рефераты скачать

МЕНЮ


Основы философских знаний

p> Рационалисты же (Лейбниц, Декарт) ведущую роль отводили разуму, логике. Опыт же, по их мнению, играет всего лишь роль "спускового механизма", пробуждающего врождённые идеи.

В Париже был даже поставлен любопытный эксперимент, привлекший внимание всей образованной Европы. К тому времени врачи научились делать глазные операции, устраняющие врождённую слепоту. Так вот, рационалисты полагали, что если перед прозревшим человеком, перенесшим такую операцию, поставить на стол куб и шар (ранее он мог различать их на ощупь), то он сможет отличить, где куб и где шар, не дотрагиваясь до них. Ибо идеи
"кубичности" и "сферичности" врожденны сознанию.

Эксперимент закончился отрицательным результатом, что вовсе не доказывает правильность позиции сенсуалистов. Позже философы поняли, что противопоставление чувств и разума в познании друг другу так же некорректно, как, например, спрашивать, кто важнее для общества — мужчины или женщины.

Принципы Декарта

Декарт уделил особое внимание вопросу о методе научного познания.
Какими принципами должен руководствоваться учёный в своей деятельности, чтобы быть уверенным в истинности полученных результатов? Он предложил четыре таких принципа. Они просты и понятны. Заметим также, что их вполне можно рассматривать и как принципы учебно-познавательной деятельности студента.

1. Принимай за истину только то, что, представляется твоему уму так ясно и отчётливо, что не вызывает никаких сомнений. Сам

Декарт, руководствуясь этим принципом, принял за начало своего философского учения тезис: "Я мыслю, следовательно, существую"; действительно, невозможно мыслить, что "я не мыслю". Однако слабость этого начала в том, что из него никак нельзя логически вывести существование остального мира.

2. Дели каждую из проблем на столько частей, на сколько сможешь.

3. Начинай решать эти части проблемы, двигаясь от более простых к более сложным.

4. Время от времени останавливайся и делай обзор, что сделано и что ещё не сделано, дабы ничего не упустить.

К этим замечательным и полезным правилам стоило бы добавить пятый принцип — принцип практической проверки результатов теоретического исследования. Во времена Декарта понятия "практика" ещё не было в философии; учёные исходили из "созерцающего" исследования, а не из деятельного.

Идолы ума по Бэкону

Автор индуктивного метода (индукция — движение мысли от частного знания к общему) английский философ Фрэнсис Бэкон подверг исследованию те свойства ума, которые мешают истинному познанию. Эти свойства он назвал
"идолами ума" (предрассудками), от которых призывает освободить своё мышление, обращаясь прежде всего к учёным. При этом Бэкон подчёркивает, что чем менее образован чело-зек, тем в большей степени его ум подвержен этим предрассудкам.

Первый из них — "идол рода". Этот предрассудок коренится в самой природе человеческого рода. Людям, говорит философ, свойственно рассматривать явления природы не сами по себе, а с точки зрения их полезности для себя. Устройство мира рассматривается по аналогии с интересами человека; как будто всё, что происходит в природе, совершается с целью способствовать благополучию людей. Такой подход можно назвать антропоморфным. Поэтому люди часто подменяют вопрос "почему" вопросом "для чего". Вместо того, чтобы., спросить "почему идёт дождь?", они спрашивают
"для чего идёт дождь?". Будто у дождя есть цель, связанная с желаниями людей.

Второй предрассудок — "идол пещеры". Он заключается в том, что человеку свойственно домысливать то, что дают ему органы чувств, и эти домыслы ошибочно принимать за факты. Человек как бы находится в пещере, из которой видна только часть окружающего мира; однако, предполагая остальное, человек молчаливо обманывает себя, принимая свои предположения за видимое и бесспорное.

Чтобы было яснее о чём идёт речь, рассмотрим конкретный пример. Что является фактом в фразе: "Человек зашёл в магазин, чтобы купить хлеба"?
Кажется, фактом является вся фраза, тем более, что человек действительно вышел с хлебом. Но в действительности покупка хлеба может быть всего лишь маскировкой: он, скажем, увидел сквозь витрину знакомую девушку и зашёл назначить ей свидание. Но, не желая афишировать свои намерения, сказал нам, что хочет купить хлеба. Таким образом, в приведенной фразе фактом является только первая часть — "человек зашёл в магазин". Вторая же часть — "чтобы купить хлеба" — не более чем интерпретация факта. Короче говоря, если о чём- то можно поспорить, то это ещё не факт. Когда говорят: "Факты — вещь упрямая", то прежде всего имеют в виду их бесспорность. Отождествление факта с его интерпретацией, точнее — признание интерпретации за факт, и есть проявление идола пещеры.

