рефераты скачать

МЕНЮ


Дипломная работа: Политическая элита современной России c точки зрения социального представительства

Будь советская бюрократия гомогенна, она, конечно же, смогла бы обуздать контрэлиту. Однако противоречия между различными ее группами оказались даже глубже, чем между нею и интеллигентской общественностью. Какая-то часть чиновничества, включая высшее руководство страны, в своем стремлении к переменам была вполне солидарна с контрэлитой, какая-то, напротив, требовала остановить "отход от принципов", однако подавляющее большинство, понимая, что изменений не избежать, но плохо представляя, в каком направлении идет развитие, просто плыла по течению (именно к этому большинству относился и сам М.Горбачев).

Критики тогдашних руководителей страны вполне правы, когда утверждают, что ни сам М.Горбачев, ни его соратники не имели четкого плана преобразований. Действительно, руководство государства, чувствуя себя бессильным перед все углубляющимся кризисом, более всего было озабочено тем, чтобы укрепить собственное положение. Для этого оно и шло на такие меры, которые в его понимании упрочили бы его позиции в глазах общественности. К числу этих мер относилось, в частности, проведение альтернативных выборов в органы законодательной власти. По замыслу руководителей КПСС, это обеспечило бы их власти легитимность не в специфически советском, а в общепризнанном понимании и тем самым обезопасило бы их от критики как слева, так и справа. Однако по вечному закону бюрократической жизни "хотели как лучше…", последствия этого шага для партийной элиты оказались поистине катастрофическими.

Уже на Съезде народных депутатов СССР, выборы в который проходили хоть и на альтернативной основе, но под достаточно бдительным контролем партийных органов, появилась парламентская оппозиция в лице Межрегиональной депутатской группы. С одной стороны, это, конечно, во многом решало проблему контрэлиты – получив доступ в органы представительной власти, она перестала быть таковой, превратившись в оппозиционную часть элиты. С другой стороны, сложившаяся за семь десятилетий система управления государством вообще не допускала возможности существования официальной оппозиции – она и самих-то выборов не допускала. Поддерживать видимость того, что черное есть белое, а народовластие – всевластие номенклатуры, возможно было только жесточайшим образом пресекая всякое инакомыслие. Допущение же "плюрализма мнений", тем более в органах власти, ставило под удар сами основы существующего строя – в частности, статью 6-ю Конституции СССР (о направляющей и руководящей роли КПСС в политической жизни общества). Поэтому, даже сохраняя контроль над подавляющей частью депутатского корпуса, руководство КПСС уже через полгода с небольшим после начала работы Съезда вынуждено было согласиться с требованиями оппозиции и хотя бы номинально отказаться от монополии партноменклатуры на политическую власть.

Еще хуже обстояло дело со второй волной выборов – в Советы республиканского и местного уровней. Здесь, во всяком случае в РСФСР (а еще раньше – в республиках Прибалтики), ситуация вообще вышла из-под контроля партийных органов, и основные рычаги управления перешли к оппозиции. В истории государства, а значит и в истории политической элиты, начался новый период.

3. Социальный облик политической элиты России 90-х гг.

Если до 1917 г. политическая элита страны формировалась по сословно-бюрократическому принципу (с допущением существования контрэлиты), а в годы советской власти – по бессословно-номенклатурному (исключавшему даже гипотетическую возможность появления какой бы то ни было оппозиции), то начиная с 1990 г. перед стремящимися к властным высотам открылся весь набор путей, имевшихся в арсенале развитых стран Запада. В политическую элиту стало возможно войти как через номенклатурную дверь, т.е. аппарат исполнительной власти, так и через парламент, в том числе и опираясь на поддержку политических партий.

