рефераты скачать

МЕНЮ


Курсовая работа: Церковно-религиозная педагогия

В "Домострое" (гл. 3) даются подробнейшие наставления "Како тайнам Божиим причащатися": "аще когда... целовати животворящий крест, и святыи, честныи образы чудотворные, многоцелебные мощи: по молении, перекрестяся, поцеловати, дух в себе удержав, а губ не разеваючи... а божественных Христовых таин, ино лжицею, от иерея примати во уста опасно: губами не сверкати, руце имети к персем согбени крестообразно: а просфира, и всякая святая, вкушати бережно, крохи на землю не уронити, а зубами просвиры не кусати, якоже прочий хлеб: уламывачи не велики кусочки, класти в рот; ести губами и ртом не чавкати, с опасением ести"... и т. д. Такие же подробные наставления даются о том, "Како мужу с женою и домочадцы в дому своем молитися" (гл. 12): "По вся дни, в вечере, муж с женою, и с детьми, и с домочадцы, кто умеет грамоте, отпети вечерня, павечерница, полунощница, с молчанием и со вниманием, и с кроткостоянием, и с молитвою, и с поклоны. Пети внятно и единогласно. После правила, отнюдь ни пити, ни ясти, ни молитвы творити, всегда; всему тому наук. А ложася спати, всякому христианину по три поклона в землю пред Богом положити... А утре, встав, Богу помолитися и отпети заутреня и часы, а в неделю и в праздник молебен, с молитвою и молчанием, и с кроткостоянием, и единогласно пети, и со вниманием слушати; и святым кажение". Подобных наставлений в "Домострое" много, а чисто нравственных христианских назиданий мало, объяснений же смысла обрядности, изложения теоретического христианского учения еще меньше. Протопоп Аввакум так формулировал обязанности правоверующего: "мучься за сложение перст, не рассуждай много... Держу до смерти якоже приях: не прелагаю предел вечных. До нас положено: лежи оно там во веки веков! Не передвигаем вещей церковных с места на место. Идеже святии положиша что, то тут и лежи. Иже что хотя малое переменит, да будет проклят!" 3. Поэтому когда Максим Грек, исправляя богослужебный текст, велел зачеркнуть несколько строк помогавшему ему Михаилу Медоварцеву, то "дрожь меня (Медоварцева) великая поимала и ужас на меня напал", — сообщает Медоварцев. В исправляемых строках ему виделся "великий догмат премудрый". Московские справщики держались того мнения, что если бы ангел с неба явился и приказывал бы изменить что-либо, установленное в священнодействии, то и ему нельзя верить. Очевидно, духовные интересы наших предков направлялись на изучение и соблюдение в строгом порядке церковной обрядности; такой внешней, обрядовой набожности они учили и своих детей.

Конечно, делалось это так не потому, чтобы родители не хотели передать своим детям более глубокого и серьезного христианского знания, а потому, что сами его не имели, сами ничего более не знали. Для глубокого понимания христианства необходимо было некоторое научное образование, а его не было. В одной рукописной прописи 1643 года читаем: "братие, не высокоумствуйте, но в смирении пребывайте, по сему же и прочая разумевайте. Аще кто ти речет: веси ли всю философию? И ты ему рцы: еллинских борзостей не текох, ни риторских астроном не читах, ни с мудрыми философы не бывах, философию ниже очима видех; учуся книгам благодатного закона как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов".

У наших предков не только не было научного образования, необходимого для понимания христианского учения, но существовало прямое нерасположение и недоверие к нему, опасение, как бы из-за науки не потерять веру и даже самый разум. Наука и вера казались им несовместимыми, научные занятия ведущими к неверию, ереси, а потому греховными. В одном древнерусском поучении читаем: "Богомерзостен пред Богом всякий, кто любит геометрию; а се душевные грехи — учиться астрономии и еллинским книгам; по своему разуму верующий легко впадает в различные заблуждения; люби простоту больше мудрости, не изыскуй того, что выше тебя, не испытуй того, что глубже тебя, а какое дано тебе от Бога готовое учение, то и держи". Курбский свидетельствовал, что он сам слышал такие речи: "Не читайте книг многих, и указуют на тех, кто ума изступил, и он сица (этот) во книгах зашолся, а он сица в ересь впал".

