Дипломная работа: Политическая элита современной России c точки зрения социального представительства

Воспользовавшись моментом, исполнительная власть закрепила свое доминирование в Конституции, в пожарном порядке разработанной и утвержденной всенародным референдумом, и надо признать, что новый порядок формирования системы государственной власти куда больше, чем прежний, соответствовал социальному облику сложившейся политической элиты. Поскольку единственная работоспособная форма организации чиновничества – это иерархическая вертикаль, то, согласно новому Основному закону, и центр тяжести властных полномочий приходился на исполнительную власть, которая формировалась фактически одним президентом. Представительной же власти оставлялись только косвенные рычаги – законотворчество, принятие бюджета, утверждение главы правительства, возможность вынесения вотума недоверия кабинету и т.п. В принципе, будь российский парламент буржуазным не только по форме, но и по содержанию, т.е. по составу, этих рычагов ему хватило бы за глаза, чтобы держать исполнительную власть в ежовых рукавицах. Буржуазия как класс неспособна воздействовать на власть иначе, кроме как методами косвенного принуждения, зато уж ими-то она владеет виртуозно. Недаром британский парламент вообще не нуждается ни в какой Конституции, для того чтобы осуществлять реальные властные полномочия.

Однако в том-то и дело, что все российские парламенты посттоталитарной эпохи были по своему составу преимущественно чиновничьими. Это касалось и Съезда народных депутатов РФ, и Госдум всех трех созывов. Так, в первой Госдуме выразителями интересов различных групп чиновничества являлись представители самых разных частей идейного спектра – КПРФ и АПР, с одной стороны, ПРЕС и отчасти "Выбор России", с другой, "Женщины России" и "Новая региональная политика", с третьей [Коргунюк 1999: 343]. Просто в одних случаях (ПРЕС и АПР) это было более очевидно, а в других (КПРФ или "Женщины России"*) – менее. В Госдуме второго созыва различные отряды бюрократии представляли как КПРФ со своими союзниками (АДГ и "Народовластие"), так и НДР с и "Российскими регионами" [Коргунюк 1999: 347], в Госдуме третьего созыва – КПРФ и АПДГ, а также "Единство", "Народный депутат", "Отечество – Вся Россия", "Регионы России" [Коргунюк 1999-2000]. В любом случае доля представителей бюрократии в российском парламенте всегда превышала две трети, т.е. составляла абсолютное большинство.

Чиновничество же плохо владеет косвенными рычагами, ему привычнее осуществлять прямое влияние. Будучи лишенным возможности непосредственно формировать государственную политику, оно фактически превратилось в нижестоящую инстанцию, регулярно вступающую в иерархический торг с инстанцией вышестоящей. Даже когда организованные в рамках КПРФ наследники партхозноменклатуры фактически контролировали нижнюю палату парламента, они продолжали вести себя по отношению к исполнительной власти как бюрократия второго ранга по отношению к бюрократии первого ранга. Просто, что бы там ни говорили коммунисты о необходимости парламентского контроля над исполнительной властью, на самом деле они не представляют другого способа управления страной, кроме существующего. Единственное, к чему они на самом деле стремились, это поменяться с правящим слоем чиновничества местами.

Излишне говорить, что и сам правящий слой бюрократии отнюдь не горел желанием попасть под парламентский контроль. В этом смысле более чем скромный успех на выборах в Госдуму первого созыва основных проправительственных объединений – "Выбора России" и ПРЕС – был ему даже на руку. Все-таки в "Выборе России" ведущие позиции занимали представители либеральной интеллигенции, и в случае его победы с ним неизбежно пришлось бы не только считаться, но и делиться властью. С преимущественно же чиновничьей Думой можно было договариваться и не имея в ней политического большинства – путем корпоративно-лоббистских сделок.

