоже не решается научными
методами.
Сколько ни бьются социологи и политологи психологи и конфликтологи над
выработкой научного подхода к разрешению конфликтов, «воз и ныне там». Израиль
и Палестина по-прежнему воюют, в конфронтации находятся православные и католики,
да и сами ученые порой вступают в непримиримые и свирепые схватки по поводу
права на истину. Конкурентность, враждебность, этноцентризм и эгоцентризм
могут быть теоретически исследованы, но пока не поддаются научно-рациональной коррекции.
Это вопрос моральной рефлексии, самовоспитания, духовной культуры.
Завершая разговор
о пределах возможностей науки, мы хотим подчеркнуть, что она сама ни в коей
мере не является сводом застывших догм, устоявшихся представлений, неопровержимых
истин. «Истина о мире и людях» содержится только в школьных учебниках, потому
когорта школьных учителей _ это сообщество людей, полагающих, что они-то «истиной»
владеют. Что касается настоящих ученых, то они никогда не забывают, что научное
познание - открытый процесс, который принципиально не может быть завершен,
процесс, полный рефлексии, сомнений, постоянного пересмотра привычных
взглядов.
Смена парадигм
способна в корне изменить наличную систему представлений о действительности.
Это мучительный, сложный, но необходимый переход, который сначала совершают
пионеры, сталкеры науки, ее отчаянные разведчики, рискующие порой и научной
репутацией, и собственной жизнью. И в этот период в самой науке бывает много
внерационального: интуиции, прозрения, борьбы мнений... Но когда прорыв
совершен, за передовым теоретическим отрядом идут другие, создавая
содержательный корпус «нормальной науки» нового поколения. И эта наука, всегда
идущая вперед, играет для повседневности, для жизни и истории огромную,
бесценную роль - роль познавательного форпоста, постоянно уточняющего
объективную картину мира.
В начале третьего
тысячелетия наука приобретает интернациональный характер, и само научное
сообщество мыслит себя космополитически. Вместе с тем региональные и функциональные
различия науки, обусловленные уровнем экономического, технологического
развития, природными ресурсами, вносят определенную спецификацию в совокупный
потенциал развития науки.
Безусловно то,
что в современном мире основой технологического могущества становится именно
наука. Она мыслится и как надежный инструмент распространения информации для
обеспечения государственно-корпоративного уровня управления, и как сфера, с
которой связывают надежды предотвращения экологической катастрофы. Одним из
бесспорных мировоззренческих итогов науки начала XX в. является сам факт
существования научного миропонимания, которое стало доминирующим в ареале
технократической цивилизации.
В основе научного
мировоззрения лежит представление о возможности научного постижения сущности
многообразных явлений современного мира, о том, что прогресс развития человечества
связан с достижениями науки. Но всеобъемлющее господство научного мировоззрения
есть также проблема, ибо сам Человек не может быть только и исключительно рациональным
существом, большая часть его импульсов и влечений, как сказали бы
психоаналитики, в прихожей бессознательного. Древнейшие философские системы
предлагали учитывать все четыре стихии, нашедшие свое отражение в человеке, разум,
чувства, волю и желания. Русские философы настаивали на двойственной -
антропософичной и телесной - природе человека, его непостижимой соборности и
жертвенности, уживающейся с величайшим эгоизмом. В контексте современной
этноантропологии человека понимают как Космо-психо-логос, где тип местной
природы, национальный характер и склад мышления находятся во взаимном
соответствии и дополнительности друг к другу.
Острые споры
ведутся вокруг проблемы взаимоотношений института власти и института науки.
Некоторые мыслители полагают, что наука должна быть пластичной относительно
института власти, другие уверены, что она должна отстаивать свою
принципиальную автономию. Одни исследователи пытаются защитить государство от
науки, содержащей в себе тоталитарное начало, а другие - науку от тоталитарного
государства с его институтом принуждения и несвободы. Так или иначе, но демаркация
проблематична. Миф об абсолютно свободной и автономной науке разбивается о
повседневность экономических реалий.