Третий предрассудок — "идол площади". Заключается в том, что мышление многих людей как бы заколдовано магией слов. Людям свойственно; говорит философ, слишком доверять словам. Слова же часто используются не для того, чтобы выразить мысль, а для того, чтобы скрыть её, или скрыть её отсутствие. Кроме того, привыкая к словам, люди привыкают и к тем заблуждениям, которые часто заключаются в словах. Поэтому нередки ситуации, когда людям кажется, что они спорят о деле, тогда как на самом деле спор идёт всего лишь о словах.

Четвёртый — "идол театра". Его суть в том, что люди нередко слепо верят в авторитеты. Им иногда важнее не "что сказано", а "кто сказал". Как зрители в театре, увлекшись, верят актёру, так многие люди слишком доверяют известным учёным и политикам, забывая при этом что даже выдающиеся личности могут ошибаться или преследовать свои корыстные интересы. При этом, чем крупнее авторитет человека, тем губительнее его ошибки и промахи для общества. Авторитеты заслуживают уважения, но, предупреждает Бэкон, не нужно им слепо преклоняться, не нужно "стоять перед ними на коленях"; нужно больше доверят собственному разуму и опыту.

Первые два идола из перечисленных философ относит к "естественным" предрассудкам ума; вторые же два он считает "приобретёнными", то есть зависящими от сознания и характера человека. Поэтому Бэкон советует начинать избавление от идолов ума именно с последних двух, так как это легче сделать.

Техническая революция

Во второй половине XVII — начале XVIII в. в Европе активно развивается промышленное производство. В крупных городах, где строились фабрики и заводы, явно недоставало рабочих рук. Население городов могло бы пополниться за счёт деревни, однако феодальные отношения и крепостная зависимость крестьян тормозили этот естественный процесс. В основном по этой причине между классом феодалов и молодым классом буржуазии возникли острые противоречия, которые в конце концов разрешились в ходе буржуазных революций. Первыми на капиталистический путь развития стали Голландия,
Англия и Франция. Лозунг, начертанный на знамени буржуазии — "Свобода, равенство и братство" — обещал хорошие перспективы.

Но вскоре, в основном в связи с крупными техническими изобретениями
(паровая машина, ткацкий станок и т.п.), начался процесс вытеснения
"лишних" рабочих за ворота фабрик и заводов. Предприниматели стали активно использовать женский и детский труд. Появилась безработица, а вместе с нею стали расти нищета, голод; возросло число больных, повысилась детская смертность.

Радужные картины социальных преобразований, которые рисовало нетерпеливое воображение всего несколько десятилетий назад, сменились унынием и растерянностью. Рабочие, вместо того, чтобы приветствовать новый строй, ломали машины (движение луддитов), а позже начали устраивать стачки и забастовки. Требовалось как-то объяснить происходящее, вскрыть причины социального нездоровья. Попытку такого объяснения предпринял английский священник и экономист Томас Мальтус.

Теория Мальтуса

Он аргументировал противоречия общественного развития не особенностями материального производства, а "вечными законами природы". Мальтус сформулировал так называемый "естественный закон роста народонаселения", по которому средства существования людей (пища, одежда, жильё и т.п.) растут в арифметической прогрессии, а численность населения растёт в геометрической прогрессии. Таким образом, рост населения со временем всё больше и больше опережает прирост материальных благ. Возникает "лишнее" население, и это приводит к голоду, нищете, безработице, следовательно — к обострению социальных противоречий. Всё это сопровождается, как считал Мальтус, убывающим плодородием почвы, которая уже не может прокормить растущее население.
Где же выход? Мальтус обращает свой взор на такие явления, как эпидемии, голод, войны, стихийные бедствия, называя их "естественными регуляторами роста населения". "Не надо мешать природе делать своё дело — уносить лишние рты", — вот его лозунг. Кроме того, он призывает ввести суровые меры на государственном уровне по регламентации браков (повысить брачный возраст, запрещать нищим вступать в брак и т.п.) и снижению рождаемости.