В странах с развитыми гражданскими структурами первым, номенклатурным, способом формируется только бюрократическая элита (да и то речь идет об аппарате, а не о первых и вторых лицах государства – президенте, главе правительства, министрах). Парламент же и политические партии являются инструментом введения в элиту представителей всех прочих, кроме чиновничества, классов. В посттоталитарной России наблюдалась иная картина. Здесь в любом из избранных на альтернативной основе парламентов большинство депутатского корпуса составляли представители тех или иных слоев чиновничества , не говоря уже о том, что в борьбе за пост главы государства основными противостоящими друг другу силами всегда оказывались представители двух отрядов бюрократии – старого, партийно-советского, и нового, обуржуазившегося, образца. Да и многопартийность была по преимуществу интеллигентским феноменом только до августа 1991 г. Тогда в новые политические партии вступали или те, кто демонстративно порывал с КПСС, или те, кто никогда к ней отношения не имел. Подавляющее большинство чиновников ни к той, ни к другой категории не принадлежало и предпочитало сохранять членство в Компартии, а если кто и выходил из нее – то вовсе не для того, чтобы из-под контроля суперпартии перейти в подчинение к микропартии. После ухода же КПСС с политической арены на ее обломках возникла целая россыпь новых партий и движений, по численности на порядок превосходивших интеллигентские организации, которые к тому же под давлением неблагоприятных обстоятельств стали стремительно распадаться и ужиматься в размерах, а то и вовсе исчезали.

Доминирование представителей бюрократии в политической элите посттоталитарной России[7] было обусловлено как развитостью этого класса и наличием у него солидного "стартового капитала", так и недостаточной развитостью гражданских отношений в российском обществе. Значительная, если не подавляющая, часть отечественного чиновничества оказалась достаточно гибкой и адаптивной, чтобы приспособить к своей пользе такие институты, как свободные выборы и политические партии. С другой стороны, гражданские отношения в жизни подавляющего большинства населения страны охватывали только частную сферу. Что же касалось задач общественно-политического, государственного уровня, то здесь российские граждане в своей массе были абсолютно не готовы к проявлению самодеятельности и соглашались, чтобы их проблемы решали разнообразные начальники. Осложняющим фактором по сравнению с большинством стран Восточной Европы являлось также полное отсутствие в стране легального частного сектора, а следовательно, отсутствие у населения навыков договорных, гражданских, отношений в сфере экономики. В России и в целом в СССР полностью отсутствовал класс буржуазии, а значит, управление экономическими процессами было полностью отдано на откуп "хозчиновничеству", директорату. Углубление же кризиса и резкое снижение жизненного уровня еще больше усилило у основной части населения потребность в патроне-покровителе, который не отказал бы в милости и взял под крыло всех, кто не способен самостоятельно обустроить свою жизнь.

Впрочем, доминирование чиновничества в постсоветской элите отнюдь не означало его монополии. Кое-что перепадало и прочим классам – интеллигенции, люмпенам, буржуазии.

Интеллигенция какое-то время находилась в авангарде политических перемен. Ее представители заложили фундамент современной российской многопартийности. Они активно участвовали в выборах всех уровней, в разработке и инициировании экономических реформ. Именно интеллигенции общество обязано осознанием сути и глубины охватившего его кризиса, адекватным определением стоящих перед страной задач, а также началом их реального выполнения. Позже, однако, политическое влияние интеллигенции заметно снизилось, а сама она в значительной степени утратила целостность. Однако она по-прежнему определяет идеологический вектор политической борьбы, основные участники которой – различные отряды чиновничества – вынуждены считаться с ее мнением, а время от времени и искать ее поддержки.

Люмпенов, как уже говорилось, выносит на политическую поверхность, когда общество переживает переходный период. В одних случаях, когда старые государственные институты разрушаются, а новые им на смену так и не приходят (яркий пример – Чечня), они доминируют. Если же переход завершается более-менее благополучно, в ряды политической элиты просачивается лишь небольшое количество люмпенов – в основном через органы представительной власти. В России выход люмпенов на политическую сцену стал возможен только в конце 1993 г. и только благодаря избирательному закону, предусматривающему выборы половины депутатов Госдумы по пропорциональной системе. Тогда на выборах по партийным спискам наибольший успех сопутствовал откровенно люмпенской Либерально-демократической партии России. В дальнейшем, впрочем, ее парламентские успехи были не столь оглушительны, а в декабре 1999 г. она едва-едва преодолела 5%-ный барьер. Тем не менее, будучи представленными в Госдуме уже не один срок, люмпены по-прежнему оказывают определенное воздействие если не на содержание, то на стиль политической жизни страны.