К началу XX в.
важнейшей проблемой стал экологический феномен, который настоятельно взывает к
биосферизации всех видов человеческой деятельности, всех областей науки. Он влечет
за собой этический императив, обязывающий ученых с большей ответственностью
подходить к результатам своих исследований. Сфера действия этики расширяется.
Выдающиеся физики требуют ограничения применения открытий в военной области.
Врачи и биологи выступают за мораторий на использование достижений генетики в
антигуманных целях.* Первоочередной проблемой становится поиск оптимального
соотношения целей научно-технического прогресса и сохранения органичной для
человека биосферы его существования.
Сегодня можно
говорить о сложившейся предметно-дисциплинарной организации современной науки,
фиксировать наличие ее логико-методологической и теоретико-концептуальной
базы. Налицо двуединый процесс гуманизации позитивного знания и
гносеологизации содержания искусства, математизации отдельных областей
культуры.
Синергетика также
выступает мировоззренческим итогом развития науки XX в. Ибо она говорит о
возможностях нового диалога человека с природой, где самоорганизующиеся развитие
должно диктовать приоритеты перед искусственными, спекулятивными и
конструкционистскими схемами, претендуя на новый синтез знания и разума.
Синергетика перестраивает наше мировосприятие, и в частности нацеливает на
принципиальную открытость и плюрализм (вспомним библейское: пусть все растет
вместе до жатвы).
Идеи
ноосферности, обозначающие пространственно-временную континуальность
человеческой мысли, обретают свое обоснование в современной релятивисткой
космологии. В ней также фиксируются весомые приращения и выделяются два
смысловых подхода: первый опирается на признание уникальности Вселенной, а
следовательно, и человеческой мысли; второй - на понимание ее как одной из
многих аналогичных систем, что в мировоззренческом отношении сопряжено с
необходимостью логического полагания уникальных, диковинных и отличных от
имеющихся земных аналогов форм жизни и разума.
Глубинные
процессы информатизации и медиатизации в глобальных масштабах стимулируют
скачкообразность экономического и научно-технологического развития, чреваты
изменением всей системы коммуникации, человеческого общения и привычных форм
жизнедеятельности и проведения досуга. Компьютерная революция, породив
виртуалистику, обострила все аспекты коммуникативно-психологических проблем.
Глубочайшая
дихотомия детерминизма и индетерминизма, потрясшая до основания
мировоззренческие итоги мировосприятия нашего современника, упирается в выбор
той или иной онтологии, столь желанной обывателю онтологии, абсолютизирующей
устойчивость, и образа мира, где правит его Величество Случай' Когда говорится
об универсальности детерминизма или индетерминизма, то утверждается его действие
не только в физике, но и в биологии, психологии, в общественных науках и
естествознании. В общем случае принцип причинности указывает на то, что для
любого следсгвия имеется соответствующая, производящая его причина. Вместе с
тем существуют, образно выражаясь, «бреши» в причинных цепях. «Утверждения о
детерминированности будущего, - отмечает в связи с этим Ф, Франк, - являются
тавтологичными и не дают никакой информации об эмпирическом мире. Утверждения,
что будущее предопределено, кажется нам относящимся к языку обыденного здравого
смысла. Если наука не включает всеведущего разума в свою понятийную схему, то
под утверждением, что будущее детерминировано, она может иметь только то, что
это будущее детерминировано законом». И именно к подобному верховному разуму
взывал Лаплас. Его верховный разум должен был управлять причинными законами,
которые позволили бы ему сделать предсказания о будущем состоянии мира на основе
его настоящего состояния. Идея всеобщего предопределения связана с наличием
«сверхчеловеческого или сверхъестественного» существа.
