Реферат: Калуга. Правобережье (Гамаюнщина)

У Никиты Никитича было пятеро сыновей. По наследству от отца эти земли получены Евдокимом, Иваном, Никитой — «Никитиными детьми». Алексей Никитич получил недвижимое имение в Ка­лужском уезде в Пасынковом ста­ну. Имеются планы Ромоданов-ской волости дворянина Алексея Ни­китича Демидова за 1777—1778 гг. В Описании Калужского наме­стничества 1782 г. за самым млад­шим сыном Алексеем Никитиным (?—1786) числилось: «селы Ромоданово, Покровское, Рожествено, Чижовка, Никольское тож; деревни Сикиотова, Пучкова, Еловка, Шо-пина, Боровая, Верховая, Квань...». Число дворов 216, мужских душ 686, женских душ 688.

«Селы Ромаданово, на правых бе­регах реки Оки и речки Островки, а безымяннаго ручья на левой; в селе две церкви каменныя. 1-я — Рождества Пресвятыя Богородицы с приде­лом апостолов Петра и Павла. 2-я — Вознесения Господня, дом господс­кий деревянный, при нем сад регулярный с плодовитыми деревьями.

Покровское, на правой стороне реки Оки, а ручья безымяннаго по обе стороны. Церковь деревянная Покрова Пресвятыя Богороди­цы, на выделенной церковной земле близ онаго села на безымян­ном ручье две мучныя мельницы, каждая об одном поставе.

Село Рожествено, по обе стороны речки Камен­ки, а ручья безымяннаго на левой. Церковь деревян­ная Рождества Христова, на церковной земле.

Никольское (Чижовка тож) по обе стороны реч­ки Чижовки и двух безы­мянных отвершков. Цер­ковь деревянная Николая Чудотворца.

Деревни: Сикиотова по обе стороны речки Можайки, а безымянных отвершков, одного на правом, а другого на ле­вом берегах;

Пучкова по обе стороны речки Пучковки, а безымянного ручья на левой стороне;

Еловка — речки Еловки и безымяннаго ручья на правых сторо­нах;

Шопина — по обе стороны ручья Хвощинскаго;

Боровая — по обе стороны двух безымянных ручьев, а третьего на правой стороне;

Верховая — на левой стороне верхового оврага;

Квань — на правом берегу реки Оки...».

Под селением 120 десятин. Пашня — 5649 десятин 285 саженей. Сенной покос — 250 десятин. Лесу — 4500 десятин 500 саженей. Неудобных мест — 90 десятин. Всего: 10609 десятин 785 саженей.

В 1782 г. началась продажа недвижимого имения дворянина Алексея Никитича Демидова, описанного за долги, состоящего «в Калужс­ком уезде в селах Чижовке, Рождествене и деревнях Верховой, Квани, Шопиной и Боровой, которое, по описям, оценено в семь тысяч пятьсот двадцать один рубль и в семьдесят копеек». Продавалось и село Ромоданово, но Алексею Никитичу удалось отло­жить его продажу.

«Алексей Никитич Демидов в конце жизни расстроил свои дела, принял к себе в товарищи сроком на десять лет Калужского купца Илью Назарова Коробова. Через два года Демидов Коробова от то­варищества отрешил и из завода выгнал, не отдав деньги. Во время тяжбы Демидов умер в 1786 г.».

В 1812 г. эта местность принадлежала помещику Олонкину, у которого пребывал преосвященный отец Евлампий, выехавший со свитой в село Ромоданово в ту ночь, когда Калужская губерния была объявлена на военном положении и калужане ожидали напа­дения наполеоновских войск на город.

