Реферат: Прокуратура при Петре I
Узнав о поручении, Ягужинский в тот же день предложил
обер-секретарю Сената собрать прокуроров от всех
коллегий и объявить им письмо Петра I. В своем обращении к обер-секретарю он
сетует на то, что "прокурорам и без такого напоминания то надлежало
чинить и мне рапортовать". Ягужинский потребовал от подчиненных, чтоб
"каждый от своей конторы, где неисправа есть,
сегодня, или кончая завтра, мне рапортовал и мне бы было что Государю донесть". Затем Ягужинский с укором добавляет:
"Мне не без зазрения, что Государь мне сам о должности моей напоминает.
Нашей прокурорской конторе о сем тоже думать надобно".
Указание было исполнено немедленно, и уже через день
Ягужинский доложил Петру I о положении дел в коллегиях.
Генерал-прокурор Ягужинский умел настоять на том,
чтобы в прокуратуру попадали нужные ему люди — энергичные и волевые. Когда
однажды сенаторы заупрямились и не хотели назначать прокурорами дворян Отяева и Кутузова,
Ягужинский в резкой форме заявил сенаторам, что "не признает за ними (т.е.
кандидатами в прокуроры. — Авт.) никакого явного порока и мнит в том быть
некоторой страсти", а потому, подчеркнул он, и
"принимет в том от вот
перед Его Величеством на себя".
Большинство прокуроров на местах было назначено не только с его ведома, но и по его прямой
рекомендации. При пополнении рядов прокуратуры
Ягужинский испытывал определенные трудности.
Должность была новая, доселе небывалая, людей приходилось отбирать тщательно и скрупулёзно, чтобы не пропустить нечестных и
беспринципных. В одном из писем Петру I Ягужинский
сообщал: "Воистину трудно было людей достойных сыскивать".
Будучи приближенным к императору и пользуясь его
полным доверием, Ягужинский оказывал огромную поддержку подчиненным ему
прокурорам, всячески выводя их из-под влияния учреждений, при которых они
состояли. При случае он всегда находил возможность испрашивать чины и награды
для прокуроров, выставлять их перед Петром I как особенно усердных, преданных и
честных слуг.
Например, в одном из "доношений"
Ягужинский писал: "В коллегиях которые определены прокуроры не токмо должность
звания своего исправляют прилежно, но и, сверх того,
тщатся, где что могут видеть, и исправить к интересу Вашего
Императорского Величества нигде не пропущают, и
Ваше Величество изволите при счастливом возврате своем в Москву сами
свидетельствовать, что я сию похвалу им не ложно придаю, и господа президенты к ним респект такой имеют и только зерцало и
прокуроров твердят".
Ягужинский просит Петра I, чтобы прокуроры пользовались
"протекцией" императора в случае, когда "может некоторым иногда
вместо защиты обида чинится".
ПРИ ПРЕЕМНИКАХ ПЕТРА
После смерти Петра I прокуратура как
государственный орган переживала не лучшие свои времена. Тем не менее генерал-прокурор
Ягужинский, во многом благодаря своему уму и ловкости, сумел сохранить
благосклонность преемников императора. По восшествии на престол Екатерины I Ягужинский,
немало сделавший, чтобы посадить ее на трон, немедленно представил ей записку
"О состоянии России", в которой проявил себя истинным
государственным человеком. Обрисовав положение дел в империи, он посетовал на
то, что хотя по должности своей постоянно напоминал Сенату о всех нуждах, но
мало чего добился, поскольку "большая часть токмо в разговорах о той или
другой нужде с сожалением и тужением бывает, а
прямо никто не положит своего ревнительного
труда".
Ягужинский предложил Екатерине I ряд мер для
"внутренней и внешней целостности государства". При этом он советует
ей затребовать "порознь" у всех министров мнения об этих мерах. Что
же конкретно предлагал генерал-прокурор? Он настаивал на уменьшении размеров сборов подушных денег, считал необходимым
"распустить по домам" тех офицеров, в которых "не имеется
великая нужда", предлагал
назначить одного из сенаторов для постоянных объездов всех провинций в
государстве. По его мнению, это будет способствовать пресечению воровства,
поскольку теперь "ни страху, ни порядку и провинциях не будет". Ягужинский полагал, что надо учредить особую комиссию
для ревизии счетов о взыскании государственных доходов, иметь надлежащее
попечение о коммерции и т.п. Ряд мероприятий, как опытный дипломат, он
предложил и в отношении внешнеполитической
деятельности государства.