Да и сама организация правящего слоя бюрократии в этих условиях протекала не посредством партийных механизмов, а в форме создания "партии власти" – коалиции бюрократических кланов в центре и на местах. На выборах 1995 г. "партия власти" выступала уже без своего традиционного союзника – либеральной интеллигенции. У нее был собственный политический представитель – движение "Наш дом Россия", в которое поспешили записаться едва ли не все федеральные чиновники и руководители регионов. И пусть результаты НДР были не бог весть какими – 10 с небольшим процентов, позиций "партии власти" это не поколебало никак. На президентских выборах 1996 г. она наголову разгромила своего основного соперника – бюрократию партийно-советского образца. Разгромила потому, что "партия власти", в отличие от "народных патриотов", представляла чиновничество сегодняшнего, а не вчерашнего дня – то чиновничество, которое органично встроилось в новые реалии и не боялось открытой конкуренции, используя ее в своих интересах.

Впрочем, противостояние двух отрядов бюрократии не следует абсолютизировать. Верхушка КПРФ тоже проявила изрядную гибкость и нашла в существующей системе удобную нишу. Многие активисты и члены руководства Компартии, подобно представителям "партии власти", очень неплохо зарабатывали побочным бизнесом, а сама фракция КПРФ активно занималась лоббистской деятельностью в пользу определенных заинтересованных групп. Чего стоит хотя бы ее торговля с правительством по каждому бюджету. Так что борьба между двумя отрядами чиновничества никогда не велась на уничтожение, а представляла собой форму взаимовыгодного симбиоза.

Другое дело, что этот симбиоз очень дорого обходился стране. Его ценой был отказ от давно перезревших структурных реформ как в экономике, так и в социальной сфере. В результате экономическая политика, как и в годы застоя, сводилась к проеданию ресурсов, наращиванию внутреннего и внешнего долга, генерированию проблем с обслуживанием бюджетного дефицита. Чтобы хоть как-то исправить положение, правящий слой чиновничества был вынужден вновь и вновь допускать к кормилу власти "варягов" из числа менеджеров и интеллигентов. Так было в самом начале реформ, в конце 1991 г., так повторялось в 1993 и 1997 гг. Однако каждый раз, когда, решив ряд проблем пожарного свойства, "варяги" предпринимали попытки взяться за структурные реформы, они сталкивались с бешеным сопротивлением самых разных слоев бюрократии – как наследников партноменклатуры вкупе с директоратом и руководством АПК, так и "партии власти". И каждый раз "варягов", что называется, "съедали": Е.Гайдара в конце 1992 г., его же и Б.Федорова – в 1994 г., А.Чубайса и Б.Немцова – в 1997 г.

Решению стоящих перед страной проблем это, естественно, не способствовало, но вырваться из порочного круга не удавалось никак – в том числе и таким отчаянным рывком, какой предпринял в марте 1998 г. Б.Ельцин, когда отправил в отставку В.Черномырдина и поставил на его место "технократа" С.Кириенко. Тем самым он фактически разрушил выстраиваемую в течение многих лет централизованную "партию власти", а заодно и всю систему, основой которой служил симбиоз двух отрядов бюрократии. Если бы торможение реформ обусловливалось чисто техническими проблемами, тогда шаг Б.Ельцина был бы единственно правильным. Однако все упиралось в отсутствие у реформ социальной базы, а этого недостатка никакими волевыми решениями не исправишь. В итоге правительство, а за ним и исполнительная власть в целом, лишились единственной социальной опоры – "партии власти", зато восстановили против себя весь парламент, который не позволил принять ни одного закона из предложенного кабинетом антикризисного пакета и тем самым сделал неизбежным сначала августовский финансовый кризис, а затем и кризис политический.

Этот кризис завершился уходом на второй план президента и его администрации и формированием правительства, опиравшегося на поддержку думского большинства. Казалось, был совершен огромный шаг по пути расширения полномочий парламента. Однако чиновничья Госдума обнаружила полную неспособность управлять правительством. Ей было не только нечего предложить последнему – ни одна из фракций, не говоря уж о парламентском большинстве, не была готова даже взять ответственность за какие-либо шаги кабинета. Более того, парламент так по-настоящему и не почувствовал себя вышестоящей инстанцией. Этот статус как-то сам собой перешел от президента к правительству, и положение Госдумы в этих условиях стало довольно неопределенным. Раньше, при доминировании президента все было ясно, и можно было позволить себе смело обличать "антинародный режим". Теперь же было непонятно, куда метать стрелы и с кем торговаться. А ничего другого парламент, состоящий из чиновников, и не умел. В итоге, после того как экономическое положение в стране более или менее выправилось, президенту на удивление легко удалось лишить Госдуму столь яростно отстаиваемого ею ранее права формировать правительство. Создавалось даже впечатление, что парламентарии с облегчением вздохнули, когда ответственность за деятельность кабинета перешла обратно к президенту. В их положении вновь появилась определенность, и можно было вернуться к привычному занятию – бичеванию режима при одновременном закулисном торге с ним.