Смена государственного строя породила в России и достаточно обширный слой люмпеноидов , бόльшую часть которого составили оставшиеся не у дел представители нижних звеньев партаппарата или специфических профессий, востребованных только тоталитарным государством (преподаватели истории КПСС и научного коммунизма, лекторы-пропагандисты и т.п.). Слава богу, Россия смогла избежать сколько-нибудь массового вхождения представителей этой группы в политическую элиту. Сфера их влияния – маргинальные организации леворадикального, сталинистского и национал-патриотического толка, ни одной из которых ни разу не удавалось преодолеть 5%-ный барьер. Дело ограничилось прохождением в парламент лишь отдельных их представителей – типа Н.Лысенко (НРПР) в первой Госдуме, В.Григорьева (РКРП) – во второй или О.Шеина (ОФТ) – в третьей.

Наконец, буржуазия – самый молодой класс современного российского общества и до сих пор не дозревший до сознательного отстаивания своих интересов на политическом уровне. На протяжении 90-х гг. этим занимались отчасти – обуржуазившееся чиновничество в лице "партии власти", но в основном – интеллигенция, обосновавшая неизбежность и необходимость для страны либеральных (= буржуазных) реформ и первой начавшая борьбу за их осуществление. Представители самой буржуазии на протяжении всего этого времени в политику приходили исключительно в личном качестве и своими усилиями укрепляли позиции какого угодно, только не собственного класса.

Любопытно сравнить приведенную выше классификацию с той, которую предлагает В.Рыжков. В современном "политическом классе" страны он выделяет следующие группы: 1) либералы – "молодые интеллектуалы", выступающие за переустройство российской государственности и экономики на западноевропейских или североамериканских принципах [Рыжков 1999: 150]; 2) "номенклатура" – "как старые номенклатурные работники, так и новые выдвиженцы", уже при коммунистах тяготившиеся "нелепостями системы, которая …сковывала их свободу, не давала возможности в полной мере проявить инициативу" [Рыжков 1999: 152]; 3) "старые левые" – "старая советская номенклатура третьего эшелона и маргинальные леваки" [Рыжков 1999: 153]; 4) "маргиналы, или пограничные группировки", олицетворяемые такими лидерами, как В.Жириновский и А.Лебедь [Рыжков 1999: 154]; 5) региональная элита [Рыжков 1999: 154]; 6) интеллектуальная элита [Рыжков 1999: 156]; 7) средства массовой информации [Рыжков 1999: 150]; 8) бизнес-элита, или "новые русские" [Рыжков 1999: 157].

Нетрудно заметить, что здесь механически соединены группы, выделяемые по разным признакам – идеологическому ("либералы", "старые левые"), социальному ("номенклатура", "маргиналы", "бизнес-элита"), территориальному ("региональная элита") и вообще непонятно какому (СМИ – вообще-то это скорее институт, нежели группа людей). Если перераспределить эти группы сообразуясь с одним критерием – в нашем случае, с социальным, то получится примерно та же схема, что приведена в настоящей статье. Либералов вместе с интеллектуальной элитой правомерно отнести к интеллигенции; "номенклатуру" вместе с номенклатурной частью "старых левых" и региональной элитой – к бюрократии; "маргиналов" и "маргинальных леваков" – к люмпенам и люмпеноидам; бизнес-элиту – к буржуазии. Наконец, среди работников средств массовой информации мы обнаружим как интеллигентов (журналисты, редакторы и др.), так и предпринимателей (если СМИ частные) или чиновников (если они государственные).

Некоторое смешение различных принципов классификации наблюдается и у М.Кодина. По его мнению, "центром кристаллизации новой российской политической элиты фактически являлась прежняя (и при этом, по нашему мнению, не самая подготовленная) партийно-хозяйственная номенклатура (по преимуществу ее второй и третий эшелоны)… Другим источником новой политической элиты стали …группы, связанные с негосударственным сектором экономики, и лидеры массового демократического движения конца 80-х – начала 90-х гг. …Точнее сказать, вторая группа была инкорпорирована в состав первой" [Кодин 1998]. В данном случае социальный классификационный признак ("прежняя партийно-хозяйственная номенклатура" и "группы, связанные с негосударственным сектором экономики", т.е. предприниматели) совмещается с признаком идеологическим ("лидеры массового демократического движения"). Однако если вместо "лидеров демдвижения" подставить "интеллигенцию", то получится уже знакомая тройка – бюрократия, буржуазия, интеллигенция. Что же касается отсутствия в этом перечне люмпенов, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что М.Кодин, судя по словам об инкорпорации "номенклатурой" остальных групп, под политической элитой подразумевает исключительно элиту бюрократическую. Другими словами, он не берет в расчет не только партийных лидеров, но даже и парламентариев.