Особый интерес
представляет заключение о том, что все законы оказываются специальными
случаями причинных законов. Они устанавливают условия, по которым мы можем
предсказать, что в будущем движения не будет. Однако такое состояние абсолютно
невозможно. С другой стороны, произвол хаоса и иррегулярного поведения скреплен
и ограничен фундаментальными физическими константами Широко признаваемые ныне
статистические законы устраивают тем, что указывают на некоторое среднее
поведение. Примем с точки зрения наблюдаемых явлений можно говорить только о
таком среднем типе поведения, и, следовательно, в этом смысле все законы
являются статистическими. Поскольку мир состоит из открытых, неравновесных
систем, существование в таком нестабильном мире сопряжено с многочисленными
бифуркациями и катастрофами. Человечество же ищет иной доли, оно страстно
мечтает не только об истине, имеющей, увы, лик Горгоны, оно стремится к
счастью, благоденствию и красоте. Муке ежедневного бытия противопоставляется
спасение в духовных основах веры, то воспламеняющиеся, то затухающие искры надежды,
возгорающиеся все ярче и ярче по мере того, как мы научаемся творить добро.
Все названные и
многие другие итоги мировоззренческого развития науки начало XXI в. еще в смутном и неотчетливом виде
воспроизводят представления о грядущем мозаичном и полифоничном образе мира, о
котором как о «третьей культуре» писал И. Пригожин, «третьей волне» - О.
Тоффлер, «третьей цивилизации» - Ф. Сагаси.
Ал-Фергани Ахмад. Астрономические
трактаты. – Т., Фан. 1998.
Ал-Фараби. Логические трактаты.
Алматы. Наука. 1975.
Абрамов М.А. Секрет философа Давида Юма // Юм Д.
Трактат о человеческой природе. Книга первая. О познании. М,: Канон, 1995.
С.5-32.
Августин. Исповедь. М. Гендальф, 1992. 544 с.
Антонов А.Н. Преемственность и возникновение нового
знания в науке. М.: Изд-во МГУ,1985. 171 с.
Арбузов А.Е. Краткий очерк развития учения о катализе
// Избранные работы по истории химии. М.: Наука, 1975. С. 7-88.
Арзаканян Ц.Г., Горохов В.Г. Предисловие //Философия
техники в ФРГ. М.:Прогресс, 1989. С.3-23.
Арно А., Николь П. Логика, или искусство мыслить, где
помимо обычных правил содержатся некоторые новые соображения, полезные для
развития способности суждения. М.: Наука, 1991. 413 с.
Арнольд В.И. Теория катастроф. :Наука,1990. С.128.
Ахундов М Д. Эволюция и смена научных картин мира //
Философия, естествознание, социальное развитие / Отв. ред. Ю.В. Сачков. М.:
Наука, 1989, С. 154-169.
Ахундов М.Д.. Молекулы, динамика и жизнь. Введение в
самоорганизацию материи. М.:Мир, 1990. 375 с.
Айзенк Г., Сарджент К. Объяснение
необъяснимого: Тайны паранормальных явлений М.,2001.'
Анисимов О.С. Методология: функции,
сущность, становление (диалектика и связь времен). М.,1996.
Аршинов В.И. Синергетика как феномен
постнеклассической науки. М., 1999.
Баженов Л.Б., Ильин А.Я., Карпинская Р.С. О лидере
современного естествознания // Синтез современного научного знания. М,: Наука,
1973. С. 121-153.
Безруков Г.Н., Бутузов В.П., Самойлов М.И.
Синтетический алмаз. М.: Недра, 1976. 119 с.
Bergson Н. Creative Evolution - N.Y.: Непгу Colt &
Со.,1911 [Русский перевод: Бергсон А. Творческая эволюция. - М.- СПб, 1914].
1977. Блюменфельд Л.А. Проблемы биологической физики.
М.: Наука, 1977. 336 с.
Богоцкий С.В. От молекулярного ламаркизма к дарвинизму
//Природа. 1990. № 11. С. 17-22.
Больцман Н. Очерки методологии физики: Сборник статей.
М.: Тимирязевский НИИ, 1929. 133 с.
Бор Н. Строение атома // Бор Н. Избр. труды: В 2 т.
М.: Наука, 1970. Т. 1. С. 285-292.
Браунс Р. Химическая минералогия. СПб.: К.Л.Риккер,
1904. - 468 с.
Бродов В.В. Истоки философской мысли Индии. Йога:
методология практических занятий. - М.: Изд-во МГУ, 1990.- 224 с.
Брусин Л.Д., Брусин С.Д. Иллюзия Эйнштейна и
реальность Ньютона. М.: Орма,1993. 88 с.
Булгаков С.Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения.
- М.: Республика,1994. 415 с. - (Мыслители ХХ века).
Бутлеров А.М. Сочинения. М.: Изд-во АН СССР, 1953.
Т.l. 640 с.
Бэкон Ф. Новый органон или истинные указания для
истолкования природы //Бэкон Ф. Соч. в 2 т. М.:Мысль, 1972.- Т.2. С.5-222.
Барсков А.Г. Научный метод:
возможности и иллюзии. М., 1994.
Батищев Г.С. Введение в диалектику
творчества. М., 1997.
Бахтин М.М, Автор и герой: К философским
основам гуманитарных наук. СПб., 2000.
Белл Д. Грядущее постиндустриальное
общество. Опыт социального прогнозирования. М., 1999.
Белов В.А. Ценностное измерение
науки. М., 2001.
Бернал Дж. Наука в истории общества.
М., 1956.
Беруний А.Р. Избраннрые произведения.
том I, II. -Т., Изд АН Уз. 1957
Блаватская Е.Л. Теософия и
практический оккультизм. М., 1993.
Богоявленская Д.Б. Психология
творческих способностей. М., 2002.
Бор Н. Атомная физика и человеческое
познание. М., 1961.
Борн М. Моя жизнь и взгляды. М.,
1973.
Борн М. Размышления и воспоминания
физика. М., 1977.
Борн М. Физика в жизни моего
поколения. М., 1963.
Бройль Луи де. По тропам науки. М.,
1962.
Бургин М.С., Кузнецов В.И. Введение в
современную точную методологию науки. М., 1994.
Бэкон Ф. Новый Органон // Бэкон Ф.
Соч.: В 2 т. М., 1978. Т. 2.
Вант-Гофф Я. Развитие точных естественных наук в
девятнадцатом веке // Журн. Рус. физ.-хим. об-ва. 1900. Т. 32. Отд. 2. Вып. 9.
С. 163-173.
Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М.:
Наука, 1981. 359 с.
Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. М.:Наука, 1989.
258с.
Веселов М.Г. Квантовая механика и развитие квантовой
химии // Методологические проблемы взаимосвязи и взаимодействия наук / Отв.
ред. М.В. Мостепаненко. Л.: Наука,
Вебер М. Избранные произведения. М.,
1990.
Вернадский В.И. Научная мысль как
планетарное явление. М., 1991.
Вернадский В.И. О науке. Т. 1. Научне
знание. Научное творчество. Научная мысль. Дубна, 1997.
Вернадский В.И. Размышления
натуралиста: В 2 кн. М., 1975-1977.
Вернадский В.И. Философские мысли
натуралиста. М., 1988.
Возможности и границы познания. М.,
1995.
Вригт Г.Х. фон. Логико-философские
исследования. М., 1986.
Г.Ф. Логика и философия в ХХ веке //Вопросы философии,
1992, N8. С.80-91.
Вяльцев А.Н. Открытие элементарных частиц.-
М.:Наука,1984. 272 с.
Галилей Г. Диалог о двух главнейших системах мира -
птоломеевой и коперниковой //Антология мировой философии в 4 т. /Ред.-сост.
В.В. Соколов. М.:Мысль,1970. Т.2. С.227-231.
Галилей Г. Послание к Франческо Инголи //Антология
мировой философии в 4 т. /Ред.-составит. В.В.Соколов. М.:Мысль, 1970. Т.2.
С.226
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36
|