Необходимая оборона

широких пределах.

Говоря о широком объеме права необходимой обороны, допускавшемся

Каролиной, нужно иметь в виду, чьи интересы защищало это законодательство.

Уголовное право этого периода было направлено на борьбу со все

растущим сопротивлением деревенского населения насильственному

обезземеливанию и принуждению его к дисциплине наемного труда.

Революционные выступления крестьян влекли за собой беспощадную расправу с

восставшими.

Каролина полностью отразила беспощадную расправу с восставшими

крестьянскими массами. Яркая характеристика Каролины была дана Ф.Энгельсом

:”Из тех поучительных глав Каролины , которые говорят об “отрезании ушей”,

“отсечении носа”,”выкалывании глаз”, “обрубании пальцев и рук”,

“обезглавливании”, “колесовании”, “ссожении”, “пытки раскаленными щипцами”,

“четвертовании” и т.д., нет ни одной, которой бы милостивый сеньор и

покровитель не мог бы применить к своим крестьянам по своему усмотрению. И

кто мог бы оказать крестьянину защиту? В судах сидели бароны, попы,

патриции или юристы, которые хорошо знали, за что они получают деньги. Ведь

все официальные сословия империи жили за счет высасывания последних соков

из крестьян”[14].

Позже под влиянием Гуго Гроция и Пуффендорфа возможности применения

необходимой обороны стали сужаться. Они высказывали взгляд о том, что

необходимая оборона составляет естественное право только первобытного

человека, и считали, что она может быть допустима только при неизбежной

опасности и для защиты собственной личности.

Впоследствии эти взгляды нашли свое отражение в заподноевропейском

законодательстве. Оно обставило необходимую оборону такими формальностями,

которые сделали самое право, по выражению А.Ф. Кони, не

действительными[15].

В обороне стали видеть остаток самоуправства, посягательство на

верховные государственные права.

В английском законодательстве Генриха I (1090 – 1135 годы)

необходимая оборона признавалась недопустимой против господина.

В Грузии по законам царя Вахтанга VII (XVIII в.) право обороны было

привилегией, не распространявшейся на крепостных. Так, например,

устанавливая, что убийство нападющего тем, на кого он совершает нападение,

не является наказуемым, законодатель делает тут же оговорку о том, что этот

закон не распространяется на случай нападения господина на своего

крепостного.

Как видно, право обороны во всех этих законодательных памятниках

выступало как право привилегий для представителей господствующего класса.

С другой же стороны, мы видим, что закон угрожает самой суровой

ответственностью представителю низшего сословия, если он вздумает

защищаться от преступного нападения со стороны лица высшего сословия,

узаконяя тем самым произвол и насилие в отношении эксплуатируемых.

Решение вопроса о праве необходимой обороны в уголовном

законодательстве феодальных государств отражало интересы господствующих

классов, чинивших насилие и грабежи в отношении крепостных. Очень яркую

характеристику произволу и насилию, творимым в средние века, дал Белинский.

В.Г.Белинский, характеризуя рыцарство средних веков в Англии, писал,

что оно “грабило на больших дорогах купеческие обозы, разбойнически резало

мирного путешественника, зверски злоупотребляло своей феодальной властью

над вассалами и рабами”[16].

2. Необходимая оборона в русском дореволюционном уголовном праве.

В литературе по исследованию русского уголовного права встречаются

самые различные взгляды на появление в русских памятниках института

необходимой обороны.

А.Ф.Кони в своих рассуждениях о необходимой обороне не совсем

последователен в вопросе о том, когда же появился этот институт. С одной

стороны, он указывает, что “во все периоды нашего законодательства как

древнего, так и нового существовало понятие о необходимой обороне и можно

ясно видеть, что право это развивалось постепенно и последовательно”[17]. С

другой стороны, он пишет, что в первых памятниках – договорах Олега и Игоря

(911 и 945 года) “незаметно какого бы то ни было указания на необходимую

оборону”.Понятие необходимой обороны, указывает Кони, всегда неразрывно

связано с понятием о вменении. Состояние необходимой обороны есть состояние

не вменения. В договорах же Олега и Игоря, далее указывает Кони, не

замечается никаких оснований вменения; нет понятия о злом умысле.

Профессор Неклюдов, Долопчев и профессор Таганцев считали, что уже

вместе с первыми попытками ограничения и регулирования мести в нашем

древнейшем праве встречались отдельные постановления об обороне. Они

считают, что право необходимой обороны было признано еще в договоре Олега с

греками в отношении обороны имущества и в Русской Правде в отношении

обороны, как имущества, так и личности.