В 1838 г. вдова обер-провиантмейстера Олонкина в связи с пога­шением госкомиссией долгов за забранные в 1812 г. российскими войсками припасы покорнейшее прошение выслала на имя предво­дителя калужского дворянства. Там же говорится, что за обер-про-виантмейстершей Настасьей Михайловной Олонкиной состоит имение в Калужском уезде в селах Ромоданове, Никольском (Чижовка тож) и Рождествене, в дер. Квани, Верховой, Боровой, Шопине, Еловке, Пучкове, селе Покровском (Игумново тож) и Сикиотове (во вновь поселенной дер. Грачи); в Перемышльском уезде имение состоит в деревнях Колюпановой, Животинкиной, Горенской, Сивковой, Верхней Вырки и Нижней Вырки, которое в 1812 г. состоя­ло за покойным мужем ея обер-провиантмейстером Иваном Мало-феевым Олонкиным, а по кончине его отошло ей, Олонкиной, по духовному завещанию, утвержденному в 1813 г. Смоленской пала­тою гражданского суда...». Имя этого помещика запечатлелось в названии «Олонкин сад». В середине XIX в. излюбленным местом для прогулок калужан (в том числе и гостившего в Калуге Н.В.Гоголя) был высокий правый берег Оки в селе Ромоданово, где стоял гос­подский дом.

В 1862 г. село Ромоданово с деревнями его прихода принадлежа­ло гвардии полковнику Гавриле Ивановичу Шпигельбергу и пол­ковнику Николаю Матвеевичу Эндогурову. Село Рождествено с де­ревнями — их женам: Марии Петровне Шпигельберг и Милании Петровне Эндогуровой. А село Покрова — умершему помещику Олон­кину. Позже село Покровское (Игумново тож) принадлежало М.П.Шпигельберг и М.П. Эндогуровой.

Мария Евгеньевна Шереметева в своей работе в 1925 г. в состав Гамаюнщины включила 17 селений, а именно: Ромоданово, Квань, Верховая, Боровая, Покров (Игумново), Пучково, Чижовка, Шопино, Секиотово, Рождествено, Грачи, Вырка Верхняя, Вырка Нижняя, Еловка, Животинкино, Колюпаново и Горенск. Число дворов во всех этих деревнях (по переписи 1920 г.) — 1087; жите­лей — 5427 человек. Как подтверждение народного названия — на правом берегу по перемышльскому шоссе за плашкоутным (жи­вым) мостом располагалась деревня Гамаюнка.

М.Е.Шереметева писала в своей работе о том, что все селения Гамаюнщины «в конце XVII и в начале XVIII вв. составляли владе­ние князей Ромодановских, а затем переходили из рук в руки к другим владельцам» — гр. Головкину, Демидову, Олонкину, «оста­ваясь все время «одной державой». Но архивные документы рассказали нам, что был период, когда эта вотчина была распрода­на с торгов и имела много хозяев.

В шестидесятые годы XIX в. эту местность раздробили на разные по величине участки новые хозяева: дворяне, калужские купцы и крестьяне.

Купец Титов приобрел ее по купчей крепости, совершенной 18 ноября 1866 г., от вдовы полков­ника Марии Петровны Шпигельберг и жены подполковника Милании Петровой Эндогуровой.

Ромодановская волость (13394 дес. 185 саж.) в книге о переходе земельных владений в дачах гене­рального и специального межева­ния по Калужскому уезду принад­лежала: обществу крестьян села Ромоданова, СМ. Горбунову, B.C. Роза­нову, С.Я. Калашникову, И.И. Вашкову, Н.И. Вашкову, Н.А.Давыдовой, Н.П. Розановой, Н.Н. Конши­ну, М.Ф. Шатихину, И.Д. Жучкову, О.И. Сытиной, товариществу Н.Н.Коншина в Серпухове, Е.Н. Лопатиной, В.Н. Гурьеву, С.Н. За-верину, И.М. Соколову, обществу крестьян дер. Верховой, села По­кровского (Игумное) и Никольс­кого (Чижовка) по купчим с 1870 г.

