Космологическое учение пифагорейской школы

Эстетические взгляды пифагорейцев получили в Греции всеобщее распространение в более произвольном толковании: красота есть дело порядка, закономерности в системе частей. Такое толкование стало, можно сказать, аксиомой античной эстетики. В более же узком толковании положение о том, что красота есть дело меры и числа, сохранилось лишь как девиз некоторых течений в искусстве и его теории. Для красоты в первом значении греки сохранили пифагорейский термин "гармония", а для красоты во втором значении обычно употребляли термин "симметрия".

Убежденные в том, что вселенная устроена гармонически, пифагорейцы называли ее космосом, или порядком. Тем самым в космологию даже в самое ее название, они ввели эстетический момент. Свои выводы они развивали, отталкиваясь от космических гармонии и порядка. Предположив, что всякое закономерное движение рождает гармоничный звук, они считали, что звучит вся вселенная, рождая "музыку сфер", симфонию, которую мы можем не слышать только потому, что она звучит постоянно. Исходя из своих предпосылок, пифагорейцы думали, что и сама форма мира должна быть необходимо закономерной и гармонической, а такой формой является шарообразная форма; следовательно, мир должен быть шарообразен. Их психология также вся была проникнута эстетикой, ибо, понимая души по аналогии с телами, пифагорейцы считали совершенными те из них, которые построены гармонически, то есть имеют соответствующую пропорцию частей. Об этом повествует следующий фрагмент: "Филолай [помещает] огонь посредине вокруг центра, который он называет Гестией [очагом] вселенной, домом Зевса, матерью и алтарем богов, связью и мерою природы. И еще другой огонь [принимает он], - огонь, лежащий выше всего и объемлющий (вселенную). Центральный [огонь] есть первое по природе; вокруг него пляшут в хороводе десять божественных тел: небо, расположенное за сферою неподвижных звезд, пять планет, за ними солнце, под солнцем луна, под ней земля, под последней антихтон (противоземлие), за ними всеми огонь Гестии, занимающий место вокруг центра. Итак, самую высшую часть периферического (огня), в которой находятся элементы в состоянии совершенной чистоты, он называет Олимпом, пространство же движущегося Олимпа, в котором расположены пять планет вместе с солнцем и луною, [он называет] Космосом; лежащую же под ними подлунную часть [пространства], что вокруг земли, где [находится] область изменчивого рождения, [он называет] Ураном. И относительно расположенных в порядке небесных тел бывает мудрость, относительно же беспорядочного мира рождающихся [вещей] - добродетель, [причем] первая [из них] совершенна, вторая несовершенна". Все стихии также пронизаны этим музыкальным числом.[4]

Греческие понятия гармонии и ее противоположности - дисгармонии - опирались на более общие понятия порядка и хаоса. Лишь то, что поддается вычислению, что является правильным и ясным, что содержит в себе согласие и порядок, лишь только все это греки считали постижимым для человека; только то, что постижимо, - разумным, только разумное - хорошим и прекрасным. Поэтому разумным, хорошим, прекрасным являлось для древних греков только то, что упорядочено, правильно, ограничено. То, что неправильно, не ограничено, греки рассматривали как хаос, непостижимое, неразумное, подобное не могло быть ни хорошим, ни прекрасным. Это убеждение с древнейших времен нашло свое выражение в греческом искусстве, и было высказываемо в греческой философии. Вероятно, сначала именно у пифагорейцев, но должно было вполне отвечать естественным склонностям греков, ибо иначе не привилось бы столь повсеместно, не стало бы на многие века принципом их искусства и аксиомой их эстетики.

Глава 3. Музыка в эстетике пифагорейцев

Вышеперечисленные мотивы повлияли на судьбу не только их эстетики, но и искусства, главным образом музыки. Грекам вообще были свойственны поиски закономерностей в мире и применение их в искусстве, но пифагорейская философия еще более усилила этот поиск, утверждая, что математическая закономерность гарантирует гармонию. Математический подход к музыке явился всецело вкладом пифагорейской школы. Каноны изобразительного искусства классической эпохи, их геометрические расчеты и геометрические конструкции были в немалой степени следствием пифагорейских идей.

Красота была для древних греков свойством видимого мира, однако на их теорию прекрасного наибольшее влияние оказало не изобразительное искусство, а музыка, породившая убеждение, что красота - это дело пропорции, меры, числа.

Пифагорейцы известны в истории эстетики благодаря еще одной теории. Она также была связана с музыкой, но имела иной характер. Если первая теория отмечала, что музыка построена на пропорции, то вторая теория провозглашала музыку силой, воздействующей на душу.

Последняя теория была эквивалентом экспрессивного искусства греков, их "триединой хореи", воздействующей словом, жестом, музыкой. Силу воздействия хореи пифагорейцы относили главным образом за счет музыки. Вначале греки думали, что хорея оказывает действие исключительно на чувства того, кто сам поет и танцует, как это они могли наблюдать в культе Диониса с его экстатическими танцами и песнями. Пифагорейцы пришли к выводу, что танцевальное и музыкальное искусство в равной мере воздействует и на зрителя и на слушателя; воздействует не только посредством движений, но и посредством созерцания движений. Культурному человеку не нужно участвовать в танцах, ему достаточно смотреть на них. Поздний греческий историк музыки Аристид Квинтилиан сообщает, что эта мысль появилась уже у "античных" теоретиков музыки - под таковыми он мог подразумевать только пифагорейцев. Пифагорейцы пытались объяснить могучее воздействие искусства тем, что движения и звуки родственны чувствам. Благодаря такому родству движения и звуки выражают чувства, и наоборот, они вызывают чувства, воздействуют на душу. Звуки находят в душе отзвук, она созвучна им: "происходит то, что случается с двумя стоящими рядом лирами, - если ударить по одной, другая тоже откликнется"[5].

Из всего этого следует вывод: с помощью музыки можно воздействовать на душу, хорошая музыка может ее улучшить, а плохая - испортить. Такое действие греки называли психогатией, или управлением душами. Танец и в еще большей степени музыка обладали, по их убеждению, психогатической силой. Можно, как они полагали, вводить душу в хороший либо в дурной этос. Именно на таком фоне сложилось учение об этосе музыки, или о ее психогатическом и воспитательном воздействии, ставшее постоянным элементом греческого понимания музыки, популярным даже более, чем ее математическая трактовка. Во имя этого учения пифагорейцы, а затем их многочисленные эпигоны и толкователи делали особенный упор на том, чтобы отличать хорошую музыку от дурной, и добивались, чтобы хорошая музыка стала законом, чтобы в столь серьезном с моральной и общественной точки зрения деле, каким является музыка, не допускалось произвола и связанного с ним риска. Следовательно, пифагорейцы оказали в некотором отношении свое влияние на судьбы музыки.

Пифагорейский тезис о могуществе музыки имел своим источником не только древнегреческое искусство, но и религию, конкретнее - орфические верования. Орфики полагали, что душа заключена в плен тела за свои грехи, что она будет освобождена, как только очистится от этих грехов, и что такое очищение и освобождение - важнейшая цель человеческой жизни. Реализации такой цели служили, в частности, мистерии орфиков, включавшие танец в музыку. Пифагорейцы же считали, что музыка в особенности способствует очищению души; для них, убежденных в могучем воздействии музыки на душу, подобная мысль была вполне естественной. В музыке пифагорейцы видели силу не только психогатическую, но и очищающую ("катарсистическую", согласно греческому определению), силу не только этическую, но и религиозную. Как свидетельствует Аристоксен, "пифагорейцы использовали медицину для очищения тел, а музыку для очищения душ"[6]. Усиление этического начала в греческой религии, связанное и с именем Пифагора, влекло за собой постепенную замену старых ритуальных методов очищения другими, более тесно связанными с духовной жизнью человека. Пифагорейцы, сообщал Аристоксен, приписывали музыке способность смягчать "необузданность души".

Из того экстатического воздействия, которое оказывала вакхическая музыка, пифагорейцы делали вывод, что душа под влиянием музыки освобождается и покидает на какой-то момент тело. Учитывая связь этого мотива с орфизмом, можно назвать его орфическим мотивом.

Экспрессивную и психогатическую силу пифагорейцы приписывали не всем искусствам, но специально музыке. Они полагали, что экспрессия имеет место благодаря звукам, посредством которых можно воздействовать на душу, и что это происходит с помощью слуха, а не других чувств. Поэтому пифагорейцы считали музыку исключительным искусством, особым даром богов. Они утверждали, что музыка не есть человеческое установление, но дана "от природы", что ритмы заключены в природе, а человеку свойственны от рождения - произвольно придумывать их он не может, и должен только к ним приспосабливаться. Душа в силу самой своей природы высказывается с помощью музыки, музыка является естественным ее выражением. Пифагорейцы говорили, что ритмы являются "портретами" психики, "знаками" или выражениями характера.

Пифагорейская теория очищения посредством музыки имела целый ряд положений:

1) музыка есть выражение души, ее характера, настроения, этоса;

2) она есть "естественное" ее выражение и в своем роде единственное;

3) хороша музыка или дурна - это зависит от того, какой характер она выражает;

4) благодаря связи души с музыкой можно посредством музыки воздействовать на душу, как улучшать, так и развращать ее;

5) поэтому целью музыки является отнюдь не доставляемое ею удовольствие, но формирование характера;

6) посредством хорошей музыки достигается "очищение" души и ее освобождение от уз тела;

7) в связи со всем этим музыка представляет собой нечто исключительное, единственное, непохожее на другие искусства.

Однако, Пифагорейцы не ограничивались теоретической стороной музыки. Они считали музыкальное искусство одним из важнейших средств этического воспитания. К сожалению, аутентичных текстов почти не сохранилось. Это объясняется той атмосферой эзотеричности, почти оккультности, в которой развивалось эго учение. Тем не менее, мы можем составить представление по отзывам других античных авторов:".Полагая, что наипервейшее занятие у людей есть то, которое доставляется внешними чувствами (когда кто видит прекрасные фигуры и образы и слышит прекрасные ритмы и стихи), Пифагор придал первостепенное значение воспитанию при помощи музыки через различные мелодии и ритмы, откуда происходит врачевание людских нравов и страстей и восстанавливается гармония душевных способностей в изначальном виде. И, действительно, требует упоминания прежде всего то, что он предписывал и устанавливал своим знакомым так называемое мусическое устроение и понуждение, удивительным образом измышляя смешение тех или иных диатонических, хроматических и энгармонических мелодий, посредством которых он легко обращал и приводил к изначальному состоянию страсти души, недавно в них восставшие и воспринявшие неразумный образ, как-то: печаль, раздражение, жалость, неуместную ревность, страх, многообразные вожделения, гнев, желание, разнеженность, распущенность, горячность, - выправляя каждую страсть к состоянию добродетели через посредство подходящих к тому мелодий, как бы через посредство неких благотворных целебных смесей. Себе же самому этот божественный муж сочинял и доставлял подобные вещи уже не так, не через инструмент или голос, - нет, он напрягал слух при помощи некоего несказанного и непредставимого демона и вонзал свой дух в эфирные космические созвучия и при этом, как предоставляется, единственный из людей слушал и разумел гармонию мирового целого и созвучия сфер и движущихся по ним звезд, созвучий, создававших более полную, чем это имеет место у с Пифагор придал первостепенное значение воспитанию при помощи музыки, смертных, и более насыщенную песнь посредством кругового движения, совершающегося благозвучнейше и вместе с тем разнообразно-прекрасно, хотя и возникающего из неравных многообразно различествующих шумов, скоростей, величин и звездных констелляций, однако же взаимно расположенных в некоем музыкальном отношении."[7]; " Они обязывали всех с малолетства и в течение всей жизни заниматься мусическими искусствами; при этом они пользовались проверенными напевами, ритмами и танцами, постановив, чтобы на частных увеселениях и на празднествах общины в честь богов исполнялись привычные напевы, которые они именовали "законами."[8].

С именем Пифагора греки связывали еще одно важное для эстетики понятие, а именно понятие созерцания. Пифагор противопоставил созерцание действованию, позицию зрителя - активной позиции. По свидетельству Диогена Лаэрция, Пифагор утверждал, что жизнь подобна играм, на которые одни приходят, чтобы участвовать в состязаниях, другие - чтобы торговать, а третьи для того, чтобы присматриваться. И эту последнюю позицию Пифагор считал наиболее благородной, ибо ее придерживались не ради стремления к славе и выгоде, но исключительно ради стремления к познанию. Это понятие созерцания, рассматривания у ранних греков включало в себя созерцание как красоты, так и правды, лишь со временем дифференцировавшись на понятия "эпистемологическое" и "эстетическое".

Глава 4. Философия числа

На сегодняшний день на проблему числа у пифагорейцев существует две точки зрения. Сторонники первой рассматривают принцип "все есть число" как основополагающий в учении. Из основных рассматриваемых нами исследователей к данному течению следует отнести Ф.Х. Кессиди и А.Ф. Лосева, который и определил, что".если задать себе вопрос об основной философской направленности Пифагора, то, кажется, можно с полной уверенностью сказать, что это была прежде всего философия числа"[9].

Оппозицию им, в сущности, составляет только Л.Я. Жмудь, утверждающий, что у пифагорейцев не было числовой философии, равно и как то, что число в принципе не является сутью пифагорейского учения. Однако, рассмотрим обе точки зрения.

По мнению приверженцев первой точки зрения, древние пифагорейцы не проводили строгого различия между числами и вещами, но при этом у них не было полного отождествления числа и вещи. Обычно они отождествляли числа с какими-либо религиозно-мифологическими существами. Нельзя забывать, что числа являлись для пифагорейцев также символами вещей, но так как они еще не отличали явление от символа, то получалось, что число есть и символ, и само это явление. Провозгласив мир космосом, они обнаружили диалектику предела и беспредельного, исходя из того, что каждая вещь ограничена, имеет предел, границу; фактом своего существования она определяет и, следовательно, ограничивает каждый раз то беспредельное, неопределенное и неограниченное, которое составляет безвидную материю или пространство вещей: "Поняв число как диалектический синтез беспредельного и предела, пифагорейцы тем самым создали учение о созидательной и творчески направляющей сущности числа"[10].

Противоположности предела и беспредельного, которые имели у пифагорейцев космологический смысл, притягиваются друг к другу подобно мужскому и женскому началам. Но так как в основе сущего лежали эти два начала, которые не подобны и не родственны между собой, то, очевидно, невозможно было бы образование ими космоса, если бы к ним не присоединилась гармония, каким бы образом она ни возникла.

Словом, по пифагорейской концепции, мир в целом не есть ни предел, ни беспредельное, а представляет собой единство этих противоположностей, определяющих как космическую гармонию, так и гармонию каждой вещи. Весь космос и все вещи в нем представляют собой диалектическое единство противоположностей предела и беспредельного, ограниченного и безграничного. Но так как предел и беспредельное, их единство и гармония - суть числа и числовые отношения, то это значит, что сущность всего действительного есть число и числовое единство. А потому вся Вселенная есть"гармония и число".

Таким образом, можно сказать, что "Пифагорейцы понимали гармонию как согласие несогласных"[11].

Аргументируя свою позицию, автор второй точки зрения рассматривает отклики современных Пифагору философов, а так же приводит сведения более поздних авторов, и не находит у них никаких свидетельств касаемо числа, и как следствие делает вывод о том, что учение о числе не является основой пифагорейской философии.

Судя по сохранившимся свидетельствам, Филолай был первым из пифагорейцев, кто рассматривал число с философской точки зрения, хотя и он лишь частично оправдывает наши ожидания. Космос у Филолая рожден и состоит вовсе не из чисел, а из вещей беспредельных (неограниченных) и предполагающих (ограниченных). Именно эти два рода вещей он называет сущностью и началом всего. Число же появляется у него не в онтологическом, а гносеологическом контексте: "Все познаваемое, конечно же, имеет число. Ведь без него не возможно ничего ни помыслить ни познать". Учения ранних пифагорейцев настойчиво сопротивляются тому, чтобы связывать их с числовой философией.

Аристотель утверждает, что в основе философии известных ему пифагорейцев лежали материальные начала и связанные с ними качества. Он дает три различных и взаимно противоречивых варианта этой доктрины, а это верный признак того, что мы имеем дело с его собственной интерпретацией. Во-первых, вещи являются числами, в том смысле, что числа служат материальной основой мира. Во-вторых, пифагорейцы уподобляют вещи числам. В-третьих, элементы вещей являются одновременно и элементами чисел.