Современные последователи Мальтуса (неомальтузианцы) развивают далее его идеи. Врачи борются с эпидемиями; учёные, ищут способы повысить урожайность полей и защитить людей от землетрясений и тайфунов; пацифисты выступают против больших и малых войн, — и все они не понимают, что своими
"гуманными" действия они "закладывают мину замедленного действия под человечество". Грозящая перенаселённость Земли однажды приведёт к тому, что голодный и озлобленный Юг нападёт на богатый и сы- тый Север. Защищаясь,
Север будет вынужден применить ядерное оружие. Это и будет третья мировая война — последний трагический аккорд в истории населения Земли.

Некоторые неомальтузианцы даже предлагают срочно ввести добровольную стерилизацию; населения отсталых стран, где многодетность является нормой, за солидные денежные вознаграждения, на которые должны потратиться промышленно развитые страны, если они не хотят ядерной катастрофы.

Конечно, Мальтуса можно упрекнуть не только за его антигуманные рекомендации, но и в научной недобросовестности: он исследовал рост населения в основном в Северной Америке, где, как известно, прирост населения происходил не только за счёт естественной рождаемости, но и по причине активной эмиграции из Европы. И всё же ему надо отдать должное: ещё два века назад он почувствовал грядущие проблемы, связанные с ростом населения Земли, и обратил на них внимание учёных.

Пока ещё остроту проблемы удается сдерживать обильной гуманитарной помощью отсталым народам. Но это не может продолжаться бесконечно. Здесь уместно вспомнить мудрость Иисуса Христа, который говорил, что голодному можно помочь двояко: дать ему рыбу и он насытится, но единожды; или — научить его ловить рыбу, и он сам будет себя насыщать. Развитые страны пока идут преимущественно первым путем, тогда как нужно давать не "рыбу", а
"удочку" (помощь в развитии систем образования, здравоохранения, управления, новых технологий и т.п.).

Субъективизм Джорджа Беркли

Промышленная и научная революции в Европе привели помимо всего прочего и к тому, что атеистическое сознание всё больше стало заявлять о себе.
Молодых буржуа мало трогала религия; их больше интересовали научные и технические знания, использование которых давало рост прибылей. В столкновении же двух систем (феодальной и капиталистической) церковь стояла на стороне первой, так как она, по сути, была самым крупным феодалом на континенте. Ясно, что церковь не могла оставаться в стороне от борьбы атеизма и религии, равнодушно наблюдать, как подрываются устои последней.
Времена инквизиции, когда на кострах гибли сотни еретиков, уже миновали; борьба приняла более цивилизованный, теоретический характер.

Философский поход против атеизма предпринял английский епископ Джордж
Беркли. Понимая, что в основе атеизма лежит понятие "материя", он взялся доказать, что никакой материи, как субстанции, не существует, что это слово
— пустой звук, ничто. С этой целью он тщательно проанализировал природу человеческих ощущений. Сразу же заметим, что этот анализ он выполнил блестяще, обратив внимание на такие детали ощущений, над которыми ранее никто не задумывался:

Цвет розы в темноте

Поразмышляем над "детским" вопросом: "Какой цвет у красной розы в абсолютной темноте?". "Конечно, роза остается красной и в темноте, только мы этого не видим", — скажет слегка озадаченный читатель. Однако не всё так просто. Если говорить современным языком, то выясняется следующее. Падающий на розу свет, в котором представлены разными частотами все цвета радуги, в основном поглощается, за исключением частоты, соответствующей красному цвету. Эти "красные" лучи, которые на самом деле не имеют "красноты" (это всего лишь высокочастотное излучение), отразившись от розы, попадают в наш глаз, где, раздражая нервные клетки сетчатки, как раз и вызывают ощущение красноты. Стало быть, "цветность" предмета возникает лишь в глазу.

В темноте на розу не падает свет; нет поглощения и отражения; нет также и ощущения. Следовательно, в темноте роза вообще не имеет цвета. Но мало того, она не имеет цвета не только в темноте, но и тогда, когда на неё никто не смотрит! Поглощение и отражение есть, но "красные" лучи уходят в никуда, не натыкаясь на чью-либо сетчатку, то есть так и не становятся красными. Собака или попугай, у которых сетчатка устроена иначе, видят розу не такой, как мы.

