Особенности процесса доказывания в суде присяжных

по новому обвинению или в отношении нового лица. Таким образом,

законодатель пытается снять обвинительный уклон в нашем уголовном

судопроизводстве. Право возбуждения уголовного дела, и соответствующая

обязанность является проявлением функции обвинения, а не функции разрешения

дела.

Глава 2. Особенности оценки доказательств в суде присяжных

Регулирование оценки доказательств в Российском уголовно-

процессуальном законодательстве осуществляется как рядом общих норм,

устанавливающих общие принципы и порядок оценки доказательств, так и в ряде

статей непосредственно регулирующих деятельность суда присяжных. И

поскольку оценка доказательств является лишь мыслительной деятельностью,

она урегулирована не так, подробно как собирание и проверка доказательств.

Статья 71 УПК РСФСР устанавливает, что оценка осуществляется

субъектами доказывания по своему внутреннему убеждению, основанному на

всестороннем, полном, и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела в

их совокупности, руководствуясь законом и правосознанием. Это общее правило

подвергается значительной трансформации при оценке доказательств коллегией

присяжных заседателей в соответствии с установленными главой 10 УПК РСФСР

правилами.

При вынесении решений по делу оценку доказательств производят

отдельно и профессиональный судья и коллегия присяжных заседателей. Но

оценку доказательств они производят с различных точек зрения. Присяжные

заседатели оценивают доказательства только с точки зрения их достаточности

для вынесения окончательного решения по делу. А коронный судья производит

оценку доказательств с точки зрения их допустимости в орбиту уголовного

судопроизводства вообще, с точки зрения допустимости их в орбиту уголовного

судопроизводства с участием присяжных заседателей, а так же с точки зрения

их относимости. Кроме того, председательствующий по делу судья оценивает

доказательства для целей назначения наказания. В меньшей мере,

председательствующий по делу судья оценивает доказательства с точки зрения

их достаточности для вынесения окончательного решения по делу - в случаях

предусмотренных ч. 3 и 4. ст. 459 УПК РСФСР. По сравнению с следственной

формой уголовного судопроизводства оценка доказательств

председательствующим по делу судьёй имеет ещё и ту особенность, что при

вынесении приговора он обязан руководствоваться вердиктом присяжных, то

есть приговор должен быть постановлен, а деяние квалифицировано, на основе

фактов, признанных доказанными вердиктом, за исключением случаев, когда

председательствующий судья признал отсутствие в деянии состава

преступления, либо когда он признал, что по делу не установлено событие

преступления или не доказано участие подсудимого в совершении

преступления.

Указанные особенности оценки доказательств председательствующим

судьёй на настоящий момент в теоретическом и практическом плане достаточно

разработаны и во многом не являются спорными, поэтому в дальнейшем основное

внимание в данной работе будет уделено освещению и разбору особенностей

оценки доказательств, производимой присяжными.

Представляется, что основная специфика оценки доказательств коллегией

присяжных заседателей заключается в следующем.

Оценка доказательств производится:

- не единолично судьёй, а коллегией, состоящей из 12 человек;

- лицами, не имеющими не только высшего юридического образования, но

и возможно вообще не имевшими никогда отношений с правоохранительной

системой, судебными органами; чьё знание о принципах оценки доказательств и

уголовно-процессуальных нормах основывается большей частью на информации

полученной из напутственного слова председательствующего;

- на основе данных, полученных только в судебном заседании по этому

конкретному делу, при ограниченном доступе к материалам собранным на

предварительном следствии;

- при значительном ограничении доступа присяжных к доказательствам,

так как закон запрещает использовать часть доказательств при производстве с

коллегией присяжных.

Статья 443 УПК РСФСР, определяющая порядок принятия присяги

присяжными заседателями, и её содержание гласит, что присяжный заседатель

должен разрешать дело по своему внутреннему убеждению и совести, как

подобает свободному гражданину и справедливому человеку.

Наряду с внутренним убеждением закон определяет и такую основу для

вынесения решения присяжными, как совесть. Совесть определяют, как

внутреннею оценку человеком нравственного достоинства своих поступков и

намерений с учётом существующих в обществе норм морали и нравственных

идеалов данной личности и обусловленные этой оценкой чувство нравственной

ответственности за своё поведение перед окружающими людьми и обществом[47].

