Средневековая
западная культура - специфический феномен. С одной стороны, продолжение
традиций античности, свидетельство тому - существование таких мыслительных
комплексов, как созерцательность, склонность к абстрактному умозрительному
теоретизированию, принципиальный отказ от опытного познания, признание
превосходства универсального над уникальным. С другой стороны, разрыв с
античными традициями: алхимия, астрология, имеющие
"экспериментальный" характер.
А на Востоке в
средние века наметился прогресс в области математических, физических,
астрономических, медицинских знаний. В IX в. была переведена на арабский язык
книга "Великая математическая система астрономии" Птолемея под
названием "Аль-Магисте" (великое), которая потом вернулась в Европу
как "Альмагест". Переводы и комментарии "Альмагеста"
служили образцом для составления таблиц и правил расчета положения небесных
светил. Также были переведены и "Начала" Евклида, и сочинения
Аристотеля, труды Архимеда, которые способствовали развитию математики,
астрономии, физики. Греческое влияние отразилось на стиле сочинений арабских
авторов, которые характеризуют систематичность изложения материала, полнота,
строгость формулировок и доказательств, теоретичность. Вместе с тем в этих трудах
присутствует характерное для восточной традиции обилие примеров и задач чисто
практического содержания. В таких областях, как арифметика, алгебра,
приближенные вычисления, был достигнут уровень, который значительно превзошел
уровень, достигнутый александрийскими учеными.
Интерес для нас
представляет личность Мухаммеда ибн-Мусы ал-Хорезми (780-850), автора
нескольких сочинений по математике, которые в XII в. были переведены на латынь
и четыре столетия служили в Европе учебными пособиями. Через его "Арифметику"
европейцы познакомились с десятичной системой счисления и правилами
(алгоритмами - от имени ал-Хорезми) выполнения четырех действий над числами,
записанными по этой системе. Ал-Хорезми была написана "Книга об ал-джебр и
ал-мукабала", целью которой было обучить искусству решений уравнений,
необходимых в случаях наследования, раздела имущества, торговли, при измерении
земель, проведении каналов и т.д. "Ал-джебр" (отсюда идет название
такого раздела математики, как алгебра) и "ал-мукабала" - приемы вычислений,
которые были известны Хорезми еще из "Арифметики" позднег-реческого
математика (III в.) Диофанта. Но в Европе об алгебраических приемах узнали
только от ал-Хорезми. Никакой специальной алгебраической символики у него даже
в зачаточном состоянии еще нет. Запись уравнений и приемы их решений
осуществляются на естественном языке.
Вот еще некоторые
имена:
·
Мухаммедаль-Баттани
(850-929) - астроном, составивший новые астрономические таблицы;
·
Ибн Юлас
(950-1009), известный достижениями в области тригонометрии, составивший таблицы
наблюдений лунных и солнечных затмений;
·
Ибн аль-Хайсам
(965-1020), сделавший значительные открытия в области оптики;
·
Ал-Бируни
(973-1048) - автор многочисленных трудов по истории, географии, филологии,
философии, математике, астрономии, создавший основы учения об удельном весе;
·
Абу-Али
ибн-Сина (Авиценна) (980-1037) - философ, математик, астроном, врач, чей
"Канон врачебной науки" снискал мировую славу и представляет
определенный познавательный интерес сегодня
·
Омар Хайям
(1048-1122) - не только великий поэт, но и известнейший в свое время математик,
астроном, механик, философ;
·
Ибн Рушд
(1126-1198) - философ, естествоиспытатель, добившийся больших успехов в области
алхимии.
Эти и многие другие
выдающиеся ученые арабского средневековья внесли большой вклад в развитие
медицины, в частности глазной хирургии, что натолкнуло на мысль об изготовлении
из хрусталя линз для увеличения изображения. В дальнейшем это привело к
созданию оптики.
