Историко-философская концепция Гоббса

Итак, гарантией безопасности может быть только такая общая власть, которая объединяет и сплачивает множество людей, которая обладает реальной силой, чтобы защитить людей от внешних врагов и от несправедливостей, чинимых друг другу. Короче говоря, чтобы люди жили в мире, чтобы они могли заниматься мирным трудом, необходима абсолютная власть государства — "того великого Левиафана... которому мы... обязаны своим миром и своей защитой" "(1, II, 196).

Эта власть земного, а не небесного происхождения. Она возникла не по божественному установлению, а в результате общественного договора, добровольного соглашения людей. В этом случае "граждане по собственному решению подчиняют себя господству одного человека или собрания людей, наделяемых верховной властью" (там же, 346).

В сосредоточении власти в руках одного человека или же собрания людей Гоббс и усматривал сущность государства. Развернутое же определение последнего, содержащееся в "Левиафане", гласит: "государство есть единое лицо (one person), ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты" (1, II. 197).

В этом определении следует обратить внимание на три момента:

1. Государство есть единое лицо. "Тот, кто является носителем этого лица, называется сувереном, и о нем говорят, что он обладает верховной властью, а всякий другой является его подданным" (1, II, 197). Это не означает, что во главе государства должен обязательно стоять один человек. Суверенная власть может принадлежать и "собранию людей", действующих как "Великая личность". Но в обоих случаях власть государства едина и нераздельна, она сводит волю всех граждан "в единую волю".

2. Люди, создавшие государство путем взаимного договора, не только санкционируют все его действия, но и признают себя ответственными за эти действия.

3. Верховная власть может использовать силы и средства подданных так, как сочтет это необходимым для их мира и защиты. При этом верховная власть не несёт какой-либо ответственности за свои действия перед подданными и не обязана отчитываться за эти действия перед ними.

Таковы основные принципы договорной теории государства Томаса Гоббса, из которых он, верный синтетическому методу, дедуцировал все остальные положения своего учения о государстве.

Концепция общественного договора была прогрессивной идеей в условиях того времени. Она была направлена против теологического истолкования общественной жизни и феодальных политических теорий легитимности правящих династий. Она имела ярко выраженную демократическую направленность, так как государство, установленное людьми путём взаимного соглашения, рассматривалось в качестве гаранта мирной жизни граждан, было призвано защищать их от произвола и насилия. Подобные идеи имели огромное значение в период разложения феодализма, в эпоху ранних буржуазных революций.

Хотя, у Гоббса получается отождествление общества с государством и с правительством, однако суверенные права приписываются им только третьему члену данного тройного равенства и полностью отчуждаются от первого его члена. Правительство олицетворяет собою всё общество, но суверенно только правительство, а не все общество в целом и не его основная часть – народ. Для обоснования "равенства", так сказать, только в направлении от общества к правительству, но не наоборот, Гоббс трактует уже не общество, а именно государство как "искусственного человека" (см. 1, II, 27, 217), личность; и как у человека главным является его сознание, так и у государства все главное и определяющее сосредоточено в правительстве.

Приведенная аналогия влечет за собой частные биологические параллели: строение государства уподобляется устройству живого организма (суверен – душа, чиновники – нервы и т. д. и т. п.). И еще один цикл сравнений: гражданский мир в государстве – это его здоровье, и вообще нормально функционирующее государство – это святое животное, земной "смертный бог" (см. 1, II, 96).

И все же все эти органические уподобления носят только внешний характер, потому что Гоббс считает всякий организм, в том числе человека, а тем более "человека искусственного", т. е. "организм" общественный, механизмом. Не механизм подражает природе, а наоборот, природу, по Гоббсу, можно понять только через аналогию ее с механизмом, которому она как бы "подражает" сама. Тем более, если речь идет о социальной природе, - она есть механизм, созданный "механиками" - людьми и регулируемый посредством знаковых связей. Государство – это целесообразно устроенный гражданами "политический автомат". Таким образом, никакого противоречия между уподоблением государства животному и механизму нет, ибо животный организм и искусственный механизм устроены будто бы по одним и тем же принципам.