Протопоп Аввакум отвергал всякие науки, утверждал, что ритор и философ не могут быть христианами, что Христос не учил нас ни диалектике, ни красноречию. Зато без всяких наук протопоп Аввакум и поп Лазарь создали такое учение о Св. Троице: "Троица рядком сидит, — Сын одесную, а Дух Святый ошую Отца на небеси на разных престолах, — яко царь с детьми сидит Бог Отец, — а Христос на четвертом престоле особном сидит пред Отцем небесным". На дьякона Федора, исповедовавшего единого Бога в трех лицах, протопоп Аввакум клятву налагал: "дьякон-де в единобожество впал, прельстился!" 4.

Недоверие к науке, боязнь ее, серьезной школы, латинского языка долго держались в русском обществе. Еще в XVIII веке Татищев в своем известном "Разговоре двух приятелей о пользе науки и училищ" должен был доказывать пользу изучения науки и иностранных языков, что наука не ведет к ереси, не подрывает государственного строя и т. п. В вопросе 44 прямо значится: "Я еще хочу вас спросить, что от многих духовных и богобоязненных людей слыхал, что науки человеку вредительны и пагубны суть; они сказывают, что многие, от науки заблудя, Бога отстали, многие ереси произнесли и своих злым сладкоречием и толками множество людей погибли; к тому же показывают они от письма святого, что премудрость и философия за зло почитаема, а особливо представляют слова Христовы, что скрыл Бог таинство веры от премудрых и разумных, а открыл то младенцам, т. е. неученым". В вопросе 66 говорится: "Я слышу от людей искусных, что учение чужих языков, особливо латинского, поставляют в грех, ссылаяся на письмо святое (Пс.:35), и что у нас при патриархах Иосафе, Никоне и других многократно латинские книги жжены и люди, имающие оныя, наказываны". В вопросе 68 изложено: "Если посмотрим на древние времена, то видим, что у нас языков и наук не знали, да как в сенате, так и в воинстве и везде, и в употреблении людей мужественных, благорассудных и прилежных гораздо более было, нежели ныне".

От такого умонастроения что же могло получиться в массе? При внешней горячей христианской ревности полное непонимание христианского учения. Иеромонах Симон Кохановский в проповеди, произнесенной в день благовещения в 1720 году о суевериях, и в частности о 12 пятницах, дает такую картину нравственно-религиозного состояния верующих: "Бабьими баснями и мужицкими забобонами (суевериями) весь мир наполнился: уже бо ныне неточию священницы и прочие книжные люди, но и неграмотные мужики и бездельные деревенские бабы всю тую диавольскую богословию наизусть умеют — которая пятница святейшая и которая сильнейшая, которая избавляет от огня, которая от воды, которая от вечной муки; что ясти и чего не ясти; что пити и чего не пити и прочая сим подобная и бездельная идолослужения. А молитву Господню Отче наш разве сотый или тысящный мужик умеет! На сколько просфорах обедню служити — все о том ссорятся, а что есть причастие тела и крови Христовой, того и не поминай... Сказки бездельные, скверные бабьи песни и продолженные срамотныя песни и малые дети наизусть умеют, а десять заповедей божиих и старые мужики того не знают" 5.

Посошков в письме к Стефану Яворскому говорит: "Я мню, что на Москве разве сотый человек знает, что то есть православная христианская вера, или кто Бог, или что есть воля Его, или как ему молитися и как молитву приносить, и как волю Его творить? Или как Пресвятую Богородицу почитать и как ангелов и угодников Божиих чтить?.. А если в поселянах посмотришь, то истинно не чаю из десяти тысяч обрести человека, еже бы хотя малое что о сицевых вещах что знал" 6.

При таком умонастроении, при такой боязни настоящей науки педагогическо-нравственный идеал не мог быть высоким и истинно христианским.

Вера ограничивалась соблюдением церковных обрядов, церковно-богослужебные книги не отличались от Священного Писания, обряды от догматов. Сами патриархи в отправлении церковных служб по определенному чину видели самую сущность христианства. Когда в XVII веке в церкви русской началась смута, то русские патриархи Иосиф и Никон обратились на Восток, к константинопольскому патриарху, за разрешением мучивших их религиозно-церковных сомнений и недоумений. В посланных ими вопросах поражает мелочность, незначительность. Вопросов было 31, но все эти вопросы свидетельствуют, что вопрошавшие не различали, что важно и что неважно, что догмат, а что обряд. Иосиф спрашивал: можно ли многим архиереям и иереям служить божественную службу на двух потирах? Подобает ли в службах по мирским церквам и монастырям соблюдать единогласие? Никон спрашивал: в какой час нужно начинать и оканчивать божественную литургию? Когда лампадарий зажигает свечу, чтобы звать иерархов в церковь? Когда отверзаются врата святого алтаря? Где полагается антиминс по окончании литургии — над или под святым потиром? Священническое благословение совершается посредством ли прикосновения к благословляемому или нет? И т. п.