В.Р.Долопчев в своей работе о необходимой обороне указывает на то,

что “юридические воззрения русских славян в первый раз получают письменную

форму в договорах Олега и Игоря с греками. Из этих договоров видно, что у

русских господствовал обычай неограниченного самосуда над

преступником”[18].

В.Р.Долопчев считает, что необходимая оборона есть один из видов

самоуправства. Самоуправство, - далее указывает он, - может иметь место или

после совершения преступления, или в момент его совершения. В первом случае

это месть, а во втором - самозащита или необходимая оборона.

История уголовного права, по словам Долопчева, представляет собой

картину постепенного перехода самоуправства, частного мщения за

преступление в карательную деятельность государства[19].

Г.С.Фельдштейн в своей работе о необходимой обороне[20] оспаривает

указанное мнение и в качестве аргумента приводит то, что договор Олега

нельзя считать памятником внутреннего законодательства, регулирующим

внутренние отношения. Он носил международный характер и являлся

компромиссом, примерившим нормы права, господствовавшие у русских, с

постановлениями греческого права. Но далее сам же Фельдштейн пишет:

“Вышеприведенный аргумент о нечисто русском характере постановления VI

статьи договора не имеет, однако, принципиального значения и недостаточен

сам по себе для отрицания того факта, что статья эта санкционирует

необходимую оборону вообще”. Полная же необоснованность предположения об

этом обнаруживается, - пишет Фельдштейн, - только из того, что

законодательный памятник этот оставляет почти в полной силе начало мести,

а, следовательно, действует при таких условиях, когда вообще, немогло

существовать необходимой обороны, как особого юридического института[21].

Далее Г.С.Фельдштейн проводит анализ статей Русской Правды и

приходит к выводу: “Русская Правда не знает еще необходимой обороны ,

дифференцировавшейся в качестве самостоятельного института; этот процесс

обособления заканчивается в главных чертах, по-видимому, только ко времени

Уложения 1649 года[22]”.

Профессор Ришельевского лицея Владимир Линовский в своей работе,

посвященной исследованию русского права[23], указывает, что период

уголовного законодательства у нас начинается Соборным Уложением царя

Алексея Михайловича, где вопрос о необходимой обороне обстоятельно

рассматривался.

Н.В.Рейнгардт считает, что по договорам Олега и Игоря с греками

право необходимой обороны заключалось в том, что хозяин имел право убить

вора на месте преступления, если тот оказывал сопротивление, если же не

оказывал, то хозяин имел право только связать его. Необходимая оборона по

Русской Правде, - пишет он, - допускалась при защите личности и при защите

собственности.

Договор Олега с греками подобно римским и германским законам не

предусматривает каких-либо специальных определений необходимой обороны.

Право необходимой обороны выступает в этих памятниках в форме права

убийства на месте преступления.

Русская Правда, являющаяся одним из важнейших источников истории

древнего русского права, допускала необходимую оборону при защите личности

и при защите собственности.

Н.Калачев в своем исследовании Русской Правды указывает, что

самоуправство ясно различается от самозащищения, которое не считается

преступлением[24]. Так, пойманный ночью вор может быть убит, пока он еще не

связан. Так же безнаказанно можно ударить нападающего мечом.

Постановления о необходимой обороне в Русской Правде изложены в

статьях 13, 14, 38 и 40. Статьи 13 и 14 допускали необходимую оборону при

посягательстве на собственность путем грабежа и разбоя. В других случаях

она не допускалась. Ночной вор мог быть убит на месте, если он противился

своему задержанию. Но как только его одолели и связали, то убить его уже не

имели права, и он должен был предстать перед судом.

Убийство связанного вора не могло быть оправдываемо необходимостью,

потому что опасность с его стороны миновала.

Такое убийство было бы местью, самоуправством. Долопчев

указывает[25], что убийство вора наказывалось, если голова убитого лежала

во дворе, а ноги за оградой двора, потому что такое положение трупа

свидетельствовало о том, что убийство совершено по окончании состояния

необходимой обороны. Как только вор был связан, состояние необходимой

обороны для собственника прекращалось. Допущение убийства вора только на

своем дворе у клети или хлева, то есть единственно в пределах своего жилища

и на самой татьбе, указывало на наличность нападения и подчеркивало пределы

необходимой обороны.

Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года в отличие от ранее

действовавших памятников русского права действительно можно назвать в

полной мере уголовным кодексом, ибо в нем весьма обстоятельно

рассматривались вопросы преступления и наказания.

Вопрос о необходимой обороне в Уложении рассматривался в отделе

одиннадцатом, озаглавленном " О преступлениях против личных прав частных

лиц", в разделе о смертоубийстве.

Уложение допускало необходимую оборону очень широко: в защиту жизни

и телесной неприкосновенности личности, в защиту имущества и женской чести.

Необходимая оборона допускалась также и для защиты интересов третьих лиц.

Уложение царя Алексея Михайловича считало правомерной не только

оборону себя и своего имущества, но и оборону третьих лиц и их имущества.

Причем оборона третьих лиц вменялась по Уложению как юридическая

обязанность.

Уложение также устанавливало, что слуга, ранивший или убивший кого-

нибудь, защищая своего хозяина, не отвечает перед судом. Слуга в этом

случае не обязан был даже исследовать, прав ли его хозяин или нет, для него

достаточно было того, что хозяин находился в опасности. Но в том же

Уложении ничего не говорилось о том, что господин обязан также защищать

слугу.

Статья 16 главы XXIII допускала оборону чести и целомудрия женщин.

В статье 200 главы X Уложения предусматривалась необходимая оборона

при нарушении домового права. Нарушением домового права считался приезд к

кому-либо на двор насильственно, скопом и заговором, хотя бы только с целью

чем-либо обесчестить хозяина. Хозяину предоставлялось широкое право обороны

своего дома.

Действия, совершенные в состоянии необходимой обороны, только тогда

не наказывались, когда факт справедливой обороны был доказан. Для этого

защищавшийся должен был доставить убитого или раненого преступника в

приказ.

В дальнейшем под влиянием немецких воззрений институт необходимой

обороны был поставлен по сравнению с Уложением 1649 года в более узкие

рамки.

Начало этому ограничительному пониманию и применению института

необходимой обороны было положено Петровским законодательством.

Следует отметить, что до принятия Воинских Артикулов Петра I какого-

либо специального названия право отражения нападения отдельными лицами не

имело.

В первый раз это право получило специальное название ("нужное

оборонение ") в Воинских Артикулах Петра. Как указывает Долопчев, это

название было заимствовано из немецкого законодательства.

Вопросы необходимой обороны в Петровском законодательстве нашли свое

отражение в Воинском Уставе [26] 1716 года и в Уставе Морском 1720 года.

Воинские Артикулы, признают необходимую оборону при посягательстве

на жизнь, а Морской Устав – и при нападениях, угрожающих здоровью. Кроме

того, необходимая оборона ограничивается и такими указаниями, как

требования к обороняющемуся, чтобы он доказал, что не был зачинщиком драки,

и чтобы оружие участующих сторон не было разнородным и т. д.

Правила " нужного оборонения " излагаются в Артикулах в главе о

смертоубийстве, потому-что под правом необходимой обороны они понимали

исключительно право убийства нападающего.

Необходимая оборона по Артикулам допускалась при наличии следующих

условий:

1) нападение должно быть противозаконным и насильственным;

2) нападение должно быть беспричинным;

3) нападение должно быть непосредственно предстоящим или только что

начавшимся и требующим мгновенного отражения. Согласно этому условию

лицо, подвергшееся нападению, могло убить нападавшего только тогда, когда

все другие способы уклониться от нападения оказывались недостаточными. И

тогда лицо, подвергшееся нападению,не обязано было ждать первого удара.

Наиболее полно вопрос о необходимой обороне в законах Петра I

освещен П. С. Ромашкиным, который указывает на то, что Воинский и Морской

уставы сильно ограничивали право необходимой обороны.[27]

4) лицо подвергшееся нападению, должно находится " в смертном страхе ", то

есть в самой крайней опасности для жизни. Согласно этому условию лицу,

подвергшемуся нападению, вменяется в обязанность уступать до последней

возможности и только в крайнем случае, когда уже ничто не помогло,

разрешалось убить нападающего.

Если лицо могло спастись бегством, или у него была возможность

прибегнуть к помощи начальства, оно обязано было использовать это.

Возможность воспользоваться этими двумя условиями делало оборону ненужной и

потому наказуемой.

Кроме указанных условий законности необходимой обороны, Артикулы

требовали соответствия средств обороны средствам нападения.

Это означало, что если нападение имело место с оружием, то

разрешалось обороняться с оружием, а если нападение совершалось без оружия,

то и обороняться надлежало без оружия.

Воинские Артикулы обязывали лицо, подвергшееся нападению, прежде чем

прибегнуть к необходимой обороне, тщательно взвесить и продумать характер

оборонительных действий. В случае превышения пределов необходимости, лицо

подлежало суровому наказанию.

Такое требование, конечно очень ограничивало обороняющегося и

фактически ставило его в гораздо худшее положение, чем нападающего.

Убийство же при превышении пределов необходимой обороны наказывалось

как обычное умышленное убийство.

Воинский Устав Петра I не только исключал право обороны подчиненного

против начальника, но и устанавливал смертную казнь для подчиненного,

применившего или обнажившего оружие против своего начальника.

Большой интерес для нас представляют взгляды на необходимую оборону

выдающегося русского мыслителя – материалиста XVIII века А. Н. Радищева.

При рассмотрении института необходимой обороны А.Н. Радищев

высказывал открыто революционные взгляды. Он - " поднимал вопрос о

необходимой обороне до вопроса о праве на восстание, революцию против

притеснителей "[28]

Призывая народ к уничтожению крепостной системы, Радищев указывал на

то, что помещики свои богатства создавали путем беззастенчивого грабежа

крепостных.

Подобные действия помещиков должны строго караться по закону. Таким

образом, Радищев подходил к пониманию преступления с классовых позиций

крепостных крестьян. Он требует сурового наказания эксплуататоров –

помещиков и оправдывает расправы крестьян над феодалами крепостниками.

Законодательство XVIII века в России по вопросу о необходимой

обороне не было столь распространенным и обстоятельным как по Уложению 1649

года.

Как указывает Н. С. Таганцев, проект уголовного уложения

Елизаветинской комиссии 1754 года, хотя и посвящал " нужному оборонению ",

т.е. необходимой обороне, специальную главу, однако он " механически

воспринял постановления Уложения 1649 года и Воинского Устава ".[29]

Кони приводит один случай из практики, который оказал определенное

влияние и на законодательство того времени. Камердинер Великого князя Петра

Федоровича Степан Карпович, был ограблен в Москве среди белого дня у

Арбатских ворот дворовыми людьми князя Шаховского. По этому делу было

проведено следствие, и затем последовал в 1749 году указ " О прекращении в

Москве своеволий, чинимых дворовыми людьми ". В нем, в частности,

говорилось о том, что всякий должен подавать помощь человеку, который

подвергается нападению.[30]

При Екатерине Второй в 1782 году был издан " Устав Благочиния, или

полицейский ". В нем также говорилось об оказании помощи человеку,

находящемуся в опасности.

Проект 1813 года уже отнес необходимую оборону к обстоятельствам,

устраняющим вменение в вину. Необходимая оборона по этому проекту

допускалась в защиту жизни, чести и имущества как своего, так и других лиц

особенно ближних.

В дальнейшем вопросу о необходимой обороне много внимания было

уделено в Своде законов 1832 года. Все основные положения о праве

необходимой обороны содержатся в XV томе Свода законов, посвященном

уголовным законам. Однако, как указывает Кони, такие постановления

находятся также вVI, VIII, IX, XI, XII, XIV томах Свода законов.[31]

В томе VI, посвященом таможенным учреждениям, предусматривались

узаконения о пограничной страже, в которых содержались и постановления о

необходимой обороне. Так, в ст.375 говорилось, что пограничная стража, не

ожидая нападения с превосходящей силой, имела право производить выстрелы в

скопище, желающих переправится через границу. Если же нападение происходило

с намерением только нанести побои, то ст. 378 допускала возможность

применения пограничниками холодного и огнестрельного оружия и совершенное

ими при этом убийство или причинение вреда, не влекло за собою наказание

при условии, что пограничники не были зачинщиками драки.

В томе XV, посвященном уголовному законодательству, вопросы

необходимой обороны рассматривались как в общей части, так и в

особенной.[32]

В общей части необходимой обороне были посвящены ст. ст. 133 и 134.

Статья 133 указывала, что оборона признается законною в случаях,

когда она равнозначна нападению, когда она совершается своевременно, т. е.

в момент опасности. Применять оружие разрешалось только при вооруженном

нападении. Прибегать к оружию против насилия, совершаемого без оружия,

можно было только тогда, когда нападающий был сильнее и когда нападение

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6