Между тем разрушенную в марте 1998 г. "партию власти" восстановить было не так-то просто. В конце 1998 – начале 1999 г. за это взялась региональная бюрократия. В преддверии предстоящих в конце 1999 г. парламентских выборов один за другим стали возникать т.н. "губернаторские" партии и блоки – "Отечество", "Голос России", "Вся Россия", между которыми шли как конкуренция, так и переговоры, завершившиеся созданием блока "Отечество – Вся Россия". Стержнем своей предвыборной агитации он сделал третирование президента и его окружения – как казалось стратегам ОВР, это надежно гарантировало поддержку основной части электората. Выяснилось, однако, что федеральный центр рано было списывать со счетов. Организованный при участии администрации президента избирательный блок "Медведь", опиравшийся на рейтинг нового премьер-министра В.Путина, оказался не просто конкурентоспособен – на выборах по партийным спискам он набрал чуть ли не вдвое больше голосов, чем ОВР (23,32% против 13,33%). Таким образом, федеральная бюрократия вновь "выиграла конкурс" на формирование "партии власти". Именно ее представитель – В.Путин – и стал единым кандидатом от обуржуазившегося чиновничества на президентских выборах 2000 г., триумфально эти выборы выиграв.

В настоящее время позиции обуржуазившейся бюрократии сильны как никогда. Она вновь сплочена в рамках "партии власти". В парламенте ее интересы выражают не только "Единство" и "Народный депутат" (84 + 62 = 146 мест), но и "Отечество – Вся Россия" и "Регионы России" (47+43), что само по себе составляет более половины депутатского корпуса. Кроме того, войдя в январе 2000 г. в соглашение с коммунистами, которым в результате достался пост спикера и председательские посты в 9 комитетах, администрация президента взяла на крючок КПРФ и ее союзницу АПДГ (88 + 42). В случае чего последних можно шантажировать угрозой лишения теплых мест. ЛДПР, получившая только 16 мандатов, тоже всегда к услугам Кремля. Наконец, по ряду вопросов "партия власти" имеет возможность договориться с либералами – Союзом правых сил и "Яблоком" (31 + 20)*. Все зависит от того, какие темы для "партии власти" будут в данный момент более актуальными: если речь зайдет о продолжении реформ – тогда органичнее договариваться с "правыми"; если об укреплении властной вертикали – тогда можно нажать на "левых".

Сейчас, судя по всему, федеральная исполнительная власть чувствует себя в силах наступать по обоим направлениям сразу. С одной стороны, она сформировала в правительстве достаточно мощный финансово-экономический блок, взявший на вооружение весьма либеральную программу. С другой стороны, внесенный президентом пакет законопроектов (о новом порядке формирования Совета Федерации, о возможности отзыва с должностей глав региональных администраций и местного самоуправления) явно направлен на ограничение полномочий региональной бюрократии в пользу бюрократии федеральной. Если удастся реализовать и то и другое, положение обуржуазившегося слоя бюрократии по сравнению с бюрократией партийно-советского образца укрепится настолько, что угрозы ей придется ожидать уже с другой стороны – а именно, со стороны буржуазии, которая рано или поздно перестанет мириться с тем, что ее политическими делами за нее занимается кто-то другой. Кроме того, сама власть ужесточением своей позиции в отношении предпринимателей, в том числе и "олигархов", как будто специально задалась целью заставить буржуазию сплотиться для защиты своих интересов и из "класса в себе" превратиться в "класс для себя". Впрочем, все это дело будущего, и сейчас такое развитие событий можно только предполагать.