Получив такие вопросы, константинопольский патриарх Паисий был вынужден разъяснить Никону, что не следует думать, будто наша православная вера извращается, если кто-нибудь имеет чинопоследование, несколько отличающееся в вещах несущественных, лишь бы было согласие в важных и главных вопросах с кафолическою церковью. Устав чинопоследования, который существует в настоящее время, церковь получила не с самого начала, а мало-помалу. Вопросы о времени совершения литургии, о том, какими перстами должен благословлять священник и т. п., не важны, не существенны. "Если же ваши чины и порядки, — прибавлял Паисий, — не согласны с нашими в вещах необходимых, а не в тех, относительно которых устав предоставляет выбор на волю настоятеля, в таком случае напишите нам, какие это чины и порядки, и мы рассудим об этом соборне". Но более важных вопросов русские патриархи не нашли. Существование раскола, его возникновение и развитие, несомненно, свидетельствуют о переоценке обрядов русскими.

Еще прежде последователи Нила Сорского, заволжские старцы, старались вразумить своих соотчичей, что "писания многа, но не вся божественна суть", "кая заповедь Божия, кое отеческое предание, а кое — человеческий обычай". Но все было напрасно: критическое отношение к различным видам писания было не по силам русским XVI века, они готовы были горой стоять за любую старую церковно-богослужебную книгу и умирать за единую букву аз. Для начетчиков Евангелие, жития святых, поучения отцов церкви, законы византийских императоров, христианские легенды — все это было "божественное писание". Элементы широкой евангельской любви, кротости и милосердия были слабы, отступали на второй план в сознании наших предков перед древнебиблейской суровостью и национальной еврейской ограниченностью. Моисей и Иисус Сирахов часто брали верх над Иисусом Христом, жестоковыйная натура древнего еврея выглядывала из-под смиренного одеяния древнего русского церковного начетчика.

Припомним, что любимой книгой наших предков, наиболее читаемой, всегда была Псалтирь, а не Евангелие. И дома, и в пути, в минуты радости, и в предсмертный час у них на уме, в памяти и на языке была Псалтирь, а не Евангелие, Новый Завет отходил на второй план, первое место занимал Ветхий. О св. Феодосии читаем: "инок, именем Иларион, иже по вся дни и нощи писаше книги в келии преподобного отца нашего Феодосия, оному же псалтирь поющу усты тихо, руками же прядущу волну, или ино что делающу"... Св. Спиридон "труждашеся о спасении души своея крепко; беспрестанно псалтирь поя, и весь на киждо ден скончавая". Многие, особенно монахи, знали псалтырь (но не Евангелие) наизусть. Св. Борис, окруженный убийцами, "встав, нача пети, глаголя: "Господи! Что ся умножиша стужающии мне" (из Псалтири). Владимир Мономах, будучи в пути, по отказе участвовать в войне против Ростиславича, "в зем псалтирю в печали раскрыл его и успокоил свое возмущенное сердце его чтением". Подобных фактов наша древняя история представляет много.

В чем же и как именно выразился древнерусский педагогический идеал?

В Древней Руси были распространены сборники нравственно-религиозного содержания, имевшие различные виды и наименования, как то: Пчелы, Златоусты, Златоструи, Измарагды, Прологи и т. п. Эти сборники были то собранием афоризмов, то собранием отдельных статей. И в том, и в другом случае содержание их заимствовалось из Святого Писания, сочинений отцов церкви, весьма часто Златоуста, и из классических древних писателей. Статьи сборников были большей частью переводные, произведений русского ума в них было мало. В прологах помещались жития святых. Цель составителей сборников заключалась в том, чтобы доставить назидательное чтение, привить взрослому читателю некоторое нравственное мировоззрение, укрепить его волю в духе христианско-церковной морали. Сообразно с такой задачей составители сборников не могли не касаться в своих произведениях и педагогической области, не могли не просветить читателей и о воспитании детей. Что же они предлагали читателям в этом отношении?