Ограниченность социально-политических воззрений автора "Левиафана" проявилась в том, что многие исследователи называют Гоббса апологетом государственной власти. Государство, по его взглядам, это – великая и могучая сила, своего рода "смертный бог", безраздельно властвующий над людьми и возвышающийся над ними. И хотя люди создали эту силу для защиты своей жизни и обеспечения безопасности, т. е. в своих собственных интересах, она действует так, как считает нужным, и ни в чём сама, не завися от своих подданных, требует от них беспрекословного подчинения и полного послушания.

В социологическом построении Гоббса отсутствует понятие договора между народом и правительством. Власть передается первым последнему без всяких условий и без права денонсации договорного обязательства (см. 1, II, 669). Народ, будучи источником власти, делается затем только ее органом (см. 1, II, 199). Таким образом, народ не является сувереном. Вся полнота суверенных прав достается правительству и даже конкретнее – правителю. Именно он, согласно Гоббсу, есть и должен быть безраздельным и никому не подотчетным носителем государственной воли (см. 1, II, 197).

Гоббс исходил из того, что подданные заключают договор не с сувереном, а между собой и что важнейшим следствием этого соглашения является отказ подданных от своих прав (за исключением права самозащиты) в пользу суверена и принятие ими обязательства "признавать как свои собственные все действия и суждения" носителя верховной власти (1, II, 198). Что же касается самого государства, то, обладая наивысшей возможной властью, оно "безнаказанно может делать все, что ему угодно" (1, I, 350): устанавливать законы, разрешать судебные споры граждан, налагать на них наказания, пользоваться по своему усмотрению их силами и средствами, объявлять войну и заключать мир. Наделяя государство неограниченной, абсолютной властью, Гоббс, по логике вещей, существенно ограничивал права подданных. Последние не могут, например, осуждать действия суверена или тем более его наказывать. Подданные не могут также протестовать против установлений верховной власти или же добиваться изменения формы правления (1, II, 198—202). Логическим выводом из подобного антидемократического толкования демократической в своей основе договорной теории государства является положение: "Верховная власть не может быть по праву уничтожена решением тех людей, соглашением которых она была установлена" (1, I, 354).

Для оправдания абсолютной власти государства Гоббс выдвигает тезис: "Верховная власть не столь пагубна, как отсутствие ее..." (1, II, 208). Развивая его, философ утверждал, что неудобства и стеснения, проистекающие из-за неограниченной власти суверена над подданными, не идут ни в какое сравнение с бедствиями и несчастьями, сопутствующими гражданской войне, или с состоянием безвластья, когда люди не подчиняются законам и не признают над собой никакой власти, удерживающей их от грабежа и насилия (см. там же). Словом, единственной альтернативой состояния войны всех против всех служит, по Гоббсу, ничем не ограниченная государственная власть.

Человеческая цивилизация, по мнению Гоббса, основана на продолжении, но в тоже время – на коренной метаморфозе состояния страха, заставившего людей обратиться к отношениям, порождающим цивилизацию. Если прежде люди опасались друг друга, трепеща за свою жизнь и собственность, то теперь они страшатся ими же над собой поставленного правителя: он устанавливает гражданский мир, но с помощью угрозы применить военную силу против тех, кто его нарушит. Принцип "безопасности" есть "гарантия" буржуазного права" (см. 12, I, 401). В результате этого на смену одним опасностям приходят другие –людям угрожают не равные им сограждане, а стоящий над ними могучий суверен. Место анархии стихийных отношений занимает произвол управления.

Существует и другой путь образования государства. Это путь, основанный на силе и завоевании, на приобретении власти. Гоббс считает вполне правомерным такой "сильно ослабленный" вариант общественного договора, называет его "естественным способом происхождения государства" (1, I, 345—346), отдавая предпочтение политическому государству, установленному самими людьми в своих общих интересах. Так возникает вторая, крайне широкая и расплывчатая формула общественного договора: "... всякий человек обещает повиновение тому, в чьей власти спасти или погубить его" (1, II, 224).

С другой стороны, эта формула вполне четко и определенно доводит до крайнего предела момент отчуждения власти от народа, который уже с самого начала имелся в учении Гоббса о механизме образования социального состояния. Правитель осуществляет насилие над естественными стремлениями своих подданных к полной свободе, подчинение государству требует подавления их воли, природных "порывов" и стремлений. Итак, общественный договор есть подчинение стоящей над обществом политической силе.

Общественный договор базируется на страхе, только в одном случае люди боятся друг друга, а в другом, подчиняются тому, кого боятся.

Гоббс не абсолютизировал отличие общества от природы. Он писал, что именно в условиях общества начинают в полной мере действовать вытекающие из законов природы вечные и неизменные "законы естественного права" (1, I, 337, 184, 293), на которые затем опираются конкретные гражданские законы, кодифицированные законодательной деятельностью суверена. "Естественный и гражданский законы совпадают по содержанию и имеют одинаковый объём" (1, II, 283). В условиях общества "естественный закон", утвержденный решением разума о создании социальных связей, придает разумный статус эгоизму, которой осознал теперь, что должен ограничить себя ради своих же глубоких интересов. Но если у Бэкона сила совпадала в тенденции со знанием, то у Гоббса сила тождественна конструирующей основе общественного порядка: ведь всё-таки уже не разум сограждан, а воля правителя, мощь государства и угрожающая санкциями сила официального права широко реализуют "естественные законы", устраняя преграды, стоявшие на их пути. Это происходит потому, что данные законы выгодны государству. Они освящены не только авторитетом природы, но и государственной пользой. Больше того: мерилом законности права становится польза государства и ничего более.

Рассмотрим теперь противоречия в которые попал Гоббс. Он считает, что безусловная добродетель, общий принцип подчинения закону и воле законодателя и императив содействия мощи государства совпадают, - все это одно и тоже. Очевидно, что данная цепочка равенств предполагает безошибочность законодательства и безупречность приказов, исходящих от суверена. И Гоббс себя же убеждает поверить в это: ведь он стремиться всемерно укрепить авторитет центральной власти и очень не хочет, чтобы были какие-то поводы, для недовольства ею, а значит для гражданской войны. Он требует безусловного подчинения правительству.

Теоретическим основанием для этого служит еще одна цепочка равенств: "естественные законы" = законы "правого разума" =="требования права и морали = законы, принятые государством = приказы правителя (см. 1, I, 310, 338 – 339; II, 155, 184, 299, 567). Под "правым разумом" в этой формуле подразумевалось разумное рассуждение людей.

В приведенной цепочке равенств происходит генетический переход слева направо, так что источником приказов правителя являются в конечном счёте "естественные законы", значит законы природы вообще. Но отсюда же возникает соблазн оправдывать любые приказы и решения правителя ссылкой на их "естественное" происхождения и базис. Итак, "...государству сообщается наивысшая возможная власть... Само государство не связано гражданскими законами..." (1, I, 350). Исходя из того, что действия власти в принципе тождественны требованиям законности, Гоббс приходит затем к противоположному выводу, что политическая власть выше законов, - ведь "люди и оружие, а не слова и обещания придают законам силу и влияние" (1, II, 650). Подлинные законы суть приказания правителя, и всякое действие "становится справедливым или несправедливым в результате осуществления права повелителя" (1, I, 370). Таким образом, при движении по рассматриваемой цепочке равенств наоборот, т. е. справа налево, равенства у Гоббса нарушились.

Это было вызвано определенными социально-политическими причинами. Он не видел того, что прогрессивные функции абсолютной монархии уже исчерпали себя в Англии и были на исходе во Франции. Лейтмотивом рассуждений Гоббса была идея, которой он оставался верен всегда: политика подлинного правителя должна быть решительной и пока она такова, правитель находится вне критики за свои поступки.

В результате у Гоббса государство поглощает все права его граждан и становится от них независимым. Граждане вошли в состав государства при определенных условиях, и оказались подчиненными ему уже без всяких условий, и свобода, которой они располагали, оказалась суженной до состояния добровольного подчинения и права заниматься частной торгово-предпринимательской деятельностью.

Прерогативы верховной власти распространялись Гоббсом и на имущественные отношения граждан и на их духовную жизнь. Государство и только государство может предписывать те правила, которые указывают каждому человеку, какими благами он может пользоваться и какие действия предпринимать с целью преумножения этих благ. Государство стоит на страже частной собственности граждан, да и само существование собственности целиком зависит, по Гоббсу, от установления верховной власти, ибо до этого, в естественном состоянии, когда все люди имели право на все, ни о каком владении собственностью не могло быть и речи. Государство призвано осуществлять контроль и за умами своих подданных, следить, в частности, за тем, чтобы не получали распространение мнения и учения, противодействующие миру и согласию. С этой целью Гоббс считает необходимым введение цензуры над книгами, а также над проповедями и обращениями к народу. Гоббс прежде всего имел в виду различные религиозные политические учения, которые обосновывали идею божественного происхождения государственной власти и категорически отвергали теории естественного права и общественного договора. Тем самым подрывалась, как считал Гоббс, идея абсолютной власти государства, что способствовало возникновению раздоров, создавало предпосылки для гражданской войны.

Гоббс выступает как противник теории разделения власти, согласно которой законодательная, исполнительная и судебная власти не должны совпадать, - "царство, разделенное в самом себе, не может сохраниться". Считал, что разделение власти ослабляет государство и это явилось одной из причин гражданской войны в Англии, высказывал ошибочное убеждение в том, что принцип неотделимости прав верховной власти будет восстановлен в ближайшем будущем.

Он различает три вида государства: монархию, демократию и аристократию. К первому виду относятся государства, в которых верховная власть принадлежит одному человеку. Ко второму -— государства, в которых верховная власть принадлежит собранию, где любой из граждан имеет право голоса. Этот вид государства Гоббс называет также народоправством (см. 1, II, 209). К третьему виду относятся государства, в которых верховная власть принадлежит собранию, где правом голоса обладают не все граждане, а лишь известная часть их (см. 1, I, 354; II, 209).

Хотя Гоббс и отдает предпочтение монархии перед другими формами правления, он видит в ней лишь такое государственное устройство, которое с наибольшей полнотой отвечает его главному принципу — принципу абсолютной власти. Вопрос же о формах, или видах государства он считает подчиненным этому принципу и допускает возможность, как аристократии, так и демократии с тем непременным условием, чтобы верховная власть в этих государствах была столь же мощной, что и в монархии.

Всем разновидностям государства должна быть в равной мере приписана верховная власть "...Верховная власть остается той же независимо от того, кому она принадлежит" (1, II, 207),— подчеркивал Гоббс. Далее он говорил, что "власть, если только она достаточно совершенна, чтобы быть в состоянии оказывать защиту подданным, одинакова во всех ее формах" (там же, 208). Гоббс как бы хотел сказать: всякая власть хороша, если она абсолютна. Он был, поэтому не столько сторонник абсолютной монархии, сколько абсолютизма вообще, как такового. Монархия же в его глазах "удобнее остальных видов государства" (3, I, 296), во-первых, потому, что полнее других выражала идею абсолютной власти, и, во-вторых, потому, что была более пригодна к осуществлению той цели, во имя которой и создано государство, "а именно к водворению мира и обеспечению безопасности народа" (1, II, 211). Нельзя забывать, наконец, что всякую форму правления, в том числе и монархию, Гоббс выводит из общественного договора, хотя и считает, что этот договор носит безусловный и нерасторжимый характер и что с момента его заключения вся полнота власти передается в руки суверена.

