Современные проблемы истории и философии науки

В какой-то мере Сорокин утрирует тенденции в современной ему науке, но разве в современной нам науке и философии фундамен­тальный онтологизм господствует? Даже в математике канторовская теория множеств делает эту науку не такой уж и точной, а мода в философии на постмодернистскую деконструкцию и бесконечный поиск контекстов также является данью релятивизму. Заслуга Сорокина именно в том и состоит, что он, изучая кризисные явления общества середины XX века, связывал их с инструментальным харак­тером науки и образования. "Поскольку чувственное познание не ищет ничего абсолютного (включая действенную истину, независимую от чувственных заключений) и рассматривает любую "истину" как инструмент приспособления к чувственному миру, сотворенному для того, чтобы сделать жизнь более приятной и менее тягостной, то утвержде­ния и теории, которые оказываются полезными, доставляющими удо­вольствие и удобными, становятся истинными, а те, которые оказываются бесполезными, неудобными и неэкономичными, считаются ложными" 6. Таким образом, Сорокин остро ставит вопрос о релевантности и элевантности знания, объясняя прогресс естественных и технологических знаний и фактическое игнорирование таких дисциплин и направлений, как, например, абсолютная этика и метафизическая философия. Выход из наметившегося кризиса Сорокину видится в синтезе религиозного, чувственного и рационального элементов истины в тигле идеалистической (философской) системы. В качестве лучших примеров попыток синтезировать в одном целом божественную, чувственную и диалектическую истину Сорокин указывает на системы античных мыслителей Платона и Аристотеля, а также средневековых схоластов Альберта Великого и Фомы Аквинского. Отсюда становится ясным, как трепетно русско-американский мыслитель относится к роли философии в познании вообще и научном познании в частности.

Довольно оригинально учение о формах знания развивает Макс Шелер, который, безусловно, является самой противоречивой и оригинальной фигурой германской философии начала XX века, а глубокое чувствование и осознание духовного кризиса европейской цивилизации и философская рефлексия по этому поводу делают Шелера классиком континентальной философской традиции.

Проводя классификацию форм знания в своей работе "Философское мировоззрение", впервые опубликованной в 1928 году, он различал знание господства, образовательное знание и знание спасения. Шелер отмечал, что "ни один из этих трех видов знания не существует только для самого себя. Каждый вид служит преобразо­ванию сущего – либо вещей, либо образовательной формы самого человека, либо абсолютного" 7. Каждая форма знания сопряжена, по Шелеру, с особым структурированным видом реальности. Так, знание ради господства или знание позитивных наук сопряжено с действительностью, образовательное знание связано с сущим, а священное знание покоится на самом бытии. Поэтому можно сказать, что образовательное знание имеет онтический статус, а священное – онтологический.

Первый вид знания – знание ради господства служит для достижения возможной технической власти над природой и обществом. "Позитивная наука, ориентированная на труд и достижения, напротив, начинает свой вопрос "почему" не с удивления, а с потребности (вызванной неожиданностью чего-то непривычного, нового события, отклоняющегося от "регулятивного" хода вещей), потребности это "новое" ожидать в другой раз, предсказать и, наконец, иметь возможность практически воспроизвести его, или, по крайней мере, иметь возможность домыслить то, как его можно было бы воспроизвести, как это "сделать". Если "новое", неожиданное встроено в идею о регулярном ходе вещей, если "законы природы" определены так, что событие при точно указанных обстоятельствах оказывается "следствием" этих законов и тем самым уже чем-то относительно известным, то "наука" вполне удовлетворительна" 8. На данной форме знания дер­жится вся западная цивилизация. Шелер утверждает, что знание господства есть объект исследования специальных позитивных наук, це­лью которых является поиск законов пространственно-временной связи окружающих нас явлений, упорядоченных в определенные классы, то есть "случайного здесь-и-теперь-так-бытия". Знание господства выступает как знание о действительности. Сам Шелер признает существование действительности, но, как заметил швейцарский теолог, философ и логик Юзеф Бохеньский, он консолидируется с другим своим великим современником – Дильтеем, утверждая, что "чисто познающее существо не имеет дело с реальностью, ибо реальность – это то, что оказывает сопротивление нашему стремлению. Столкновение с этим сопротивлением свидетельствует о существовании действительности" 9.