Рекомендуя известный общий взгляд на жизнь, они предложили вместе с тем и воспитание вести в соответственном направлении. Заповедь Сираха: "Не смейся с дитятей, чтобы не горевать с ним и после не скрежетать своими зубами... Играй с дитятей, и оно опечалит тебя" — была превращена в целую теорию о неуместности радости, о греховности веселья. По учению древних русских моралистов выходило, что светлая сторона жизни есть лишь соблазн и грех, истинное состояние настоящего христианина есть печаль, воздыхание, плач. Жизнь — дело тяжкое и суровое, земля — юдоль печали. "Смех не созидает, не хранит, — говорил древнерусский моралист, — но погубляет и созидания разрушает, смех Духа Святого печалит, не пользует и тело растлевает; смех добродетели прогонит, потому что не помнит о смерти и вечных муках. Отыми, Господи, от меня смех и даруй плач и рыдание". Очевидно, веселье и смех должны быть изгнаны и из воспитания, это пагуба для души и тела, смех растлевает тело, прогоняет добродетели. Поэтому не смейся с детьми, не играй с ними, иначе горе тебе будет. Смех — от лукавого, плач и рыдание — от Бога. Был подвижник Памва, никогда не смеявшийся, и бесы решили погубить его, заставив смеяться. После многих тщетных усилий им, наконец, удалось вызвать улыбку на устах подвижника, и бесы в восторге торжествовали победу.

Вот как греховен смех, вот откуда он происходит. Из подобного взгляда могли получиться для воспитания лишь горестные последствия, оно неизбежно должно было сделаться суровым, аскетичным, мало жизненным.

Входя в обсуждение частных педагогических вопросов, наши древние моралисты дали изложение педагогики святого писания Ветхого Завета, именно произведений Соломона и Иисуса Сирахова. Так как педагогические наставления в этих произведениях разбросаны, несистематизированы, то авторы сборников собирали их, соединяли, а потом излагали буквально, с немногими распространениями и сокращениями, для лучшего уразумения их читателями и для некоторого применения к русской воспитательной практике. Так, в одном сборнике XV в. находятся "Слово и притчи и о наказании детей к родителям своим" и "Слово святых отец. Как детям чтити родителя своя". Эти две статьи суть не что иное, как связное изложение ветхозаветной педагогии Соломона и Иисуса, сына Сирахова, педагогии, изложение которой сделано нами выше. Приведем первое "Слово" 7.

"Человецы, внемлите известно о глаголемых сих. И наказаите измлада дети своя. Глаголет бо Божия премудрость. Любяи сына своего, жезла на него на щади. Наказаи его в юности да на старость твою покоиття. Аще ли измлада не накажеши его, то ожесточав неповинетьтися. Глаголет же во четырех царствах сице. Иереи бе некто именем Илии, смирен, кроток велми. Имяше же два сына еюже не казняше, аще и зло творяста. Ни на страх Божий не учаше, но волю бяше им дал. Они же в буести и в ненаказании все это зло створяста. И рече Бог ко Илии. Понеже не наказа сыну своею, да оба умрета сына твоя от мечя. И ты сам и весь дом твой зле погибнет, сынов деля твоих. Слышите, братье. Аще и Богу угодно пожить. Но иже детей своих страху Божию не наказа и за то погибе. Да аще в ветсем законе бысть то, а мы что приимем, в новем будущем законе, аще не накажем детей своих. Златословесный бо глаголет: аще кто детей своих не научит воли Божьи лютее разбоиник осудится. Убийца бо тело умертвит, а родители аще не научят, то душу си погубят. Но вы, братье и сестры, наказаите измлада дети своя на закон Божий. Да страх Божьи вселится в них. Аще ли тя не послушает твои сын или дщи, то не пощади. Яко же мудрость божья глаголет. Даи ему шесть ран или сыну или дщери. Аще ли вина си зла какова будет. И ты даи ему двадесять ран. Наказаите дети своя Бога ся бояти. А злых нрав остатися. Да помощь души вам будет. Не ослабляи наказая дети своя. Аще бо бьеши жезлом, то не умрет. Но паче здравье будет. Душу бо его спасеши. Аще его накажеши. И дщерь ли имаши, то положи на них грозу свою. Да сблюдеши я от телесных и не осраммитися лице. Аще бес порока дщерь свою отдаси, и среди собора похвалишися о ней. Любя же сына своего учащаи ранами его. Да последи о нем возвеселишися и среди знаемых хвалу приимеши. Воспитай детище в наказании. Да обрящеши славу и благоволенье от Бога. Не даждь во юности детищу воли. Но казни его донележе ростет. Да егда ожесточав не повинеттися и будетти досада от него люта. И болезнь души и скорбь немала и тщета домови и погибель именью. Укор от сусед. Посмех пред врагы. Того деля бывает пред властели платежь. И зла досада. Братье и сестры. Слышавше сице наказаите дети своя. Не словом токмо, но и раною. Да ныне не примите по них от людей срама. А в будущий век мукы с ними. Богу нашему слава во веки".

