Курсовая работа: Жизнь Сергия Радонежского

Другой рассказ связан тоже с бедностью монастыря, силою веры, терпения, сдержанностью самого Сергия рядом с большой слабостью некоторых из братии. Однажды монахи голодали два дня подряд и сразу зароптали.

– Вот, – сказал Сергию один инок от лица всех, – мы смотрели на тебя и слушались, а теперь приходиться умирать от голода, потому что ты запрещаешь нам выходить в мир просить милостыни. Потерпим ещё сутки, а завтра все уйдём отсюда и больше не возвратимся.

Сергий обратился к братии с речью. Но не успел он её окончить, как послышался стук в монастырские ворота; привратник увидел в окно, что привезли много хлеба. Тогда Сергий благословил этот хлеб, и в монастырские ворота въехало несколько повозок. Преподобный приказал всем идти в церковь и отслужить благодарственный молебен, и лишь после этого благословил всех на трапезу. Позже Сергий спросил и о том, где же те, кто привёз хлеб. Ему ответили: по словам извозчиков, это – дар неизвестного жертвователя. А извозчики должны были ехать дальше и не имеют времени остаться, и они уже уехали.

Мы видим, что даже преп. Сергий в начале своего подвижнического пути не имел видений и не творил чудес. Лишь долгий и трудный путь самовоспитания приводит его к чудесам и к тем светлым видениям, которыми была озарена его зрелость [3]. Святость как бы растёт в нём постепенно. Зайцев сравнивает Сергия Радонежского с апостолом Павлом, который будучи полководцем Савлом, вдруг ощущает в себе святость и становится Павлом.

И уже внутренне созрев, Сергий совершает чудо с источником. Пока преподобный жил один на своей Маковице, вопрос о воде не смущал его. Но когда количество братии возросло, то уже тогда ходили разговоры, что воду носить далеко и трудно. Тогда Сергий, взяв одного из иноков, спустился вниз от обители и, найдя небольшую лужу дождевой воды, стал перед ней на молитву. Осенил место крестным знамением, и оттуда забил ключ, образовав ручей, который братия, было, назвала Сергиевой рекой. Но он запретил называть её так.

Второе чудо Сергия относилось к ребёнку. В это время многие уже знали о нём, как о святом, и приходили с поклонением и за советами, а главное, со своими бедами. Например, Епифаний рассказывает, как один человек принёс ему тяжелобольного своего ребёнка. Пока он просил Сергия помолиться за него и пока преподобный готовился к молитве, ребёнок умер. Отец уже впал в отчаяние и стал упрекать Сергия: лучше уж ребёнок умер дома, а не в келии святого – по крайней мере, вера не убавилась бы. И отец вышел, чтобы приготовить гроб, а когда вернулся, Сергий встретил его со словами:

– Напрасно ты так и смутился. Отрок вовсе и не умирал.

Ребёнок был теперь действительно жив, и отец пал к ногам Сергия. Но тот стал успокаивать его и даже утверждать, что дитя просто было в сильном припадке, а теперь обогрелось и отошло. Отец горячо благодарил преподобного за его молитвы, но тот запретил ему разглашать о чуде. Узнал же это Епифаний от келейника преп. Сергия. Его рассказ и приводит Епифаний.

Он передаёт ещё о тяжелобольном, который три недели не мог спать и есть и которого исцелил св. Сергий, окропив святой водой. О знатном вельможе, бесноватом, привезённом с берегов Волги, куда уже проникла слава Сергия как чудотворца. Вельможу повезли насильно. Он и слышать не хотел о Сергии, бился, рвался, пришлось сковать его цепями. Уже перед самою обителью он в ярости разорвал цепи. Крик услышали в монастыре. Сергий велел братии собираться в церкви. Начался молебен – о выздоровлении. Понемногу больной стал успокаиваться и наконец, преподобный вышел к нему с крестом. Лишь только осенил его крестом, тот с воплем бросился в лужу с криками: «горю, горю страшным пламенем!» И больной выздоровел.