Отождествление политической элиты с правящей, а последней – с бюрократической свойственно и О.Мясникову, который так прямо и пишет: "Подлинная "социальная основа" всякой правящей элиты – бюрократия; это и есть ее "народ", заполняющий все поры власти" [Мясников 1993].

Более или менее последовательно по социальному признаку классифицирует политическую элиту России разве что А.Понеделков, выделяющий в ней две основные группы – "служак" (т.е. чиновников) и "выскочек" (т.е. выходцев из других классов). В целом же социальный облик российской политической элиты, с его точки зрения, таков: 1) "служаки" – "спринтеры" (те, кто сделал головокружительную карьеру, минуя целый ряд ступенек); 2) "служаки" – "стайеры" (те, кто на какое-то время оказался за бортом большой политики, но затем, благодаря своему опыту и профессионализму, вернулся); 3) "выскочки" – "директора"; 4) "выскочки" – "ученые"; 5) "выскочки" – "предприниматели"; 6) "выскочки" – "разночинцы" [Понеделков 1995]. Из этих групп первые три можно отнести к бюрократии (хотя, конечно же, деление чиновников на "спринтеров" и "стайеров" мало что говорит об их социальном статусе – так, к числу "стайеров" А.Понеделков отнес как В.Черномырдина и В.Геращенко, так и Г.Зюганова), четвертую – к интеллигенции, пятую – к буржуазии. Что касается шестой, то ее выделение вполне понятно (это те, кто, что называется, "из грязи да в князи"), однако осуществлено оно без должной аккуратности, если учесть, что автор отнес к этой группе как люмпена В.Жириновского, так и интеллигента В.Костикова и чиновника Н.Рябова [Понеделков 1995]. При этом следует оговорить, что, как и в абсолютном большинстве случаев, А.Понеделков ведет речь о социальном составе элиты, а не о представительстве в ней разных социальных классов.

Попробуем более подробно рассмотреть алгоритм поведения и траекторию развития каждой из описанных выше групп.

4. Бюрократия

Как уже отмечалось выше, изменение политической системы в нашей стране стало возможным благодаря существованию довольно массового слоя бюрократии, неудовлетворенного номенклатурным способом формирования политической элиты. В условиях сильно возросшей "внутривидовой" конкуренции отбор кадров для продвижения по служебной лестнице исключительно произволением вышестоящей инстанции оставлял за рамками этого процесса подавляющую массу чиновников, не имеющих нужных знакомств или родственных связей. Для этого слоя чиновничества свободные выборы были отнюдь не пугалом, а единственной возможностью пробиться наверх максимально быстро и без санкции начальства. К тому же и господствующие среди основной массы электората настроения благоприятствовали появлению такого типажа, как "фрондирующий чиновник". С одной стороны, население, на протяжении нескольких десятилетий пользовавшееся относительной свободой частной жизни, устало от навязчивой опеки со стороны власти, не способной обеспечить страну продуктами и потребительскими товарами, зато постоянно лезшей с запретами и указаниями относительно того, какую музыку слушать, какую одежду носить, какие книги читать и т.п. С другой стороны, доверить свою судьбу граждане страны желали бы такому лидеру, который, как патрон, освободил бы их, как клиентов, от забот о том, что не входит в круг их обыденных дел.

В составе Съезда народных депутатов РСФСР чиновники данного типа не только составили весьма значительную долю, но и фактически решили исход противостояния между интеллигенцией, прошедшей в парламент под флагом "ДемРоссии", и партноменклатурой, объединившейся в рамках фракции "Коммунисты России". Ни у одной из этих сил не хватало потенциала для того, чтобы повернуть развитие событий в свою сторону. Представители же "новой российской бюрократии" – пока еще не столько реальной, сколько потенциальной, – заключив в союз с демократической интеллигенцией, сумели взять в свои руки контроль над российским парламентом. Союз этот стал возможным потому, что в программе демократов не было ничего такого, с чем не могло бы согласиться "новое чиновничество", включая требования свободы предпринимательства и частной собственности (к тому же эти требования были тогда сформулированы еще в довольно расплывчатой форме, допускающей двоякое толкование). В перспективе частная собственность скорее открывала для весьма предприимчивых "новых чиновников" новые горизонты, нежели как-то угрожала их существованию.