Помимо упомянутых двух основных групп современного российского чиновничества – обуржуазившейся "партии власти" и наследников партноменклатуры, – следует сказать несколько слов еще об одной – хозяйственной бюрократии в лице директората и руководителей АПК.

"Колхозное лобби" – активный участник всех политических баталий 90-х годов. Оно было представлено и на Съездах народных депутатов РСФСР и РФ (фракция "Аграрный союз"), и в Госдумах всех трех созывов (первый созыв – фракция АПР, второй – Аграрная депутатская группа, третий – Аграрно-промышленная депутатская группа). Представители аграрного чиновничества присутствовали почти во всех правительствах, включая последнее. Как правило, потолок их политического влияния – пост вице-премьера по сельскому хозяйству. Однако в каждом бюджете аграриям удается пролоббировать выделение новых средств на поддержание колхозной системы. Причем поддержку им оказывают не только их постоянные союзники – коммунисты, но и все прочие представители чиновничества. Даже несмотря на ослабление "левых" в Госдуме третьего созыва, аграрное чиновничество остается достаточно влиятельным, чтобы не допустить законодательного разрешения свободной купли-продажи земли. Речь при этом, конечно же, ведется о "защите интересов крестьянства", но реально в сохранении ситуации, когда на убыточности сельского хозяйства делаются гигантские состояния, заинтересовано только руководство АПК. Ведь стань земля частной, посредничество сельхозчиновников между сельским хозяйством и государством станет лишним. Тем не менее аграриям каждый раз удается найти понимание у чиновничьего большинства Госдумы – ведь бюрократия распределяет не свои, а чужие деньги. И хотя смехотворность аргумента "землю скупят иностранцы и спекулянты" не очевидна разве что ребенку – более бездарного и ненадежного вложения средств, чем в земли сельскохозяйственного назначения, в России придумать невозможно, – тем не менее принцип корпоративной солидарности срабатывает каждый раз: сегодня лишат куска масла одну категории чиновников, значит завтра доберутся и до остальных.

"Директорское лобби" было особенно влиятельным в течение 1992 г., когда российский парламент еще не решался открыто выступать против реформ, а ограничивался "конструктивной" критикой. В то время, как писал А.Ослунд, "практически не существовало механизма, позволяющего уволить директора государственного предприятия. Они не чувствовали никакой угрозы своему положению, и их уверенность поддерживалась ощущением почти безграничной власти. Директора в полной мере пользовались свободой рыночной экономики и одновременно всеми преимуществами безответственности, присущей командной экономике. Они сталкивались с очень незначительными бюджетными ограничениями и твердо верили, что государство постепенно выплатит им столько, сколько они сочтут нужным. Они могли спокойно игнорировать все требования, предъявляемые как государством, так и рынком, не говоря уже о банках и собственных рабочих" [Ослунд 1996: 230]. Требования директоров к правительству Е.Гайдара были до наивности просты: государство не должно вмешиваться в дела предприятий и в коммерческие проекты их руководства, но обязано гарантировать их прибыльность, в том числе путем пополнения оборотных средств. Наивность эта, конечно же, граничила с наглостью, но встретила горячую поддержку со стороны тогдашнего парламентского большинства, а также ряда политических партий и движений. Результатом этого встречного движения явилось создание блока "Гражданский союз" – флагмана тогдашнего центризма, идейная платформа которого укладывалась в фразу "хорошо бы и на елку залезть, и руки не оцарапать" [Коргунюк 1999: 156]. Пиком влияния Гражданского союза явился декабрь 1992 г., когда на VII Съезде народных депутатов РФ в должности премьер-министра был утвержден В.Черномырдин. После этого, впрочем, политический вес ГС стал резко уменьшаться. По мере разрастания конфликта между президентом и парламентом все большая часть депутатского корпуса переходила на "непримиримо оппозиционные", а по сути – люмпенские позиции. Директорат же отнюдь не был заинтересован в возможности хоть малейшей реставрации прежних, доперестроечных, порядков. Кроме того, директорам предоставили неплохую возможность укрепить свое личное благосостояние путем участия в приватизации своих предприятий. Перед таким соблазном трудно было устоять. В итоге директорат отказался поддерживать Верховный совет в его конфронтации с президентом, а Гражданский союз распался.