Очевидно, что первое положение противоречит второму: уподоблять числу можно только то, что им не является. Между тем Аристотель настойчиво повторяет, что число у пифагорейцев - это именно материальное начало, хотя и не приводит в подтверждение этого ни одного конкретного примера. Мы так и не можем сказать, какие именно вещи или элементы пифагорейцы отождествляли с числами. Зато можно смело утверждать, что о самостоятельном существовании числа вне физического мира они ничего не говорили. Точно так же третье положение противоречит первым двум. Было ли вообще у Пифагора философское определение числа, неизвестно, очень вероятно, что его удовлетворяло чисто математическое определение: число - это совокупность единиц. Тогда остается лишь положение о том, что пифагорейцы уподобляли вещи числам. Здесь впервые появляется более или менее твердая почва. Во-первых, об этом говорит не только Аристотель, но и Аристоксен: "Пифагор, занявшись математикой, всё уподоблял числам"[12]. А во-вторых, имеется еще несколько примеров подобных уподоблений, в том числе и акусма "самое мудрое - число".

Однако не всякое стремление опереться на исчисляемую закономерность является числовой философией. Одно дело - утверждать, что чувственно воспринимаемые вещи состоят из единиц, другое - верить, что все в мире устроено в согласии с числовым принципом, и третье - искать в природе конкретные числовые закономерности. Перед нами не различные ступени числовой философии, а разнородные направления, и если первые два действительно заслуживают имени "философия числа", то в последнем направлении двигалась научная гипотеза. Именно здесь оказалось возможным не только выдвижение идей, но и их проверка.

Вообще же, следует задать вопрос о том, можно ли относить к науке числовое выражение гармонических интервалов лишь потому, что оно оказалось истинным, а небесную гармонию исключать, поскольку она была ложной. Идея небесной гармонии родилась не из мистики чисел, а из проверенного опытом физического представления: звука без движения не бывает, равно, как и не бывает движения без звука. Соответствие расстояний между небесными телами гармоническим интервалам носит вторичный характер, но и эта мысль, оказавшаяся ложной, двигалась в верном направлении - между скоростями движения планет и их расстояниями до центра действительно существует математически формулируемая закономерность.

Насколько мало связана небесная гармония с предполагаемой пифагорейской числовой философией, показывает тот факт, что уже Анаксимандр располагал свои небесные круги в соответствии с числовым принципом.

Таким образом, рассмотрев обе точки зрения, можно сказать, что, не смотря на разногласия в том, является ли число сутью философии пифагорейцев, обе стороны сходятся во мнении, что все существующее представляет собой ряд противоположностей, которые порождают гармонию, а числовые соотношения определили суть мироздания. Опираясь на утверждение, что гармония чисел есть некая объективная закономерность, действующая во всех областях жизни, пифагорейцы ввели понятие "космоса", или порядка, обратив внимание на порядок и единство во вселенной. И убежденные в том, что и вселенная устроена гармонично, они пришли к выводу, что космос определяет вселенный мир как упорядоченное единство.

Заключение

Подводя итоги, можно сделать вывод, что роль Пифагора и его школы в развитии математики и научного знания вообще огромна. И дело не только в том, что пифагорейцы явились родоначальниками античной математики - науки, методы исследования которой в настоящее время проникают почти во все области знания. Достаточно сказать, что требование точности и ясности в суждениях возникло в пифагорейской математике. Это способствовало развитию логики мышления и дедуктивного способа познания. Следуя принципу точности и ясности, пифагорейцы открыли иррациональные числа.

Введение ими представления о бесконечно малых величинах, о пределе и беспредельном как диалектически единых противоположностях, несмотря на ограниченность этих представлений, сыграло большую роль в развитии математики и физики, ибо и современная наука, изучающая область микромира, сталкивается с проблемами, сходными с теми, вокруг которых бились пифагорейцы. То видимое место, которое отводят мыслители современности обсуждению их аргументов, является доказательством тому, что пифагореизм и в настоящее время оказывает влияние на развитие научного знания.