Как видно из норм, установленных ст. 443 УПК РСФСР, закон не требует

от присяжных вынесения решения, основанного только на законе, так как

присяжные могут и не знать уголовного закона во всех его тонкостях.

Представляется, что основным мерилом правильности и справедливости решения

выносимого присяжными является их совесть. Совесть призвана оградить “от

осуждения невиновного и от безнаказанности виновного”[48].

Недаром, присяжных называют “судьями совести”. Ещё в дореволюционной

России в теории уголовного процесса считалось, что всякий приговор суда

присяжных должен прежде всего удовлетворять нравственному чувству людей, в

том числе и подсудимого. В некоторых случаях вердикт коллегии присяжных

заседателей может и не соответствовать закону с формальной точки зрения, но

присяжные, руководствуясь своими понятиями о справедливости и

нравственности, являются представителями общества, ради которых и для

защиты интересов которых был принят данный уголовный закон. И в такой

ситуации главным определяющим фактором является их совесть.

Как видно из приведённого выше определения, одной из составляющих

совести является и моральная ответственность за свое поведение, т.е.

решение по делу, перед обществом и окружающими людьми. Присяжные, осознавая

какое наказание может быть назначено подсудимому в зависимости от их

решения, в соответствии с их совестью решают вопросы о снисхождении к

подсудимому и даже об освобождении его от ответственности. Так, например,

по свидетельству А.Ф. Кони, слишком длительное предварительное следствие с

неизбежным заключением под стражу большинства обвиняемых, отсидевших до

суда многие месяцы предварительного ареста в качестве меры пресечения,

приводит присяжных к мнению, что подсудимый уже понёс достаточное

наказание, а дальнейшее его пребывание в общих камерах общественных тюрем

представляется им лишённым всякой цели в нравственном и исправительном

отношении[49]. С другой стороны, на присяжных лежит и моральная

ответственность за то, чтобы лицо, виновное в совершении преступления и

опасное для других членов общества и всего общества в целом, не избежало

положенного наказания.

Все тот же А.Ф. Кони, в книге “Присяжные заседатели” писал: “

Вдумываясь в соображения присяжных ........, приходиться признать, что

часто в их, во-видимому не правильных решениях кроется действительная

справедливость, внушаемая не холодным рассуждением ума, а голосом

сердца”[50]. А.Ф. Кони видел в суде присяжных одну из важнейших его

особенностей - возможность примирить строгие требования закона с голосом

сострадания к подсудимому.

(1. Здравый смысл как основа формирования внутреннего убеждения присяжных.

Вопрос о том, что является основой для формирования внутреннего

убеждения присяжных, или как, говорит В. Мельник, что служит основой

интеллектуального потенциала суда присяжных, - это один из наиболее сложных

и неразработанных в теории доказательств[51].

Эта проблема становится особенно актуальной в связи с тем, что

уголовно-процессуальный закон относит к компетенции суда присяжных решение

по делам об умышленных убийствах и других опасных преступлениях вопроса о

виновности.

Статья 71 УПК РСФСР предписывает судьям при формировании внутреннего

убеждения руководствоваться “законом и социалистическим правосознанием”.

Правосознание как результат восприятия судьёй данной системы юридических

норм при рассмотрении конкретного дела позволяет приспособить общие нормы к

сложившейся в процессе единичной ситуации, а также является средством

восполнения по аналогии пробелов закона[52]. Сфера применения

правосознания ограничена собственно юридическими вопросами (такими как

квалификация деяния, оценка допустимости доказательств и т.п.) и правовым

вопросом о виновности лиц. Достоверность доказательств, их относимость и

достаточность для вывода о прошлом событии определяется вне

непосредственной связи с содержанием закона, на основе качеств, присущих

судье как человеку. При решении неюридических вопросов судья, чей опыт

после назначения на должность пополняется в первую очередь не наблюдениями

из “живой жизни”, а функционированием в рамках юридической

действительности, руководствуясь по большей части не здравым смыслом, а

навязанными ему обыкновениями судебной практики (как это было показано

выше)[53].

В свою очередь, в голове присяжного заседателя, привлеченного к

решению правовых вопросов, дефицит профессионального правосознания

восполняется интуитивным ощущением правды.

Все это позволяет сделать вывод о том, что основой для формирования

внутреннего убеждения присяжных заседателей, которые имеют ограниченный

запас правовых знаний и опыта, является так называемый “здравый смысл”.

