Кроме того,
нередки случаи, когда даже при наличии рабочей гипотезы ее подтверждение
происходит благодаря случаю. Так, в 1927 г. К. Девиссон и Л. Джермер обнаружили
дифракцию электронов, т.е. подтвердили гипотезу де Бройля о волновой природе
электронов, создав дифракционную решетку на монокристаллах никеля. Эти
монокристаллы ученые получили благодаря тому, что у них случайно разбилась
азотная ловушка и окислилась никелевая пластинка, восстанавливая которую
ученые неожиданно увидели крупные монокристаллы никеля (см. об этом, например
(Овчинников, 1972, с. 24-25]).
В 1965 г. А.
Пензиас и Р. Вилсон зарегистрировали микроволновым приемником постоянный
«паразитный» фон. В начале они думали, что причиной является голубиное гнездо
на антенне, но, когда они удалили голубей с гнездом, фон сохранился. Так было
обнаружено предсказанное Г. Гамовым реликтовое излучение, которое образовалось
во время зарождения Вселенной. Обнаружение этого излучения принесло названным
экспериментаторам Нобелевскую премию по физике.
Дополнительно
отметим, что надо, конечно, особо различать ошибочные открытия. Например, из
опытов взвешивания веществ после прокаливания и наблюдаемого увеличения их веса
Р. Бойль сделал открытие что «огонь имеет вес». Открытие флогистона, в свою
очередь, было связано с наблюдаемой потерей веса веществ при их горении, что
объяснялось наличием в них летучего флогистона.
Из этого
длинного перечня примеров видно:
1) к открытию
приводит случай (до этот случай приходит только к тому, кто находится в
состоянии поиска),
2) этот случай
порождает интуитивную деятельность, рационализируемую на последнем этапе
творческой работы интеллекта в форме соответствующего открытия.
Отсюда видно,
что, если пункт первый может быть реализован многими, то пункт второй может
быть реализован только при наличии природного дара гения интуитивного
прозрения, когда в единичном и случайном усматривается всеобщее и необходимое.
Можно человеку без музыкальных дарований дать музыкальное образование, но
хорошего музыканта из него не воспитаешь все равно. Можно почти любого человека
ввести в сферу научной деятельности, но интуиция одаренного ученого - дар
природный, и она не может быть привита образовательными средствами.
Следующая группа
примеров относится к характерной особенности открытий - их непризнанием
современниками.
Хорошо известно
отношение современников (в целом или больших групп их представителей) к учениям
Сократа, Эпикура, Боэция. Список непризнанных или недооцененных мыслителей
удручающе велик, и здесь есть возможность только привести ряд характерных
примеров. Так, например, великий философ ХУIII века Д. Юм получил достойное признание только в XX веке. Это видно по
интересу к нему А. Эйнштейна, Б. Рассела и заметному месту в
позитивистско-аналитической традиции англо-американской философии в целом. Как
отмечается: «Крупнейшие исследования, посвященные его философской системе
(Н.К. Смит) и жизненному пути (Э. С. Мосснер), появились именно в XX в. »[85].
В свою очередь,
основной труд И. Канта «Критика чистого разума» вначале критиковался как за
излишнюю сложность изложения, так и за нарочитую новизну идей. Философские
идеи А. Шопенгауэра, изложенные им еще в молодом возрасте (31 год) в труде
«Мир как воля и представление» (1819), не признавались ни за философские, ни за
вообще сколь-нибудь существенные почти до конца долгой жизни мыслителя.
Непосредственно в
истории научного знания хорошо известно отношение современников к идеям
Коперника, Кеплера, Бруно в многих других ученых. Так, например, молекулярное
учение А. Авогадро, развитое им на основе его положения о том, что в равных
объемах (1811) газов при прочих равных условиях содержится одинаковое
количество молекул, было критически воспринято никем иным, как самим отцом
научной атомистики Дж. Дальтоном, и было забыто до тех пор, пока их более чем
через полвека не «воскресил» для научного сообщества С. Канниццаро
Основы
неевклидовой геометрии казанского ученого Н. Н. Лобачевского, изложенные в его
труде «О началах геометрии» и представленные в 1832 г. в Академию наук, были
не восприняты в столице известный математик М. В. Остроградский оценил ее отрицательно,
а журнал «Сын отечества» в 1834 г. поместил статью, просмеивающую труд
Лобачевского.
Открытие
фундаментального закона природы - закона сохранения энергии Ю. Р. Майером,
изложенного в его статье 1841 г. «О количественном и качественном определении
сил», не была принята ведущие для того времени журналом физиков «Annalen der
Physik» издателя И. К.
Поггендорфа.
Основополагающие
работы по наследственности Г. Менделя, проведенные на экспериментальном
материале по гибридизации гороха уже я 1856-1863 гг., хотя и были известны
ряду именитых ботаников, тем не менее были не поняты и забыты до аналогичных
опытов X. Де. Фриза в 1900 г. и почти одновременных опытов ряда других
биологов.
Выше мы приводили
примеры непонимания и непризнания величайших достижений человеческой мысли в
сфере научного познания. Может быть, в технике, близкой своими результатами потребностям
человека, дело обстояло много лучше? Пожалуй, не намного. Фонограф Эдиссона в
1878 г. был осмеян на собрании французской Академии как фокус шарлатана. В
изобретении телефона, запатентованного А. Беллом в 1876 г., не видели большого
будущего и вообще его считали вредным для ушей. В электродвигателях на ранних
этапах их создания не отмечали большой практической перспективы. Наконец, в художественном
искусстве (техника тоже искусство) мы хорошо знаем, как резко отрицательно
принимались новые музыкальные решения и формы выдающихся композиторов,
почитаемых сейчас за классиков первой величины. Наконец, новое выдающееся
явление становления исконно русского литературного языка в «Руслане и Людмиле»
юного Пушкина критиковали за просторечье. Непризнание нового обществом (или, в
частном случае, научным сообществом) - не досадные исторические инциденты, а
характерная черта становления всякого нового мировидения при его восприятии
адептами, апологетами, интерпретаторами установившихся догм, коих всегда
большинство, и их «голоса» при демократическом решении вопросов о признании
того или иного нового знания всегда в большинстве.
На основании
всего сказанного можно назвать следующие основные эвристические установки
искать нестандартные познавательные пути, необычные даже для самого себя, уже
обладающего такой установкой, не только негативно-критически, но и
позитивно-творчески рассматривать необычные экспериментальные и теоретические
результаты, терпимо относиться к необычным результатам коллег, если они,
конечно не результат явной некомпетентности или недобросовестности. Последнее
должно войти в идеологию научного сообщества в целом во избежание
многочисленных ошибок по подавлению нового, чему нас учит история науки.
Таким образом, из
действительно эвристических познавательных установок, из контекста истории
науки в различных областях можно выделить только одну главнейшую установку изо
всех сил терпимо относитесь ко всем необычным (нетрадиционным, не укладывающимся
в привычные понятия, концепции, схемы, шаблоны, стереотипы, словом, в
существующие парадигмы) идеям, теоретическим концепциям, экспериментальным
результатам. Для ученых же, ищущих принципиально новых знаний, установка при их
общении с познаваемой Природой может быть только одной единственной: «Просите,
и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий
просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» [Мф. 7,7-9].
Вот и вся
«эвристика» все остальное - горы макулатуры. Дополнить сказанное можно только
примерами.
Для преодоления
парадигм, стереотипов, шаблонов, схем, традиций, сложившихся в той или иной
специальной области знания и науке в целом, можно порекомендовать ученым
стремящимся к принципиально новым открытиям, путь Р. Декарта. Декарт, как известно
(см, например, в 17 лет от роду покинул в 1612 г. элитарную школу La Fleche и
начал странствовать по свету я учиться у самой жизни и природы. Как пишет К
Фишер, у Декарта «за эпохой школьного образования следовал период
самообразования, в буквальном смысле самообразования, не желающего ничего
воспринимать извне и принимать на веру, но желающего все вывести из себя,
обосновать своим мышлением, исследовать и открыть. Он часто говорил своим
друзьям, что и без ученого воспитания, данного ему отцом, он мог бы написать
совершенно те же научные книги, с той только разницей, что все они были бы написаны
по-французски, а не по-латыни»[86].