Потомственным почетным граж­данином серпуховским, 1-й гиль­дии купцом Николаем Николаеви­чем Коншиным старшим (1833— 1918) на публичном торге, произведенном 12 октября 1872 г., было приобретено недвижимое име­ние «при селении Ромоданове, при­надлежавшем прежде мосальскому купцу Алексею Александровичу Ти­тову» и по исполнительному листу из Калужского окружного суда от 16 ноября 1872 г. он «введен во вла­дение недвижимым имением, со­стоящим в Калужской губернии Калужского уезда при селениях Ромоданове, Чижовка, Игумново, Квань, Верховой, Рождествене, Грачах, Шопине, Боровой, Сикиотове, Пучкове, Еловке и Перемышльского уезда при селениях Колюпанове, Животинкине, Горен-ском, Сивкове, Верхней и Нижней Вырке и значащимся в одной даче при оных селениях с принадлежащими к оному имению земля­ми, лесами, водами, разного рода строениями и заведениями».

В свидетельстве по удостоверении о недвижимом имении по­томственного дворянина Николая Николаевича Коншина от 6 июня 1889 г. говорится о том, как приобреталась земля Гамаюн-щины: по купчей крепости, утвержденной 14 марта 1875 г. от калужской купеческой дочери Марфы Федоровны Мешковой, крестьянки Медынского уезда села Адуева Александры Федо­ровны Панковой и калужской мещанки Матрены Федоровой Завериной;

по купчей крепости, утвержденной 12 июня 1878 г. от временно калужского купца Василия Степановича Розанова;

по купчей крепости, утвержденной 4 июня 1880 г. от жены коллежского асессора Натальи Алексеевны Давыдовой;

по купчей крепости, утвержденной 7 марта 1874 г. от потом­ственного почетного гражданина Александра Николаевича Мамон­това.

В свидетельстве говорится, «что в собственном его, господина Кон­шина владении... состоят земли разного качества Калужской губер­нии Калужского и Перемышльского уездов, при селе Ромоданове с деревнями... всего в количестве 2792 дес. 1800 саж. с растущим на ней лесом».

В 1877 г. земля в количестве 2000 дес. при селении Ромоданово продана Н.Н.Коншиным Товариществу мануфактур Коншина в Сер­пухове, которое составляли сыновья — Николай Николаевич (млад­ший) и Иван Николаевич Коншины.

Города Москвы потомственный дворянин Николай Николаевич Коншин (старший) состоял старостой церкви Рождества Богороди­цы в селе Ромоданове с 1878 г. У церкви им был построен дом для псаломщика. В храме поставлен новый иконостас, обновлена живо­пись, сделан новый пол из каменных плит и духовые печи. На средства второй жены, Ольги Николаевны (1841 — 1888), 30 августа 1879 г. было открыто начальное училище в Ромоданове, которое временно помещалось в одном из флигелей госпожи Кон­шиной. В 1890 г. дворянин Николай Николаевич Коншин (стар­ший) жертвовал на постройку Желовской церковноприходской шко­лы 200 рублей. Н.Н.Коншин (старший) состоял главой мануфактуры в Серпу­хове до национализации новой властью в 1918 г. Летняя дача в с. Ромоданово была местом отдыха. Также в Калужском уезде нахо­дились заводы Н.Н.Коншина, где выращивались лошади английс­кой и англо-арабской породы верхового сорта. В архиве хранит­ся документ о том, как калужский нотариус посетил его в имении села Ромоданово для составления доверенности в июле 1890 г. 18 июня 1906 г. от удара молнии «сгорел дотла великолепный» гос­подский дом. Патриарх семьи жил и умер в Москве в 1918 г. в своем доме в Калашникове пер. Похоронили его в семейной усы­пальнице в Серпухове.

В 1916 г. в ромодановском имении распоряжалась наследница Николая Николаевича — Капитолина Николаевна. Овдовев, она выш­ла замуж за Полуэктова Евгения Григорьевича. Он содержал юри­дическую контору в Москве. Полуэктовы являлись последними вла­дельцами этих земель.

КРЕСТЬЯНСКАЯ ОДЕЖДА КАЛУЖСКОЙ ГАМАЮНЩИНЫ

17 деревень Гамаюнщины представляют из себя нечто целое, крепко связанное се­мейным родством, общими хозяйственными навыками, совместным владением угодий (например, заливных лугов по реке Оке), одинаковым обычаем в семейном быту и общими историческими воспоминаниями о барщине, о бунте Ромодановской волости в 1752 г. и прочем.