Достаточно простого сопоставления приведенных педагогических взглядов "Слова" с представленным изложением ветхозаветной педагогии, чтобы увидеть, что первое и второе — одно и то же, и не только по мыслям, но и по выражениям. Второе названное "Слово" — в том же роде, что и первое, т. е. почти буквальное воспроизведение отрывков из "Притчей" Соломона и "Премудростей Иисуса Сирахова". Под большинством текстов двух названных поучений можно проставить соответствующие главы и стихи из книг Ветхого Завета, откуда заимствованы взгляды и выражения поучений.

В приведенном слове взгляды Златословесного учителя приводятся наряду с текстами из Ветхого Завета смешанно. Но поучения Златоуста о воспитании детей часто переводились и излагались в наших старинных сборниках самостоятельно. Так, наиболее обширное поучение Златоуста о воспитании переведено в сборнике XVI века, где оно помещено под заглавием "О вскормлении детей" 8, с некоторыми, конечно, изменениями, дополнениями из Ветхого Завета, объяснениями, но, в сущности, это перевод. Приведем только несколько мыслей из разных мест перевода для его характеристики и выяснения отношения ко взглядам Златоуста и педагогике Ветхого Завета.

Ссылаясь на примеры Иова, Авраама и Давида, автор поучения внушает родителям, что они должны заботиться не об оставлении детям богатства — худому сыну не в помощь богатство, но о воспитании их людьми добрыми, благочестивыми, довольными малым, не полезна любовь отца к детям, если он о душе их не заботится, боится причинить им боль и даже остерегается огорчить их словом, хотя бы они жили и бесчинно. Злоба в человеке происходит не от природы, а мы бываем злы и дурны своею волею. (Все это взято прямо из Златоуста). А в заключение говорится: "И да се ведый человече, казни сына твоего от юности его и покоиться на старость твою, и даст красоту души твоей. Аще бы и жезлом биеши его, не умрет, но здрав будет, ты бы бия его по телу, душу его избавиши от муки". И т. д. (Взято из Иисуса, сына Сирахова).

В знаменитом "Домострое" XVII глава "Како дети учити и страхом спасати" есть не что иное, как пересказ ветхозаветной педагогии, сделанный притом не автором самого "Домостроя", а взятый им, с незначительными собственными изменениями, из одного поучения. Мы приведем эту главу, потому что из нее очень ясно видно, как много ветхозаветных элементов было в таком, по-видимому, чисто русском произведении, как "Домострой", и в обсуждении такого чисто семейного вопроса, как домашнее воспитание.

"Казни сына своего от юности его, и покоить тя на старость твою и даст красоту души твоей. И не ослабляй бия младенца аще бо жезлом биеши его, не умрет, на здравие будет: ты бо бия его по телу, а душу его избавляеши от смерти. Дщерь ли имаши, положи на них грозу свою, соблюдеши я от телесных: да не посрамиши лица своего, да в послушании ходит; да не свою волю приимши, сотворит тя знаемым твоим в посмех, и посрамят тя пред множеством народа; аще бо отдаси дщерь свою без порока, то яко велико дело совершиши, и посреди собора похвалишися; при концы не постонеши на ню. Любя же сына своего, учащай ему раны, да последи о нем возвеселишися. Казни сына своего измлада, и порадуешися о нем в мужестве и посреди злых восхвалившихся и зависть приимут враги твои. Воспитай детище с прещением, и обрящеши о нем покой и благословение. Не смейся к нему, игры творя: в мале бо ся ослабиши, в велици поболиши, скорбя; и после же яко оскомины твориши души твоей. И недаж ему власти в юности, но сокруши ему ребра, донележе растет, а ожесточав не повинеттися, и будет ти досажение и болезнь души, и тщета домови, погибель имению и укоризна от сусед, и посмех пред враги, пред властию платеж и досада зла".

Страницы: 1, 2, 3


Copyright © 2012 г.
При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна.