2.2.2.
Книгопечатанье в Русском государстве с XV по XVIII века
2.2.3.
Русская книга с середины XVIII века до конца XIX века
3. Книга в ХХ
веке
ВВЕДЕНИЕ
Сначала было Слово. Но свою подлинную
мощь обрело оно лишь с появлением Книги. Книга сыграла и продолжает играть основополагающую
роль в развитии нашей цивилизации. Гигантская, накопленная за века библиотека –
надежная память человечества, где запечатлены его свершения и мечты, прозрения
и заблуждения.
Что же такое книга? По словам Р.Эскарпи[1],
книга, как и все живое, не укладывается в жесткие рамки определений. Во всяком
случае, еще никому не удалось дать ее точное и стабильное определение. Книга –
предмет совершенно особый. Когда берешь его в руки – он всего лишь бумага, но
книга – нечто иное. Мысль, лишенная опоры печатных знаков, не смогла бы стать
книгой. Книга – «инструмент чтения», но невозможно пользоваться ею механически.
Книгу продают, покупают, обменивают, но нельзя относиться к ней как к обычному
товару, потому что она одновременно многочисленна и единственна, неисчислима и
незаменима.
При небольшом объеме книга обладает
высокой насыщенностью духовного и фактического содержания, ее легко передавать
из рук в руки, легко копировать и размножать в любом количестве; книга –
наиболее простой инструмент; с любой отправной точки она способна высвободить и
рассеять во времени и пространстве всю заключенную в ней массу звуков, образов,
чувств, идей, сведений, а затем, вкупе с другими книгами, снова вобрать в себя
то, что в бесконечности самых различных сочетаний было рассеяно ею по столетиям
и континентам.
Она – плод определенных технических
процессов, подчиненных определенному замыслу и использованию. То же самое можно
сказать о большинстве произведений техники, но особенность книги в том, что эти
замыслы, цели, техника эволюционируют, подчиняясь воле истории, воздействуют
друг на друга и, изменяя свое содержание, меняют не только книгу как таковую,
но ее место и роль в личной и общественной жизни человека.
Тема данной работы – книга как
социальное явление, и я считаю, что начать ее надо с исторического обзора.
Во все времена книга была в авангарде идеологических
движений, их противоборств, мировоззренческой конфронтации, оказывалась то
кафедрой, то трибуной, то трибуналом для общественных взглядов и настроений;
много раз выходила на костер или эшафот то в качестве жертвы, то в облике судьи
и палача. История знает немало примеров, когда книга из орудия прогресса, из
«светильника разума», добра и красоты превращалась в источник реакции, застоя,
насилия, в проповедника духовной антропофобии и настоящего геноцида[3].
Перевоплощение книги
В древнейшие времена человеческая память
была единственным средством сохранения и передачи общественного опыта,
информации о событиях и людях. Известны так называемые бесписьменные
цивилизации, где огромное количество необходимых сведений просто заучивалось
наизусть, а на дальние расстояния посылались «живые письма» – гонцы.
Если перерывать историю мировой
литературы, то окажется, что все народы так или иначе прошли период «устной
книги». Бессмертные поэмы «Илиада» и «Одиссея», как известно, были записаны в
Афинах на свитках около 510 г. до н.э. До этого в течение веков поэмы
распространялись устно, аэды и рапсоды – древние певцы, сказители – пели их
наизусть на народных празднествах. Но запоминать многотысячные строки было
трудно, и первобытные сказители использовали ленточки и узелки, которые
помогали им.
По мере того, как расширялся кругозор
человека, и усложнялась его деятельность, у памяти появлялись другие помощники
– разного рода зарубки, узелки и, наконец, рисунки.
Ученые находят в пещерах и на скалах
изображения, сделанные рукой первобытного человека, отразившие его впечатления
от окружающего мира, жизни, природы. Это начатки искусства, но одновременно и
начатки письменности, ведь именно здесь человек впервые выразил в изображении
свою мысль.
Но первый этап собственно книги – это,
конечно, volumen, свиток листов папируса, подклеенных один к
другому. Такая удобная форма книги вполне соответствовала типу литературной
жизни, установившемуся к середине 1 т.до н.э. в Афинах и позднее в Древнем
Риме, с мастерскими переписчиков – настоящими издательствами, книготорговлей и
поступлением копий в большие библиотеки.
Разумеется, тогда книга имела довольно
узкое распространение – среди богатых книголюбов и просвещенного окружения
меценатов, а позднее в университетах и среди духовенства. В античном городе
самым обычным способом обнародования были публичные чтения. Для кратких
документов служили восковые дощечки, а для текущих записей начиная с Ш века до
н.э. использовали пергамен – материал более грубый, но зато более прочный и
дешевый, нежели папирус.
Следующее перевоплощение книги стало
возможно именно благодаря дешевизне и прочности пергамена. Разрезанный на
листы, сшитые затем в тетрадь, он дал новую форму – codex; здесь
уже было разделение на страницы, характерное для современной книги.
Такая форма, гораздо более удобная, чем volumen, была применена для справок и ученых изысканий, она была идеальна и
для юридического документа (слово code, то есть свод законов,
происходит от «кодекса»), и для духовных текстов, и для научного произведения.
Она полностью отвечала запросам цивилизации, менее занятой изящной
словесностью, чем своей политической безопасностью, теологией и сохранением
античных знаний. Начиная с IV в н.э. переплетенный пергаменный манускрипт более
тысячи лет был в руках духовенства универсальным средством хранения, сообщения
и распространения мыслей не только в христианском мире, но и в арабском, и в
еврейском.
Восстание рабов, кризис и падение
рабовладельческого строя привели к оскудению центров культуры и к уничтожению
массы книг. В эпоху раннего Средневековья Европа вернулась к временам
первобытной дикости. Сохранились лишь немногочисленные монастырские ценности,
где велась переписка книг. Однако изменение значения книги в средние века уже
столь велико, что переписывание и иллюстрирование манускриптов становится
похвальным, богоугодным занятием. Заботливо организована пересылка книг из
монастыря в монастырь, из города в город, порою на очень большие расстояния.
Наряду с молитвенниками, библиями, трактатами Блаженного Августина и Фомы
Аквинского переписывались книги Цицерона, Вергилия, Тита Ливия. Создавались
героические эпосы (наиболее известный – «Песнь о Нибелунгах»).
Огромную роль в развитии книжной
культуры Средневековья сыграло литературное наследие античности. Произведения
Гомера, Эсхила, Еврипида, Платона, Аристотеля не только переписывали, но и
обогащали собственными комментариями. Литературные труды Ефрема Сирина, Иоанна
Дамаскина составляли энциклопедию знаний для православных христиан.
Особого расцвета достигла и арабская
культура, распространившаяся от Инда до Пиренеев. Арабы дали Европе дешевый
писчий материал – бумагу. Это привело к увеличению производства рукописей.
Стали появляться дешевые «издания» для повседневного пользования (например,
часословы). С их появлением университеты организовали для своих студентов
переписывание учебных текстов. На учебники школяр в ХШ веке расходовал примерно
ту же часть своего бюджета, что и его собрат ХХ в. Удешевление книг расширило
круг потребителей и тем самым содействовало формированию общественных и частных
библиотек
Однако как бы ни была искусна и красива
копировка книг от руки, она имела свои пределы. С ХIV
века доступ к чтению, бывшему ранее
привилегией просвещенных, получили новые слои общества. Эти новые читатели –
дворяне и буржуа, торговцы и чиновники – в повседневной жизни не имели вкуса к
латыни. Они хотели получить не только технические произведения, но также книги
для отдыха, увлекательный вымысел – и все это на добром романском языке. Так
родился роман, успехи которого ускорили новый и решительный сдвиг в развитии
книги – книгопечатанье.
От первопечатной книги до
«бестселлера»
Успехи книгопечатанья были быстрыми и
разительными. Оно возникло как раз вовремя, подтверждая, что техническое
открытие получает признание только тогда, когда оно отвечает насущным
социальным потребностям. Условия для книгопечатания в Европе были благоприятными
– языки, использующие алфавитную систему из двадцати шести букв, но что еще
важнее – европейская цивилизация переживала экономический и духовный подъем, и
распространение письменных документов стало для нее камнем преткновения.
Обстоятельства требовали, чтобы книгопечатанье было, наконец, изобретено.
Открытие, быть может самое значительное
в истории человечества, вошло в жизнь прозаически: первые печатники увидели в
нем всего лишь удобный способ для того, чтобы ускорить копирование книг,
улучшить их внешний вид, снизить себестоимость. Все – и производство и продажа
книг – свидетельствуют о том, что главной заботой печатников было увеличение
собственных доходов. Та же забота проявляется и в выборе первых печатных
текстов – все это самый ходовой товар: религиозные сочинения, сборники
занимательных историй, технические пособия, рецептурные книги – вот главное в
каталоге наших практичных издателей. Вот что говорит об изобретение
книгопечатанья Герберт Уэллс[4]:
«… стали дешевле учебники, огромное число людей научилось читать. И дело не
только в том, что книг стало больше. Их стало проще читать и потому проще
понимать. Уже не надо было мучаться, разбирая витиеватые буквы и пытаясь понять
их смысл. Читателям уже ничто не мешало… С XV века,
собственно, и начинается история развития европейских литератур. Мы видим, как
на смену местным диалектам приходят единые итальянский, английский,
французский, испанский, а позднее – немецкий. Тогда в целом ряде стран
национальные языки становятся языками литературными. Их разносторонне используют,
всячески обрабатывают, делают их точными и выразительными. Эти языки обретают
способность, подобно греческому и латыни, нести все богатство философской
мысли».
Успехи книгопечатанья превзошли все
ожидания. Первая печатная книга появилась в 1454 г. в Майнце, в Риме – в 1464
г, в Париже – в 1470, в испанском городе Валенсия – в 1474 и в Лондоне – в
1476. Некоторые исследователи оценивают число инкунабул, то есть книг, напечатанных
в Европе с 1450 по 1500 г в 20 млн.экземпляров. В Европе тогда насчитывалось
менее ста миллионов жителей, к тому же в большинстве своем неграмотных. В 1530
г книгопечатанье ступило на американский континент, вице-король Антонио де
Мендоса ввел его в Новой Испании, в Мексике.
Книга приобрела новое измерение. Первые
инкунабулы выходили тиражами в несколько сот экземпляров. Средний тираж
превысил 1000 экземпляров только в середине ХVI века. В
XVII веке он уже колебался между 2000 тысячами и 3000 тысячами и остался на
этом уровне до конца XVIII века. За редким исключением, на ручном печатном
станке нельзя было достичь большего. К тому же печатники, которые теперь
отделились от книготорговцев, занятых сбытом продукции, опасались, что
увеличение тиражей обесценит их товар. Цехи печатников ограничивали одновременно
и количество типографий и важные издания.
Несмотря на постоянную тенденцию к
снижению, цена книги в Западной Европе держалась на уровне, доступном лишь для
зажиточных буржуа, но не для представителей средних слоев и тем более рабочих.
Последние, если не были совершенно неграмотными, располагали для удовлетворения
потребности в чтении лишь расхожими изданиями, которые им предлагали торговцы-разносчики:
сказками, балладами или календарями.
Можно сказать, что великая европейская
литература XVI, XVII, XVIII веков, опорой и проводником которой стала печатная
книга, распространялась лишь в очень узком социальном кругу.
В XVIII веке
Англия была самой грамотной страной Европы и страной, где издательское дело
достигло наивысшего расцвета. Однако даже продажа «Памелы» и «Джозефа Эндрюса»
(самые крупные успехи книготорговли) не превышала нескольких тысяч экземпляров.
Во Франции тиражи были определенно более
низкими, и хотя насмешка Вольтера – пятьдесят читателей на каждую серьезную
книгу и пятьсот на каждую развлекательную – преувеличение, тем не менее
читающая публика во Франции представляла собой лишь малочисленную аристократию
письменной культуры, как тогда говорили – «литературы».
Эта аристократия была международной.
Никаких соглашений о литературной собственности мир книги еще не знал, и ничто
не сдерживало «пиратского» издательства, морально спорного, но выгодного для
развития культуры. Так, в Соединенных Штатах Америки после завоевания
независимости бурно развилось книгоиздательское дело путем паразитарного
использования английского издательства. Благодаря торговым традициям или
политической ситуации некоторые города, подобно Амстердаму и Лиону, в течение
столетий были международными центрами по распространению книги среди
просвещенной части общества. Чтобы обойти Европу, «Божественной комедии»
понадобилось более четырех столетий. «Дон Кихоту» оказалось достаточно двадцати
лет, а «Вертеру» – пяти лет. Литературный мир был поделен между пятью-шестью самыми
распространенными языками. Никогда всемирная общность просвещенных людей не ощущалась
так живо, как в XVIII веке.
Однако уже давно книга подготавливала
свой четвертый сдвиг – машинное книгопечатанье. Первые предвестники его
появились в эпоху Просвещения. Как и в XV веке, к
чтению потянулись новые социальные слои – главным образом мелкая буржуазия, и
они требовали новых книг от системы, которая не была на них рассчитана и
исключала их. Эта новая потребность послужила одной из причин развития прессы,
тиражи которой были еще очень скромными.
Но рынок все развивается, и с его
развитием книгопечатанье и книготорговля меняют свой облик. Зарождающееся
капиталистическое предприятие приспосабливает книгу к своей структуре.
Появляется лицо, ответственное за предприятие – издатель. Он оттесняет
печатника и книготорговца на второстепенные роли. С другой стороны,
литературная деятельность начинает оформляться как профессия. Зависевшая до тех
пор от богатых любителей и меценатов, она требует рентабельности своего труда.
Писатели – от д-ра Джонсона до Дидро – ставят вопрос об авторском праве и праве
собственности на литературное произведение.
Самые противоположные идеологические
течения последней трети XVIII века сходились на том, что нужно распространять
книгу «в народе». Методизм в Англии, энциклопедизм, а позднее революционное
направление во Франции, в меньшей степени просвещение в Германии неожиданно
придали потребности в чтении характер необходимости.
Именно тогда, за какие-нибудь несколько
лет – с 1800 по 1820 гг – новые изобретатели совершенно преобразили технику
книгопечатания: это были металлический печатный станок, скоропечатная машина с
цилиндром и ножным приводом, паровая машина. Уже к концу правления Наполеона за
одни час можно было напечатать больше листов, чем пятнадцать лет назад за целый
день. Близилась эра больших тиражей.
Прежде всего она наступила в Англии, ибо
большинство усовершенствований в печатном деле было английского происхождения.
Провозвестником новой эры был Вальтер Скотт с его знаменитыми романами, но
честь ее открытия принадлежала Байрону: в 1814 г его «Корсар» имел поистине
грандиозный успех – в первый же день было продано 10 000 экземпляров. К 1848
году вал докатился до Франции, где одновременно возросли тиражи прессы, а с
1848 г та же волна захлестнула остальную часть Европы и Америку.
Последствия этих перемен были весьма
глубоки. Прежде всего, писатель потерял связь с огромным большинством своих
читателей. Лишь культурная элита продолжала еще участвовать в создании
влиятельного литературного мнения, непосредственно или с помощью критики. Безымянная
же масса прочих читателей вошла в мифологию литературы в образе безбрежного моря,
в волны которого поэт наудачу бросает свою бутылку с запиской.
Теперь уже было невозможно игнорировать
читательские массы – отныне на них держалось книгоиздательское дело, они
обеспечивали его доходность. И если буржуа XIV и XV
вв противопоставляли латинскому языку церковной книги язык повседневности, то в
XIX веке благодаря новому читателю из народа
космополитическую книгу элиты вытеснила книга на национальном языке.
Пробудившееся национальное сознание поставило книгу наравне с веком.
Не последнюю роль сыграло здесь и
пробуждение классового сознания. Читальни, библиотеки, дешевые выпуски романов
с продолжением все глубже продвигают книгу в те социальные слои, для которых ее
открыли успехи просвещения. Книга становится знаменем революционной мысли 1848
года. Усвоена истина, что дорога к свободе пролегает через культурные завоевания.
Во Франции, во времена Второй империи, издатель-республиканец Жюль Хетцель и
основатель Лиги просвещения Жан Масе объединяются, чтобы распространить книгу
самым широким образом как оружие в руках народа.
Первые признаки нового, пятого сдвига
появились в Англии, здесь раньше, чем где-либо, сказались неизбежные
последствия капиталистической индустриализации. Книжную новинку продавали тогда
по цене, которая не менялась вплоть до второй мировой войны – 10 шиллингов 6
пенсов (единица расчета за предметы роскоши). Однако уже начиная с 1885 года
появились общедоступные переиздания хороших массовых книг по цене порядка 6
пенсов, причем тиражи исчислялись десятками тысяч экземпляров. В самом конце
века романы или поэмы с сокращениями стоили всего 1 пенни, а с 1896 г издатели
за ту же цену предлагали полные тексты произведений Голдсмита, По, Скотта,
Диккенса, Дюма, Сю и Мериме.
Но было еще рано для подобных начинаний.
В обществе, где различные социальные группы были строго обособлены, «массы»,
интересующиеся таким чтением, на деле составляли лишь привилегированное
меньшинство. И если Англия, благодаря быстрому развитию городских центров, еще
имела некоторые сдвиги в этой области, то большая часть населения других
цивилизованных стран читала то, что предлагали ей киоски и торговцы-разносчики
– порядком искаженные произведения древних классиков, сентиментальные романы,
народные предания, фривольные истории, песенники, календари и т.д. В некоторых
странах это продолжалось и после первой мировой войны и даже вплоть до середины
ХХ века.
Как показывает история, появившись
сначала как «помощник» человеческой памяти, книга постепенно становилась
«источником знаний», затем – распространителем новых идей, руководством к действию. Прошло еще время – и
вот мы уже не мыслим без книги своего существования. Теперь это и учебник, и
работа, и развлечение. Следовательно, чем просвещеннее, цивилизованнее
становился человек, тем больше книга становилась именно социальным явлением,
тем большую роль она играла в обществе. Однако, на мой взгляд, следует
различать западное общество и русское, российское. В Западной Европе, на два
века раньше вставшей на капиталистические рельсы, книга никогда не являлась
трибуной политических дебатов, не превращалась в арену борьбу между различными
партиями, потому что существовали нормальные политические институты, и власть
практически никак не влияла на репертуар издаваемой литературы. В России же, по
словам Бутенко И.А.[5]
, за правительством традиционно признавалось право решать, что именно граждане
могут публиковать и читать. И поэтому, в условиях самодержавия, именно книга
стала выражением мнений о судьбе страны, ее дальнейшем устройстве. Это привело
к становлению устойчивой российской писательской традиции – объединятся вокруг
того или иного издания в соответствии с разделяемыми или даже пропагандируемыми
общественно-политическими взглядами. В Западной Европе книга в большей степени
являлась товаром. Издавалось то, что коммерчески наиболее выгодно: литературная
деятельность начала оформляться как профессия уже в XVIII веке,
писатели уже тогда ставили вопрос об авторском праве. Совсем не так было в
России. Поэтому, рассматривая книгу как социальное явление, представляется интересным
уделить больше внимания именно российской книге. Изучение социологии книги, естественно,
неотделимо от рассмотрения фактов истории ее появления и распространения на
Руси.