Такие исцеления, облегчения и чудеса широко разносили славу Сергия. К нему, как к мудрецу и святому, шли люди разных положений – от князей до крестьян. Рос и богател монастырь, но Сергий оставался всё тем же простым «старичком», кротким и покойным утешителем, наставником, иногда судьёй. Житие приводит два случая, кода через Сергия как бы действовали и силы карающие.

Вблизи монастыря богатый отобрал у бедного свинью. Потерпевший пожаловался Сергию. Тот вызвал обидчика и долго убеждал – возвратить взятое. Богатый пообещал, что вернёт. Но дома пожалел и решил не отдавать. Была зима. Свинью он зарезал, и она лежала у него в клети. Заглянув, он видит, что вся туша уже изъедена червями.

Другой рассказ – о внезапной слепоте греческого епископа, сомневавшегося в святости Сергия. Слепота поразила его, как только он подошёл к преподобному в ограде монастыря. Сергий должен был за руку ввести его к себе в келию. Там он признался в своём неверии и просил заступничества. Сергий, помолившись, исцелил его. Вероятно таких «посетителей» и «просителей заступничества» было много. Очень многие приходили просто за советами, каялись в делах томивших душу. Ведь обо всём не может же рассказать Епифаний, он передаёт о наиболее запомнившемся.

С умножением числа посетителей, улучшилось и материальное состояние обители. Потребности монахов, при их собственном постоянном труде, с избытком удовлетворялись приношениями посетителей и окрестных жителей. Есть также мнение, что ещё при жизни преп. Сергия монастырю были пожалованы во владение некоторые ближайшие сёла. По крайней мере, об одном промысле известно точно: это – половина варницы и половина колодезя у Соли Галицкой (г. Солигалич Костромской обл.).

Что же до внешнего вида преп. Сергия, то как передаёт архимандрит Никон: вместо дорогих сукон он носил сермяжную ткань из простой овечьей шерсти, да притом ещё ветхую и покрытую всю заплатами. Если какая-нибудь вещь ему казалась излишней, то он передавал её беднякам. Нередко случалось, что люди, встречавшие его, не хотели верить, что это преподобный, именно из-за его одежды. Принимали его за странника или за последнего труженика в обители. Епифаний передаёт один рассказ, который произошёл именно из-за бедного вида Сергия:

Один крестьянин, который много слышал о Сергии, захотел его увидеть. Преподобный в это время трудился на огороде, копая заступом землю под овощи. «Подожди немного, пока он выйдет оттуда» – отвечали ему иноки. Крестьянин же не выдержал и заглянул в огород, и увидел старца в заплатанной одежде, который трудился на грядке. Он не поверил, что этот скромный старец и есть тот Сергий и опять стал приставать к братии, чтобы ему показали игумена. «Мы указали тебе игумена, – ответили иноки. – Если не веришь, спроси его самого». Крестьянин решил подождать у калитки. Когда преп. Сергий вышел, посетитель отвернулся в отвращении. В это время в обитель прибыл князь со свитою бояр. Сергий встал ему на встречу. Прибывшие оттолкнули крестьянина от князя, и от игумена. Князь до земли поклонился святому, тот поцеловал его и благословил. Потом оба они сели, все остальные стояли, а крестьянин ходил среди них и всё пытался рассмотреть, где же Сергий. Наконец снова спросил: «Кто же этот чернец, что сидит напротив князя?» Инок с упрёком ему ответил: «Разве ты пришелиц здесь, что не знаешь Преподобного отца Сергия?» Только тогда понял он свою ошибку и по отъезде князя бросился к ногам Сергия, прося прощения. Разумеется, «нищий» и «убогий старичок» не был к нему суров. У Епифания приведены его слова: «Не скорби, чадо; ты один справедливо рассудил обо мне; ведь они все ошибаются». Есть мнение, что Епифаний сам наблюдал эту сцену, потому так тщательно и описал её.