Мотивом получения знаний в области данных специальных позитивных наук выступает желание господства над социальным и природным миром и как следствие – над людьми. Таким образом, согласно Шелеру, все фундаментальные формы бытия естественной и позитивно-научной картины мира обусловлены не только установлениями человеческого разума, живым человеческим влечением к господству над природой.

Но и здесь, абсолютизируя знание ради господства, западная ци­вилизация в эпоху Модерн дала крен в пользу культивирования только одной возможной половины этой формы знания, той части, что предназначена служить овладению и управлению внешней, неорганической природой. "Однако внутренняя техника жизни и души, — указывает Шелер, — т.е. задача максимального распространения власти и господства воли и посредством нее – духа на психофизиологические процессы организма (по­скольку он как ритмизированное временное единство регулируется по витальным законам) отступила далеко назад перед целью овладения внешней и мертвой природой в самом организме" 10. Немецкий философ последовательно проводит критику эпистемологических ориентиров новоевропейской культуры, которые кристаллизовались в виде таких философских позиций, как прагматизм и позитивизм, так как оба они фактически делают "трудовую" науку единственно возможным видом знания вообще. Более того, по мнению Шелера, "наука для науки" или же "мнимо умозрительная теоретическая наука" зани­мает место возможного образовательного и спасительного знания в человеческом духе и поэтому знание ради господства не должно считаться универсальным и абсолютным, а лишь должно быть инструментом практически-технического изменения мира. Однако тенденция доминирования знания господства все более и более проявляется не только в общеевропейском, но и в общемировом историческом процессе. Шелер пишет: "Если бы на вратах грядущей мировой истории я должен был написать название, которое бы передавало всеобхватывающую тенденцию этой эпохи, то, как мне кажется, ей подходило бы только одно – "уравнивание"... Уравнивание специального научного знания и образования человека, физического и умственного труда" 11. Однако Шелер последовательно проводит мысль о необходимости дифференциации знания господства и сущностного знания, что даст стимул к дальнейшему развитию человеческого духа. "Лишь после этого чистое образовательное знание и чистое спасительное знание (их подлинные цели, несущие их духовные позиции, их мыслительные и созерцательные средства, их методы и техники могут, так сказать, отыграться, могут быть вновь извлечены из мусора цивилизации, ориентированной на труд и достижения" 12.

Второй вид знания – сущностное знание – выступает как противоположное знанию ради господства и кристаллизуется в качестве громадного поля философского исследования с собственной методологией. В противоположность первому виду знания, сущностное знание строго методически игнорирует пространственно-временное положе­ние и все то, что случайно существует так или по-другому, то есть пытается исследовать окружающий мир независимо от случайного тем­порального потока сознания того или иного человека. Иначе говоря, сущностное знание, или знание образования выступает не как знание действительности, а как знание сущностной структуры всего того, что есть, "чтойности" вещей.

Главные особенности этого вида знания заключены, согласно Шелеру, в следующем:

- вместо установки на господство по отношению к миру появляется попытка возможно более полного включения всякого страстного поведения, руководимого влечением;

-  игнорируется реальное наличное бытие вещей, то есть их воз­можная сопротивляемость человеческой деятельности, и как раз тем самым игнорируется все чисто случайное здесь-и-сейчас-так-бытие в том виде, в каком дает его человеку чувственное восприятие;

- сущностное знание, хотя и не зависит от всякого опыта, являет­ся независимым от количества опыта или предшествует последнему;

- познание сущностей и познание сущности взаимосвязей имеет значение, выходящее далеко за пределы той очень маленькой области реального мира, который доступен человеку через посредство чув­ственного опыта и его инструментального подкрепления.