На последующих выборах в Госдуму представителям директората, в отличие от аграриев, ни разу не удалось даже близко приблизиться к 5%-ному барьеру. На выборах 1993 г. блок "Гражданский союз во имя стабильности, справедливости и прогресса" получил около 2% голосов, а блок "Профсоюзы и промышленники России – Союз труда" на выборах 1995 г. и того меньше – 1,55%. Сказалось, видимо, все та же наивность этой группы хозчиновников, которые полагали, что рабочие их предприятий всерьез воспримут их заверения о единстве интересов директоров и работников. "На самом деле этого единства давно уже не было: в то время, как рабочие месяцами не получали зарплату, директора выписывали себе многомиллионные оклады" [Коргунюк 1999: 329]. В выборах 1999 г. представители директората принимали участие уже в составе "губернаторских блоков". В частности, Российский союз промышленников и предпринимателей и Российская объединенная промышленная партия – главные выразители интересов директората – вступили в качестве коллективных членов в лужковское "Отечество".

В этой связи хотелось бы остановиться на утверждении О.Мясникова о том, что, по сути, именно директорат в 70-80-е гг. являлся реально управляющей элитой советского общества – в отличие от партноменклатуры, которая, подобно английской королеве, только царствовала, но не правила. В августе же 1991 г., по его мнению, "была сметена старая, обветшавшая "крыша" в виде партийной элиты, но остались в относительной неприкосновенности "несущие конструкции" здания, т.е. хозяйственная элита" [Мясников 1993: 55]. Однако в том-то и дело, что такая точка зрения могла иметь под собой сколько-нибудь серьезную почву только в конце 1992 – начале 1993 г., когда директорат выглядел мощной социальной, а Гражданский союз – мощной политической силой. Развитие событий очень быстро продемонстрировало, что эти рыбы казались крупными только на тогдашнем безрыбье. Уже к концу 1993 г. по описанным выше причинам мало кто воспринимал директорат как серьезную социальную силу. А следовательно, и вопрос о том, кто реально правил страной в годы застоя – партаппарат или "хозяйственники" – отпал сам собою.

5. Интеллигенция

Роль интеллигенции в становлении новой политической системы в СССР и РФ трудно переоценить. Если те или иные слои бюрократии выступали основными действующими силами на политической сцене страны, то интеллигенция сыграла роль катализатора всех новых политических процессов. Именно она разработала круг идеологем, которыми оперировали все участники политической борьбы, именно она обосновала необходимость демократических и либеральных реформ, именно она явилась инициатором создания новых политических институтов и новых форм политического участия – независимых СМИ, политических партий, активного участия в выборах и т.п. Наконец, именно ее представители запустили в ноябре 1991 г. механизм экономических реформ – в условиях, когда самые прогрессивные чиновники как черт от ладана шарахались от самой мысли взять на себя ответственность за их начало. В конце концов, только у интеллигенции хватило альтруизма и готовности к самопожертвованию, чтобы в отсутствие буржуазии взвалить на свои плечи обязанности главного защитника интересов буржуазного развития страны. Обуржуазившаяся бюрократия предпочитала снимать с этого процесса сливки – жертвовать чем бы то ни было в ее расчеты отнюдь не входило.

При этом у интеллигенции явно не хватало сил на самостоятельную роль в политическом процессе. Ей постоянно приходилось выбирать – поддержать ли одну из фракций бюрократии (наиболее близкую по взглядам и интересам) или умыть руки и отойти в сторону со словами: чума на оба ваши дома. Вечная необходимость такого выбора разделила интеллигенцию на две примерно равные части. Первая исходила из того, что для компенсации слабости социальной базы реформ не стоит пренебрегать союзом ни с кем, кто способен помочь еще хотя бы на шаг продвинуть страну вперед – независимо от того, какие интересы преследует потенциальный союзник – пусть даже самые корыстные. Вторая полагала, что главное – это правильная программа, для сохранения которой в чистоте ни в коем случае нельзя идти ни на какие компромиссы (предполагалось, видимо, что в дальнейшем программа сама преодолеет сопротивление своих противников, сама обеспечит себе поддержку, а в довершение всего еще и сама себя выполнит).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6