Игумену было уже за пятьдесят лет. Около тридцати лет он жил на «Маковице». Отовсюду стекались к нему искатели безмолвия. Такими искателями безмолвия были: Смоленский архимандрит Симон, брат преподобного Стефан, который оставил игуменство в Богоявленском монастыре и жил теперь в Сергиевой обители вместе со своим сыном Феодором. Ещё при жизни Сергия его учениками было основано до 25 монастырей, а потом число их возросло до 70-ти. Около 1372 г. в его обитель прибыл один греческий митрополит, в сопровождении нескольких греков, из Константинополя. Они объявили святому игумену, что «Вселенский Патриарх Константинопольский Кир Филофей благословляет его и посылает ему поминки: крест, параманд и схиму, вместе со своим писанием». Сергий Радонежский получил от патриарха грамоту, в которой шла речь о необходимости постановить в обители общежитие. Преподобный сначала съездил в Москву, где получил благословение от митр. Алексия, а потом уже объявил братии о введении общежития. Большинство согласилось с такой волей высшего духовенства. Правда, нашлись и недовольные: их было немного, и некоторые из них вскоре оставили обитель. Общежитие потребовало устройства особых помещений для трапезы, хлебопекарни, амбаров, кладовых и подобное. И всё это было построено.

Соответственно общежительному уставу были распределены должности между старейшею братиею. Самый уважаемый из братии был поставлен келарем, который исполнял должности казначея, эконома и был вторым лицом в монастыре после игумена. Одним из первых келарей был преп. Никон. Наиболее опытный в духовной жизни был назначен духовником для всей братии. Позднее духовником был преп. Епифаний. Для соблюдения порядка и благочиния в церкви во время богослужения был избран экклесиарх. За исполнением правил общежития строго наблюдал сам Сергий. От начальствующих он требовал быть кроткими и милостивыми к подчинённым; а братии заповедовал быть в беспрекословном послушании у начальствующих.

Одежду и обувь иноки получали от монастыря. Сам игумен Сергий шил одежду и обувь для братии: поэтому можно думать, что была мастерская для их приготовления. Без особенной нужды выходить за монастырские ворота запрещалось. Это правило строго соблюдалось не только при жизни преп. Сергия, но и после его смерти.

Сергий ввёл в обители странноприимство, чтобы избыток не подал повода к зависти и осуждению. Часто приходили князья и воеводы со своими полками, и всех радушно принимала обитель и отпускала с щедрым запасом. А бывали годы, отмеченные в летописях тяжкими скорбями для всей русской земли: так в 1357 г. «велика была истома Князем русским» от посла татарского Кошана, в 1364 г. был мор повсюду, так что в Смоленске осталось живыми всего 15 человек; в 1368 г. Москва претерпела опустошения от Ольгерда; в 1382 г. – земля русская опустошена Тохтамышем. Нет сомнения, что в такие годы много нуждающихся приходило в Сергиеву обитель, и она делилась с ними всем, что имела.

Стефан пришёл в пустынную обитель своего брата, вероятно, по влечению к более строгой жизни, чем та какую он мог вести в Москве; но при этом желании, отказавшись от игуменства в Богоявленском монастыре, он всё равно тянулся к власти. Он был старшим братом преподобного, был основателем монастыря и принёс пожертвования из Москвы в новую обитель: всё это питало в нём желание первенства. Можно думать, что в среде недовольных новыми порядками в обители, были некоторые на стороне Стефана. В один субботний день преп. Сергий служил вечернюю, а брат его, Стефан, как любитель церковного пения, стоял на левом клиросе. Вдруг раздался довольно громкий голос брата:

– Кто тебе дал эту книгу? – вопрос был обращён к канонарху.

– Игумен, – отвечал канонарх.

– Не я ли первый основал это место? – сказал Стефан раздражённо, а после этого сказаны были и другие немирные слова. Преподобному стало ясно, что в этом раздражении брата вылилось тайное недовольство некоторых из братий на новые порядки в обители. Игуменство не привлекало, а тяготило смиренного Сергия: тем менее он желал управлять такими, которые не хотели его управления, и он воспользовался случаем сложить с себя это бремя. По окончанию вечерни, преподобный не пошёл не в келлию, ни в трапезу; никем незамеченный, он вышел из обители и удалился по дороге, ведущей на Кинелу.

