Реферат: Начало изучения античности в России XVIII век
Реферат: Начало изучения античности в России XVIII век
1. Новые исторические и
культурные условия (петровские преобразования и приобщение России к европейскому классицизму)
2. Основание Академии наук и начало специальных занятий античностью (Г.З.Байер и его последователи)
3. Антиковедные занятия в Петербургской Академии наук и Московском университете во 2-й половине ХVIII в.
4. Переводы екатерининского времени
1. Новые исторические и культурные условия (петровские преобразования и
приобщение России к европейскому классицизму)
[46] Преобразования конца
XVII - начала XVIII в. затронули самые разнообразные области общественной и
государственной жизни: законодательство и управление, финансы и военное дело,
дипломатия, образование и просвещение - все подверглось решительной перестройке
и во всем ощущалось стремление сократить тот разрыв в культурном развитии,
который обнаружился между Россией и Западом в последние два века. Решение новых
задач требовало новых же, по-европейски образованных людей: отсюда понятна та
забота, которую проявлял Петр и его правительство по насаждению просвещения в
России. Дальнейшее развитие книгопечатания, выпуск первой русской газеты,
открытие светских школ и училищ, наконец, основание Петербургской Академии наук
- все должно было служить этой цели.
Конечно, чисто практический подход к делам просвещения и образования,
характерный для Петра и его окружения, страдал известной односторонностью: упор
делался на подготовку новых, образованных служителей государства, между тем как
интересы собственно научные часто отодвигались на второй план.1 Тем
не менее, как бы односторонне ни подходило тогдашнее русское правительство к
делам просвещения, оно много сделало для развития науки и образованности в
своей стране. В особенности много выиграла от петровских преобразований
историческая наука: "говоря образно, - замечает С. Л. Пештич, -
организация исторической работы изменилась настолько, насколько, скажем,
отличается ремесленная мастерская от мануфактурного производства".2
Росту исторических знаний, интересу к занятиям историей, наконец, самому
становлению исторической науки, ибо, как наука, история оформляется именно в
XVIII в.,3 способствовало множество факторов: [47] здесь и причины общего
характера, такие, как подъем национального самосознания и обусловленный им
интерес к прошлому своего народа; и конкретные потребности современной
политики, как, например, необходимость исторически обосновать те или иные
законодательные меры, военные реформы или дипломатические представления; здесь
и общий культурный подъем, тесно связанный с развитием просвещения и
образования; и, наконец, установление более тесных политических и культурных
связей с западно-европейскими странами, что особенно способствовало интересу к
всеобщей истории, равно как и к истории тех государств древности, чья культура
легла в основу европейской цивилизации.
Сам Петр I проявлял живой интерес к русской и всеобщей истории. По его
инициативе было начато собирание старинных летописей и других рукописных
материалов, важных для изучения древнейшего прошлого русского народа,4
и были предприняты работы по составлению новой истории русского государства
(труды Ф. П. Поликарпова - Орлова и др.).5 Петр заботился также о
переводе на русский язык исторических произведений, выходивших за границей. В
его библиотеке были самые разнообразные сочинения по истории - рукописные и
печатные, русские и иностранные.6 Между прочим, царь был хорошо
знаком с историей и литературой античного мира. В его письмах и записных
книжках часто встречаются ссылки на исторические примеры древности,7
а об его интересе к античной литературе можно судить хотя бы по таким фактам. В
октябре 1708 г. царь через И. А. Мусина-Пушкина приказывал московскому
печатнику Федору Поликарпову: "историю Курциеву об Александре Македонском,
исправя, напечатать"8; этот перевод вышел год спустя в Москве.