В отношении одежды Гамаюнщина также является районом обособленным, сохраняю­щим старинный костюм, в то время как соседние с ней деревни того же Калужского уезда давно уже перешли к платью город­ского покроя.

 Одежда составляет одну из важных сто­рон народного быта, и потому для общей характеристики быта Гамаюнщины, для вы­яснения ее этнографических особенностей, а может быть, и для истории ее происхож­дения имеет значение знакомство с одеждой гамаюн.

Одежда, как и всякое другое культур­ное явление, не остается неизменной; она постоянно меняется под влиянием моды, прихотливости вкуса и развития фабричного производства, вытесняющего машинными материями народную самодельщину.

Ряд изменении претерпел и гамаюнскии костюм, особенно женский, как более слож­ный и обладающий большим количеством составных частей.

            Основной старинной женской одеждой почти во всей Калужской губ. были поневы из синей и красной шерсти и головные убо­ры — кички. Поневы, по замечанию Д. А. Шахматова,— особенность старой южновеликорусской одежды. И, действи­тельно, мы встречаем шерстяную клетча­тую поневу и сопровождающую ее кичку еще в Орловской, Тульской, Рязанской, Там­бовской, Курской губ.

Калужская губ. в древности заселена была вятичами, и поневы и кички, по мнению Д. К. Зеленина,— это архаичная крестьян­ская одежда-костюм вятичей. В Калужской губ. поневы и кички известны в уездах: Козельском, Жиздринском, Мосальском, Мещовском, Перемышльском и даже север­ном Боровском.. Поневы и кички особенно характерны для Калужского Полесья.

Но уже с середины XIX века началась смена понев сарафанами даже в Полесье: так, в с. Песочня (в 11 верстах от Жиздры в Подбужской волости) в середине прошло­го века, при обычных поневах и кичках, зажиточные женщины носили сарафаны из китайки. В неполесских уездах замена по­нев сарафанами шла еще быстрее. Уходила и уходит шерстяная клетчатая понева, заменяясь китайчатым синим и пестрым сит­цевым сарафаном. Это можно сказать от­носительно уездов Козельского, Перемышльского, Мещовского, Калужского.  Но и сам сарафан исчезает в пригородных деревнях (особенно под Калугой), уступая место юбке городского покроя. Так подтверждается общее этнографическое правило: поневы сменяются сарафанами, а сарафаны - платьями городского покроя.

Сарафан    не    был    местным    исконным крестьянским костюмом. Это костюм москов­ский.  В  Калужскую  губ.  он  пришел  срав­нительно недавно,  одновременно с  появле­нием   его   в   Рязанской   и   Тульской   губ., где он тоже явился на смену поневе. Мода на сарафан объясняется, с одной стороны, экономической связью Калужской губернии с  Москвой,  с другой  стороны — распрост­ранением   старообрядчества,   которое   было носителем   Московской   культуры.   С   этой точки зрения важно указать на обилие ста­роверов в Калужском крае. Староверов раз­ных толков в 1859 г. по официальным дан­ным насчитывалось в Калужской губ. 16867 душ; в действительности их было значитель­но больше. Особенно много их было в уездах Жиздринском, Мосальском, Боровском, Ка­лужском, Малоярославецком.

В районе Гамаюнщины, по всей вероят­ности, также старинной женской одеждой были поневы. Но их не помнят даже 90-лет­ние старухи и решительно утверждают: «У нашего барина поневы ни в одной де­ревне не носили...», «у нашего барина но­сили сарафаны да кички». Китайчатые сарафаны и являются самым старинным нарядом, который здесь знают. Несомненно, однако, что они сравнительно недавнего происхождения, так как гамаюнские кресть­янки не умеют сами их кроить, а отдают шить такие сарафаны в Калугу.

Гамаюнские китайчатые сарафаны дела­лись из покупной темно-синей (кубовой) материи китайки, отчего они в крестьян­ском обиходе называются сокращенно «ки­тайками». Кубовой материи шло на один такой сарафан 9 аршин, и материя прода­валась отрезами, которые назывались «ки­тайки концевые 9-аршинные».