Сам Декарт так
комментировал свой шаг оставления изучения наук ради изучения «книги мира»: «Я
не хотел более искать никакой долгой науки, за исключением той, которую я мог
бы найти в самом себе или в великой книге мира, и, таким образом, посвятил
остаток моей юности путешествиям для того, чтобы изучить дворы, войска,
вступать в общение с людьми различного душевного склада и общественного
положения, запастись многообразным опытом. Таким образом освобождался я
постепенно от многих заблуждений, затемняющих наш естественный свет и делающих
нас менее способными повиноваться разум» (цитировано по [Фишер, 1994, с.
172-173]. Заметим существенное обстоятельство, что здесь мы рассматриваем
пример становления не беллетриста или политика, а великого математика и
философа-рационалиста. Вряд ли современный ученый может себе позволить
путешествовать по «Белому свету» более десяти лет, но иметь установку
освобождения от сложившихся догм, если желает прославиться открытием нового, он
должен.
Существует много
методик алгоритмов с попытками оптимизировать познавательный научный процесс.
Например, Джон Лара приводит семь составляющих исследовательского процесса.
Первые шесть - достаточно типичные (выбор предмета исследования, обоснование
точности и надежности исследовательского инструментария, анализ исходных
данных и проработка литературы и т. д.). Приведем седьмой компонент, наиболее
специфичный для познания нового: «Седьмое и последнее - я хотел бы напомнить
будущему исследователю, что не все вещи объяснимы словами и что есть место для
интуиции в разработке любой проблемы. Большинство велеречивых и многословных
людей часто являются не лучшими, а худшими из исследователей. Исследование в
конечном итоге является так же искусством, как и наукой. Способность увидеть
необычное в обычном (например, в «обычном» случайном событии «необычную»
закономерность) является очень ценным качеством. Если вы знаете объект ваших
исследований и если у вас есть силы восстать против установленных догм, вы
сможете достигнуть цели в научном исследовании»[87].
Наконец, для
открывателей нового можно дать и психологический совет - не расстраиваться от
длительного непризнания новой идеи, это естественно, на то она и новая. Кеплер
в ситуации нужды, одиночества и непризнания говорил: «Неужели мне может
казаться тяжелым, что люди ничего не хотят знать о моем открытии? Если
всемогущий Бог шесть тысяч лет ждал человека, который увидел бы, что Он
сотворил, то я могу подождать лет двести, пока найдется кто-нибудь, кто поймет
то, что я увидел)[88].
Что касается
«методологии самой методологии», конкретизированной на основании сказанного
выше, то это принцип невозможности (наподобие невозможности создания вечного
двигателя) создания эвристической методологии как алгоритмизированного
инструмента прогнозируемых открытий. Максимум, на что способна эвристика - это
создавать благоприятные условия для творческой деятельности. Начиная с того,
что, как минимум, голова должна быть на плечах, далее для открытия нового
нужно, как минимум, быть настроенным на постижение нового, а не жить
растительной жизнью обывателя, а максимум - это те выводы, которые сделаны
выше. Как писал Гете «Суха теория, мой друг, но вечно зелено древо жизни».
Дело в том, что есть совершенно определенная доля правды во взглядах А. Ф.
Лосева на то, что научное знание опирается, конструируется на основе того или
иного мифа, наполняющего жизнь человека, а далеко не только в результате
эмпирико-рационалистского познания ((объективного мира» В данном случае мир в
понимании Лосева есть ((конкретнейшее и реальнейшее явление сущего». Он, в
частности, писал «Нельзя живому человеку не иметь живых целей и не общаться с
живой действительностью, как бы она ни мыслилась, на манер ли старой
религиозной догматики или в виде современной механистической Вселенной. Мифология
- основа и опора всякого знания, и абстрактные науки только потому и могут
существовать, что есть у них та полнокровная и реальная база, от которой они
могут отвлекать те или иные абстрактные конструкции»[89].