Екатерина I хотя и благоволила Ягужинскому, однако мало интересовалась делами
прокуратуры. Сама должность генерал-прокурора была фактически упразднена. Сенат
также оказался в тени. На первое место в государстве выдвинулся Верховный
тайный совет, образованный 8 февраля 1726 года,
который и управлял всеми делами.
В августе 1726 года Ягужинский назначается полномочным министром при
польском сейме в Гродно.
Исчезновение из Сената генерал-прокурора имело своим
последствием почти полное умаление роли прокуратуры. Историк С.А. Петровский писал по этому поводу: "Время
высокого положения генерал-прокурора есть вместе с тем время процветания,
наибольшей энергии и деятельности самого Сената; время упадка
генерал-прокурора при ближайших преемниках Петра I
— время унижения Сената". Обязанности генерал-прокурора при Сенате вначале
выполнял обер-прокурор Бибиков, которого затем сменил М.
Воейков.
При вступлении на престол в 1730 году Анны Иоанновны Ягужинский
пережил несколько неприятных моментов. Дело в том,
что ряд высокопоставленных сановников, так называемые "верховники",
вздумали ограничить власть императрицы. Вначале Ягужинский примкнул к ним и также
высказывался за ограничение самодержавной власти монарха. Но затем его
политическое чутье подсказало ему иной путь, и он
решил предупредить Анну Иоанновну о заговоре "верховников". С этой целью он послал 20
января 1730 года в Митаву, где находилась
императрица, свое доверенное лицо — камер-юнкера П.С.
Сумарокова с письмом и устными наставлениями. Он писал, что идею ограничения
власти монарха предлагает лишь небольшая кучка людей, и наставлял Анну
Иоанновну, как ей надобно было поступить, когда к ней придут посланцы от
Верховного тайного совета. Сумароков сумел выполнить
поручение Ягужинского, хотя на обратном пути он был
арестован.
2 февраля 1730
года на совместном заседании Верховного тайного совета, Синода и Генералитета
Ягужинский был обвинен в измене, арестован и посажен в Кремлевский каземат. У
него отобрали шпагу, ордена, а все бумаги опечатали. Генерал-прокурора
подвергли допросам. Арест ближайшего сподвижника
Петра I наделал много шуму в Москве. Поэтому жителям Москвы, с барабанным боем,
было объявлено, что
Ягужинский арестован за письмо к императрице, содержание которого
"противно благу отечества и Ее Величеству".
В Москве со дня на день ожидали, что Ягужинский будет казнен. Однако заговор "верховников"
потерпел неудачу, последовали казни и ссылки. Ягужинский вновь возвысился.
При Анне Иоанновне Верховный
тайный совет был уничтожен.
Сенат же вновь восстанавливается "на таком основании и в такой
силе", как при Петре I. На деле Сенат стал лишь безропотным исполнителем
решений нового верховного органа, созданного императрицей, — Кабинета.
Именным указом от 2 октября 1730 года Анна Иоаннов-па
восстановила и органы прокуратуры. "Ныне небезызвестно нам есть, —
говорится в указе, — что в коллегиях и канцеляриях
в государственных делах слабое чинится управление и челобитчики по делам своим
справедливого и скорого решения получить не могут и бедные от сильных
утесняемы, обиды и разорения претерпевают". При Петре же, отмечается
далее, "для отвращения всего этого был учрежден чин генерал-прокурора и
ему помощника обер-прокурора при Сенате, а в коллегиях — прокуроров". В
указе определяется: "Быть при Сенате генерал и обер-прокурорам, а при
коллегиях и других судебных местах — прокурорам и действовать по данной им
Должности".
Не забыла императрица и Ягужинского.
В указе отмечалось: "И для того ныне в Сенат, покамест особливый от нас
генерал-прокурор определен будет, иметь в должности его надзирание из членов сенатских генералу Ягужинскому, а в его дирекции в должность
обер-прокурора быть статскому советнику Маслову, а
прокуроры ж в коллегии и канцелярии, в которые надлежит, определяются
немедленно".