Один из горячих защитников суда присяжных - А.М. Унковский, будучи

предводителем дворянства Тверской губернии, в своей записке об освобождении

крестьян в 1859 году приводил следующие доводы в пользу введения в России

суда присяжных: “... разве суд присяжных в Англии в XV и XVI столетиях был

более образован, нежели наш ? Англия вводит суд присяжных всюду, куда

достигает её владычество, и везде это учреждение оказывает благодетельные

последствия. Суд присяжных существует даже в Новой Зеландии. Неужели дикари

с этого острова более развиты, чем наш народ..? Для суждения о виновности

преступника нужны только здравый смысл и совесть - ничего более.”.[54]

В этом был убеждён и известный судебный деятель А.М. Бобрищев-Пушкин,

который в своём труде “Эмпирические законы деятельности русского суда

присяжных” писал: “... чтобы быть присяжным средней силы, обыкновенный

житейский опыт и здравый смысл вполне достаточны”[55].

По наиболее сложным делам, при неясной и непонятной картине

расследуемого события, дефиците или противоречивости доказательств не

каждый судья, следователь, прокурор, адвокат способен сообразить,

догадаться и найти фактические основания для объективной проверки и оценки

доказательств. Это происходит даже в тех случаях, когда некоторые или

многие фактические основания уже отражены в материалах дела. Потому что в

подобных случаях решающее значение для обнаружения необходимых фактических

оснований имеют не юридические знания, а здравый смысл, основанный на

естественной человеческой логике и выстраданных человеческим опытом

разнообразных житейских знаниях об окружающей действительности[56].

Именно житейские знания и опыт в процессе проверки и оценки

доказательств помогают понять, сообразить, догадаться, обратить внимание на

то, какие из собранных доказательств могут служить фактическим основанием

для объективной проверки и оценки доказательсвенности, достоверности и

относимости исследуемого доказательства. При дефиците исходных данных

здравый смысл позволяет правильно сформулировать вопросы и рабочие версии,

определяющие основные направления для дальнейшего поиска доказательств, на

которые можно опереться при проверке и оценке исследуемого события[57].

Способность человека правильно судить, понимать и размышлять в

практических делах, в том числе и судебных, определяется прежде всего

уровнем его здравого смысла.

Под здравым смыслом в юридической науке понимается совокупность

знаний, взглядов об окружающей действительности, навыков, форм мышления

обыкновенного нормального человека, используемых в его практической

повседневной деятельности. Поэтому здравый смысл называют ещё здравым

рассудком, практическим рассудком, житейской мудростью[58].

Основную функцию здравого смысла лучше всего определяет социально-

психологическое понятие здравого смысла: здравый смысл - это “житейская

психология”, которая лежит в основе формирующейся у каждого человека

непротиворечивой и связной картины мира, с помощью которой он может быстро

ориентироваться в окружающей его реальности[59].

Для юридического анализа понятие “здравый смысл” особенно

перспективен более широкий поход, согласно которому здравый смысл не

сводиться только к реалистическим представлениям и понятиям эмпирического

уровня, в нём фактически “сосредоточено все то, что составляет основу

(почву) культуры общества”[60]. Конечно же, основу культуры общества

составляет здравый смысл не одного человека, а совокупный потенциал

здравого смысла людей различных социально-психологических типов.

Основой интеллектуального потенциала суда присяжных является здравый

смысл двенадцати человек, представляющих различные социальные слои

общества, их культуру, знающих местные условия жизни, нравы и обычаи людей

различных социально-психологических типов.

Отрицательное отношение к суду присяжных, и, соответственно, к

используемому присяжными здравому смыслу сформировалось не без влияния

высказывания Ф. Энгельса о том, что “здравый человеческий рассудок - весьма

почтенный спутник в четырёх стенах своего домашнего обихода, переживает

самые удивительные приключения, лишь только отважится выйти на широкий

простор исследования”[61].

Но в этом высказывании речь идёт о беспомощности здравого смысла в

решении лишь теоретических проблем. Но в практических делах, в том числе

судебных, практический здравый смысл превосходит научные формы мысли.

Аристотель особо подчёркивал, что для целей непосредственной практики (не

только чисто житейской, но такой, как, например, государственные дела)

знание частных вопросов даже важнее, чем знание общего.