Работая на основе
традиций, унаследованных от египтян и вавилонян, черпая некоторые знания от
индийцев и китайцев и, что самое важное, переняв у греков приемы рационального
мышления, арабы применили все это в опытах с большим количеством веществ. Тем
самым они вплотную подошли к созданию химии.
В XV в. после
убийства Улугбека и разгрома Самаркандской обсерватории начинается период
заката математических, физических и астрономических знаний на Востоке и центр
разработки проблем естествознания, математики переносится в Западную Европу.
Под «средневековьем» обычно
понимают период развития общества, охватывающий ряд столетий от древнего мира
до Нового времени. Для Западной Европы его начало приходится на V век нашей
эры, и оно связано с распадом Римской империи, а завершение относится к XIV
веку, к возникновению эпохи Возрождения. В социально-экономическом плане он
соотносится с эпохой феодализма, с распространением и укреплением общественного
строя, более прогрессивного, чем рабовладельческая организация общества.
Для философии это был период,
когда изменились цель и характер философствования. Античности не было присуще,
в целом, подчинение философствования тем или иным политическим режимам или
какой-либо монотеистической религии. Философы могли свободно создавать свои
мировоззренческие концепции как в области онтологии, так и в гносеологии,
этике, эстетике, социальной философии. Их религиозно-мифологическая ориентация
была относительно автономной в том отношении, что существовал большой выбор
среди «богов» или в трактовках «божества», механизмов их связи с людьми, с
природой, хотя, конечно, философам порой грозило суровое наказание за признание
не тех богов, которые почитались в том или ином городе (это называлось
«безбожием»). Средние же века характеризовались, помимо прочего, тем, что к
этому времени уже заканчивался переход от политеизма к монотеистической
религии. Такая религия требовала слепого принятия целого ряда новых «истин».
Монотеизм (греч. monos — один,
theos — бог) — единобожие, религия, признаюшая единого Бога, в отличие от
политеизма, многобожия.
В странах Западной Европы,
возникших в результате распада Римской империи, таковым явилось христианство.
Оно зародилось еще за несколько столетий до нашей эры как еретическое движение
в иудаизме, затем окончательно отошло от него, стало обретать все большее
значение в духовной жизни многих стран и было признано в качестве официальной
государственной религии во время правления императора Константина Великого (в 324 г. н. э.). Установление союза светской власти с христианством укрепило церковную организацию этой
религии в политическом, экономическом, а также мировоззренческом отношениях.
С одной стороны, ведущие
представители христианской религии испытывали потребность в философском
обосновании своих исходных положений (в первую очередь доктрины единобожия); от
некогда негативных оценок «мудрецов» и их учений они все чаще стали обращаться
к их положениям, способным дополнить или подкрепить те или иные истины религии
(Тит Флавий Климент, Ориген). С другой стороны, философы все больше
ориентировались на те или иные установки христианства, порой совпадающие и
дополняющие (особенно в нравственно-этической сфере) их умозрительные или, быть
может, недостаточно обоснованные жизненным опытом утверждения; космологические
идеи философов порой имели тенденцию, как мы уже видели, к выходу в
представления о Мировом Уме, о «конечной причине», о «форме форм» и т.п., а
вероучение христианской религии о невещественном (и в этом смысле
«нематериальном») Абсолюте, или Боге, могло дать отправную точку для новых
философских размышлений. Так что далеко не всегда философия средневековья
оказывалась под непосредственным диктатом теологии, выступая якобы в навязанной
ей роли «служанки богословия».
В философию стал интенсивно
проникать понятийный аппарат религии; порой трудно было разграничить эти две
разные формы мировоззрения; получил основание для существования термин
«религиозная философия». Философия и в средние века не переставала прогрессивно
развиваться, содействуя сдвигам в сфере культуры, в том числе в религии. Однако
в сравнении с античной философией чувствовались уже иные темпы в разработке ее
проблематики и ее стесненность внешними факторами (наиболее явно это
происходило в более поздние времена, когда церковь прибегла к инквизиции). А
тот факт, что тенденция к союзу философии и теологии, к их взаимодействию
проявилась еще в конце античности — с I — II вв. н.э., говорит о преходящем
характере того грубого насилия церкви, которое она предпринимала позже по
отношению к философскому инакомыслию. О том же свидетельствует и существование
даже в наши дни такого распространенного в Западной Европе течения, как
неотомизм, одной из центральных идей которого является союз теологии и
философии.