Как считает В.Пастухов, применительно к концу перестройки вообще имеет смысл говорить о превращении обуржуазившейся еще в годы застоя номенклатуры в "номенклатурную буржуазию" [Пастухов 1993: 51]. Однако тут автор, как представляется, явно поспешил. Обуржуазивание бюрократии началось только с возникновением буржуазной собственности, т.е. не раньше конца 80-х гг. Превращение же "обуржуазившейся номенклатуры" в "номенклатурную буржуазию" если и имело место, то только как частный случай, подразумевающий уход чиновника с госслужбы в бизнес при сохранении наработанных связей и их активном использовании в коммерческой деятельности. Чиновник же, оставшийся на госслужбе, даже купаясь в деньгах от "побочного бизнеса", в предпринимателя превратиться не мог, поскольку источником его доходов являлись все же не способности бизнесмена, а связанная с его властным положением возможность принимать "индивидуальные решения". В юриспруденции такое "предпринимательство" называется коррупцией.

Кто в союзе "новой российской бюрократии" и интеллигенции являлся первой скрипкой, было ясно уже из того, что лидером этой коалиции стал не профессор консерватории, как в Литве, и не писатель-диссидент, как в Чехословакии, а бывший высокопоставленный партийный чиновник Борис Ельцин. Кроме того, именно он привлек на свою сторону значительную часть тех, кого партноменклатура считала естественными союзниками – представителей директората, руководителей крупных предприятий. В итоге противостояние "коммунистов" и "демократов" превратилось в противостояние партийной номенклатуры и "новой российской бюрократии", а основной формой политической борьбы стала не конкуренция партий, а "война суверенитетов". В конце концов и в решающем сражении в августе 1991 г. победу одержали не демократы вообще, как это представлялось на поверхностный взгляд, а в первую очередь российский президент и российский парламент, т.е. та же самая "новая российская бюрократия". Именно поэтому никаких "учредительных выборов", о которых говорили многочисленные иностранные советники [Ослунд 1996: 82,], быть не могло. Схватку ведь выиграли не партии, а российские власти – какой же резон им был переизбирать самих себя?

С устранением партноменклатуры центр тяжести политической борьбы переместился в среду самой российской бюрократии. Со стороны все выглядело как борьба сторонников и противников реформ, однако на деле речь шла о том, кому будет принадлежать власть, и именно это интересует чиновничество в первую очередь, а все остальное является лишь необязательным довеском. Главным же был вопрос о том, по какому пути пойдет развитие российской государственности: будет ли укрепляться президентская власть за счет парламента, или наоборот. И поскольку исполнительная власть была вынуждена осуществлять непопулярные экономические реформы, то власть законодательная вполне естественно оказалась в числе их противников. Это, в свою очередь, привело к тому, что Съезд народных депутатов РФ мало-помалу сделался центром притяжения для остатков партноменклатуры, нашедших себе прибежище в Советах регионального и местного уровня. И по мере развития конфликта между президентом и Съездом становилось все более очевидно, что парламент, большинство в котором составляют представители чиновничества, – очень странная, мягко говоря, вещь. Такие шаги, как принятие бюджета с 25%-ным дефицитом или объявление Севастополя российским городом, несомненно, войдут в историю как замечательный пример парламентской безответственности. Бюрократия, которой дали возможность вершить судьбу страны, не обязав при этом отвечать за свои действия, на глазах люмпенизировалась, сходясь в союзе с теми, с кем еще вчера побрезговала бы здороваться за руку. Это, в сущности, и предрешило исход противостояния, предоставив президенту возможность распустить в сентябре 1993 г. Съезд народных депутатов и объявить выборы в новый парламент. Сопротивление Верховного совета было тщетным – прежде всего потому, что он оказался не в состоянии контролировать действия своих политически неадекватных попутчиков – люмпенов и люмпеноидов. Последние своим стремлением поднять "восстание против антинародного режима" в конце концов перевели противостояние в область вооруженного столкновения, т.е. на то поле, где их противники были заведомо сильнее.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6


Copyright © 2012 г.
При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна.