Лексико-фразеологические библейские реминисценции в поэзии А. Блока
Блока. Существует мнение, что в контексте цветовой символики Блока и
символизма в целом «белый венчик из роз» - образ естественный. Блок
записывает в Дневнике в 1902 году мысли Б.Бугаева о символике белого цвета:
« «Христианство из розового должно стать белым Иоанновым», то есть цвета
Апокалипсиса. Белый становится здесь цветом небесных сил и означает
чистоту, невинность, свет, надежду, чаяние нового неба и новой земли».
В текст поэмы «Двенадцать» Блок сознательно включает белый цвет, то
есть цвет «божественный», символизирующий пребывание Бога среди людей, Его
любовь к ним.
В стихотворении «Голубоватым дымом» из цикла «Флоренция» встречается
образ «венка из роз»
И легкой пеной пенится
Бокал Христовых слез …
Пляши и пой на пире,
Флоренция, изменница,
В венке спаленных роз!
Если рассматривать «венок из роз» в контексте творчества Блока как
символ чистоты, то в стихотворении «Голубоватым дымом» они выступают
напротив как символ «грешного», такому пониманию способствует семантическое
поле, в которое помещен образ. Слово «изменница» в характеристике
Флоренции, определение «спаленный» рядом с «венком роз», являются основными
определяющими в понимание образа.
Таким образом, в поэзии Блока «терновый венец» в большинстве случаев
выступает как символ тяжелых страданий. Даже если образ «тернового венца»
обличен в необычную форму, все равно прослеживается связь с библейским
образом.
Следующая группа фразеологизмов, которую мы рассмотрим, – ситуативные
фразеологизмы, зафиксированные словарями. Специфика ситуативных библейских
выражений заключается в том, что они отражают определенную библейскую
ситуацию. Как истинный поэт, Блок не пользуется штампами: в каждое
выражение он вносит частицу своего, авторского, поэтому языковые
фразеологизмы в поэтическом тексте начинают нести особую нагрузку и
приобретают новую форму.
Обратимся к фразеологизму «Неопалимая купина» - по библейскому мифу –
чудесный горящий, но не сгорающий куст терновника, в пламени которого Бог
явился Моисею (Исход, 3:2). Выражение это употребляется как образное
определение нерушимости, сохранности (6. 274).
В «Исходе» читаем: «И явился ему Ангел Господень в пламени огня среди
тернового куста. И увидел он (Моисей), что терновый куст горит огнем, но
куст не сгорает». (Купина (со старославянского) – терновый куст).
В стихотворениях Блока встречается образ купины в таком виде:
1) Моисеев куст ( «Весна в реке ломает льдины»)
2) Белый огонь Купины («Странных и новых ищу на
страницах»)
3) Но за майскими, тонкими чарами
Затлевает и нам Купина («Старушка и чертенята»)
4) Тайно тревожна и тайно любима
Дева, Заря, Купина. («Странных и новых ищу на
страницах»)
5) «В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз»
(«Влюбленность»)
6) Этот злак, что сгорел, - не умрет.
Этот куст – без истления – тощ. («Полюби эту вечность болот»)
Выражение «Моисеев куст» встретилось в стихотворении «Весна в реке
ломает льдины»
Что сожалеть в дыму пожара,
Что сокрушаться у креста,
Когда всечасно жду удара
Или божественного дара
Из Моисеева куста!
В стихотворении «Моисеев куст» олицетворяет божественную силу, которая
может даровать человеку и божественный дар, и удар. С помощью антитезы поэт
показывает двоякую сущность «неопалимой Купины».На связь «Моисеева куста» с
Библией указывает прямое включение в ткань стихотворения имени библейского
героя Моисея.
В стихотворении «Странных и новых ищу на страницах» образ Купины
выступает как символ вечной женственности.
Белая Ты, в глубинах несмутима,
В жизни – строга и гневна.
Тайно тревожна и тайно любима,
Дева, Заря, Купина.
Блекнут ланиты у дев златокудрых,
Зори не вечны, как сны.
Терны венчают смиренных и мудрых
Белым огнем Купины.
У Блока любимая ассоциируется c белым цветом. В данном случае белый
цвет выступает как традиционный символ чистоты и невинности.
У поэта в одном ряду стоят понятия «Дева» и «Заря». В данном контексте
сближение этих двух понятий имеет подтекстовый смысл, происходит сближение
земного «Дева» и божественного «Заря».Для поэта любимая олицетворяет
одновременно земное и космическое.
Терны венчают смиренных и мудрых
Белым огнем Купины.
В данном случае синонимом выражения «Белый огонь Купины» может служить
выражение «Чистый (божественный) огонь Купины», то есть в контексте
стихотворения «неопалимая Купина» становится символом некой очищающей,
божественной силы. В приведенных выше строчках поэт создал образ тернового
венца, приносящего страдания, но эти страдания являются для человека
очищающими. Созданию единого образа способствует употребление в одном
контексте слов «терны» и «Купина», которые являются синонимами.
В стихотворении «Странных и новых ищу на страницах» образ Купины
является аллюзией библейского образа «неопалимой Купины», так как в тексте
стихотворения нет конкретного указания на «несгорающий божественный куст».
Связь с библейским образом возникает на основе «памяти слова».
Следующее выражение, приводящее к ассоциации с библейским образом
«неопалимой Купины», встретилось в стихотворении «Старушка и чертенята»:
Занимаются села пожарами,
Грозовая над нами весна,
Но за майскими тонкими чарами
Затлевает и нам Купина…
Нас интересует выражение «Затлевает и нам Купина». Рассмотрим значение
слова «затлевать». «Тлеть – гореть, сгорать без пламени, еле поддерживать
собой горение». Приставка «за» имеет значение начала действия. Итак, слово
«затлевать» имеет значение начала длительного процесса горения.
Следовательно, отчетливо прослеживается связь между выражениями «неопалимая
Купина» и «затлевает и нам Купина», значит блоковское выражение можно
считать библейской реминисценцией, так как поэт обыгрывает библейский
образ, и этот образ легко поддается восстановлению.
Выражение «В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз»,
встретилось в стихотворении «Влюбленность». Образ «расцветающей Купины» –
аллюзия библейского образа. От фразеологизма «неопалимая Купина» употреблен
только «осколок» - образ самого куста, и этот образ приобретает в лирике
Блока новую форму. Можно предположить, что в стихотворении «Влюбленность»
куст купины является синонимом терновникового куста, так как куст
терновника может цвести. «Терновник – колючий кустарник семейства
розоцветных с терпкими синевато-черными плодами». Как помним, купина со
старославянского – терновый куст, поэтому поэт мог подразумевать под
«Купиной расцветающих роз» куст терновника.
И, наконец, рассмотрим выражение, в котором связь с библейской
«неопалимой Купиной» едва уловима. В стихотворении «Полюби эту вечность
болот» есть строки:
Полюби эту вечность болот:
Никогда не иссякнет их мощь.
Этот злак, что сгорел, - не умрет.
Этот куст – без истления – тощ.
В стихотворении нет конкретного упоминания Купины, но связь с
библейским образом осуществляется за счет семантического поля вокруг слова
«куст». Рядом стоят определения «куст без истления», это можно расшифровать
как куст, который тлеет постоянно, далее, «этот злак, что сгорел, - не
умрет», если сгорел, но не умер, значит, способен возродиться. В данном
случае выражение «Куст – без истления - тощ» - неатрибутивная аллюзия
образа «неопалимой Купины», связь с библейским текстом происходит на
ассоциативном уровне.
Итак, образ купины в лирике Блока практически всегда выступает как
символ божественного, и в большинстве случаев можно проследить связь между
фразеологизмом «неопалимая Купина» и образами, нарисованными Блоком.
Обратимся к фразеологизму «Труба архангела». Выражение обозначает
грозное предзнаменование. По евангельскому сказанию, трубы ангелов должны
были возвещать великие бедствия людям перед Страшным судом. (Откр. 8: 2 -
12) (6. 408). В Откровении Иоанна Богослова читаем: «И я видел семь
Ангелов, которые стояли перед Богом; и дано им семь труб (…). И взял Ангел
кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю: и
произошли голоса, и громы, и молнии, и землетрясения … И семь Ангелов,
имеющие семь труб, приготовились трубить. Первый ангел вострубил, и
сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть
дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела (…) И видел я и слышал одного
Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе,
горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые
будут трубить». Упоминание о трубных ангелах есть и в Евангелии от Матфея
(24: 30 - 31): «Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе: и тогда
восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на
облаках небесных с силою и славою великою: и пошлет Ангелов Своих с трубою
громогласною, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до
края их». Образ из Евангелия от Матфея перекликается с образом из
Апокалипсиса. В обоих случаях речь идет о грозном предзнаменовании.