Таким образом, сущностное знание ставит себе целью познание сущего, как оно есть само по себе, и в самом себе; оно выступает как собственно "разумное", "интеллектуальное" знание. В этой связи интересно определение Шелером интеллекта, который есть "способ­ность организма, преодолевая застывший врожденный инстинкт и ассоциативную память, осмысленно приспосабливаться к новым си­туациям – внезапно и независимо от числа прежде сделанных пробных попыток решить задачу" 13. Сущностное знание отождествляется с образовательным знанием, и для Шелера образованным человеком "является не тот, кто может в соответствии с законами в максимальной степени предвидеть процессы и управлять ими (первый есть "ученый", второй есть "исследователь"), образованным является тот, кто овладел структурой своей личности, совокупностью выстроенных в единство одного стиля идеальных подвижных схем созерцания, мышления, толкования, оценки мира, обращения с ним и с какими бы то ни было случайными вещами в нем; схем, которые предзаданы всякому случайному опыту, которые единообразно перерабатывают его и включают в целостность личного "мира" 14.

Возможности для применения сущностного знания воплощаются в каждой области позитивных наук (в математике, физике, химии, биологии, психологии), где оно охватывает высшие предпосылки соответствующей исследовательской области и образует "сущностную аксиоматику" последней. С другой стороны, сущностное знание, объясняя и делая понятной саму "подлинную сущность бытия", стимулирует "растущее одухотворение творческого порыва", который всегда первоначально слеп по отношению к идеям и высшим ценностям. Тем самым Шелер подходит к третьему виду знания – метафизическому, или священному знанию. К метафизическому знанию ведет соединение результатов позитивной науки, обращающейся к сущности, а также соединение их результатов с положениями аксиологичес­ких дисциплин, среди которых Шелер называет общее учение о ценностях, эстетику, этику и философию культуры. Метафизическое знание первоначально ведет к метафизике "пограничных проблем" позитивных наук, метафизике первого порядка (что такое "жизнь", что такое "материя"), а через нее – к метафизике абсолютной, метафизике второго порядка. По Шелеру, основу "священного знания" составляет "трансцендентальный способ рассуждения", основывающийся на законе, который гласит: "Так как достоверно, что бытие самого мира не зависит от случайного наличного бытия земного человека и его эмпирического сознания, и так как все же существуют строгие сущностные взаимосвязи между известными классами духовных актов и опреде­ленными сферами бытия, доступ к которым получаем посредством этих классов актов – основе всех вещей должно быть приписано все те из актов и операций, что дает нам, приходящим существам, этот доступ" 15. Иными словами, метафизическое знание выступает у Шелера как "метаантропология и метафизика акта" и сама метафизика не может идти от предметного бытия. Метафизическое, или священное знание выступает как знание о бытии, а, следовательно, священное знание имеет не онтический, а онтологический статус, так как оно сопряжено с бытием и Абсолютом.

Таким образом, каждому рациональному познавательному действию предшествует эмоциональное переживание ценности, поскольку лишь в лучах этой ценностной обращенности предмет только и может стать значимым и достойным исследовательского внимания. То есть как в метафизическом, так и в сущностном и особенно в техническом знании присутствуют этико-эстетические и аксиологические мотивы. Отсюда следует, что познавательная деятельность базируется в понимании Шелера не столько на мотивах-интенциях, сколько на мотивации, навеянной общественными нормами и ценностями. В частности, непременные для возникновения науки и техники материальные и идеальные условия определены для него изначально одинаковым, эмоционально окрашенным этосом, предпосланным им обоим: не идея практической пользы, а стремление к власти и господству над природой и обществом характерно для современной науки и техники.