В марте 1716 г. Петр писал из Данцига русскому поверенному в делах в Вене:
"Г. Веселовский! По получении сего приищите историю Юлия Цезаря, чтоб оная
была такова выхода, как в приложенном при сем реестре написанном, и на
латинском языке, а не на немецком, и пришлите к нам".9 По
возвращении [48] из
Персидского похода царь как-то заинтересовался историей языческой религии;
узнав, что по этому вопросу есть сочинение древнего греческого писателя
Аполлодора, он повелел перевести это сочинение на русский язык, что и было
сделано типографским справщиком Алексеем Барсовым.10 Наконец
сохранилось любопытное свидетельство современника, мекленбургского посла
Вебера, о том, что царь Петр хорошо знал басни Эзопа и умел при случае
сослаться на них.11
Живой интерес Петра к античной культуре подтверждается не только поощрением
с его стороны перевода и издания памятников греко-римской литературы, но и
приобретением по его заказу лучших образцов античного изобразительного
искусства, и в том числе - знаменитой статуи Венеры Таврической, положившей
начало императорской коллекции античной скульптуры.12
Вообще в петровское время интерес к античности несомненно возрос. Об этом
свидетельствует наличие соответствующих исторических книг и произведений
античных авторов в библиотеках многих сподвижников и современников Петра,
например, у царевны Натальи Алексеевны,13 у Якова Брюса, графа А. А.
Матвеева, царевича Алексея, князя Д. М. Голицына, В. Н. Татищева и др.14
В особенности распространению сведений об античном мире и повышению интереса к
античной истории и литературе способствовал приток новой литературы,
усилившийся в результате мер царя, направленных на расширение книгопечатания и
переводческой деятельности. Стремясь как можно быстрее наладить издание
необходимых книг, Петр I старался использовать для этого не только возможности,
имевшиеся в самой России, но и помощь частных типографий западных стран, в
особенности Голландии, которая была тогда одним из основных поставщиков книжной
продукции в Европе. С 1699 г. в Амстердаме у Яна Тесинга, а затем и в некоторых
других частных типографиях стали печататься книги по заказу русского [49] правительства. Разумеется, сами
голландские печатники, за незнанием русского языка, ограничивались технической
стороной дела, непосредственной же подготовкой книг к изданию занимался главным
образом Илья Федорович Копиевский, человек довольно образованный, судя по
некоторым данным - выходец из Польши.15 Ему мы обязаны появлением на
русском языке первых печатных пособий по истории и иностранным языкам, а также
первыми русскими изданиями переводов древней литературы.
Первой русской книгой, напечатанной в типографии Яна Тесинга, было
составленное И. Ф. Копиевским "Введение краткое во всякую историю"
(1699 г.). В этом довольно-таки посредственном еще учебнике по всемирной
истории, среди других материалов, давались также хронологические таблицы
правителей, в том числе греко-македонских царей и римских императоров.16
В следующем, 1700 г. вышли в свет также составленные Копиевским латинская
грамматика - "Latina grammatica in usum scholarum celeberrimae gentis
slavonico - rosseanae adornata" (с русским переводом)17 и два
небольших лексикона - латино-русско-немецкий и латино-русско-голландский, в
которых слова или, как тогда говорили, "вокабулы" были подобраны по
определенным темам.18 В этом же году были изданы переведенные
Копиевским басни Эзопа и "Война мышей и лягушек": "Притчи
Эссоповы на латинском и русском языке, их же Авиений стихами изобрази,
совокупно же Брань жаб и мышей Гомером древле описана, со изрядными в обоих
книгах лицами (т. е. иллюстрациями) и с толкованием".19 Впрочем
некоторые из басен Эзопа были переведены и изданы Копиевским еще раньше, в
качестве приложения к составленному им же "Краткому и полезному
руковедению во аритметыку" (1699 г.).20 "Эсоповы
притчи" в переводе Копиевского дважды затем переиздавались в России: в 1720
г. в Москве и 1717 г. в Петербурге.21
Книгоиздательская деятельность И. Ф. Копиевского представляет [50] несомненный интерес для всякого, кто
занимается историей нашей гуманитарной науки. Тем не менее не следует
преувеличивать значение этих голландских изданий для истории русского
книгопечатания: книги эти ни количеством своим, ни тематикой не могли
удовлетворить потребности русского государства в новой литературе.22
Вот почему, независимо от печатания книг в Голландии, русское правительство
энергично занималось реорганизацией и расширением книгоиздательского дела в
самой России. При этом, параллельно с устройством новых типографий, много
внимания уделялось организации в широких масштабах переводческого дела.