Ягужинский был "пожалован" императрицей
Анной Иоанновной сенаторским званием. Несмотря на
то, что положение его в Сенате стало двойственное, так как раньше, осуществляя
надзор, он сам не был сенатором, генерал-прокурор сумел поддержать свой
авторитет. Иностранцы отмечали, что влияние
Ягужинского в Сенате все более возрастало.
Например, английский посланник К. Рондо сообщал английскому правительству о
том, что "Ягужинский первое по власти лицо после Ее Величества; он вправе
войти в любую коллегию и пересмотреть в ней все дела; коллегии должны слушаться его приказаний; даже Сенат не может
пред принять ничего без его согласия".
Однако это была уже лебединая песня Ягужинского как генерал-прокурора. Вокруг императрицы
стали возвышаться
другие лица, силу набирал ее любимец Бирон. После не скольких ожесточенных схваток с ними, особенно с Бироном, менее чем через год после своего вторичного
назначения на должность генерал-прокурора Ягужинский, по свидетельству современников, "с
радостью воспринял весть и назначении его послом в
Берлин вместо ссылки в Сибирь".
Официально Ягужинский продолжал считаться генерал-прокурором, хотя его обязанности при Сенате выполняли
обер-прокуроры. Когда Ягужинский отбыл в Берлин, обер-прокурором был Анисим Маслов, человек
весьма своеобразный. С одной стороны, он относился к Сенату осторожно, редко
вступал в острые конфликты с ним. В своих "предложениях " Сенату он
чаще всего только констатировал факты нарушений и отступлений от законов,
мнения своего не высказывал и ничего не требовал от Сената. Например, в марте
1733 года прокурор Сыскного приказа рапортовал ему о существенных непорядках в
делах этого учреждения. Обер-прокурор Маслов переслал это донесение в Сенат,
указав только: "Передаю в высокое рассуждение Сената". Узнав от прокурора о злоупотреблениях по подушному
сбору со стороны секретаря Калужской провинции, Маслов предложил Сенату
"то дело рассмотреть и за такие воровские того секретаря поступки учинить
указ".
В 1735 году Белгородский прокурор Львов буквально завалил
обер-прокурора Маслова "доношениями"
о грубейших нарушениях законов в провинциальных учреждениях. Маслов же сделал
следующее предложение Сенату: "Те его, прокурора Львова, прежние доношения собрав, рассмотрение учинить".
И так было почти по всем донесениям, поступавшим от
местных прокурорских работников.
С другой стороны, обер-прокурор Маслов вдруг проявлял
такую твердость, принципиальность и непреклонность, что приводил в трепет
сенаторов. Так, он направил императрице Анне Иоанновне
несколько рапортов, в которых гневно обличал недобросовестность и
бездельничество некоторых высших сановников и сенаторов. Потом вдруг написал
рапорт о бедственном положении крепостных крестьян.
Вот что писал об этом историк В.О.
Ключевский: "Маслов провел в 1734 году строгое предписание
кабинет-министрам составить "учреждение" для помещиков, "в каком
бы состоянии они деревни свои содержать могли и в нужный случай им всякое вспоможение чинили". Но не рассчитывая на
поворотливость Кабинета, Маслов поспешил сам составить
и подать Анне недавно найденный в архиве проект жесткого указа, который, ставя
накопление подушной недоимки в вину "бессовестным" помещикам,
отягощавшим своих крестьян излишними работами и сборами, предписывал Сенату
прилежно обсудить способ бездоимочного и неотяготительного
сбора подушной и установить меру крестьянских
оброков и работ на господ, грозя Сенату строгим взысканием, если он не учинит
вскоре "такого полезного учреждения". Бойко поставлен был жгучий
вопрос о законодательной нормировке крепостного права...".
Ограничение власти помещиков в отношении своих крепостных
крестьян, что предполагал сделать Пётр I, не входило тогда в интересы
сенаторов, которые были владельцами многочисленных крепостных душ. Сенаторы
переполошились, не зная, как им поступить, как угомонить беспокойного
обер-прокурора. Идти открыто против проекта указа, составленного по поручению
Петра Великого, они не могли, а принимать указ в таком виде не хотели. Однако к
этому времени Маслов был уже тяжело болен, и в 1735 году он скончался. Только
тогда, как писал Ключевский, Сенат "вздохнул свободно". На проекте,
найденном Масловым, секретарь императрицы по ее
поручению начертал: "Обождать". Ждать российским крестьянам пришлось
слишком долго.