Но Шелер не является адептом какой-либо одной формы знания, так как, по его мнению, ни одна из рассмотренных форм знания не может ни "заменить", ни "представить" другую, а там, где одна форма знания вытесняет обе другие (или только одну из них) так, что эта форма знания предъявляет притязания быть единственно значимой и единственно господствующей, там единству и гармонии общего культурного бытия человека наносится большой ущерб. Шелер указыва­ет, что различные локальные цивилизации по-своему односторонне развивали различные формы знания. Например, в Индии доминировали спасительное знание и особая форма позитивного знания – "витально-душевная техника обретения человеком власти над самим собой". Китайская и античная цивилизации базировались на образовательной форме знания. Западноевропейская цивилизация, начиная с XII столетия, стала опираться на трудовое знание позитивных наук, ориентированное на внешнюю природу. Шелер подчеркивает, что "...сегодня во всем мире пробил час, когда надо проложить путь к уравниванию и в то же время взаимодополнению этих односторонних направлений духа. Будущая история человеческой культуры будет проходить под знаком этого уравнивания и этого взаимодополнения, а не под знаком одностороннего попрания одного рода знания другими, заботы исключительно об исторически "самобытном" в каждом культурном регионе" 16.

Анализ форм знания в учениях Шелера и Сорокина позволяет сделать вывод, что триада Шелера "техническое знание – сущностное знание – метафизическое знание" аналогична триаде Сорокина "чувственная система истины – идеациональная система истины – идеалистическая система истины". Обратим внимание, что медиальный компонент представленных триад фактически связывает ярковыраженные инструментальные и экзистенциальные виды знания, и по своему характеру он является общеобразовательным, даже, скорее всего, философским. И Шелер, и Сорокин безусловно правы в том, что дальнейшее развитие общечеловеческой цивилизации и культуры должно происходить под знаком гармоничного взаимодействия знания господства, образовательного знания и священного знания. Заметим, что все же у Шелера и Сорокина просматривается приоритетность именно экзистенциальных форм знания.

Однако есть и другой подход, который делает акцент на инструментальных функциях знания. Речь здесь идет о прагматизме. Один из его основателей – Уильям Джеймс определял прагматизм как теорию истины. Сам изобретатель термина "прагматизм" – Чарльз Пирс, оправдывая свое терминологическое "изобретение", в своей статье "Природа прагматизма" писал, что важнейшая черта концепции, которую он развивает, состоит в "признании неразрывной связи, которая существует между рациональным знанием и разумной целью". Иначе говоря, установка прагматизма, по Пирсу, призвана выразить "дух лаборатории", характерный для "позитивного" ученого, исследователя, связанного с реальной жизнью. В двух словах, в гносеологическом отношении суть прагматизма заключается в отрицании чисто теоретического, созерцательного познания и в сведении истинного к полезному. При этом самое радикальное крыло прагматизма считает, что любое предположение, ведущее к личному, индивидуальному успеху, истинно, тогда как более умеренное крыло считает истинным все то, что подтверждается объективными фактами. Однако всегда именно успех, ценность, полезность в прагматизме считаются главными и единственными критериями и обычно сутью истины. Поэтому очевидно, почему, зародившись в Америке, он стал не просто философским направлением, а идеологией деловитых американцев, превратившись в общественно значимое учение. Наиболее сильно акцент инструментального действия слышится в учении Дьюи. Напомним, сам свой вариант прагматизма американский мыслитель назвал "инструментализмом", программу которого он провозгласил в 1903 году в "Лекциях по логической теории", где был предложен универсальный метод решения жизненных задач. Но, являясь адептом прагматизма, Дьюи последовательно критиковал быстро распространившееся с легкой руки Джеймса мнение, что прагматизм суть идеология "грубого" практицизма. Прагматизм у Дьюи уже не выступает как простое средство достижения практических це­лей или удовлетворения практических потребностей, а само слово "практический" согласно его взглядам, высказанным в "Очерках по экспериментальной логике" (1916), "означает лишь правило, которое состоит в требовании искать окончательные значения и последние оправдания всякой мысли, всякого рефлексивного рассуждения в его следствиях. Оно ничего не говорит о природе этих следствий, кото­рые могут быть эстетическими или этическими, политическими или религиозными – какими угодно" 17.