На пути в Кинелу Сергия застигла ночь, которую он провёл в глухом лесу. Наутро он продолжал свой путь и пришёл в Махрищский монастырь. Здесь был игуменом его духовный друг, преп. Стефан. Сергий гостил у него несколько дней и сказал Стефану: «Желал бы я найти себе такое уединённое место, где можно было бы безмолвствовать. Твои ученики хорошо знают здешние места, дай мне одного из них в провожатые» [2]. Стефан исполнил эту просьбу, отпустив с Сергием своего ученика Симона. Они обошли много пустынных мест, и нашли место на реке Киржач, где и поселился для безмолвия.

В Троицкой же обители многие уже не могли жить без преп. Сергия и поэтому один за другим начали покидать обитель. Но вскоре они узнали, что Сергий пошёл в пустынное место на реке Киржач. Монахи не могли переносить разлуки и один за другим стали переселяться на Киржач. И уже вскоре там была построена церковь. Так прошло три-четыре года. Иноки Троицкой обители, которые не захотели расставаться с первоначальным местом подвигов преподобного, их всё-таки не покидала надежда, что их игумен вернётся в родную обитель. Тогда троицкие старцы пошли в Москву к митр. Алексию и стали умолять его, чтобы он возвратил им преп. Сергия. Митрополит отпустил их в свою обитель и немедленно составил посольство к Сергию, которое передало такое желание Алексия: «Избери из числа своих учеников самого опытного и оставь его строителем обители; а сам возвращайся в Троицкий монастырь, чтобы братия, скорбящая о разлуке с тобою, не разошлась совсем» [2]. Преп. Сергий возвратился в свою первоначальную обитель. В это время Стефан сам или же по распоряжению митр. Алексия удаляется из лавры в Богоявленский монастырь или в Симонов, к своему сыну Феодору [2]. Но скорей всего старший брат всё же примирился со своим братом-игуменом. Вскоре после описанных событий, около 1375 г., Сергий тяжело заболел, так что опасались за его жизнь.

Выше в основном шла речь о внутренних делах обители, о святости преподобного, а теперь мы посмотрим на Сергия как на государственного деятеля, советника и помощника князей. В 1354 г. Алексий был утверждён в звании Митрополита Всероссийского. В том же году преп. Сергий был возведён в сан игумена. Прошло пять лет. Митрополит нередко посещал преп. Сергия и совещался с ним обо всём, что касалось церковных дел. И вот Алексий обратился к Сергию с просьбой: «Хочу построить монастырь в честь нерукотворной иконы Спасителя и тем самым исполнить своё давнее обещание». И он рассказал, что было с ним на Черном море в 1356 г.: митрополит вынужден был отправиться в Константинополь, а на обратном пути, на море поднялась страшная буря. Алексий усердно молился и дал обет, что соорудит храм во имя того святого, память которого будет праздноваться в день их высадки на берег. Тогда Алексий попросил у Сергия одного из монахов – Андроника, для строительства нового храма; обитель была основана в 1361 г. на берегу Яузы. Также Чудов монастырь был построен с помощью послушников Сергиевой обители; этот монастырь был построен на месте, подаренном татарскою царицею Тайдулою в честь своего исцеления святителем Алексием.

Митрополит, чувствуя ослабление своих сил, видел в лице своего приемника Сергия, и поэтому приглашает его в Москву. Алексий говорит, что скорей всего на его место будет назначен Киприан, но так как этого человека он совсем не знает и потому не может на него положиться, а в конце добавил, что хотел бы видеть Сергия в будущем на своей должности. Но Троицкий игумен стал отрекаться от предлагаемой ему должности, и наследником был определён Митяй, любимый духовник Дмитрия Ивановича. Великий князь также был недоволен Киприаном за то, что он ещё при жизни Алексия, в 1376 г., позволил себе приехать в Москву в звании митрополита, но понятно здесь не был принят и удалился в Киев, где и жил.