Недостаток, а по некоторым вопросам и прямое отсутствие отечественной
литературы правительство стремилось компенсировать переводом иностранных книг.
Неслучайно, что в эпоху преобразований переводная литература составляла
основную часть книжной продукции России.23
Конечно, в выборе книг для перевода правительство руководствовалось прежде
всего соображениями практической пользы: предпочтение отдавалось произведениям,
трактующим о каких-либо "художествах", под которыми тогда понималось
не столько искусство, сколько конкретное ремесло и прикладные науки. Этими же
соображениями руководствовалось правительство и в своих заботах по подготовке
грамотных переводчиков. "Для переводу книг, - говорится в указе Петра от
23 января 1724 г., - зелоv нужны переводчики, а особливо для художественных ...
Художества же следующие: математическое хотя до сферических триангулов,
механическое, хирургическое, архитектур цивилис, анатомическое, ботаническое,
милитарис и прочие тому подобные".24 Тем не менее растущий
интерес к политической и культурной жизни европейских государств способствовал
переводу и других произведений - исторических и даже художественных (в нашем
понимании этого слова). В частности из книг по всеобщей истории, которые в
начальных своих частях затрагивали также античную эпоху, в петровское время
были переведены и изданы:
"Введение в гисторию
европейскую" знаменитого немецкого историка и правоведа Самуила Пуфендорфа
(1632 - 1694 гг.). Книга [51]
была переведена видным церковным деятелем и писателем Гавриилом Бужинским по
личному приказу Петра I и выдержала два издания (СПб., 1718 и 1723 гг.).25
В 1-й главе этого произведения рассказывалось о Римской державе, из разделения
которой "многие новые государства произыдоша"; затем шли главы об
Испании, Португалии, Британии и других европейских государствах.
"Введение" Пуфендорфа в русском переводе, - замечает академик П. П.
Пекарский, - и есть первое (если не считать пустую компиляцию Копиевского ...)
в России изданное руководство к всеобщей истории".26
"Деяния церковные и
гражданские" Цезаря Барония, заново переведенные с польского сокращения
Петра Скарги и изданные в Москве в 1719 г. Перевод этот, свидетельствующий об
интересе к церковной истории Запада, продолжал традиции допетровских переводов
XVI - XVII вв.27
Книга протестантского
историка Вильгельма Стратемана "Theatrum historicum", изданная
впервые в Иене, в 1656 г., и переведенная на русский язык группой переводчиков
во главе с Гавриилом Бужинским. О содержании ее до известной степени можно
судить по заглавию русского перевода: "Феатрон или позор (т. е. обзор)
исторический, изъявляющий повсюдную историю священного писания и гражданскую
чрез десять исходов и веки всех царей, императоров, пап римских и мужей славных
... " (СПб., 1724).28
Помимо этих трудов по всеобщей истории, переводились на русский язык и
другие произведения, в которых также можно было найти сведения об античном
мире. Так, в 1720 г. было издано в русском переводе сочинение итальянского
гуманиста Полидора Вергилия (1470 - 1555 г.) "Осмь книг о изобретателех
вещей" (название подлинника - "De rerum inventoribus libri
VIII"). Сочинение это, хотя и сильно устаревшее к петровскому времени (оно
было издано впервые в 1499 г.), все же могло представлять интерес для русского
читателя, поскольку в нем имелись любопытные сведения о зарождении науки,
техники и искусств, о возникновении общественных форм жизни и происхождении
религиозных обычаев у различных народов древности и средневековья. К тому же
это был первый [52] труд по
истории человеческой культуры, переведенный на русский язык. Разумеется, как и
во всяком другом произведении, вышедшем из под пера гуманиста, античности в
этой книге уделялось много места и внимания.29
Столь же тесно связано с античностью и содержание другого любопытного
произведения - "Символы и емблемата", изданного по заказу Петра I в
Амстердаме в 1705 г.30 В этой книге дается 840 аллегорических
изображений - "эмблем" с соответствующими пояснениями -
"символами", составленными в форме афоризмов на русском и шести
других европейских языках.31 В основу этого произведения было
положено аналогичное издание Даниэля де Ла Фей (Daniel de La Feuille), вышедшее
в Амстердаме в 1691 г. "Символы и емблемата" сыграли видную роль в
приобщении русского общества к европейскому классицизму. "Сборник этот
систематически вводил русского человека в круг условных образов и
аллегорических представлений, заимствовавших свой материал в значительной
степени из той же античной мифологии, на язык которых переводился мир живой
реальности (явлений природы, вещей, понятий). Сборник выращивал и культивировал
то особое "иконологическое", т. е. мифологизированно-аллегорическое
мышление, которое составляет существенную черту эстетики классицизма".32
Произведение это неоднократно переиздавалось в России и служило настольной
книгой для нескольких поколений русских писателей и художников.