Таким образом, прагматизм является течением, акцентировавшим внимание на инструментальных функциях знания и видящим основания знания в индивидуальной и социальной практике, однако от позитивизма его отличало то, что здесь также учитывались и экзистенциальные аспекты знания.

Наиболее удачно сочетание инструментального и экзистенциального аспектов знания показал Юрген Хабермас. Он по-своему обосновал идею о том, что социальный прогресс проявляется, прежде всего, как развитие познавательных способностей индивида. Хабермас самобытно и критически использует учение Шелера о типологии человеческого знания. Методологически это достигается путем исследования каждого общественного процесса (в том числе и рационализации) как с точки зрения социальной системы, так и с точки зрения жизненного мира. Таким образом, основанием для рассмотрения природы знания у Хабермаса служит формула "система" плюс "жизненный мир".

Уточним, что категория "жизненный мир" служит для концептуализации действия, сферы непосредственного взаимодействия субъектов деятельности, области практического опыта. При этом субъективная сторона социума используется для того, чтобы показать, как социальная действительность производится и воспроизводится в ходе целенаправленной, мотивированной, сознательной деятельности. Хабермас показывает, что различные виды деятельности субъекта чрезвычайно переплетены и практически неотделимы, как неотделимы и мотивы поступков человека. Укажем, что интерпретация Хабермаса субъективной стороны социума довольно близка теории социальной феноменологии Щюца, в которой жизненный мир понимается как вся совокупность интерсубъективного разделяемого опыта повседневной жизни, структурированного (и, что важно, типизированного) определенным образом.

В противоположность жизненному миру социальная система интегрирует разрозненные действия в соответствии с целями адаптации к внешнему миру, регулируя непреднамеренные последствия стратегического действия посредством экономического и политического механизмов, ограничивающих пределы свободного волеизъявления. Таким образом, "система" и "жизненный мир" выступают как две жестко разделенные области социальной действительности, между которыми можно провести четкую границу (хотя и достаточно подвижную и проницаемую). Система возникает внутри жизненного мира в качестве непреднамеренного последствия действия и остается связанной с ним посредством норм. Поэтому "жизненный мир" и "система" выступают как методологические категории для рассмотрения социальных явлений и, конечно, знания и рациональной деятельности, их прагматики: "Разумное действие детерминировано тем, чего мы желаем: речь идет о рациональном выборе средств при заданной цели или о разумном осмыслении целей при наличии определенных предпочтений. Наша воля фактически уже определена желаниями и целями; для дальнейшего определения она открыта лишь там, где нам представляется альтернатива в выборе средств и деталей. Речь идет только об отыскании нужной техники... стратегии..." 18.

Отметим, что в концепции Хабермаса научное знание не является ни единственным правильным, ни единственным возможным. Опыт субъектов деятельности состоит из практических навыков, а не из научного знания, которое возникает на определенном этапе эволю­ции "жизненного мира" из практического знания. Получен­ный опыт преобразуется в последовательную информацию, пригод­ную для межличностной и межгенерационной трансляции. Далее по­требность в более рефлексивных подходах к решению практических проблем дает импульс появлению специализированных научных дисциплин и росту дифференциации областей знания. Другой стороной эволюции "жизненного мира" является возникновение ряда способов рациональной деятельности, каждый из которых, отчуждаясь, становится особой "идеологией", искажающей сам процесс деятельности. Хабермас видит идеологизм науки в том; "...что мы больше не считаем науку лишь одной из возможных форм знания, а, скорее, идентифицируем знание с наукой" 19.

Процесс формирования знания согласуется с определенными интересами. Методологически данный тезис Ю. Хабермас обосновывает в своей работе "Знание и человеческие интересы". В центре внимания Хабермаса находятся три вида интереса: технический, практический и освободительный.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19