Реферат: Образ русского казака в фольклоре народов Северо-Восточной Сибири
Реферат: Образ русского казака в фольклоре народов Северо-Восточной Сибири
Кузьминых В. И.
Фигура
русского казака, приведшего Сибирь «под государеву руку», достаточно подробно
описана в дореволюционной исторической литературе. Эту тему затрагивал в своих
работах П. Словцов, Г. Спасский, В. К. Андриевич, С. С. Шашков, В.Г .Богораз,
Н. Н. Оглоблин и др. [1]. Спектр оценок деятельности служилых людей по
присоединению Сибири весьма широк: от рассмотрения казаков как царевых слуг, не
щадящих сил и жизни для исполнения воли государя, до представления их в
качестве банд грабителей, воюющих даже между собой. Очень популярным в
исторической литературе вплоть до 40-х гг. XIX в. было сравнение русских
казаков в Сибири с испанскими конкистадорами в Америке из-за их жестокости и
жадности в погоне за пушниной, безоглядной храбрости. Впоследствии же в
историографии, начиная с 50-х гг., казаки напротив стали изображаться как люди,
принесшие народам Сибири передовую русскую культуру и спасшие их от вымирания,
а взаимоотношения русских с аборигенами рисовались преимущественно в розовых
тонах[2].
Проблеме
отношений русских и аборигенов посвящены десятки исторических исследований,
рассматривающих ее под различными углами зрения, однако, большинство
рассуждений сводится к самооценке русскими своей роли в колонизационном
процессе. Туземцы рассматриваются исключительно как страдательный объект, по
отношению к которому оценивается деятельность русских в Сибири, а такой
немаловажный аспект проблемы, как оценка аборигенами русских, целей и значения
их появления в Сибири обычно выпадает из поля зрения. Хотя, на наш взгляд,
именно исследуя восприятие туземным населением русских, можно выяснить
глубинный причины конфликта между местными народами и пришельцами. Да и сам
облик русских казаков - покорителей Сибири невозможно полностью восстановить
лишь на основе архивных документов, которые в большинстве своем составлялись
царскими чиновниками, предпочитавшими, естественно, умалчивать о некоторых
негативных аспектах русско-туземных отношений.
Данная
работа представляет собой попытку на основе фольклорного материала осветить
эту, долгое время остававшуюся в тени, сторону проблемы взаимоотношений
коренного и пришлого населения Сибири и показать завоевателей такими, какими
они виделись с точки зрения аборигенов.
Основой
для написания работы явились якутские исторические предания, цикл легенд об
Эллее, мифологические сказания эвенков и энцев, чукотские «времен войны вести»
и корякские сказки. Все эти фольклорные памятники фиксируют события XVII-XVIII
вв.[3].
Вышеперечисленные
источники могут быть разбиты на два вида: сказки, исторические и мифологические
предания. В сказке находят свое отражение наиболее стабильные явления жизни
(например, может быть отражен факт самого присутствия русских, социальные
институты, своим возникновением обязанные их приходу, наиболее характерные
черты поведения завоевателей и т.п.). Предания же в большинстве своем
повествуют об исторических фактах, событиях реально имевших место, что
подтверждается и архивным материалом. Правда, в некоторых случаях факты даются
опосредованно, т.е. сохраняется реальная основа событий, а связь их объясняется
мифологическими мотивами. Но так как в данном исследовании нас интересует не
столько канва событий и конкретность фактов, сколько общие впечатления туземцев
от знакомства с русскими, то со значительной долей уверенности мы можем
опираться на весь массив фольклорных источников.
В
фольклоре народов Северо-Востока Сибири для обозначения пришельцев с этнонимом
«русский» используется слово «казак». По частоте использования этих названий
весь фольклорный материал по данному региону можно разделить на три группы: 1)
фольклор народов, легко подпавших под «государеву высокую руку» и мало имевших
вооруженных столкновений с русскими (энцы, эвенки), в котором встречается
только название «русский»; 2) фольклор народов, покорившихся русским после
упорной и продолжительной борьбы (якуты), в котором наряду с «русскими» в
преданиях фигурирует и «казак»; 3) фольклор народов, не покорившихся
завоевателям или бывших лишь в частичной зависимости (чукчи, коряки), в котором
пришельцы представлены исключительно «казаками».
Как
видим, образ казака появляется в фольклоре тех регионов Сибири, населению
которых пришлось вести вооруженную борьбу с пришельцами. А так как основную
роль в боевых действиях играли именно служилые люди, то образ казака в сознании
аборигенов формировался как образ человека, чьим основным занятием было «усмирение»
«туземцев». В случае же, когда роль «вооруженной руки» в приведении аборигенов
в русское подданство была минимальна, казаки в глазах коренного населения ничем
не выделялись из общей массы русских. Таким образом, многое из того, что
касается русских вообще, будет справедливым и для казаков в частности, хотя,
несомненно, образ казака нес в себе и многие специфические черты. Иными
словами, казак в фольклоре народов Северо-Востока Сибири помимо черт,
характерных только для него, несет и комплекс черт, присущих ему в силу того,
что он является русским. Этот комплекс черт является общим как для образа
казака, так и для образа русского вообще, а посему, чтобы выделить его,
придется рассмотреть образ русского в фольклоре.
Вообще
русские являются немаловажной частью картины мироздания аборигенов. Об этом
говорит тот факт, что вы данном регионе во всех мифах о творении русские
присутствуют как важнейшие участвующие лица. Например, в легенде о появлении
разных народов, бытовавшей в северных районах Якутии, рассказывается о трех
сыновьях бога, младший из которых - русский - богом-отцом был назначен
главенствовать над другими старшими - якутом и эвеном[4]. Нарушение майората в
пользу младшего из братьев вносит ощущение несправедливости данного порядка
дел, которое, видимо, и призвана сгладить идея о божественном происхождении
власти русских. Подобный же сюжет имеется в чукотском мифе о творении, где
бог-отец предназначает все народы, кроме чукчей, в рабство русскому.[5] Только
чукчи должны быть равными русским. Здесь в мифе отражены остатки свободы,
сохраненные чукчами в борьбе с завоевателями. Признание чукчами русских равными
себе говорит о том, что пришельцы оказались достойными противниками. Чукчи
относились ко всем своим соседям крайне высокомерно и ни один народ в чукотском
фольклоре, за исключением русских и самих чукчей, не назван собственно
людьми[6].
Вообще
русские фигурируют в фольклоре аборигенов Сибири как опасность номер один. В
одном якутском предании из цикла об Эллэе якутский богатырь, убитый соплеменниками,
умирая, говорит им: «Скоро вы очень пожалеете о моей смерти, когда придут люди
с глубоко сидящими глазами и выдающимися носами…»[7].
Приход
русских был событием, определившим всю последующую историю аборигенов Сибири.
Осознание этого факта фигурирует в фольклоре в виде деления исторического
времени на период до русских (время Киргиса) и период после их прихода.
Соответственно, сам приход русских очень часто служит точкой отчета в ту или
иную сторону для временной привязки события[8].
Прибытие
русских осуществляется исключительно по реке на судах. Думается, это не только
отражение того факта, что русские для продвижения внутрь континента
использовали водные пути, но и сопряжение образа русского с образом реки,
который в фольклоре народов Сибири является многозначным символом. Река
связывает земной и подземный миры и именно по реке в мир людей приходит все
неизвестное, злое, враждебное. Русских приводит человек из соседнего племени в
отместку за обиды[9]. Таким образом, само прибытие русских выглядит как
вторжение чужого народа с изначально враждебными целями. Уже одним своим видом
пришельцы нагоняют страх и гиперболизированный облик, которым награждают
русских местные предания, отчасти объясняется тем впечатлением, которое они
произвели на коренных жителей. Наиболее реалистичную картину рисуют чукотские
предания, но и тут русские выглядят устрашающе: "одежда вся железная, усы
как у моржей, глаза круглые железные, копья длиной по локтю и ведут себя
драчливо - вызывают на бой "[10]. Поражает и устрашает сам вид пришельцев,
не похожих ни на один известный народ, их бешеная храбрость и
непредсказуемость, а отнюдь не гром выстрелов. Именно эта загадочность русских,
неясность их целей и заставляла туземцев целыми родами в страхе бежать от
чужаков. Однако, наибольший ужас на местное население наводила жестокость
русских, воспринимавшаяся аборигенами как абсолютно немотивированная, а
зачастую и бывшая таковой на самом деле. Отражение такого поведения пришельцев
встречается в одном частом мотиве: придя в новую землю, русские разбрасывают
бисер, железо, сладости и т.п., а когда туземцы подходят и берут их, дают из
засады залп, а оставшихся в живых забирают в плен[11]. Видимо, основой для
данного сюжета послужили факты первых контактов местного населения с русскими,
когда в случае неудачной торговли служилые и промышленные люди частенько
пускали в ход оружие.