В свете положений
настоящего раздела систему методологических принципов (методология в
нормативной форме) нужно рассматривать как систему рекомендательных ориентации
познавательной деятельности, задаваемых основоположениями, выраженными хотя и
в нормативной форме, но являющимися по сути не принципами, а рекомендациями.
Перейдем теперь
собственно к характеристике основных (точнее, наиболее известных, так как
выделение основных принципов спорный вопрос) методологических принципов и
подходов. Хотя, как я многократно оговаривался, методологические принципы и
подходы не дают однозначного пути к познанию нового, и в этом смысле они
расплывчаты, все же сформулировать их в отличие от эвристических учений можно
вполне в строгом и явном виде. Эти познавательные подходы и до их явной
формулировки именно как принципов, конечно, в неосознанной форме, применялись
«давным-даавно», но рефлексия их конкретизация, подробный анализ сфер
функционирования были произведены преимущественно в методологии науки XX века.
По каждому из
принципов опубликовано столько литературы, что она составит многие тома, но по
сравнению с кратким их изложением чтение их не прибавит заметно
методологического образования конкретным исследователя. Детальные исследования
полезны больше профессионалам методологам для конкретизации и защиты своих
позиций.
Принцип соответствия
Систематизация
знания в данной области научного познания на основе новых принципов (идей,
концепций, теорий) должна включать «старое» знание в этой области как элемент
этой системы (как частный случай, как предельный случай и т. п.). Например, релятивистская
механика при малых скоростях движения тел переходит в классическую механик
Ньютона.
Становление
принципа соответствия в методологии научного познания обычно связывается с
именем Н. Бора, хотя в разных формах идеи принципа соответствия высказывались
и ранее. Так например утверждается «Еще в 1913 г. Нильс Бор сформулировал
знаменитый «принцип соответствия», который устанавливал закономерное
взаимоотношение между классической теорией излечения и квантовой теорией. Он
сыграл настолько важную роль в развитии атомной теории, что позволил А.
Зоммерфельду назвать «принцип соответствия» Н. Бора «волшебной палочкой»[90].
Однако в прошлом веке аналогичные идеи мы находим у Бутлерова, который писал
«Когда мы будем знать ближе натур химической энергии, самый род атомного
движения когда законы механики получат и здесь причожение тогда учение о
химическом строении падет как падали прежние химические теории но, подобно
большинству этих теорий, оно падет не только для того, чтобы исчезнуть, а для
того, чтобы войти в измененном виде в круг новых, более широких воззрений»[91].
Этот принцип в
большинстве случаев помогает проводить разделение научного и ненаучного
знания.
Принцип дополнительности
Многие объекты
исследования (от простейших объектов микромира типа элементарных частиц до
сложнейших типа человека и общества) более полно описываются на основании
интеграции разнеродных и даже противоречивых знаний (теорий, концепций, подходов).
Например, корпускулярно-волновой дуализм в физике или учение о душе и теле
(религия), учение о двойственной истине (Ибн-Рушд), субстанции мыслительной и
протяженной (Декарт) при описании человека, синхронический и диахронический
подходы в лингвистике и культурологии, интерналистский и экстерналистский
подходы в методологии и истории науки. Как видно, идея дополнительности
различных знаний об одном и том же объекте, не поддающихся полному синтезу,
известна с давних времен. Формулировка же «принципа дополнительности» в явном
виде связывается опять-таки с именем Н. Бора: «Для того, чтобы достичь лучшего
понимания между парными понятиями классической физики, Нильс Бор ввел понятие
«дополнительность». Он рассматривал картину частицы и картину волны в качестве
взаимодополняющих описаний одной и той же реальности, каждое из которых истинно
лишь частично и имеет ограниченное применение»[92].
Принцип пролиферации научных
теорий (илианархистская теория научного знания П. Фейрабенда).