Итак, важнейшей чертой философии
Средневековья, отличающей ее от античной философии, а тем более от философии
Нового времени, была ее тесная связь с монотеистической религией.
«Средневековая философия, — отмечает известный специалист по истории философии
В. В. Соколов, — исторически весьма своеобразный тип теоретизирования, решающая
особенность которого состояла во взаимоотношениях с религиозно-монотеистическим
мировоззрением».
В философии средневековья
выделяются два периода, называемых «патристика» (IV — VIII вв.) и «схоластика»
(VI — XV вв.).
Патристика (от лат. pater —
отец) — это система теолого-философ-ских взглядов «отцов церкви»,
обосновывавших и разрабатывавших идеи христианства. В истории патристики
выделяют несколько этапов:
1) апологетика (II — III вв.),
2) классическая патристика (IV —
V вв.)
3) заключительный этап.
Патристика разделилась на западную, где писались труды на латинском языке, и
восточную, где произведения создавались на греческом языке. К наиболее
известным относятся Климент Александрийский, Григорий Нисский, Августин
Блаженный, Иоанн Златоуст.
Важно зафиксировать, что сама идея экспериментачьного исследования
неявно предполагала наличие в культуре особых представлений о природе, о
деятельности и познающем субъекте, представлений, которые не были свойственны
античной культуре, но сформировались значительно позднее, в культуре Нового
времени. Идея экспериментального исследования полагала субъекта в качестве
активного начала, противостоящего природной материи, изменяющего ее вещи путем
силового давления на них. Природный объект познается в эксперименте потому, что
он поставлен в искусственно созданные условия и только благодаря этому проявляет
для субъекта свои невидимые сущностные связи. Недаром в эпоху становления науки
Нового времени в европейской культуре бытовало широко распространенное
сравнение эксперимента с пыткой природы, посредством которой исследователь
должен выведать у природы ее сокровенные тайны.
Природа в этой системе представлений воспринимается как особая
композиция качественно различных вещей, которая обладает свойством
однородности. Она предстает как поле действия законосообразных связей, в
которых как бы растворяются неповторимые индивидуальности вещей.
Такое понимание природы выражалось в культуре Нового времени
категорией «натура». Но у древних греков такого понимания не было. У них
универсалия «природа» выражалась в категориях «фю-сис» и «космос». Фюсис
обозначал особую, качественно отличную специфику каждой вещи и каждой сущности,
воплощенной в вещах. Это представление ориентировало человека на постижение
вещи как качества, как оформленной материи, с учетом ее назначения, цели и
функции. Космос воспринимался в этой системе мировоззренческих ориентации как
особая самоцельная сущность со своей природой. В нем каждое отдельное
«физически сущее» имеет определенное место и назначение, а весь Космос
выступает в качестве совершенной завершенности.
Как отмечал А.Ф. Лосев, нескончаемое движение Космоса представлялось
античному мыслителю в качестве своеобразного вечного возвращения, движения в
определенных пределах, внутри которых постоянно воспроизводится гармония
целого, и поэтому подвижный и изменчивый Космос одновременно мыслился
как некоторое скульптурное целое, где части, дополняя друг друга, создают
завершенную гармонию. Образ вечного движения и изменения сочетался в
представлениях греков с идеей шарообразной формы (космос почти всеми философами
уподоблялся шару). А.Ф. Лосев отмечал глубинную связь этих особых смыслов
универсалии «природа» с самими основаниями полисной жизни, в которой
разнообразие и динамика хозяйственной деятельности и политических интересов
различных социальных групп и отдельных граждан соединялись в целое гражданским
единством свободных жителей города-государства. В идеале полис представлялся
как единство в многообразии, а реальностью такого единства полагался Космос.