А.Блок вводит в тексты своих произведений образ «труб Архангела» и
«трубного гласа»:
1) Плачет ребенок. И ветер молчит.
Близко труба и не видно во мраке.
(«Плачет ребенок. Под лунным серпом» 14
декабря 1903)
2) Страшно верим, выси мерим,
Вечно ждем трубы
(«Сторожим у входа в терем»)
3) Ангел, Мученик, Посланец
Поднял звонкую трубу.
(«Поединок»)
4) И в полях гуляет смерть –
Снеговой трубач.
(«И опять снега»)
5) Близок вой похоронных труб,
Смертен вздох охлажденных губ.
(«Черная кровь»(8))
6) Лучи метнулись заревые
И трубный ангел в высоте.
(«Когда я прозревал впервые»)
7) Утешься: ветер за окном –
То трубы смерти близкой
(«Ты в комнате один сидишь»)
8) Нити дьявольской Судьбы,
Звуки ангельской трубы.
(«Угар»)
9) Замолкли ангельские трубы
Немотствует дневная ночь.
(«Когда я прозревал впервые»)
На всех выражениях лежит печать творчества автора. Рассмотрим
приведенные выражения с точки зрения их соотнесенности с исходной формой
фразеологизма.
Ближе всего к исходному выражению стоят обороты «трубный ангел» и
«ангельские трубы». В этих выражениях, во-первых, сохранилось основное
значение фразеологизма «грозное предзнаменование», во-вторых, сохранился
компонентный состав фразеологизма.
В словосочетании «трубный ангел» произошла контаминация двух единиц.
Прилагательное «трубный» взято из выражения «трубный глас», а из выражения
«трубы архангела» взято существительное, но особенность состоит в том, что
поэт не указывает на конкретный вид ангелов, а берет обобщенное
наименование. Итак, выражение «трубный ангел» возникло в процессе
художественной обработки языкового фразеологизма «трубы архангела», при
этом сохранилась его семантика, и выражение легко поддается трансформации в
исходную форму.
Выражение «ангельские трубы», как и предыдущий оборот, образовалось на
основе библейского фразеологизма. В выражении сохранился компонентный
состав, но произошла перестановка компонентов и грамматические изменения,
которые не повлияли на значение единицы. В первом, и во втором случае,
изменения фразеологизма были вызваны законами построения поэтического
текста, и строение оборота не отразилось на его значении.
Выражение «трубы смерти», отражает библейский эпизод о том, что
вострубившие ангелы принесут на землю страшные бедствия и разрушения, а
вместе с ними и смерть. Блоковский оборот является отголоском библейского
фразеологизма. В данном случае «смерть» является контекстуальным синонимом
«архангела», который приносит весть о смерти. Выражение Блока «трубы
смерти» правильнее считать фразеологической реминисценцией, так как образ
смерти, связанный со звуками ангельских труб, в стихотворении Блока
получает словесное обозначение.
В выражении «вой похоронных труб», нашедшем отражение в стихотворении
«Черная кровь», также прослеживается связь с оборотом «трубы архангела».
Словосочетание «похоронные трубы» в сознании читателя ассоциируются со
смертью, а через образ смерти происходит связь с фразеологизмом «трубы
архангела».Данное выражение Блока целесообразнее считать не реминисценцией,
а аллюзией, так как от исходного оборота «трубы архангела» остался только
образ труб, но он приобретает такую форму, что без помощи ассоциативной
памяти его нелегко связать с библейским фразеологизмом.
Укажем несколько выражений, в которых возникает образ «труб смерти»,
их можно объединить, так как в них слабее всего проявляется связь с
библейским фразеологизмом «трубы архангела».
1) Близко труба и не видно во мраке
2) Вечно ждем трубы
3) Ангел поднял звонкую трубу
4) Смерть – снеговой трубач.
Перечисленные выше выражения можно считать аллюзиями, так как в них
прямо не говорится о грозном предзнаменовании, от библейского выражения
«трубы архангела» остался только образ трубы как предвестника несчастья.
Связь с Библией ощущается только благодаря контексту, в который входят
выражения.
Первое выражение нашло отражение в стихотворении «Плачет ребенок. Под
лунным серпом…»:
Месяц упал в озаренные злаки
Плачет ребенок. И ветер молчит.
Близко труба. И не видно во мраке.
Словосочетания «ветер молчит», «месяц упал», «не видно во мраке»,
«плачет ребенок» - рисуют мрачную, тревожащую картину, а сочетание «близко
труба», дает сигнал к воспоминанию библейского текста о семи вострубивших
ангелах. В данном случае, только благодаря контексту, «осколок»
фразеологизма «трубы архангела» приобретает свое изначальное значение.
Второе сочетание взято из цикла «Молитвы» из стихотворения «Сторожим у
входа в терем»:
Сторожим у входа в терем,
Верные рабы.
Страстно верим, выси мерим,
Вечно ждем трубы.
Как и в первом случае, здесь нет прямого указания на библейский текст.
Определить, что выражение «вечно ждем трубы» связано с Откровением, в
большей степени помогает то, что глагол «ждем» в сочетании с
существительным «трубы» становится синонимичным выражениям «вечно ждем
смерти», так как во фразеологизме «трубы архангела» трубящий архангел
является предвестником смерти.
Выражения «близко труба» и «вечно ждем трубы» в лирике Блока можно
считать синонимами, так как в обоих заложена семантика ожидания «страшного
суда».
Следующее выражение нашло отражение в стихотворении «Поединок»:
Ангел, Мученик, Посланец
Поднял звонкую трубу.
Данное выражение стоит на границе между аллюзией и реминисценцией.
С одной стороны, поэт заимствует образ из Апокалипсиса, именно там
появляется образ ангела, готового вострубить «И семь Ангелов, имеющие семь
труб, приготовились трубить». (Откр. 8: 4). С другой стороны, Блок
разделяет «ангела» и «звонкую трубу» рядом однородных членов, что
способствует ослаблению первоначального образа ангела как предвестника
смерти.
Последнее выражение «Смерть – снеговой трубач», встретившееся в
стихотворении «И опять, опять снега»:
И в полях гуляет смерть –
Снеговой трубач.
Данное выражение является аллюзией, так как связь с исходным
фразеологизмом очень слаба. От исходного оборота, как и в других случаях,
остался только образ трубы как символа смерти.
С образом трубы связано еще одно выражение – «иерихонская труба».
«Иерихонская труба – громкий голос или человек с таким голосом». По
библейскому мифу евреи, идущие из египетского плена, хотели покорить город
Иерихон, прочные стены которого они не могли разрушить. И вдруг стены
города пали сами собой от звуков священных труб. (Нав. 6).
Образ громкого голоса, напоминающего звук трубы, также встречается в
Откровении Иоанна Богослова (1: 10): «Я был в духе в день воскресный и
слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь
Альфа и Омега, первый и последний».
Фразеологизм «Иерихонская труба» нашел отражение в стихотворении «На
поле Куликовом». В четвертом стихе читаем:
И слышу рокоты сечи
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар.
Блоковское выражение «трубные крики» можно трактовать с двух точек
зрения. Если прослеживать связь оборота с языковым фразеологизмом, то
выражение можно считать аллюзией, так как связь с исходным фразеологизмом
прослеживается только через значение словосочетания. «Трубные крики» то
есть громкие крики.
Если связывать блоковское выражение с приведенным фрагментом
библейского текста, то в этом случае его можно считать реминисценцией, так
как поэт обыгрывает библейский текст. В Библии - «громкий голос, как бы
трубный», у Блока «трубные крики» произошло сужение границ оборота. Слово
«крики» синоним словосочетания «громкий голос».
Интерес представляет выражение, связанное с обыгрыванием фразеологизма
«обетованная земля – место, где царит довольство, изобилие, счастье, куда
кто-либо стремится попасть». На основе этого фразеологизма Блоком создан
собственный поэтический образ в стихотворении «На смерть Комиссаржевской»
(февраль 1910):
Смотри сквозь тучи: там она –
Развернутое ветром знамя,
Обетованная весна.
«Весна» здесь выступает контекстуальным синонимом слова «мечта», что
при общем значении «обетованной земли» как чего-то желанного усиливает
выразительность библейского образа.
Проанализировав пласт библейских фразеологизмов в лирике Блока, можно
сделать вывод о том, что поэт не использует готовых штампов, он всегда
вносит свои изменения, которые часто приводят к тому, что связь с исходным
фразеологизмом ослабевает настолько, что выражение становится
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
|