Заменивший Маслова на
посту обер-прокурора Ф. Соймонов
выступал более решительно и активно по всем вопросам, а не только по принципиальным. Он чаще и определеннее не только включал в свои предложения Сенату конкретные меры, но и
готовил проекты решений по этим делам. И почти всегда они проходили в Сенате
без каких-либо изменений.
В Пруссии Ягужинский
находился до 1736 года, после чего возвратился в Россию. Он получил графское
достоинство, и императрица назначила его своим кабинет-министром. Он продолжал носить и звание генерал-прокурора, так как
никого другого на эту должность так и не назначили,
хотя фактически от прокурорских дел он уже отошел.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ
За свою ревностную службу и преданность императору Ягужинский не раз награждался различными
знаками отличия, большими имениями и крупными денежными суммами. В самом
начале своей карьеры, в июне 1706 года, он получил на Яузе у Москвы в вечное владение остров. 3
февраля 1717 года Ягужинский был пожаловал в Дерптском округе огромным имением, которое он
впоследствии продал более чем за 50 тыс. рублей. В феврале 1724 года ему был
отдан в вечное владение отнятый у осужденного вице-канцлера Шафирова Мишин остров со всеми людьми и строениями. В
мае того же года Пётр I "пожаловал" ему орден Св. Андрея Первозванного
и сделал капитаном, то есть начальником недавно учрежденной роты драбантов,
или кавалергардов, что было очень почетно. На следующий год он получил орден
Св. Александра Невского. Он был "пожалован" также преемниками Петра
I в графское Российской империи достоинство.
Личная жизнь Ягужинского
вначале не была удачной. В 1710 году он женился на Анне Федоровне Хитрово. Хотя
он получил за женой огромное состояние, сразу сделавшее его одним из богатейших
людей России, брак этот не был счастливым. Его жена оказалась женщина
неуравновешенная, склонная к распутству, бездумным оргиям и непредсказуемым
поступкам. Вскоре после свадьбы она перестала выезжать в свет, а в 1722 году
вообще "впала в совершенную меланхолию" и была настолько больна, что
приводила генерал-прокурора в отчаяние. Вскоре необузданные выходки жены
заставили Ягужинского подать в Синод прошение, в котором он просил "развязать" его с женой. В качестве основного мотива
он выдвинул ее "христианскому закону противные поступки и иные чинимые
мерзости... наипаче же бы малые мои дети от такой непотребной матери вовсе не
пропали". От этого брака у Ягужинского был сын (умерший в 1724 году) и
три дочери.
21 августа 1723
года последовал указ Синода о разводе. Сама же Анна Ягужинская
была сослана в Переяславль-Залесский (Федоровский)
монастырь, где она умерла в 1733 году.
Вскоре после развода Ягужинский женился вторично — на
Анне Гавриловне Головкиной, дочери канцлера. От этого брака он имел сына,
который дослужился до генерал-поручика и умер в 1806 году, не оставив
наследников, и троих дочерей. Вторая жена генерал-прокурора Ягужинского, по свидетельству
современников, пользовалась славой лучшей танцовщицы во всем Петербурге, она
была "высока ростом, имела прекрасный стан и отличалась приятностью в
обхождении".
Судьба ее оказалась трагической. После смерти Ягужинского
она вышла замуж на обер-гофмаршала М.П. Бестужева-Рюмина, но
в 1743 году, за участие в заговоре против Елизаветы Петровны, была наказана
кнутом и, "по урезании языка", сослана в Сибирь.
Генерал-прокурор Ягужинский
всегда жил на широкую ногу. Он тратил огромные суммы на обстановку, слуг, экипажи.
У него были лучшие в столице кареты, так что Пётр I частенько одалживал их у него для своих выездов. Государь
любил бывать в доме Ягужинского, где всегда было весело.