12 февраля 1378 г. митр. Алексий умирает. Его смерть породила в среде духовенства разброд и шатания. Патриарх Макарий сказал, что согласен вручить управление русской церковью Митяю и не примет Киприана. Это решение не было принято Сергием, так как грозило расколом всей русской церкви. Зная о настроениях русского духовенства, Киприан предпринял попытку пробраться в Москву и занять митрополичий стол. На протяжении года грек лишился сразу двух покровителей – патриарха Филофея в Византии и князя Ольгерда в Литве, который умер в 1377 г.

3 июня 1378 г. Киприан перешёл границу и остановился возле Калуги, после чего написал послание своим сторонникам – Сергию и Фёдору (сын Стефана, в миру Иван, принял пострижение в 14 лет, был отпущен в столицу в 30 лет; около 1370 г. Основал монастырь в Симонове на Коломенской дороге), предлагая им встретится. Обращение грека не осталось тайной для великого князя, выславшего к границе заставы, чтобы перехватить святителя. Но Киприан благополучно избежал встречи с ними. Князь Дмитрий считал Киприана ставленником литовских князей и узурпатором, оклеветавшим Алексия перед патриархом. Поэтому он велел схватить его, едва тот появился в Москве. Киприан подвергся не меньшим унижениям, чем Алексий во время его пленения в Киеве, с тем лишь различием, что Алексия держали под стражей более года, а Киприана – два дня. Киприан добрался до Москвы к вечеру в сопровождении целой свиты, составленной из монахов и слуг. На его долю выпали не столько физические, сколько моральные страдания. Все надежды Киприана на поддержку русских епископов разлетелись в прах. Чтобы избежать огласки, московские власти продержали Киприана в клети (наземной постройке) день и с наступлением ночи под покровом темноты увезли его под стражей из города, чтобы выпроводить за рубеж.

А в это время, в июле 1378 г. Ордынские захватчики вторично сожгли Ниж. Новгород. Потом их нападению подверглась Рязань. По приказу Мамая мурза Бегич прошёл далеко в глубь Рязанской земли и остановился на реке Воже, правом притоке Оки. Переяславль-Рязанский, Старая Рязань и Пронск оставались у него в тылу. Враг стремился разделить силы Московского и Рязанского княжеств. Но осуществить свой план ему не удалось. Рязанцы своевременно предупредили московского князя о всех передвижениях Бегича. Дмитрий Иванович успел собрать войско, переправился за Оку и остановил противника на Воже. На помощь к нему прибыл князь Даниил Пронский и князь Андрей Ольгердович с дружиной. В битве на Воже русские наголову разгромили рать Бегича. Главной причиной победы было объединение московских и рязанских сил.

Мамай сразу после битвы решил покарать рязанского князя. Осенью 1378 г. Он сам возглавил нападение на Рязанщину. Татары захватили и сожгли Переяславль-Рязанский, разорили всю округу и ушли в степи.

В письме к Сергию Радонежскому и Фёдору Симоновскому Киприан выразил недовольство тем, что они смолчали и не защитили его от бесчестья. В ответном послании игумены полностью отмежевались от действий Дмитрия Ивановича. После возвращения Дмитрия Ивановича с поля боя Митяй, беседуя с великим князем, упомянул об апостольских правилах, гласивших, что пять или шесть епископов могут заменить митрополита в деле поставления нового епископа. Тогда Дмитрий поспешил вызвать в Москву епископов из разных городов, чтобы произвести Митяя в епископский сан. Однако ему не удалось навязать свою волю высшему духовенству. Оппозицию московскому князю возглавил суздальский и нижегородский епископ Дионисий. Дионисий опирался на поддержку Сергия Радонежского и других влиятельных иерархов. На соборе Дионисий открыто воспротивился посвящению Митяя в епископы и предложил ему ехать для постановления в Константинополь, и во всём положиться на волю патриарха. Однако Митяй получил благословение от патриарха Макария и приступил к исполнению обязанностей главы русской церкви.

Однажды Митяй сделал Дионисию выговор за то, что тот при посещении столицы не пришёл к митрополиту за благословением. Митяй не сдержал раздражения и пригрозил Дионисию расправой, настаивая на аресте епископа. Тогда в дело вмешался Сергий, взявший суздальского епископа на поруки, и князь, «устыдившись поручника» отпустил Дионисия.