«Китайка» шилась раскосной с 4 клинья­ми у подола, по 2 клина с каждого бока, на белой холщовой подкладке, отчего она оказывалась очень тяжелой и прочной, «вековечной», с крупными сборками на спине и гладкая на груди. Застегивалась «китайка» спереди, причем разрез шел от груди вниз на 1/2 аршина; затем до низу «китайка» сшивалась, но 2 полоски наши­того по переднему шву шелкового цветного шнурочка — «гитанчика» с рядом фальши­вых петелек «заковычек» и мелких медных пуговиц с эмалевыми или стеклянными середками придавали «китайке» такой вид, как будто она застегивалась до самого низу. Проймы делались из кумача или из цветного, часто старинного, шелка. Карман с правого боку обшивался полосами того же шелка. Особенно разукрашивали подол «китайки». По самому низу нашивали «гитанчик», зеленый или оранжевый; рядом с ним без промежутка клали ленту шелко­вую «травчатую»; шириной такая лента бывала  от  2 до 4  пальцев, по  ее  синему или малиновому фону шли цветы  — «травы" серебристого, зеленого, либо розового тона через небольшой промежуток над лентой накладывали по «китайке» шелковый шнурочек зубцами, а еще выше «прозумент ясный» — золотой   галун   с   цветными   крестиками.

«Китайки» шились в городе (Калуге) особыми мастерицами-монахинями в Девичьем Казанском монастыре, и, очевидно, отсюда приходила в деревню отделка «китайки» старинными шелками XVIII века: мастерицы, вероятно, употребляли на это обрезки от церковных облачений и прочие мелкие лоскуты.

Подпоясывали «китайку» широким шерстяным зеленым или красным поясом с бах­ромой на концах, либо широким тканым поясом, завязывая его с правого боку узлом. Узкие поясочки и шнурки никогда с «китайкой» не надевали.

С «китайкой» носили рубаху холщовую, в 4 полотнища, «с подставкой» (пришивной нижней частью); рукава были красные изотканные, в 1 1/2 полотнища шириной, долгие - до суставов пальцев, на сборочке у кисти; ворот с небольшим вырезом, обшитым узкой обшивочкой.

Поверх рубахи и «китайки» носили передник со спинкой и грудкой — «грудинкой», называемый «занавеска». Она шилась в 2 полотнища из изотканного холста, внизу украшалась покупными кружевами — «прошивами», выше — полосой кумача; вышив­кой — «вырезами» с узором: «кони», «пету­хи», «куколки», «солдатики» и др. Еще выше вставляли «перетыки» (холст, переткан­ный красными полосами); наконец на «грудинке» шла узкая вышивка — «подузорник», я на спинке прорезали маленькое квадрат­ное отверстие — «окошечко», которое тоже должно было служить украшением.

«Китайка» и изнаряженная «занавеска» носились по праздникам; по будням же надевали простую холщовую «занавеску», а  «китайку»  заменяли   холщовым   сарафаном   который   тоже   шился   раскосным,   с клиньями и обшивался  по подолу  полосой

кумача. Из этого же  материала  делались и проймы. Холст для сарафанов отдавали красить в гладкий темно-синий цвет в ка­лужские красильни — «синительни».

Как в праздник, так и в будни гамаюнка в старину носила высокий и тяжелый головной убор — сороку золотную, надеваемую поверх кички.

Кичка эта представляет из себя холщо­вый сборник, спереди которого пришит высокий   околыш  (в   1/4   аршина   вышиной) из нескольких слоев холста,  простеганных поперек крупными стежками толстых ниток и  промасленных   конопляным   маслом   для того,   чтобы   придать   околышу   твердость. Сзади   кичка   вздергивалась   на   тесемку   в сборку, а околыш спереди стоял несколько наклонным   верхним   своим   краем   вперед.  Когда кичка одета, то сзади подвязывали позатылень,   состоящий   из   полосы   шитья серебряными,   либо   золотыми   нитками   по холсту,  со  свешивающейся   на  шею  узкой бахромкой  из  зеленого,  белого  и   желтого бисера, с кумачовыми лопастями по бокам, подложенными, как и шитье, синей набойкой. Спереди под кичку поддевали поднизь, низанную из белого и зеленого бисера сеточкой;  она должна  была  спускаться  на  лоб из-под сороки.   Наконец,  в  виде  чехла  на кичку    надевали    головной   убор — сороку золотную.