Пётр лично присутствовал на свадьбе своего фаворита с
девицей Головкиной, а крестным отцом у родившегося сына Ягужинского был герцог Голштинг-Готорпский,
жених одной из дочерей императора.
Отзывы иностранцев о Ягужинском
противоречивы. Например, испанский посол при Российском дворе герцог де Лирия отмечал, что Ягужинский — человек умный,
способный, смелый, решительный, "друг искренний, враг явный".
Английский посланник Рондо говорил о нем, как о человеке,
который "не имел необыкновенных дарований, но придворная жизнь придала ему
учтивость в обращении". По его мнению, Ягужинского можно было бы
"любить за доброе сердце, если бы природная вспыльчивость, очень часто
воспламеняемая неумеренностью в напитках, не лишала
его власти над рассудком, не побуждала ругать своих лучших друзей и разглашать
самые важные тайны". Рондо считал, что в "расточительности он не
знает пределов".
Совершенно иную характеристику давала Ягужинскому жена английского посланника леди Рондо.
Она писала, что Ягужинский "весьма красивый мужчина; лицо его хотя не
отличается правильностью, но исполнено величия, живости и выражения. В
обхождении свободен, даже небрежен, и что в другом показалось бы недостатком
воспитания, то в нем весьма естественно, так что никто не может быть им недоволен.
Владея такою свободой в обращении, что каждое действие его кажется как будто
случайным, но имеет преимущество привлекать к себе взоры всех, и как бы ни
велико было собрание, он кажется первою особою, одарен умом высоким,
рассудительностью и живостью, которая так ясно выражается во всем, что кажется
исключительно составляет его характер... Если кто просит у него
покровительства, то отказывает прямо, если не может оказать его: "Я не
могу вам служить, — отвечает он, — потому и потому"; если не может
решиться вдруг, то назначает просителю время для ответа и тогда отвечает:
"Я буду стараться по такой и по та-кой
причине". Но если он уже обещает что-нибудь принять на себя, то скорее
умрет, нежели нарушит обещание... Если первый сановник империи поступает
несправедливо, то он порицает его с такою же свободою, как и низшего чиновника...
Теперь его особенно боятся высшие чиновники, потому что его приговоры хотя
справедливы, но весьма строги и всех приводят в страх. Весьма к немногим он
питал дружество, хотя весьма многим оказывает услуги. Но к тому, кто однажды
приобрел его расположение, он всегда остается верным другом".
Пётр I возложил на Ягужинского
еще одну обязанность — надзор за систематическим проведением так называемых ассамблей. Необходимо отметить, что
генерал-прокурор проявлял здесь явную неумеренность. Так, современники отмечали, что Ягужинский
заставлял гостей пить, хотя бы количество тостов и обязательного за ними опустошения бокалов превышало все допустимые нормы. Но
таковы уж были нравы того жестокого времени.
Умер Павел Иванович Ягужинский в 1736 году и похоронен
в Невском монастыре. На его надгробном камне было высечено: "В сем
освященном храме погребено тело в Возе усопшего высокосиятельнейшего графа, генерал-аншефа, российских
орденов кавалера, генерал-прокурора, обер-шталмейстера
и кабинетного министра Ея Императорского
Величества, Самодержавца Всероссийской, также
конной лейб-гвардии подполковника, графа Павла Ивановича Ягужинского. Его
сиятельство скончался в Санкт-Петербурге 1736 года апреля в 6-ой день, в начале
53-го лета славы и вечной памяти достойный жизни своея".
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Звягинцев А.Г. и
Орлов Ю.Г.: "Око государево. Российские прокуроры. ХVIII
век". — М.: "Российская политическая энциклопедия", 1994 г.
2. "Россия и
мир: Учебная книга по истории. Часть I". — М.:
"Владос", 1994 г.
3. "Энциклопедия Брокгаузъ и
Ефронъ". — СПб.: 1895 г.
4. "Энциклопедия для детей".
М.: "Аванта +", 1996 г., т.5, ч.1.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ:
1. "Опись документов и дел,
хранящихся в сенаторском архиве. Дела канцелярии, генерал-прокурора и министра
юстиции". — СПб.: 1910-1917 гг., тт. 1,2,3, отдел 3.
2. "Российское законодательство X-XX
вв.". — М.: 1986-1987 гг., тт. 4-5.
|