В
энецких сказках русские («лусэ» фигурируют как народ, движущийся с верховьев
Печоры и уничтожающий людей на своем пути: «Найдут народ и… бьют, бьют сразу»[12].
Подобный сюжет обычен и для якутского и для чукотского фольклора. С той лишь
разницей, что в якутских преданиях истребление русскими местного населения
носит вынужденный характер и не является обязательным исходом конфликта. Роды,
согласившиеся платить ясак, сразу же попадали под охрану и защищались русскими
от агрессивных соседей. В чукотском же фольклоре истребление чукчей выступает
для русских как самоцель, - не случайно конфликт объясняется соображениями
мести. Каких-либо рациональных объяснений причины конфликта чукчи найти не
смогли. Сбор ясака играет в данном случае второстепенную роль и фигурирует в
преданиях в виде сбора меховых шапок с мертвых чукчей[13].
Вообще
образ пришельца в чукотском фольклоре несколько отличается от образа,
нарисованного якутскими преданиями. Объяснение здесь только одно: якуты вошли в
состав России сравнительно легко, боевые действия не отличались особой
ожесточенностью. Имея в течение продолжительного времени тесные контакты с
русскими, якуты сумели зафиксировать не только негативные, но и позитивные
черты пришельцев, которые суммировались в образе русского. Образ же казака
характеризуется главным образом именно отсутствием любых позитивных черт и даже
принципиальной невозможностью иметь таковые. Все зло, которое пришельцы несли
аборигенам Сибири, в первую очередь было связано с самими процессом завоевания,
а так как первейшей обязанностью служилых людей было именно приведение коренных
народов «во всяческую покорность», то в результате все отрицательные черты,
присущие русским вообще, персонифицировались в образе казака.
О
том, что казак в фольклоре является воплощением собирательного образа врага,
говорит, например, тот факт, что иногда в чукотских сказках казаки, с которыми
сражаются чукчи, имеют коряцкие имена. По-видимому, первоначально это были
предания о войне с коряками, но для усиления образа врага, для придания ему
общей выразительности коряки были названы казаками.
Однако,
несмотря на то, что казакам зачатую приписывали то, к чему они реально никакого
отношения не имели, казак в фольклоре и казак как историческое лицо имели много
общего. Не случайно в чукотском языке слово «Касаимел I» (казакоподобный) имеет
значение скверный, грубый, жестокий[14]. Предания содержат описания истязаний,
которым подвергались туземцы: убийство мирных жителей, угон оленей, желание
истребить всех аборигенов[15]. Как нам кажется, все это не является
преувеличением, продиктованным особенностями жанра, имеющим своей целью
изобразить противника в наиболее неприглядном виде, а себя выставить
исключительно страдающей стороной. Те же предания повествуют об аналогичном
обращении с русскими, попавшими в плен, что было бы невозможным, имей все
вышеописанные действия какую-либо негативную окраску в глазах аборигенов.
Скорее всего, подобное отношение к противнику представлялось делом обычным и
практиковалось обеими сторонами. Это подтверждается и архивными документами, в
частности, описаниями походов служилых лудей против чукчей в первой половине
XVIII в.
Описание
жестокости казаков, пожалуй, самый сильный мотив в чукотском фольклоре. С ним
перекликаются и сюжеты якутских преданий, в одном из которых повествуется о
том, как казаки расстреливают из пушек огромную толпу туземцев[16]. Если для
образа русского жестокость по отношению к аборигенам - всего лишь одна из черт,
то для казака эта черта является доминирующей. Причем жестоки они не только по
отношению к аборигенам. Сказания изобилуют описаниями кровавых стычек между
самими казаками[17].
Образ
казака в фольклоре неотделим от огнестрельного оружия. Его описание прекрасно
отражает то впечатление, которое это оружие произвело на туземцев. В одном из
якутских сказаний пушка описывается как «зверь с очень страстной, огненной
душой»[18]. Однако, и сами по себе казаки - храбрые и сильные воины, которые к
тому же бывают хитры и вероломны. Поэтому лучший выход - прекратить войну и
покориться. Многие предания заканчиваются призывом к миру.
Наряду
с войной образ казака, да и образ русского вообще связан с торговлей. Торговля
рассматривается как одно из основных занятий пришельцев. Торгующих якутов
называли «нууча», что означает «русский»[19]. В одном из редких эвенкийских
преданий, содержащих упоминание о русских, говорится о меновой торговле между
пришельцами и эвенками[20]. В чукотском мифе о творении основной задачей
русскому творец ставит производство чая, табака, сахара, соли, железа и
торговлю всем этим с чукчами. Всю важность торговли с пришельцами для
аборигенов отражает предание, в котором происхождение многих вооруженных
конфликтов объясняется нежеланием русских торговать[21].
Осмысленная
оценка значения прибытия русских и его последствий встречается лишь в якутском
фольклоре. Приход русских ознаменовывается установлением у якутов порядка,
прекращением междоусобиц. Русский закон почитался более справедливым, чем
обычное право. Русские назначают начальников из «лучших людей», которые
разбирают бытовые неурядицы и осуществляют справедливую раскладку ясака.
Однако, вместе с приходом русских начинается насильственная христианизация и
отмирание старых обычаев, с появлением русских связано и распространение новых
болезней.
Изменение
образа казака происходит в фольклорных памятниках, относящихся к более позднему
периоду, когда между коренным и пришлым населением установились довольно мирные
отношения. В них мы видим несколько иной образ казака, как человека живущего
среди туземцев и имеющего с ними дружеские связи. Но, повторяем, эти предания
относятся к периоду, когда русское население уже давно смешалось с местным и в
большинстве своем даже перестало считать себя собственно русскими.
Таким
образом, в процессе русского завоевания Сибири в ходе неизбежных столкновений у
аборигенов вырабатывался и позже отложился в фольклоре собирательный образ
русского как врага, который целиком переносится на казаков в силу их
деятельности по отправлению служебных обязанностей. Образно говоря, казак в
сознании аборигенов был синонимом врага, «человек с ружьем» и уже в
соответствии с этой установкой наделялся всеми отрицательными качествами, какие
только аборигены могли усмотреть у русских. Нередко и на деле казаки
оправдывали свой весьма непривлекательный образ, созданный туземным фольклором.
Список литературы
Словцов
П. Историческое обозрение Сибири. М., 1888. Кн. 1; Спасский Г. История плавания
россиян… // Сибирский вестник, 1821. Ч.15–16. Гл.11; Андриевич В. К. История
Сибири. Спб., 1989. Т.1–2; Шашков С. С. Исторические этюды. СПб., 1872; Богораз
В. Г. Чукчи. М.-Л., 1934. Т.1–2; Оглоблин Н. Н. Семен Дежнев // Журнал
Министерства народного просвещения, 1890, декабрь.
Сергеев
О. И. Казачество на русском Дальнем Востоке в XVII-XIX вв. М., 1983
Эргис
Г. У. Исторические предания и рассказы якутов. Якутск, 1960. Т.1–2; Ксенофонтов
Г. В. Элейада. М., 1977; Исторический фольклор эвенков. М.-Л., 1966;
Мифологические сказки и исторические предания энцев. М., 1977; Богораз А. Г.
Материалы по изучению чукотского языка и фольклора. Спб., 1900; Сказки и мифы
народов Чукотки и Камчатки. М., 1974.
Эргис
Г. У. Очерки по якутскому фольклору. М., 1974. С.144