Ознакомление русских читателей с мифологическими образами классической
древности ставило своей целью другое иллюстрированное издание петровского
времени - "Овидиевы фигуры в 226 изображениях" (СПб., 1722). В этой
книге были перегравированы с соответствующими пояснениями рисунки к "Метаморфозам"
Овидия, изданные в свое время И.-У. Краусом в Аугсбурге.33
От "Овидиевых фигур" естественно теперь обратиться к той [53] части переводной литературы, изданной
в России в 1-й четверти XVIII в., которая была уже непосредственно связана с
античной историей. Надо сказать, что петровское время несравненно богаче
переводами классиков и других произведений, посвященных античности, чем
предшествующие два столетия. При этом в переводах этого времени можно различить
две струи: одну - продолжающую традиции древней русской литературы, с ее
интересом к переводным повестям и сборникам изречений, и другую - вызванную
новыми культурными веяниями и запросами, сближающими русское общество с
европейским. К первой группе относится новый перевод популярной повести Гвидо
де Колумна: "Историа, в ней же пишет о разорении града Трои ... "
(М., 1709). Книга эта пользовалась неизменными симпатиями читателей и
неоднократно переиздавалась на протяжении XVIII и даже в начале XIX в.
Прослеживая распространение сведений об античном мире в России в XVIII в., мы
не должны забывать о той роли, которую сыграли в этом отношении печатные
издания "Троянской истории": "имевшиеся в "Истории"
пересказы и переделки некоторых моментов Илиады подготовляли русского читателя
к восприятию последовавших переводов из Гомера" ...34
К этой же группе переводов надо отнести и переведенный с польского сборника
"Кратких, витиеватых и нравоучителных повестей "Бениаша Будного (М.,
1711), более известный под названием "Апофтегмата", которое
закрепилось за ним, начиная со 2-го издания (М., 1712). Сборник этот содержал
изречения и беседы различных философов древности, а также полуанекдотические
рассказы из жизни знаменитых писателей и политических деятелей, главным образом
греческих и римских. Книга пользовалась большой популярностью и также
неоднократно переиздавалась в XVIII в.35
Еще больший интерес представляют переводы второй группы, которые знакомили
русских читателей с подлинными образцами античной литературы. Из четырех
переводов, о которых мы собираемся упомянуть, три отражали живой интерес Петра
и его окружения к военной и политической истории древних. Первым в ряду этих
произведений следует назвать рукописный перевод сочинения Фронтина
"Стратегемы": "Книги Иулия Фронтина, сенатора римского, о
случаех военных, на четыре части разделенные". Перевод [54] этот, поднесенный Петру I, датирован
1692 годом. Он был сделан с польского издания Фронтина, вышедшего в Познани в
1609 г.36
В 1709 г. в Москве, по инициативе Петра, был опубликован перевод
исторического сочинения Курция Руфа: "Книга Квинта Курция о делах содеяных
Александра Великого царя Македонского". Это был "первый на русском
языке печатный перевод латинского классика".37 Поводом к
изданию этого произведения послужило, быть может, "желание Петра
ознакомить интеллигенцию того времени и своих сподвижников с походами и
маршрутом македонского героя в те страны азиатского Востока, за которыми
русский царь следил с тем же неослабным вниманием, как и за странами
европейского Запада".38 Перевод снабжен
"Приполнениями", в которых дается краткий обзор событий, составлявших
содержание утраченных частей сочинения Курция Руфа (книг I и II). Эти
"Приполнения" - тоже перевод; оригинал - "Supplementa"
Христофора Брунона, впервые приложенные к его изданию Курция Руфа (Базель,
1545). Анонимный перевод, изданный в 1709 г., был далек от совершенства. Сорока
годами позже следующий русский переводчик Курция Руфа академик С. П.