Последняя состоит из широкого околыша золотного шитья, которое убрано цветными искусственными камнями, сидящими в ме­таллических гнездах. Группа камней посередине околыша образует треугольник. По бокам околыша пришиты кумачовые крылья — лопасти. Навершье — красное кумачовое — расшито синей шелковой лентой; ею же обшита внизу тыльная часть сороки Лопасти завязываются сзади головы уз­лом (рис. 1).

Рис. 1. Гамаюнская «молодая» в китайке и кичке с золотной сорокой.

Это тяжелый и неудобный головной убор носили не только в праздник, но и по будням в трудную работу: в нем косили и пахали. «Бывало,— рассказывают старухи,— хозяин (муж) торопит на рассвете ехать пахать, а ты-то мечешься, никак не можешь впопыхах да впотьмах приладит кичку, позатылень да надеть сороку...» Не которые женщины с вечера убирались в кички и ложились в них спать, чтобы утром не возиться с одеванием сложного убора Женщина считала для себя позорным, если мужчина увидит ее без кички. Такой взгляд держался чуть не до конца XIX века «Ехала я раз на возу лесом с мужиками,— вспоминает одна гамаюнка,— и разом сдер­нуло с меня веткой кичку. Осталася я с голой головою. И не знаю, куды мне деться — мужики-то меня увидят! И не знаю, за что схватиться: и вожжи тяну, и голову «занавеской» крою, и кичку с дерева хва­таю. Не обобралась я стыда...».

Вот как, по рассказам, бросили носить кички в Ромоданове: «Бабы на лугу сено трясли — все в. кичках наряжены; приехал господский приказчик на луг и приказал, чтобы отобрать у всех баб кички и покидать в реку; барину, дескать, не нравится эта мода. Так и не стали носить кички в Ромоданове».

И это не единственный пример вмеша­тельства помещика силой своей власти в крестьянские моды. Мы имеем, например, такое свидетель­ство помещика Головнина от 1848 г. о жен­ских кичках Рязанской губ.: «В последнее время этому народному убору не посчаст­ливилось понравиться некоторым господам, имеющим претензии на очищенный вкус, и они запретили употреблять его в своих имениях». Действительно, громоздкий этот убор, с его наклоненным вперед околышем, был достаточно уродливым, и Потанин, описавший Гамаюнщину в 1861 г., считает его даже символом рабства.

Но, бросив носить кички, гамаюнки со­хранили сороки, и замужние женщины про­должали их одевать по праздникам, повя­зывая поверх них шелковую или шерстяную цветную шаль концами назад (рис. 2).

Рис. 2. Гамаюнка в золотной сороке,  покрытой   шалью.

Для девиц же отпарывали у сорок их кумачовое, навершье, и в золотный ее око­лыш девушки убирались, как в венец де­вичий, оставлявший волосы открытыми.

Итак, в XIX веке, вплоть до 60-х гг. костюм гамаюнской женщины состоял и холщовой рубахи, сарафана и высокой кич­ки с сорокой.

Если во времена крепостного права, когда деньги у крестьян отсутствовали, гамаюны  носили  почти  исключительно  само дельный  холст,   крашенный   или   в   городе, или дома ольховой и дубовой корой  (даже головные   платки   употребляли    холщовые; их называли   «покрышечками»), то, выра­жаясь местным языком, «после воли» в де­ревню стал проникать  в значительном  ко­личестве покупной материал — ситец, шерсть и, как отделка, блестки, дутые бусы, шел­ковые ленты.

Страницы: 1, 2, 3