Во второй половине июля 1379 г. Митяй покинул Москву и выехал в Византию для официального постановления в митрополиты. Согласно «Житию» Сергий предсказал, что Михаил не получит желаемого и не увидит Царьграда. Митяй и его свита двинулись сначала через Рязань в Орду, и по пути было захвачено татарами и доставлено в ханскую ставку. Митяю удалось убедить, что русская церковь будет следовать курсу митр. Алексия и позаботиться о мире с Ордой. Начав войну с Литвой, Москва нуждалась в мире на границе с Ордой. Соглашение было скреплено выдачей ярлыка. Путь русского посольства был продолжен и уже на подходе к Константинополю Митяй заболел и умер. Посольство боялось вернуться в Москву, не исполнив воли монарха, и поэтому стало выбирать нового митрополита из двух претендентов: архимандрит Иван из Москвы, пользовавшийся поддержкой Сергия, и архимандрит Пимен из Переяславля [4]. Посол Кочевин решил дело в пользу Пимена с помощью подкупов и больших денежных займов у ростовщиков. Московская казна не могла оплатить этот долг в течение многих лет. Было решено, что митрополитом Малой Руси и Литвы останется Киприан, а Пимен получит титул митрополита всея Руси и возглавит управление в Малой Руси и Литве после смерти Киприана.

Битва на Воже 1378 г. ослабила силы Мамая и на время избавила Русь от набегов. Правителю Орды надо было отказаться от богатого улуса или обрушить на Русь сокрушительный удар. В это время на Руси распадается антиордынская коалиция. Пимен не мог вернуться на Русь и среди церковных иерархов епископ Алексий Новгородский занимал высшую степень, но он не оказывал никакой помощи общерусскому делу. К началу похода Мамая в Москве оставался лишь один коломенский епископ Герасим, но его мало кто знал. Троицкие монахи были сторонниками Киприана, занявшего митрополию в Москве вскоре после Куликовской битвы. Дмитрий и его ближайшие советники, участвовавшие в аресте Киприана, отправились на войну, будучи прокляты им. Из иерархов, пользовавшихся общерусской известностью и влиянием, один Сергий подкрепил действия Донского своим авторитетом. По свидетельству «Жития» князь Дмитрий Иванович ездил в Троицу на богомолье до того, как узнал о вторжении Мамая. Следуя церковной традиции миротворчества, Сергий в начале беседы посоветовал Дмитрию искать мира с Ордой, но затем предсказал государю полную победу в случае, если татары, отвергнут его мирные предложения. Накануне решающего столкновения с Ордой Дмитрий Иванович лишился поддержки крупнейших русских земель и княжеств. Не удивительно, что в Москве многие чувствовали неуверенность перед лицом великого испытания. В таких условиях напутствие и пророчество Сергия имели неоценимое значение. После выступления армии в поход Сергий послал вслед грамоту с благословением на битву. Князь Дмитрий получил её на подходе к Дону. Слово авторитетного святителя, обращённое к воинству, значило очень многое. В течении всей кровавой Куликовской битвы прозорливый старец в своё монастыре указывал братии перипетии боя, называл имена павших. Согласно «Сказанию о Мамаевом побоище» Сергий, благословляя Дмитрия Ивановича на битву, будто бы дал ему двух своих иноков – Пересвета Александра и брата его Андрея Ослябу.

Куликовская битва стала важной вехой в истории русского народа, хотя и не привела к немедленному возрождению независимости русского народа. Она была куплена большой кровью, московские полки понесли большие потери, страна была обескровлена. После битвы Сергий Радонежский употребил всё своё влияние, чтобы добиться приглашения в Москву Киприана. 25 февраля 1381 г. Дмитрий Донской направил в Киев своего духовника звать Киприана на митрополию в Москву. На праздник Вознесения 23 мая столица торжественно встречала нового пастыря.

Сергий Радонежский сказал своё веское слово в дни решающей битвы с Ордой, и это окончательно укрепило его авторитет подлинного руководителя церкви [4]. Назначение Киприана явилось всецело делом его рук. Вскоре после приезда в Москву Киприан вместе с Сергием крестил сына Дмитрия Донского княжича Ивана, а спустя год племянник и сподвижник Сергия Фёдор крестил княжича Андрея.