Этот принцип,
согласно которому возможность наиболее полного познания объекта увеличивается
вместе с количеством и разнообразием теоретических идей, можно назвать «принципом
дополнительности в квадрате». Хотя этот принцип действительно похож на принцип
дополнительности, доведенный до абсурда, тем не менее при познании сложных
объектов (если взять, например, проблему «Человек и все существующие подходы,
теории, направления, школы, учения») он показывает свою состоятельность.
Принцип верификации
По существу - это
аналог принципа достаточного основания формальной логики. Основной смысл его
прост - вводимые в систему научного знания положения должны быть обоснованы.
Вся сложность в проблеме выбора общепринятых, критериев истинного или
обоснованного научного знания, а здесь, к сожалению, сходимости у ученых нет.
В логическом позитивизме таким критерием является возможность эмпирического
обоснования научного знания путем сведения всякого знания к простейшим
атомарным эмпирическим протокольным суждениям, констатациям.
Принцип фальсификации
Согласно этому
принципу, только то знание можно принимать за научное, которое сформулировало
так, что класс его потенциальных фальсификаторов представляет непустое
множество. Проще говоря, для всякого знания, претендующего на статус научного,
должны видеться совершенно определенные возможности его проверки путем
опровержения. Этот принцип наиболее продуктивен при отделении традиционного
научного знания от околонаучных, паранаучных, мистических, эзотерических и т.п.
учений (подчеркнем, что здесь мы не критикуем названного рода учения в смысле
отказа им в поаве на постижение мира, здесь вопрос только в выделении собственно
научного пути познания мира от других возможных). Например, если кто-то
уверяет, что видел летающую тарелку с инопланетянами, выглядывающими из
иллюминаторов, то для научного рассмотрения этого знания нужна возможность
критической проверки этого утверждения на предмет ложности или достоверности
(свидетели, фотография, зарегистрированные радиосигналы и т.п.).
Данный принцип
сформулирован К. Поппером, хотя в более или менее ясной форме основная идея
принципа высказывалась и ранее, например, Ф. Ницше, который в сочинении «По ту
сторону добра и зла» писал: «Поистине немалую привлекательность каждой данной
теории составляет то, что она опровержима: именно этим она влечет к себе более
тонкие умы»[93].
Принцип
редукции
- познание некоторой целостности, системы, «сложности» через познание более
простых ее составляющих - частей, элементов. Другими словами, принцип редукции
- познание некоторых интегральных свойств исследуемых объектов (целостностей,
систем) через составляющие их части. Этот принцип наиболее характерен для
научного познания каких бы то ни было объектов неживой и живой природы,
социальных систем, социоприродных систем вплоть до Вселенной. Так, некоторые
свойства атома можно вывести из свойств его ядра и электронов, живой клетки из
составляющих ее органоидов, общества - из свойств составляющих его социальных
групп, экономики, геополитического положения и т.п.
Принцип
целостности - познание индивидуальных целостных свойств исследуемых объектов во
взаимодействиях с другими объектами (целостностями и т.п.). В простейшем
выражении: целое больше суммы составляющих его частей. Точнее, у всякой
системы, целостности есть свойства, которые не сводимы (нередуцируемы) ко всей
совокупности свойств составляющих элементов, частей. Свойства молекул не
исчерпываются свойствами составляющих их атомов; свойства живых клеток не
исчерпываются свойствами составляющих их молекул и органоидов; свойства
популяции не исчерпываются свойствами входящих в нее особей; свойства языка не
исчерпываются свойствами составляющих его лексических единиц, грамматических
правил, семиотических характеристик .
Принцип контрредукции
Принцип
сформулирован В.И. Курашовым[94]. Утверждает в
онтологической части наличие во всякой естественной (природной) системе
(целостности) высших имманентных «метацелостных» свойств и возможность их
познания (гносеологическая часть) при исследовании данной системы (целостности)
как элемента, части в составе более высокоорганизованной системы. Причем
специально подчеркивается, что речь идет именно об имманентных, изначально
присущих данной целостности свойствах. Принцип контрредукции распространяется
на все естественные объекты от элементарных частиц до социоприродных систем,
естественного языка, Вселенной, в том числе, если они берутся как системы,
включающие не только актуальные, но и исторические связи между их элементами.