Необходимо учитывать, что Гоббсово учение о государстве само по себе утверждало законность всякой существующей власти и обязывало граждан к повиновению ей независимо от того, в какой конкретней форме эта власть была воплощена. Так что автору "Левиафана" не приходилось кривить душой, когда он в первом издании своей книги требовал признания республики, а во втором—заявлял о своей верности реставрированной монархии.

Гоббс считал, что свобода подданных вполне совместима с неограниченной властью суверена, если под свободой понимается не свобода от законов, а свобода делать то, что не указано в соглашениях с властью. Конкретно же речь шла о свободе купли и продажи имущества, заключения торговых сделок и договоров, выбора местожительства, образа жизни, воспитания детей и т. д. (см. 1, II, 234). Таким образом, имелись в виду не политические, гражданские свободы, а свобода владения частной собственностью, предпринимательства, что свидетельствует о том, что Гоббсу были близки и понятны интересы нового дворянства и буржуазии. Он выступал и против мелочной регламентации со стороны верховной власти личной жизни граждан, предоставляя им известные права и свободы в этой области. "Законы не должны регулировать дела людей более детально, чем того требует благо граждан и государства" (1, I, 380),—отмечал философ,

Но Гоббса все же нельзя считать идеологом буржуазной демократии. Те скромные свободы, которыми могут и должны пользоваться, по его мнению, подданные, не шли ни в какое сравнение с требованиями демократических слоев английского общества.

Весьма важным аспектом концепции свободы является мысль Гоббса, согласно которой подданные обладают свободой защищать свою жизнь. Эта свобода проистекает, по его мнению, из того, что существует неотчуждаемое право каждого человека "спасать себя от смерти, увечья и заточения" (1, II, 166). Он считал оправданным защиту человеком своей жизни даже от тех, кто посягает на нее "на законном основании" (там же, 238), т. е. по приказу верховной власти. Б. Рассел полагает, что такое право самозащиты "логично, так как самосохранение является у него лейтмотивом в учреждении правительства" (16, 572). Но, по Гоббсу, нельзя оказывать сопротивление "мечу государства" в целях защиты другого человека (даже если тот невиновен), потому что представление такого права лишило бы суверена "возможности защищать нас" и разрушило бы "саму сущность правления" (там же, 240). Эгоизм и индивидуализм, которые стоят за этими рекомендациями, оправдывались ссылками на необходимость установления "внутреннего мира среди подданных" и их защиты "против общего врага" (1, II, 238).

Граждане обязаны повиноваться государству только до тех пор, пока оно в состоянии защищать своих подданных, когда же верховная власть перестаёт выполнять функцию защиты мира и безопасности, то подданные освобождаются от всяких обязанностей по отношению к суверену. Это может произойти в случае отречения суверена от власти, в случае, когда суверен сам становится чьим-то подданным, а также в тех случаях, когда тот или иной подданный подвергается пленению изгнанию и т. п. (1, II, 242 - 244).

Уподобляя государство Левиафану, "который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан" (1, II, 47), Гоббс подчёркивает, что всякий государственный организм может существовать только в условиях гражданского мира. Смута есть болезнь государства, а гражданская война – его смерть (там же, 48). И Гоббс исследует причины, ведущие к его распаду и гибели. Считал "недостаточность абсолютной власти" (там же, 334), главным источником внутренних междоусобий. Затем идут различные "ложные учения", противоречащие природе государства и способствующие его ослаблению. По Гоббсу "мерилом добра и зла является гражданский закон, а судьёй – законодатель, который всегда представляет государство" (там же, 336). Государство - единственный авторитет в решении вопроса о том, что есть добро и зло, в тоже время единственный и полный гарант неукоснительного соблюдения гражданами моральных законов, выполняющих одновременно и функцию норм права. Правовая и моральная добропорядочность совпадают, ибо "справедливость" и в юриспруденции, и в этике означает только одно – подчинение законам государства" (см. 1, I, 261; II, 713).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10