Природа для древнего грека не была обезличенным, неодушевленным веществом, она
представлялась живым организмом, в котором отдельные части — вещи — имеют свои
назначения и функции. Поэтому античному мыслителю была чужда идея постижения
мира путем насильственного препарирования его частей и их изучения в
несвободных, несвойственных их естественному бытию обстоятельствах. В его
представлениях такой способ исследования мог только нарушить гармонию Космоса,
но не в состоянии был обнаружить эту гармонию. В связи с чем постижение
Космоса, задающего цели всему «физически сущему», может быть достигнуто только
в умозрительном созерцании, которое расценивалось как главный способ поиска истины.
Знание о природе (фюсис) древние греки противопоставляли знанию об
искусственном (тэхне). Античности, как и сменившему ее европейскому
Средневековью, было свойственно резкое разграничение природного, естественного
и технического, искусственного. Механика в античную эпоху не считалась знанием
о природе, а относилась только к искусственному, созданному человеческими
руками. И если мы расцениваем опыты Архимеда и его механику как знание о законах
природы, то в античном мире оно относилось к «тэхне», искусственному, а
экспериментирование не воспринималось как путь познания природы.
Теоретическое естествознание, опирающееся на метод эксперимента,
возникло только на этапе становления техногенной цивилизации. Проблематика
трансформаций культуры, которые осуществлялись в эту эпоху, активно
обсуждается в современной философской и культурологической литературе. Не
претендуя на анализ этих трансформаций во всех аспектах, отметим лишь, что их
основой стало новое понимание человека и человеческой деятельности, которое
было вызвано процессами великих преобразований в культуре переломных эпох —
Ренессанса и перехода к Новому времени. В этот исторический период в культуре
складывается отношение к любой деятельности, а не только к интеллектуальному
труду как к ценности и источнику общественного богатства.
Это создает новую систему ценностных ориентации, которая начинает
просматриваться уже в культуре Возрождения. С одной стороны, утверждается, в
противовес средневековому мировоззрению, новая система гуманистических идей,
связанная с концепцией человека как активно противостоящего природе в качестве
мыслящего и деятельного начала. С другой стороны, утверждается интерес к
познанию природы, которая рассматривается как поле приложения человеческих
сил. Уже в эпоху Возрождения начинает складываться новое понимание связи между
природным, естественным и искусственным, создаваемым в человеческой
деятельности. Традиционное христианское учение о сотворении мира Богом
получает здесь особое истолкование. По отношению к божественному разуму,
который создал мир, природа рассматривается как искусственное. Деятельность же
человека истолковывается как своеобразное подобие в малых масштабах актов
творения. И основой этой деятельности полагается подражание природе, распознавание
в ней разумного начала (законов) и следование осмысленной гармонии природы в
человеческих искусствах — науке, художественном творчестве, технических
изобретениях. Ценность искусственного и естественного уравниваются, а разумное
изменение природы в человеческой деятельности выступает не как нечто
противоречащее ей, а как согласующееся с ее естественным устройством. Именно
это новое отношение к природе было закреплено в категории «натура», что
послужило предпосылкой для выработки принципиально нового способа познания
мира: возникает идея о возможности ставить природе теоретические вопросы и
получать на них ответы путем активного преобразования природных объектов.
Новые смыслы категории «природа» были связаны с формированием новых
смыслов категорий «пространство» и «время», что также было необходимо для
становления метода эксперимента. Средневековые представления о пространстве
как качественной системе мест и о времени как последовательности качественно
отличных друг от друга временных моментов, наполненных скрытым символическим
смыслом, были препятствием на этом пути.
Как известно, физический эксперимент предполагает его принципиальную
воспроизводимость в разных точках пространства и в разные моменты времени.