Из всего этого Беркли делает безупречный вывод: без глаза нет цвета; без, вкусовых рецепторов во рту нет вкуса (например, молекулы хлористого натрия сами по себе не имеют "солёности"); без обонятельных рецепторов нет запаха (молекулы одеколона сами по себе не "пахнут") и т.п. Стало быть, мир сам по себе бесцветен, беззвучен, не имеет запахов, то есть не имеет
"вторичных" качеств. Сходным образом Беркли обосновывает субъективность и
"первичных" качеств (протяжённость вещей, их массу, твёрдость).

Комбинации ощущений

Но что такое любая вещь, как не комбинация наших ощущений, — восклицает Беркли. То, что мы называем яблоком, есть не что иное, как определённое сочетание цвета, запаха, вкуса, гладкости кожуры и т.д.
Существование же субстанции, из которой, якобы, состоит яблоко — не более чем предположение, не имеющее под собой никаких серьёзных оснований. И философ делает принципиальный вывод: существовать значит быть воспринимаемым. Нет субъекта, нет и объекта. По крайней мере, нет уверенности в его бытии.

Беркли обращается к коллегам-философам с предложением — попробовать доказать, что вещи субстанциально существуют, когда их никто не воспринимает, не ощущает. Выясняется, что чисто логическим путём сделать это невозможно. Значит, торжествует Беркли, то, что вы — атеисты называете материей — выдумка, ноль, ничто. Бог рождает в человеке комбинации ощущений, называемые вещами, и нет никакого субстрата, к которому вы
"цепляете" в силу обыденной привычки те или иные свойства. Вещь тождественна её свойствам; никто и никогда не ощущал "материю" как таковую, помимо этих свойств. Таким образом, заключает Беркли, от вашего здания атеизма, построенного на вымышленном понятии, остаются одни развалины.

Прав ли Беркли?

Однако он рановато торжествует. Во-первых, понятие материи выражает не то, из чего "состоят" вещи (для этого есть понятие "содержание"), а сами эти вещи в их совокупности, включая и людей. Цвет, запах, вкус и т.п. действительно не существуют вне органов чувств, тут Беркли прав. Но он делает натяжку, утверждая, что источник этих ощущений — в самом субъекте, а не вне его. Роза, когда на неё никто не смотрит не имеет "красноты", но это не значит, что на это время она исчезает вообще, и появляется всякий раз, как только кто-то бросит на неё взгляд.

Во-вторых, если стать на позицию Беркли и рассуждать последовательно; то получается, что в мире никого и ничего, кроме субъекта, не существует; и всё богатство связей и отношений вещей разворачивается только в нём. Такая позиция получила название "солипсизм" (соло — один). Беркли опасается упрёков в такой крайности, и как бы нехотя признаёт бытие других людей.

Это, в-третьих, заставляет его противоречить самому себе. Если задать ему любой практический, подчеркнём — практический!, вопрос, например:
"Сомневается ли он в существовании своих прихожан, для которых он готовит завтрашнюю проповедь в тиши ночного кабинета?", то он попадает в крайне неприятное положение. Если прихожане — всего лишь возможные комбинации его,
Беркли, ощущений, то выходит, что он готовит проповедь только для самого себя. Тогда он должен бросить это занятие. Однако он продолжает готовить проповедь; следовательно, не сомневается в реальном существовании прихожан, когда не видит и не слышит их. Стало быть, Беркли-практик опровергает
Беркли-теоретика. Практика же — критерий истины.

Следует сказать, что в своё время учение Беркли наделало много шума в философии; наблюдалась даже некоторая растерянность. Философы не знали, как возразить, потому что не владели понятием "практика", не осознавали её роли в познании и в формировании мировоззрения. Подробный и глубокий анализ идей
Беркли сделал в своей книге "Материализм и эмпириокритицизм" В.И. Ленин.
Дальнейшие попытки реанимировать эти идеи в русле позитивизма (позитивизм — направление, преувеличивающее роль эмпирического знания) не принесли какого- либо заметного успеха.