Преимущество здравого смысла, основанного на богатом жизненном опыте,

разнообразных знаниях об окружающей действительности, местных условиях

жизни, культуры, нравах и обычаях людей, его способность отличить правду от

заблуждения в практических делах особенно хорошо проявляется при

расследовании в условиях неочевидности происшедшего в прошлом сложного

события, содержащего признаки преступления.

Дело в том, что в условиях информационной неопределённости, т.е. при

дефиците или противоречивости исходных данных о сущности расследуемого

события, причастных к нему лицах, именно превосходство в потенциале

здравого смысла определяет успех в приближении к истине[62].

Представляется, что юридическое значение совокупного потенциала

здравого смысла двенадцати присяжных заседателей заключается не только и не

столько в том, что их общие и частные знания фиксируют определённый опыт,

отражают определённый фрагмент или сегмент реальности, но и прежде всего в

том, что они служат как бы “оценочным фильтром” последующего познания.

Благодаря этому каждый из двенадцати присяжных воспринимает и оценивает

происходящее в суде под определённым углом зрения, что расширяет поле и

чувствительность восприятия существующей информации, обеспечивает

“стереоскопичность” восприятия попавших в орбиту следствия фактов,

предметов, обстоятельств и таким образом повышает возможность понимания,

т.е. постижения сущности расследуемого события и других обстоятельств,

подлежащих доказыванию[63].

Основным объектом познания в уголовном процессе являются люди как

активные субъекты деятельности, общения и познания, которые в конфликтных

ситуациях, когда их цели противоположны целям правосудия, способны

намеренно искажать информацию, прибегать к различным инсценировкам,

фальсификациям доказательств и другим формам установления истины. В этих

условиях правильная психологическая расшифровка смысловых связей собранных

доказательств, определение их взаимного контекстного значения зависят от

уровня здравого смысла судьи.

Двенадцать пар глаз коллегии присяжных заседателей, своими

“оценочными фильтрами” исследующие доказательства, обстоятельства дела с

точки зрения многих лиц, не только обладают повышенной чувствительностью к

восприятию внутренней, психологической подоплёки рассматриваемых в суде

человеческих трагедий, но и являются самым совершенным познавательным

инструментом для выявления и разоблачения лжи во всех её проявлениях[64].

На огромное значение житейских знаний и опыта для проверки и оценки

доказательств обращали ещё учёные прошлого века:”Уголовные доказательства

берутся из жизни. Это не абстрактные доводы, а факты, клочки

действительности. Правильная их оценка предполагает знание общества, его

жизни, его характера. Оценка, например, свидетелей обусловлена знанием

известного класса, из которого они вышли, его нравов, обычаев, словом быта

народного”[65].

Вооруженные специальными познаниями из области теории доказательств,

криминалистики, в том числе следственно-прокурорских “хитростях”, юристы

плохо замечают, проявляют своеобразный дальтонизм на хитрости житейские,

особенно на изощрённые формы лжи, замешанной на искусном сочетании вымысла

и житейской реальности, когда допрашиваемые, говоря словами С. Гогеля,

“путаются не логически, а, так сказать, жизненно”[66].

Именно благодаря огромному запасу житейских знаний об окружающей

среде коллегия из двенадцати присяжных заседателей способна не только

поставить допрашивающим правильные дополняющие, уточняющие и контролирующие

вопросы, ответы на которые помогают отличить правду от лжи, но и

разоблачить различные фальсификации доказательств, к которым нередко

прибегают заинтересованные лица.

В отличии от пассивных народных заседателей, чья инициатива

подавляется авторитетом судьи-профессионала, присяжные заседатели,

сознавая, что только от них зависит судьба человеческая, при проверке и

оценке доказательств проявляют больше ответственности, заинтересованности и

внимательности. На это обращал внимание Л.Е. Владимиров: “Для того, чтобы

оценка известного доказательства достигла известной степени объективности,

нужно чтобы она была произведена значительным числом оценщиков,

рассматривающих его с различных точек зрения, сообразно своим

индивидуальным особенностям. Это единственное существующее средство сделать

определение силы доказательства, по возможности, объективным. Различные

воззрения при этой методике сталкиваются, борются: в это состязании все

исключительно субъективное начало должно отпасть, - останется только то,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7