Дмитрий Донской умер в Москве 19 мая 1389 г. При его жизни подлинным авторитетом у духовенства и населения пользовался сначала митр. Алексий, а затем игумен Сергий. В 1385 г. Олег Рязанский внезапным нападением завладел Коломной. В плен к нему попали наместник Александр Остей и другие бояре. Дмитрий Иванович предпринял ответный поход на Рязань. Но ему нужен был мир, и тогда к Олегу Рязанскому отправился Сергий Радонежский. Результатом его миссии явился «вечный мир» между Москвой и Рязанью, скреплённый браком дочери Дмитрия Донского и рязанского князя Фёдора Олеговича.

Сергий умер 25 сентября 1392 г. Его жизнь и подвижничество оставили след в духовном развитии общества. После Куликовской битвы народ, впавши в порабощение, стряхнул оцепенение и страх. Сергий был среди тех, кто способствовал победе на Дону.

Через 30 лет были найдены нетленные мощи Сергия, а в 1452 г. он был причислен к лику святых.

ВЫВОДЫ

Во втором разделе рассматривается период жизни Сергия от принятия им сана игуменства и до самой смерти. Как раз в этот промежуток случилось то, что оставило его имя на века в истории России. При игуменстве, Сергий делает строже устав для братии и следит за его исполнением. Дальше идёт несколько рассказов о святости Сергия. Далее начинается соперничество за игуменство между Сергием и вернувшимся Стефаном, и кроткий Сергий уступает, но в итоге старший брат осознав свою ошибку едет назад в Москву. После этого начинается и государственная деятельность Радонежского. Сначала он направляет своих учеников строить по просьбе митрополита Алексия Чудов монастырь. Потом в борьбе за митрополичий стол Сергий уступает. Но главное: он благословил Дмитрия Ивановича на битву с татарами, что укрепило боевой дух войска, которое первый раз за 140 лет сражалось с татарами в открытом поле.

ВЫВОДЫ

Скромному радонежскому игумену суждено было обрести бессмертие не только в памяти и делах своих учеников и последователей, но также и в истории Российского государства. Московские государи считали его своим небесным покровителем и заступником. Они часто ездили в Троицкий монастырь на богомолье. Делали сюда богатые вклады. К образу Сергия обращались в тяжёлые для России времена. Согласно преданию, его чудесным «явлением» были отмечены взятие Казани русскими войсками в 1552 г., борьба с интервентами в смутное время.

Имя Сергия было и остаётся символом духовного богатства русского народа. Ищущая от Сергия традиция внутренней духовной свободы имеет значение высшей ценности для россиян. Заветы Сергия – христианская любовь к людям, непрестанное восхождение к нравственному совершенству путём мужественного самоотречения – стали светлыми идеалами русской культуры. И сам Сергий – то явно, то сокровенно – живёт в ней и будет жить, «доколе стоит земля Русская».

Великие князья и цари имели обычай ежегодно ездить к Троице на праздник Пятидесятницы в основанную Сергием Троицкую обитель и, кроме того, считали долгом отправляться туда перед каждым важным делом, нередко пешком, и просить содействия и заступничества чудотворца Сергия. События смутного времени в особенности возвысили историческое значение Троицкой Лавры.

Основанный Сергием Радонежским Троицкий монастырь стал одним из самых значительных центров средневековой русской культуры. Труды книжных мастеров Троицы сохранили на века многие памятники отечественной письменности. В монастыре уже в XV в. возникла собственная литературная традиция. Составленное в его стенах «Сказание о Мамаевом побоище» привлекло внимание многих поколений читателей. В Троицком монастыре сформировался талант Андрея Рублёва, живопись которого составила эпоху в развитии древнерусского искусства.

Хотя Сергий Радонежский и не оставил после себя никаких писаний и будто бы ничему не учит, но его ученье дошло до нас с помощью его учеников, один из которых, Епифаний Премудрый, написал «Житие Сергия Радонежского». И вот так безмолвно Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере.