Гуманистическая антропология Эриха Фромма

Concept of Man" ) вышла отдельным сборником в 1961 г. и содержала статью

Фромма и ранние произведения К.Маркса. Публикация этого сборника была

вызвана тем, что Фромм в это время вступил в Социалистическую партию США и

попытался создать для нее новую программу, ориентированную на

"гуманистического" Маркса. И тут выяснилось, что в Америке периода

"холодной войны" и антикоммунизма вообще не было английского перевода

ранних работ Маркса ( только в 1959 г. в Англии появился перевод, сделанный

в Советском Союзе ). Таким образом, Фромм в своем сборнике "Marx's Concept

of Man" осуществил первую публикацию важнейших частей "Экономическо-

философских рукописей 1944 года" и "Немецкой идеологии" (18451846). Перевод

был сделан Т.Б.Боттомором, английским социологом неомарксистской

ориентации, с которым Фромм был в большой дружбе. Впечатление от этой

публикации в США было огромным, а Фромм стал крупнейшей фигурой для

американских неомарксистов.

В своих работах "Концепция человека у Маркса" и "Из плена иллюзий"

Фромм раскрыл особенности философско-антропологического мышления Маркса,

показав, что для него история человечества это, прежде всего, летопись

постоянного развития человека и одновременно растущего отчуждения. Весьма

перспективно и оригинально истолковывая марксистское учение, американский

философ отмечал, что отчужденный человек не только чужд другим людям, но

лишен чело вечности как в естественном, природном, так и в духовном смысле.

Такое отчуждение от человеческой сущности ведет к экзистенциальному эгоизму

и формулируется как превращение человека в средство своего индивидуального

существования. В процессе отчуждения человек в известном смысле лишается

даже своего тела и окружающей его природы, а также своего духовного "Я",

себя самого как человеческого существа.

Фромм показал огромную разницу между взглядами Маркса и воззрениями

коммунистов тоталитарного толка. Человечность человека никогда не должна

служить лишь средством для государства, класса или нации. Отчуждение ведет

к переоценке всех ценностей. Человек является пленником тех политических

институтов, которые сам же создал.

Хотя Фромм и отдал дань наивному социальному прожектерству, его

оценки различных социальных процессов отличаются исторической

дальновидностью, а многие идеи носят характер провозвестия. Фромм был в

числе первых исследователей, обратившихся к диагностике тоталитарного

общества, причем не только нацистского, но и казарменно-социалистического.

В отличие от многих исследователей, которые считали нацизм случайным

отклонением от исторической магистрали, Фромм показал стойкость и

воспроизводимость тоталитаризма как политической практики и типа мышления.

Предупреждения Фромма содействовали отрезвлению социально-философской и

политической мысли, оказали воздействие на изучение феномена деспотии.

Обращаясь к социалистической идее, Фромм задолго до современных

прозрений пришел к выводу, что социализм не должен быть обществом

заорганизованных, автоматизированных индивидов, каждый из которых подчинен

государству, машинам, бюрократии. Даже если бы государство, подчеркивал он,

стало бы работодателем в виде абстрактного капиталиста, даже если бы весь

общественный капитал был бы сконцентрирован в одних руках ( безразлично

одного частного капиталиста либо одного государственного, общественного

капиталиста ) все равно такое общество нельзя было бы назвать

социалистическим.

Таким образом, в наследии Фромма имеется много оригинальных идей,

повлиявших на сознание XX в.: о человеке как "едва ли не самом

эксцентричном создании универсума", об исторической обусловленности

страстей и переживаний человека, о социальном характере как отражении

сплава биологических и культурных факторов, о неизбежности универсального,

всепланетного гуманизма. Фромм обосновал возможности разностороннего

совершенствования человека как живого, мыслящего и чувствующего существа.

3). Индивид в определенной ситуации как исходный пункт философского раз

мышления Э.Фромма.

Напомним мысль Фромма: пророк далеко не всегда возглашает нечто

новое. Для него существенно другое верность собственным заповедям. Сам

Фромм в обстановке сциентистских увлечений столетия сохранил поразительную

верность одной теме феномену человека. Эта неотступность и оказалась

пророческой. Ренессанс антропологического мышления в нашем веке в огромной

степени подготовлен работами Эриха Фромма.

О чем бы не писал Фромм – о бытии, власти, государстве, деспотии,

культуре, нации, собственное рассуждение он начинает с человека. Индивид в

определенной ситуации исторической, социальной, психологической,

экзистенциальной таков исходный пункт его философствования. Соответственно

все, что вырастает из подобного размышления, содействует постижению

человека как феномена.

Отвергая или исправляя попытки раскрытия тайны человека,

осуществленные Л.Фейербахом, К.Марксом, З.Фрейдом, философ разработал

целостное учение о человеке как чувствующем, страдающем и мыслящем

существе. Человек, его сущность, социальная обусловленность суть

основополагающих принципов миропонимания Фромма. Индивид в "нездоровом",

"больном" обществе это и исследуемая реальность, в которую "заброшена"

личность, и объект социальной критики Фромма. Наконец, "кодовое"

предназначение его исследований поиски путей к "обновлению", "возрождению",

"самовыявлению" и "самореализации" человека.

Разумеется, определить Фромма как специалиста в области философской

антропологии задача слишком общая. Персоналистская традиция в европейской

философии чрезвычайно многолика. Нашим исследователям, надолго отлученным

от антрополого-экзистенциальной линии в философии, не всегда очевидна ее

сложность и неоднородность. Многообразие подходов к человеку порой

ускользает от нас. Мы толкуем персоналистское течение как нечто

нерасчлененное.

Многие философские направления, например экзистенциализм и

персонализм, рассматривают человека в качестве основной проблемы философии

вообще. Однако интерес к человеку, тем не менее, обнаруживается по-разному.

Персоналистская философия, обосновывающая суверенитет личности, не

может отвлечься от вопросов: каковы собственные пределы человека? в чем он

черпает основы нравственности? что питает его волевые импульсы? Она вовсе

не стремится к тому, чтобы поста вить в центр собственной рефлексии

человека. Мир для нее иерархичен. Внутри этой философии Э.Фромм занимает

весьма оригинальную позицию. Он превращает человека в меру всех вещей в том

смысле, что отвергает все попытки подчинить человека какой-то иной

сущности. Не только общество, но и вся Вселенная оцениваются Фроммом через

призму человека.

Но нет ли в таком подходе откровенной идеализации человека? Разве

человек заведомо добр, универсален и безграничен? Не подрывает ли в таком

случае антропологическая мысль свои собственные основания? Прославляя

человека, мы как бы сознательно отвлекаемся от тех деструктивных потенций,

которые заложены в нем. Не утопична ли гуманистическая этика Фромма?

4). Концепция разрушительного в человеке, феномен исторической

дегуманизации.

Отметим сразу: ни идеализации, ни обожествления человека у Фромма

нет. Он вовсе не отвлекается оттого, что именно человек создал антигуманное

общество, растерзал природу, развил в себе некрофильские тенденции.

Американскому философу принадлежит глубокая и весьма последовательная

концепция разрушительного в человеке. В этом легко убедится, если прочитать

хотя бы его работы "Душа человека", "Из плена иллюзий" и др.

Рассмотрим взгляды Э.Фромма на природу человека изложенные в его

труде Душа человека. Ее способность к добру и злу.

Одни полагают, что люди — это овцы, другие считают их хищными волками.

— Пишет Фромм —. Обе стороны могут привести аргументы в пользу своей точки

зрения. Тот, кто считает людей овцами, может указать хотя бы на то, что они

с легкостью выполняют приказы других людей, даже в ущерб себе. Он может

также добавить, что люди снова и снова следуют за своими вождями на войну,

которая не дает им ничего, кроме разрушения, что они верят любой

несуразице, если она излагается с надлежащей настойчивостью и подкрепляется

авторитетом властителей — от прямых угроз священников и королей до

вкрадчивых голосов более или менее тайных обольстителей. Кажется, что

большинство людей, подобно дремлющим детям, легко поддается внушению и

готово безвольно следовать за любым, кто, угрожая или заискивая, достаточно

упорно их уговаривает. Человек с сильными убеждениями, пренебрегающий

воздействием толпы, скорее исключение, чем правило. Он часто вызывает

восхищение последующих поколений, но, как правило, является посмешищем в

глазах своих современников.

Однако Фромм тут же замечает, что если большинство людей — овцы, то

почему они ведут жизнь, которая этому полностью противоречит? История

человечества написана кровью. Это история никогда не прекращающегося

насилия, поскольку люди почти всегда подчиняли себе подобных с помощью

силы. Он справедливо указывает на то, что Талаат-паша не сам убил миллионы

армян, и так же Гитлер не один убил миллионы евреев, а Сталин — миллионы

своих политических противников. Эти люди были не одиноки, — говорит Фромм -

они располагали тысячами других людей, которые умерщвляли и пытали, делая

это не просто с желанием, но даже с удовольствием.

Такой мыслитель, как Гоббс, из всего этого сделал вывод: homo homini

lupus est — человек человеку — волк. И сегодня многие из нас приходят к

заключению, что человек от природы является существом злым и деструктивным,

что он напоминает убийцу, которого от любимого занятия может удержать

только страх перед более сильным убийцей.

Фромм находит этому явлению другое объяснение, которое заключается в

том, что меньшинство волков живет бок о бок с большинством овец. Волки

хотят убивать, овцы хотят делать то, что им приказывают. Волки заставляют

овец убивать и душить, а те поступают так не потому, что это доставляет им

радость, а потому, что они хотят подчиняться. Кроме того, чтобы побудить

большинство овец действовать, как волки, убийцы должны придумать истории о

правоте своего дела, о защите свободы, которая якобы находится в опасности,

о мести за детей, заколотых штыками, об изнасилованных женщинах и

поруганной чести.

Этот ответ звучит убедительно, но и после него у Э.Фромма остается

много сомнений, и он ставит следующий вопрос: Не означает ли он, что

существуют как бы две человеческие расы — волки и овцы? И дальше: если это

не свойственно их природе, то почему овцы с такой легкостью соблазняются

поведением волков, когда насилие представлено в качестве их священной

обязанности? Может быть, сказанное о волках и овцах не соответствует

действительности? Может быть, и в самом деле отличительным свойством

человека является нечто волчье и большинство просто не проявляет этого

открыто? А может, речь вообще не должна идти об альтернативе? Может быть,

человек — это одновременно и волк, и овца, или он — ни волк, ни овца?

Понятно, что вопрос о том, является ли человек волком или овцой,— это

лишь заостренная с помощью образов формулировка вопроса, который является

основополагающим в социальной антропологии и этике, а именно: что есть

человек — является ли он по своему существу злым и порочным, или он добр по

своей сути и способен к самосовершенствованию?

Таким образом, следуя по цепи вопросов, Фромм раскрывает глубину

затронутой проблемы. И чем дальше он продвигается, тем больше и глобальнее

вопросы встают на его пути. Это вынуждает его проанализировать проблему в

историческом разрезе:

С точки зрения Ветхого завета человек способен и к хорошему, и к

дурному, он должен выбирать между добром и злом, между благословением и

проклятием, между жизнью и смертью. Бог никогда не вмешивается в это

решение. Он помогает, посылая своих посланцев, пророков, чтобы наставлять

людей, каким образом они могут распознавать зло и осуществлять добро, чтобы

предупреждать их и возражать им. Но после того как это уже свершилось,

человек остается наедине со своими «двумя инстинктами» — стремлением к

добру и стремлением к злу, теперь он сам должен решать эту проблему. Фромм

видит опасность в том, что чувство бессилия, охватывающее сегодня как

интеллигента, так и среднего человека, может привести к тому, что они

усвоят новую версию порочности и первородного греха и используют ее для

рационализации взгляда, согласно которому война неизбежна как следствие

деструктивности человеческой природы. Подобная точка зрения, — пишет он —

нередко козыряющая своим необыкновенным реализмом, является заблуждением по

двум причинам. Во-первых, интенсивность деструктивных устремлений ни в коем

случае не свидетельствует об их неодолимости или даже доминировании. Во-

вторых, предположение, что войны являются в первую очередь результатом

действия психологических сил, ошибочно.

Не стоит, однако, думать, что Фромм, обладающий длительным опытом

практикующего психоаналитика, может недооценивать деструктивных сил в

человеке. Он, видя эти силы в действии у тяжело больных пациентов, конечно

же, знает, насколько трудно бывает приостановить или направить их энергию в

конструктивное русло, но все же он настаивает на том, что войны возникают

по решению политических, военных и экономических вождей для захвата земель,

природных ресурсов или для получения торговых привилегий, для защиты от

реальной или мнимой угрозы безопасности своей страны или для того, чтобы

поднять свой личный престиж и стяжать себе славу. Эти люди не отличаются от

среднего человека: они эгоистичны и едва ли готовы отказаться от

собственных преимуществ в пользу других, но вместе с тем они не выделяются

ни особой злобностью, ни особой жестокостью. Когда такие люди, которые в

нормальной жизни скорее содействовали бы добру, чем злу, приходят к власти,

повелевают миллионами и располагают самым страшным оружием разрушения, они

могут нанести огромный вред. В гражданской жизни они, вероятно, разорили бы

конкурента. В нашем мире могучих и суверенных государств (причем

«суверенный» означает: не подчиняющийся никаким моральным законам, которые

могли бы ограничить свободу действий суверенного государства) они могут

искоренить всю человеческую расу. Исходя из всего вышесказанного, Э.Фромм

делает следующий вывод: Главной опасностью для человечества является не

изверг или садист, а нормальный человек, наделенный необычайной властью.

Итак, ответив на первый вопрос: человек — волк или овца, Фромм

понимает следующую тему: что лежит в основе человеческого ценностной

системы человека и направляет его действия:

Я хотел бы остановиться на трех феноменах, которые лежат, по моему

мнению, в основе наиболее вредной и опасной формы человеческого

ориентирования: на любви к мертвому, закоренелом нарциссизме и симбиозно-

инцестуальном влечении. Взятые вместе, они образуют «синдром распада»,

который побуждает человека разрушать ради разрушения и ненавидеть ради

ненависти. Я хотел бы также обсудить «синдром роста», который состоит из

любви к живому, любви к человеку и к независимости. Лишь у немногих людей

один из этих двух синдромов получил полное развитие. Однако нет сомнения в

том, что каждый человек движется в определенном, избранном им направлении:

к живому или мертвому, к добру или злу.

В результате своих теоретических исследований, Фромм приходит к

следующим выводам:

1. Зло — это специфический человеческий феномен. Во зле человек теряет

сам себя при трагической попытке освободиться от тяжести своего

человеческого бытия.

2. Степени зла соответствует степень регрессии. Наибольшим злом

являются те побуждения, которые направлены против жизни: любовь к мертвому;

инцестуально-симбиозные устремления возвратиться в лоно матери, к земле, к

неорганическому; нарциссическое самопожертвование, которое делает человека

врагом жизни именно потому, что он не может покинуть тюрьму своего

собственного «Я» (см. схему).

3. Зло также существует и в меньшей степени, что соответствует и

меньшей регрессии. В таком случае речь идет о дефиците любви, разума, о

недостатке интереса и нехватке мужества.

4. Человек склонен идти назад и вперед, иначе говоря, он склонен к

добру и злу. Когда обе склонности еще находятся в равновесии, он свободен

выбирать, если предположить, что он может осознать свою ситуацию и способен

к серьезным усилиям. Тогда он может выбирать между альтернативами,

детерминированными, со своей стороны, общей ситуацией, в которой он

находится. Однако если его сердце ожесточилось до такой степени, что его

склонности больше не уравновешены, он больше не свободен в выборе. В цепи

событий, которые ведут к утрате свободы, последнее решение обычно не дает

человеку возможности свободного выбора; при первом решении еще существует

возможность, что он свободно выберет путь к добру, если предположить, что

он сознает значение этого первого решения (см. схему).

| |Синдром роста | |

|Норма: | |

| |Синдром распада | |

5. Вплоть до точки, в которой у него больше нет свободы выбора,

человек ответствен за свои действия. Но ответственность является только

этическим постулатом, и часто речь идет лишь о рационализации желания

авторитарных инстанций иметь возможность наказать человека. Именно потому,

что зло есть нечто вообще человеческое, ибо оно представляет потенциал

регрессии и потерю нашей гуманности, оно живет в каждом из нас. Чем больше

мы осознаем это, тем меньше мы в состоянии сделаться судьями над другими

людьми.

6. Все мы детерминированы тем, что родились людьми и потому всегда

стоим перед задачей принимать решения. Вместе с нашими целями мы должны

выбирать и наши средства. Мы не можем полагаться на то, что кто-то нас

освободит, но мы должны постоянно сознавать тот факт, что неправильные

решения отнимают у нас возможность освободить самих себя.

Мы должны на деле достичь осознания самих себя, чтобы иметь

возможность выбрать добро, но это самосознание не поможет нам, если мы

потеряли способность быть до глубины души взволнованными бедой другого

человеческого существа, дружеским взглядом, пением птиц и свежей зеленью

Страницы: 1, 2, 3

МЕНЮ

Гуманистическая антропология Эриха Фромма