В целом же роль пифагореизма в истории науки двояка. Пифагорейская числовая мистика явилась тормозом для развития науки как в древности, так и в последующие века. В свою очередь, пифагорейская математика, свободная от религиозно-мистических исканий, напротив, в высшей степени способствовала развитого научного познания и овладению явлениями действительности. И хотя А.И. Чанышев полагал, что "методологически правильное решение проблемы происхождения философии должно учитывать оба духовных источника философии: и мифологический, и зачатки научных знаний."[13], тем не менее, опыт показывает, что первое практически изжило себя, а научные знания процветают и оставляют потрясающую почву для новых научных открытий.

Уделив огромное внимание музыкальному искусству, пифагорейцы оказали большую помощь в развитии эстетики как науки. Причем, главное даже не то, что музыка действительно, как выявил Пифагор оказывает лечебное воздействие и сама по себе является вдохновителем прекрасного, а важно то, что они впервые применили на практике метод эстетического воспитания при помощи музыкального искусства, активно используемого в наши дни.

Таким образом, Пифагор и его школа, взявшие за первоначало всего наглядно представляемое число, находятся в общем русле натурфилософских проблем, присущих милетской школе философов. Однако, если последние отбрасывают религиозно-мифологические представления и становятся на путь научных и натурфилософских изысканий, то древние пифагорейцы в своем учении сочетают науку и религию, научное рациональное понятие с иррациональным религиозно-мифологическим образом, математическую ясность мышления и религиозный экстаз. Их число - это не просто безликая величина, - это отождествление с живым существом, которое само по себе является формирующим начало.

А как сказал, подводя итоги, А.Ф. Лосев, "своим учением о числе пифагорейцы охватили все бытие. Пифагорейство - это учение 1) о числах самих по себе, или о богах как числах;

2) о космосе как числе;

3) о вещах как числах;

4) о душах как числах и 5) об искусстве как числе". И если исходить из того, что основополагающей при создании всего сущего у пифагорейцев все-таки явилась гармония, можно сказать, что гармония, как числовая структура единораздельности и оформления применялась пифагорейцами решительно всюду, начиная от богов, небес и космоса в целом, переходя через всю природу и человеческие души и кончая арифметикой, астрономией и музыкой.

Список источников илитературы

Источники:

1.                 Цицерон Марк Тулий. О природе богов./ Пер. с лат. С. Блажевского. - Спб.: Азбука-классика, 2002. с.39;

2.                 Ямвлих. Жизнь Пифагора./ Пер. с лат. В.Б. Черниговский. - М.: Алетейа, 1998.248 с.;

Литература:

3.                 Асмус В.Ф. Античная философия. - М.: Высшая школа, 1999. с.13-14;

4.                 Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа. - Л.: Наука, 1990.188 с.; Идеи эстетического воспитания. Т.1. - М.: Искусство, 1973. с.152-156;

5.                 Кессиди Ф.Х. К истокам греческой мысли. - Спб.: Алетейа, 2001.263 с.;

6.                 Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. - М.: Мысль, 1972. с.144-174;

7.                 Лешкевич Т.Г. Философия. - М.: Инфра-М, 2000. м.27;

8.                 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. - М.: АСТ, 2000. с.18-19; 284-327;

9.                 Лосев А.Ф. Словарь античной философии. - М.: Мир идей, 1995. с.11-19;

10.            Овсянников М.Ф. История эстетической мысли. - М.: Высшая школа, 1984. с.17-18;

11.            Татаркевич В. Античная эстетика. - М.: Искусство, 1977. с.69-78; Философия.

12.            Курс лекций / Под ред. Е.Ф. Солопова. - М.: Владос, 1997; с.261.

[1] Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. М.,2000.

[2] Лосев А.Ф. Словарь античной философии. М.,1995.

[3] Татаркевич В. Античная эстетика.с.70

[4] Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. с. 293

[5] Татаркевич В. Античная эстетика.с.72

[6] Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа. С.93

[7]Идеи эстетического воспитания. с.154

[8]Идеи эстетического воспитания. с.155

[9]Лосев А.Ф. Словарь античной философии. с.14

[10]Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. с 19  

[11] Овсянников М.Ф. История эстетической мысли. с. 171

[12]Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа. с 171

[13] Кессиди Ф.Х. К истокам греческой мысли. с.33

Страницы: 1, 2