Крашенинников справедливо отмечал слабые стороны этого "московского
издания": шероховатость стиля, неудачный выбор слов (злоупотребление славянизмами,
украинизмами и другими "чужестранными речами"), частые неточности при
переводе отдельных выражений и даже периодов (особенно в речах). "Одним
словом, - заключал Крашенинников, - сей перевод только к тому полезен, что по
нем рассуждать можно, в каком состоянии науки в России были около времен своего
начала".39 Тем не менее в пору растущего внимания общества к
восточным делам первый печатный перевод Курция Руфа пользовался несомненным
спросом: за короткий срок, с 1709 по 1724 г., он был переиздан четырежды.40
Через два года после выхода в свет перевода Курция Руфа было [55] опубликовано еще одно произведение,
посвященное военному искусству древних: "Краткое описание о войнах из книг
Цезариевых с некоторыми знатными приметы о тех войнах, со особливым о войне
разговором [или описанием]" (М., 1711). Перевод был сделан с французского
сокращения Луи де Рогана, который своим изданием преследовал чисто практическую
цель - на примере войн Цезаря познакомить современного офицера с важнейшими
тактическими приемами (французское издание носило поэтому характерное название
- "Le parfait capitaine"). Впрочем, есть указание на то, что в 1723
г. Петр приказывал сделать более полный перевод Цезаря - с латинского и
голландского языков, однако это приказание не было исполнено, очевидно в связи
со скорой смертью царя.41
Несколько особняком стоит четвертый перевод: "Аполлодора грамматика
афинейского библиотеки, или о богах" (М., 1725). Выше мы уже упоминали об
интересе Петра I к языческой религии, что и послужило непосредственной причиной
для издания этой книги. Перевод был выполнен справщиком московской типографии
А. Барсовым; в конце книги были помещены два ученых рассуждения:
"Следование о родословии первых богов языческих", переведенное из
книги французского богослова С. Бохарта, и дополнение к нему, составленное
специально для данного издания русским церковным деятелем и писателем Феофаном
Прокоповичем "Другие священных историй знатные следы в еллинских баснях
обретающиеся". В обоих рассуждениях доказывалась зависимость религиозного
мифотворчества древних греков от ветхозаветных преданий.42
Таким образом, в первой четверти XVIII в. русская литература пополнилась
целым рядом новых переводных произведений, содержавших сведения об античном
мире. Ознакомление с этими книгами несомненно способствовало расширению
исторического кругозора русских читателей. Однако одного лишь знакомства с
переводами было еще недостаточно, чтобы читатель, хотя бы и наделенный от
природы недюжинным умом, мог стать исследователем. Для этого требовалось нечто
большее, а именно, правильное историческое образование. Общее представление об
историческом процессе, знание древних языков, знакомство со вспомогательными [56] историческими дисциплинами, наконец,
усвоение критических методов обработки исторического материала - всем этим
можно было овладеть лишь путем систематического обучения в средней и высшей
школе с гуманитарным уклоном. А между тем именно таких школ и не было в России.
Правда, существовали так называемые греко-латинские школы и даже академии -
училища более высокого типа, полудуховного-полусветского характера, основанные
в Киеве и Москве еще в XVII в.; к ним в 1-й трети XVIII столетия добавились
новые духовные академии в Петербурге (1721 г.) и в Казани (1732 г.). В этих
училищах обучали древним языкам - греческому и латинскому, преподавали пиитику,
риторику и начатки философии. Однако специального курса по истории программами
названных академий не было предусмотрено, и лишь преподаватели риторики
использовали время от времени отдельные примеры, почерпнутые из трудов древних
историков. К тому же надо учесть, что все преподавание в этих академиях было
пронизано традициями средневековой схоластики и подчинено задачам богословия, -
естественно, в ущерб светской науке.