Понятно, что физические эксперименты, поставленные в одной лаборатории, могут
быть повторены в других лабораториях, независимо от их местоположения (при
прочих равных условиях). Если бы такой воспроизводимости не существовало, то и
физика как наука была бы невозможна. Это же касается и воспроизводимости
экспериментов во времени. Если бы эксперимент, осуществленный в какой-либо
момент времени, нельзя было бы принципиально повторить в другой момент времени,
никакой опытной науки не существовало бы.
Но что означает это, казалось бы, очевидное требование воспроизводимости
эксперимента? Оно означает, что все временные и пространственные точки должны
быть одинаковы в физическом смысле, т.е. в них законы природы должны
действовать одинаковым образом. Иначе говоря, пространство и время здесь полагаются
однородными. Однако в средневековой культуре человек вовсе не мыслил пространство
и время как однородные, а полагал, что различные пространственные места и
различные моменты времени обладают разной природой, имеют разный смысл и
значение.
Такое понимание пронизывало все сферы средневековой культуры —
обыденное мышление, художественное восприятие мира, религиозно-теологические и
философские концепции, средневековую физику и космологию и т.п. Оно было
естественным выражением системы социальных отношений людей данной эпохи,
образа их жизнедеятельности.
В частности, в науке той эпохи оно нашла свое выражение в представлениях
о качественном различии пространства земного и небесного. В мировоззренческих
смыслах средневековой культуры небесное всегда отождествлялось со «святым» и
«духовным», а земное — с «телесным» и «греховным». Считалось, что движения
небесных и земных тел имеют принципиальное различие, поскольку эти тела принадлежат
к принципиально разным пространственным сферам.
Радикальная трансформация всех этих представлений началась уже в период
Возрождения. Она была обусловлена многими социальными факторами, в том числе
влиянием на общественное сознание Великих географических открытий,
усиливающейся миграцией населения в эпоху первоначального накопления, когда
разорившиеся крестьяне сгонялись с земли, разрушением традиционных
корпоративных связей и размыванием средневекового уклада жизни, основанного на
жесткой социальной иерархии.
Показательно, что новые представления о пространстве возникали и
развивались с начала Возрождения в самых разных областях культуры: в философии
(концепция бесконечности пространства Вселенной у Дж. Бруно), в науке (система
Н. Коперника, которая рассматривала Землю как планету, вращающуюся вокруг
Солнца, и тем самым уже стирала резкую грань между земной и небесной сферами),
в области изобразительных искусств, где возникает концепция живописи как «окна
в мир» и где доминирующей формой пространственной организации изображаемого
становится линейная перспектива однородного евклидова пространства.
Все эти представления, сформировавшиеся в культуре Ренессанса,
утверждали идею однородности пространства и времени и тем самым создавали
предпосылки для утверждения метода эксперимента и соединения теоретического
(математического) описания природы с ее экспериментальным изучением. Они во
многом подготовили переворот в науке, осуществленный в эпоху Галилея и Ньютона
и завершившийся созданием механики как первой естественнонаучной теории.
Показательно, что одной из фундаментальных идей, приведших к ее
построению, была сформулированная Галилеем эвристическая программа —
исследовать закономерности движения природных объектов, в том числе и небесных
тел, анализируя поведение механических устройств (в частности, орудий Венецианского
арсенала).
В
свое время Нильс Бор высказал мысль, что новая теория, которая вносит переворот
в прежнюю систему представлений о мире, чаще всего начинается с «сумасшедшей
идеи». В отношении Галилеевой программы это вполне подошло бы. Ведь для многих
современников это была действительно сумасшедшая идея — изучить законы
движения, которым подчиняются небесные тела, путем экспериментов с механическими
орудиями Венецианского арсенала. Но истоки этой идеи лежали в предыдущем
культурном перевороте, когда преодолевались прежние представления о
неоднородном пространстве мироздания, санкционировавшие противопоставление
небесной и земной сфер.