Глава 6. НЕМЕЦКАЯ ФИЛОСОФИЯ XVIII-XIX ВЕКОВ

Когда говорят о классической немецкой философии, то прежде всего имеют в виду учения таких философов, как Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель, Фейербах.
Их творчество можно назвать вершиной философской мысли: в их трудах, как никогда раньше, да и после, за исключением, пожалуй, Аристотеля, были представлены грандиозные системы философского знания, а самих их авторов вполне можно назвать последними из энциклопедистов в истории науки. В XX в. научное знание так стремительно и мощно разрослось, что быть осведомлённым во всех его областях не под силу даже самым крупным учёным. В силу ограниченного объёма пособия мы имеем возможность кратко познакомиться с идеями лишь Канта и Гегеля.

Трансцендентальная философия Канта

Иммануил Кант — родоначальник классической немецкой философии.
Особенно велики его заслуги в области гносеологии. Кант совершает своеобразный переворот, впервые рассматривая научное познание как деятельность, протекающую по своим собственным законам. До Канта теоретиков познания больше интересовал объект познания. Если они обращали свой взор на познающего субъекта, то их интерес не шёл дальше анализа, предрассудков, мешающих познанию (Бэкон), или исследования методов познания (Декарт).

Предшественники Канта рассматривали всё субъективное, идущее от человека, привносимое им, как помеху познанию, как то, что искажает и затемняет действительное положение вещей. Кант же ставит вопрос иначе.
Какие свойства ума вообще делают возможным познание? Существуют ли границы познавательных возможностей? Как получается, что наши мысленные конструкции об устройстве вещей согласуются с этими вещами, пусть и не во всех деталях?

Размышляя над этим, философ выделяет в познающем субъекте два уровня: эмпирический (опытный) и трансцендентальный (букв. — "выходящий за пределы"; в данном случае — за пределы опыта). К первому он относит индивидуальные психологические и физиологические особенности человека; ко второму — такие надындивидуальные формы мышления, которые изначально присущи человеку как таковому; которые наполняются конкретным содержанием благодаря опыту. Эти трансцендентальные формы подобны идеям архитектора, которые, соединяясь со строительным материалом (данные опыта), рождают здание (единство эмпирического и сверхэмпирического знания).

Синтетические-априорные суждения

Этот аналог идей в голове архитектора Кант называет —"синтетические априорные суждения" (синтетические — появляющиеся в результате синтеза, соединения; априорные — доопытные). Он спрашивает, как они возможны.
Рассмотрим примеры суждений, чтобы было понятнее. Например, суждение: "Этот лебедь белый", является апостериорным (апостериорное знание — знание из опыта, в результате опыта). Когда, обобщая, люди говорят: "Все лебеди белые"; то мы имеем синтетическое апостериорное суждение, которое не является всеобщим, несмотря на словечко "все", так как содержит вероятное знание и в любой момент может быть опровергнуто.

Однако когда мы говорим: "Всякое явление имеет причину"; "Если нечто существует, то оно имеет содержание и форму"; "Всякая вещь имеет протяжённость и длительность существования" и т.п., то ситуация меняется.
Такие высказывания, согласно Канту, и есть синтетические априорные суждения. Можно представить себе чёрного лебедя, но невозможно помыслить явление, чтобы оно не имело причины. Эта всеобщность, эта безусловность — свойство самого мышления, считает философ. Он полагает, что такие суждения не могут быть объяснены из опыта, возможности которого всегда ограниченны, но изначально присущи мышлению как априорные формы возможного знания. К ним
Кант относит созерцание "чистого пространства" и "чистого времени", а также те понятия, которые принято называть философскими категориями
(необходимость и случайность, содержание и форма, причина и следствие и т.д.). Априорные синтетические суждения — это не только область философии, но и предмет математики, так как математические абстракции не черпаются непосредственно из опыта.

Рассудок и разум

Рассудок, по Канту, — это наша способность оперировать понятиями, наполняя эти формы данными чувственного опыта. Таким образом, рассудок сам конструирует предмет исследования в соответствии с априорными формами — категориями. Следовательно, научное знание объективно по своему источнику; в то же время, это же научное знание субъективно по форме и априорно по своей движущей силе. Разум — руководитель рассудка, интуитивный по своей природе целеполагатель. Рассудок без разума никогда не смог бы выйти за пределы индивидуального опыта субъекта; именно разум обеспечивает безусловность и общезначимость научных (математических и философских) истин.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16


Copyright © 2012 г.
При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна.