Реферат: История русской православной церкви
Новая русская церковь на Днепре и
Волхове стала новым и обильным источником доходов для её «духовной матери»,
константинопольской церкви, и новым орудием эксплуатации в руках верхов
киевского общества. За эти материальные выгоды можно было заплатить
приспособлением христианской идеологии к народной религии днепровцев, тем более
что эта плата не расценивалась материальным образом, - попросту говоря, ничего
не стоила. «Издержки производства» свелись только к нескольким усмирениям
народных бунтов, во время которых опять – таки была пролита главным образом
кровь смердов и пострадало их хозяйство. В 10 – 11 веках монастыри являются
хозяйственными предприятиями эксплуататорского характера.
В меньшей степени, но те же черты можно
уловить и в истории основания некоторых церквей. Церкви ставились почти
исключительно князьями и боярами или в качестве официальных государственных
храмах, или в качестве фамильных усыпальниц, или для обслуживания культов
излюбленных святых. Это явление ярко запечатлелось и в иконографии.
Иное положение заняла церковь в
следующий период – удельного феодализма, когда после разгрома Киевской Руси
татарами и ее запустения центр русской жизни переместился в Новгородскую и
Ростовско-Суздальскую области.
Период с 13 до
середины 15 века характеризуется типичными чертами феодального строя:
феодализация охватила все стороны русской жизни, в том числе и сферу религии и
церкви. Рост денежного хозяйства и обычно сопровождающие его кризис
крестьянства и коллизия городского и феодального общества были еще делом
будущего. Утверждение феодального строя оказало немаловажное влияние на
церковную организацию, которая претерпела существенные изменения сравнительно с
теми формами, в какие она отлилась на Днепре. Там по преимуществу действовало
византийское церковное право, принесенное греческим клиром; здесь византийские церковные
нормы сохранились лишь номинально, форма церковного господства приобрела
феодальный характер и совершенно спаялась в одно органическое целое с формами
светского феодального господства. Общество 13-14 веков в целом сохраняет старый
взгляд на религию.
С другой стороны,
элементарные познания по части христианского вероучения ,и культа были чужды не
только мирянам и низшему духовенству, но и монашеству и представителям высшей
иерархии. В этом отношении очень любопытны сообщения иностранных путешественников,
относящиеся, правда, к 15 – 17 вв., но тем более имеющие силу для
рассматриваемой эпохи. Иностранцы утверждают, что простые миряне не знали ни
евангельской истории, ни символа веры, ни главнейших молитв, в том числе даже
«Отче наш» и «Богородице дево», и наивно объясняли свое невежество тем, что
«это очень высокая наука, пригодная только царям да патриарху и вообще
господам и духовным лицам, у которых нет работы».
Богословные знания были мало
распространены в среде духовенства даже в конце 17 века; лишь очень небольшая
часть русского грамотного монашества имела настоящее понятие о христианском
священном писании и вероучении, а прочие книжники-монахи 14 – 16 веков заменяли
христианскую богословную систему своеобразной собственной системой, которую
обычно не совсем правильно называют начетничеством.
Имеют место быть сведения о том, что
попы и причетники часто приходят для совершения службы пьяными, иной раз
затевают между собою ссоры, сквернословную ругань и драки, даже «до
кровопролития».
Другие православные «всяких чинов люди совсем иногда
не ходили в церковь и никогда не говели, хотя заявляли претензии на погребение
при церкви, жалобы на такое небрежное отношение к исполнению основного
требования христианского благочестия идут вплоть до указов Петра 1.
В простоте душевной русские того
времени не скрывали и того значения, какое они приписывали иконам. Икона – это
их наиболее близкий, домашний бог, это их личный фетиш, они так и называли
икону богом. Тот обычай, какой сохранился теперь только у немногих отсталых
крестьян да у серого монашества, обычай кланяться при входе в дом прежде всего
богу, тогда был всеобщим, и если гость, входя не видел иконы, первый вопрос его
был: где же бог? Этот бог живет и чувствует, видит и слышит.
В 13 – 15 веках по общему правилу
святой почитался обыкновенно только в той местности, где родился, жил и создал
себе репутацию святого.
Со второй
половины XV в. наступает экономический переворот — появляется постоянный и с
каждым десятилетием расширяющийся рынок для сбыта сельскохозяйственных
продуктов, растут города и возникает русское бюргерское сословие, и вместе с
тем денежные отношения проникают в деревню и преобразовывают отношения между
господами и крестьянами. Старые самодовлеющие феодальные миры теряют свою
независимость, центробежные силы слабеют, крепнут силы центростремительные, и
в XVI в. слагается Московское государство на развалинах прежних удельных
княжеств и крупных боярских вотчин. Феодальные церковные миры уступают место московской
централизованной митрополии, а потом и патриархии. В течение второй половины
XV и всего XVI в. кипит на этой почве ожесточенная социальная борьба, в
которой церковные группы и деятели принимают оживленное участие. Кризис
феодальной церкви сопровождается появлением разнообразных еретических течений.
Так церковь
вдвинулась в орбиту новых социально-политических отношений, вовремя стряхнув с
себя гири феодализма, тянувшие ее к гибели. Однако урегулированием
экономической базы дело не кончилось. Порвав с удельным феодализмом и перейдя в
подчинение московской «державе», церковь должна была провести централизацию в
культах и организации.
Превращение
церкви из орудия господства феодалов в орудие господства дворянского
государства получило свое завершение в 17 веке.
Все церковные соборы XVI и XVII вв. созывались
царскими указами, члены их приглашались лично царскими грамотами, порядок дня
определялся царем, и самые проекты докладов и постановлений, составлялись,
заранее предсоборными комиссиями, состоявшими обычно из бояр и думных дворян.
На заседаниях соборов всегда присутствовал или царь, или его уполномоченный
боярин, который зорко следил за точным выполнением предначертанной программы.
Официальная реформа и разгром церковной
оппозиции.
Сущность официальной
реформы заключалась в установлении единообразия в богослужебных чинах. Объединенная
российская церковь, родная сестра восточных церквей, не имела единообразного
богослужебного чина и разнилась в этом от своих восточных собратий, на что
постоянно указывали и Никону и его предшественникам восточные патриархи. В
единой церкви должен был быть единый культ. Соборы XVI в., возведя в ранг
всероссийских святых местных патронов, не завершили этим дело объединения
культа. Надо было ввести единообразие также и в богослужебном чине, заменить
удельную богослужебную пестроту московским единообразием. Вопрос о проведении
этой принципиальной реформы возник еще до Никона в связи с победой техники в
книжном деле. Пока были рукописные книги, изготовлявшиеся на местах местными
переписчиками и по местным оригиналам, вопроса о реформе и быть не могло; но
когда во второй половине XVI в. в Москве появился Печатный двор и было решено
снабжать все церкви печатными богослужебными книгами, справщики, т. е.
редакторы печатных изданий, открыли необычайное разнообразие в рукописных
книгах как со стороны отдельных слов к выражений, так и со стороны чинов
богослужебных обрядов. Ошибки и описки было нетрудно исправить; но дело было
сложнее — нужно было выбрать какой-то один, наиболее правильный, чин и
зафиксировать его в печатных книгах, уничтожив тем самым все остальные
обрядовые варианты. Главное затруднение оказалось в выборе образца для
исправления. Для царя и Никона это были тогдашние греческие чины; для огромного
большинства клириков — древние русские чины, закрепленные в «харатейных»
(рукописных) книгах.
Внутрицерковное движение кончилось
победой официальной реформы. Дворянско-московская церковь нашла свое кредо и
при его помощи стала утверждать свое господство. Осужденные служители старой
веры, однако не подчинились и ушли «в раскол», т.е. отклонились от официальной
церкви и продолжали с ней борьбу разными способами.
С конца 60-х годов 17 века Московское
государство неоднократно потрясается восстаниями, возникающими в разных местах,
как в центре, в самой Москве, так и на окраинах, на далеком севере и на Дону.
Почти все эти движения носят религиозную окраску.
В практической жизни крестьянина
большое значение имели пережитки старинных магических манипуляций, чем обряды
нового христианского культа.
В XVIII в. в различных слоях раскола
началась внутренняя дифференциация, которая привела единое течение раскола к
противоположностям, поставила различные элементы раскола друг против друга. В
этом развитии противоположностей и крайностей, в развитии борьбы между
отдельными течениями внутри раскола самый термин «раскол» потерялся и
обезличился. Новые формы жизни принесли с собою новые силы, новые организации
и новые клички. Если XVII в. был героическим, то XVIII — был веком эпигонов.
Конец XVII в., весь XVIII и первые 60 лет
XIX в. русской истории проходят под знаком крепостного права. На базе
крепостного хозяйства проходит первый этап своего развития товарное
земледельческое производство помещика, вырастает торговый капитал и пускает
первые свои ростки промышленный капитал. Явления церковной жизни, однако, тесно
переплелись с политическими явлениями, ибо церковь начиная с
20-х годов XVIII в. из фактической служанки
государства формально превращается в орудие государственного управления.
Перемены, происходящие в церкви, всегда являются следствием перемен в
политической жизни. Церковь совершенно утрачивает способность к каким-либо
самостоятельным выступлениям и действует лишь как одно из учреждений
самодержавия.
Контроль был вверен обер-прокурору синода,
светскому чиновнику, названному в официальной инструкции 1722 г. «оком
государя и стряпчим по делам государственным». Он, подобно
обер-прокурору сената, обязан был «смотреть накрепко, дабы синод свою должность
хранил и во всех делах истинно, ревностно и порядочно без потеряния времени по
регламентам и указам отправлял», «также должен накрепко смотреть, дабы синод
в своем звании праведно и нелицемерно поступал». В случае упущении или
нарушений указов и регламентов обер-прокурор должен был предлагать синоду,
«дабы исправили»; «а ежели не послушают, то должен в тот час протестовать и
иное дело остановить, и немедленно донесть нам (императору).
«Попечение» синода о церковных вотчинах
привело не только к уменьшению доходов казны, но также и к таким последствиям,
которые стали грозить безопасности дворянского государства. Эксплуатация
крестьян архиерейских и монастырских вотчин приняла неслыханные по жестокости
и грабительству размеры; на крестьян сыпались как из рога изобилия лишние
сборы и повинности, «всяческие обиды и разорения».
Плоды реформы правительство пожало в
начале XIX в., когда старые, уже не удовлетворявшие новым требованиям коллегии
были заменены министерствами, в которых строго проводился принцип единоличного
управления.
В 1718 г. были закрыты все домовые
церкви, кроме церквей, принадлежавших членам императорской фамилии, «ибо сие
лишнее есть и от единой спеси деется, и духовному чину укорительное: ходили бы
господа к церквам приходским и не стыдились бы быть братиею хотя и крестьян
своих в обществе христианском», мотивирует эту меру задним числом Духовный
Регламент. Таким образом, частный культ был запрещен, и вместо домашних
духовников, своих холопов, прихожане должны были обращаться к приходским
духовникам, служителям государственной церкви.
Стремления правительства к уменьшению
числа лиц духовного сословия идут в XVIII в. по двум направлениям. Первый, как
будто рациональный, путь к разрешению проблемы заключался в установлении
нормальных штатов приходского духовенства.
Государственная церковь должна была
прежде всего и главным образом исполнять те обязанности, которые на нее
возлагало государство.
Вопрос об идеологии был больным вопросом в XVIII в.
XVII век еще не знал его; пока нерушима стояла «старая вера», отправление
обрядового культа было в то же время и самым главным делом веры. Реформа
Никона разрушила старую веру, но не дала ничего взамен ее, в конце концов и
сам Никон усомнился в правильности той «новой веры», какую принесли с собой
исправленные по греческим образцам служебники. Новый обряд не мог приобрести
такого же авторитета, как старый. И уже при Никоне высказывается мысль, что
дело не в обряде, а в религиозной теории, т. е. в том, что всегда было на
последнем плане в дониконовской церкви.
До конца 19 века новая «богословия» туго прививалась
к духовной среде.
Дела о «суевериях», т. е. о явлении новых икон, от
которых происходят чудеса, о появлении юродивых и благочестивых целителей
молитвой различных болезней не сходят с консисторских столов в течение XVII и
XIX вв. Отношение к таким делам почти всегда было самое строгое, хотя бы
виновники их были самыми ортодоксальными людьми. Зато провозглашение новых
святых и новых мощей, происходившее официальным образом, всегда обставлялось
самым торжественным образом, при непременном участии высокопоставленных особ.
В этих случаях церковь всегда умела блеснуть в качестве «руководительницы»
народной массы. Сами императоры, кончая Николаем II, нередко принимали здесь
активное участие, и эти празднества для объективного наблюдателя всегда
получали любопытный и весьма поучительный смысл.
В первой половине XVIII в. правительство
вместе с синодом вело свирепую борьбу против раскольничьих общин, сложившихся в
конце XVII в. на различных окраинах Московского государства. Поэтому начиная с
XVIII в. новые общины раскольников слагаются преимущественно за рубежом. Это
была такая же оживленная эмиграция и по таким же мотивам, как эмиграция из
Англии пуритан в XVI в. и индепендентов в XVI и XVII вв. С особенной силой эта
эмиграция шла во время бироновщины, в 30-х годах XVIII в., когда вакханалия
властей над раскольниками достигла ужасающих размеров. К концу XVIII в.
регистрированных раскольников по берегам Оки и Волги только в пределах Нижегородского
края .насчитывалось до 46000. В пристанях и приречных слободах старообрядцы
захватили в свои руки все судостроение и торговлю, совершенно оттеснив в
сторону немногочисленное купечество, державшееся никонианства.
В середине XVIII в. старообрядческая буржуазия, российская
и зарубежная, обладала уже «великими промыслами и торгами». Правительство
Екатерины II учло это обстоятельство как финансовую возможность и отменило
целый ряд ограничений, взвалив зато на плечи старообрядцев тягло на общем
основании. В конце 1762 г. был опубликован манифест Екатерины, призывавший в
Россию селиться людей всех «наций», «кроме жидов», а также приглашавший
вернуться в Россию всех русских беглецов, обещая им прощение преступлений и
другие «матерняя щедроты». Под беглецами в первую голову, как разъяснил сенат,
разумелись раскольники; кроме права вернуться им были обещаны и другие льготы:
разрешение не брить бороду, носить какое хотят платье, шесть лет свободы от
всяких податей и работ; каждый имел право либо вернуться к прежнему помещику
(!) либо записаться в государственные крестьяне или в купечество.
В XVIII в. в положении крестьянства,
по существу, не было перемен; были только моменты особого обострения
крепостного права, но не было таких моментов, которые открывали бы перед
крестьянином перспективы лучшего будущего. XIX в. начался указом о свободных
хлебопашцах, затем началась агония крепостного права в виде аракчеевщины и
тисков николаевской эпохи; после этого пришла эмансипация, которая при всей ее
половинчатости все-таки глубоко затронула крестьянский быт и заставила мужицкую
мысль шевелиться несколько быстрее, чем раньше. Поэтому и религиозная жизнь
крестьянства в XIX в. неизмеримо богаче, чем в XVII или XVIII в.: секты
появляются одна за другой в бесчисленном количестве.
Крестьянство, по самому существу своему
поставленное лицом к лицу со стихийными силами природы, для него таинственными
и неведомыми, не в силах уйти из сферы религиозного мышления. Даже простое
бегство от невыносимых условий жизни оно облекло в религиозную форму, возвело в
религиозный принцип жизни. Бегство и странничество, естественные житейские
явления 18 века, служившие для крестьянства чуть ли не единственным выходом из
тисков тогдашней жизни, получали религиозную санкцию и были легко исполнимыми
заповедями.
К последней четверти XVII в. относится
начало двух других крупных течений сектантства, возникших в крестьянской
среде,—духоборчества и молоканства. Секты «духовных христиан», как называли
себя и те и другие, сформировались в последней четверти XVIII в.. Духоборцы
появились в Екатеринославской губернии, среди казачьего населения, которое в
царствование Екатерины было до крайности стеснено и разорено раздачами,
украинских казачьих земель помещикам; молокане одновременно с ними дали о себе
знать в Тамбовской губернии-—отчасти среди крестьян, отчасти среди мелкого
городского мещанства и ремесленничества. Между той и другой сектой много
общего, и вначале власти духовные и светские их путали; однако между ними есть
и различия, которые объясняются не совсем одинаковым социальным составом и
различными условиями их быта.
Молоканство и духоборчество
молочноводского периода были типичными проявлениями коммунистического
сектантства в период разложения крепостного права, когда крестьянство жило
между крепостным игом и освобождением без земли. Всякая подобная религиозная
организация неминуемо превращалась в орудие накопления для части ее членов и
таким путем особенно быстро становилась организацией господства и эксплуатации.
На иллюзиях никогда нельзя строить ни свободы, ни равенства, ни материального
благополучия трудящихся масс.
Торгово-промышленный рогожский союз в
первые 30 лет XIX в. выступил в новой, еще почти неслыханной в России, роли.
Крестьянам был прямой расчет переходить в старообрядчество, ибо перед ними
открывалась перспектива быстрого выхода из крепостного состояния и избавления
.от рекрутчины.
Правительство Николая I плохо
разбиралось в различных раскольничьих направлениях и толках, но оно ставило
себе определенную и вполне понятную с его точки зрения задачу: разрушить
основу раскола посредством экспроприации его имуществ и разгрома его организаций—как
благотворительных, так и богослужебных.
Между тем с падением крепостного права
обстоятельства для старообрядчества складывались необыкновенно благоприятно.
Начиная с 60-х годов раскол растет настолько быстро, что все население к концу
70-х годов делится почти поровну между православием
и расколом.
В то время как старообрядческая
поповщинская церковь неуклонно шла по ясной и неизменной линии своего
развития, беспоповщинские организации, как и в XVIII в., продолжали переживать
значительные колебания, проходя через смены оживления и упадка, и не могли так
же прочно укрепиться, как поповщина, отчасти вследствие репрессий
правительства, отчасти в силу раздиравших их внутренних противоречий и слабости
той почвы, на которой они находились. Поповщинская церковь организовала
массы, раскинув свои общины по всей России и связав их сначала единством
культа, а затем единством и культа и иерархии. Беспоповщинские организации
были автономными общинами, мало связанными одна с другой; в каждой из них
слагались свои обычаи и своя идеология.
Подобно беспоповщине, роль организующей
первоначальное накопление силы сыграли в начале XIX в. и скопческие
организации, действуя в среде сначала торгово-промышленного, а затем ссудного
приложения капитала. Специфической особенностью скопчества была его
способность содействовать быстрейшему процессу дифференциации крестьянства и
вытягивать из деревни в город наиболее податливые и подходящие для капитала
элементы.
Золотое время для скопчества окончилось в 20-х
годах 19 века.
После 1861 г. сектантство получило чрезвычайно
широкое распространение и обнаружило целый ряд новых форм и видоизменений,
обусловленных пореформенной экономикой и бытом города и деревни.
Многочисленные секты пореформенного периода резко распадаются на две группы —
на секты чисто крестьянского характера, возникшие в связи с проведением
реформы 1861 г., и на секты мелкобуржуазные, смешанного состава, вбиравшие в
себя мелкобуржуазные и полукапиталистические элементы деревни и города и
возникавшие в связи с быстрым ростом капитализма после 1861 г., который
разлагал деревню на противоположные полюсы и питал на первых порах мелкую
буржуазию города — кустарей, лавочников, мелких хозяйчиков ремесленных
мастерских и небольших фабрик и заводов. В то время как секты первой категории
отличались известными индивидуальными чертами, связанными со злобой дня, секты
второй категории обнаруживают некоторые общие черты, в особенности ослабление
коммунистических и мистических тенденций, заменяющихся нередко самой
откровенной защитой частной собственности и рационализмом в догматике и в
обрядности. Если секты первой категории были еще организациями борьбы
трудящихся, то секты второй категории были уже неприкрытыми организациями
эксплуатации и если боролись, то только со своим злейшим конкурентом в этой
области—синодальной церковью.
В начале 70-х годов обнаружилось в
некоторых деревнях Екатеринбургского уезда повальное бегство крестьян в леса
со всем скарбом и детьми. Следствие выяснило, что крестьяне уходят в лес от
антихриста, царящего якобы теперь в мире; всякий, кто не хочет принять его
печать, должен уходить в пустыню. Печать антихриста—это деньги; она
распространяется всюду в куплях-продажах, и всякий, кто что-либо покупает или
продает, принимает печать антихриста. Одновременно с этими вполне ясными
сектами появилась в северной части Вятской губернии еще одна секта, которую
некоторые корреспонденты Пругавина считали даже не сектой, а скорее
политической группой.
Уральские секты эпохи эмансипации
вращаются еще в среде старых представлений и формул в зависимости от
хозяйственной отсталости Приуралья, для которого эмансипация была тяжелым,
мучительным переломом. Во внутренней России эмансипация дала новые формы
сектантства. Она покончила со старыми примитивными формами мессианизма и со
связанной с ними мистикой, выдвинув практические задачи, продиктованные новыми
условиями быта. Эта перемена в характере сектантства была обусловлена
историческим ходом событий, опрокинувшим эсхатологические ожидания. Взамен
конца света пришла эмансипация. Оставалось либо отбросить совсем эсхатологию и
искать новые религиозные пути, либо сохранить эсхатологию в официальной
церковной оправе, пойдя на примирение с церковью. Вследствие этого развитие
сектантства на старых началах после реформы 1861 г. приостановилось. Но уже в
60-х годах обнаружились следствия частичной экспроприации крестьянства.
Жизнеспособными и получившими широкое развитие оказались именно те секты,
которые были связаны с процессами накопления, твердо держались принципа частной
собственности и ставили своей задачей содействие обогащению своих сочленов.
Такие секты появились также в Херсонщине, откуда они распространились по
соседним украинским губерниям.
В 90-х годах начинается быстрый
процесс нивелировки различий между всеми мелкобуржуазными штун-дистскими
толками и постепенное слияние их в одну организацию. Этот процесс проходит под
знаменем так называемого баптизма. Последний проник в Россию из-за
границы в 70-х годах, сначала в немецкие колонии. Сохраняя в основном характер
евангелической секты, баптизм отличался от остальных сект этого рода тем, что
не признавал крещения над младенцами, требуя сознательного отношения
крещаемого к этому обряду, и потому устанавливал для вновь вступивших в секту
перекрещивание. Общины были организованы в «Союз баптистов России», с
центральными съездами, центральным советом и с центральной кассой взаимопомощи,
имевшей свои филиалы на местах.
Этот блестящий успех баптизма объясняется тем, что
за баптизмом стояла уже сила международного капитала. Баптистские организации
в Европе и в особенности в Америке были еще в 90-х годах захвачены в свои руки
капиталистами, промышленными и финансовыми, сумевшими путем финансирования
баптистских общин превратить их наставников в своих агентов. Острие было направлено,
конечно, в рабочие кварталы; вербовкой рабочих в баптизм стремились отвлечь
пролетариев от их классовой борьбы и создать кадры штрейкбрехеров. Баптизм в
руках капитала оказался чрезвычайно гибким и плодотворным орудием, и в 1905 г.
он приобрел уже международный характер: был организован Всемирный баптистский
союз. Усиленная пропаганда баптизма в России, которая велась под руководством
и при живейшем участии проповедников из-за границы, совпадает с проникновением
в Россию иностранного промышленного и финансового капитала.
Таковы основные направления русского
сектанства после 1861 года. Было немало других сект, многие из которых
существуют до сих пор, но все они примыкают к описанным.
Революция 1905 г. произвела новый сдвиг в
области религиозных исканий. Сначала ее влияние в этой сфере было чисто
разрушительным: божество временно исчезло со сцены в качестве режиссера
трагикомедии жизни даже в представлениях косного крестьянства. Но когда
революционная волна спала, сектантские искания возобновились с новой силой.
Шесть с половиной десятилетии, в течение
которых дворянское самодержавное государство просуществовало после ликвидации
его крепостнической базы, были, в сущности говоря, эпохой его последних
судорожных усилий в борьбе за существование. Подтачиваемое быстрым ростом
промышленного и банкового капитала и потрясаемое периодически вспыхивавшими и
все усиливавшимися революционными движениями пролетариата и крестьянства.
Все церковные денежные
капиталы, как уже указанные архиерейские и монастырские, так и капиталы некоторых
крупных городских церквей, должны были обязательно помещаться в
государственные процентные бумаги и храниться в Государственном банке.
После почти пятилетней подготовки 13 июня 1884
г. были наконец опубликованы правила о церковноприходских школах. По
официальному разъяснению, цель их учреждения кроме распространения элементарной
грамотности заключалась в том, чтобы «воспитывать в детях страх божий, преподавать
им значение веры, вселять в их сердца любовь к святой церкви и преданность к
царю и отечеству».
Удар, нанесенный революцией 1905 г. самодержавному
строю, больно поразил и церковь. Больше того, ища спасения и высматривая тот
балласт, который можно было бы сбросить с тонущего корабля, царское правительство
не постеснялось пожертвовать в первую голову именно привилегированным
положением православной церкви, как будто уже не надеясь более на действенность
тех средств, какими могла помогать и помогала ему церковь. Манифест 17 апреля
1905 г. объявил веротерпимость, узаконил свободу перехода из православия в
другие христианские исповедания, предоставил легальные права для существования
старообрядческих и сектантских организаций, кроме «изуверных» (скопцов и
хлыстов), и признал за старообрядческим и сектантским клиром звание
священнослужителей.
Синодская церковь была потрясена до
основания Октябрем, разгромившим и уничтожившим начисто ее классовую и
государственную опору. Последующее десятилетие было периодом ее быстрого
разложения и упадка. Разбитой оказалась и старообрядческая церковь, так как ее
хозяева, промышленные и банковские тузы, оказались или физически уничтоженными
и экспроприированными, или по ту сторону границы Советского Союза, в
эмиграции. Только сектантство в некоторых местах обнаружило живучесть и даже
расширило свою базу за счет упадка православия.
В начале девяностых христианство переживает
упадок на Западе, даже в Соединенных Штатах, где наибольшее количество людей
посещает церковь. Опросы общественного мнения, проведенные в 1991 году,
показали, что лишь 58 % американцев считают, что религия играет важную роль в
их жизни, а в 1952 году их было 75 %.
Мы не можем выяснить, каким было общественное мнение
в Средние века, но христианство дореформационного периода потрясает своим
единством. В XVI веке Реформация перенесла акценты на отношения индивидуума с
Богом, открыв двери для дробления христианства. С тех пор возникло и распалось
много сект, необоснованным оказалось убеждение верующих, членов секты, что
именно их вера является истинной. Потеря уверенности подорвала саму религиозную
веру.
В то же время религия продолжает борьбу с прогрессом
в естественных науках. Дело даже не в том, что эволюционную теорию Дарвина или
«Большой взрыв», объясняющий творение, не удается примирить с библейскими
представлениями. Более важно, что наука приучила людей предъявлять строгие
требования к доказательствам, а религия не в силах им отвечать.
Организованные христианские церкви теряют
авторитет в современном мире; и многие люди обращаются к самым различным
верованиям: астрологии, сайентологии, различным формам восточного мистицизма,
целому ряду течений, которые принято называть «нью эйдж». Будущее покажет,
выдержат ли эти новые религиозные течения испытание временем и можно ли их
будет поставить рядом с христианством.
Но на мой взгляд в
последнее время религиозная обстановка в России не столь однозначна как
изложено выше, а даже напротив – происходит «Второе Крещение Руси» . Об этом
свидетельствует восстановление старых и строительство новых церквей, количество
людей, посещающих богоугодные заведения, переориентация российских политиков на
религиозный лад и т.д. Я думаю, что такая перемена настроений вызвана распадом
СССР с его атеистической политикой и рядом менее существенных причин.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
По мнению многих ученых крещение Руси в
конце Х века не было результатом особой «богоизбранности» ее самой и
древнеруссов, озарения всевышним князя Владимира и просвещения богом
«русского народа светом Христовым», как утверждают богословы.
Принятие христианства Русью как
государственной религии явилось закономерным следствием длительного и далеко не
простого социально-экономического и культурного развития древнерусского
общества.
Введение христианства на Руси было
крупнейшим событием, отметившим важный этап в развитии феодальных отношений,
пришедших на смену родовому строю с его язычеством. Оно помогло укреплению Древнерусского
государства, его консолидации и повышению международного престижа. Вместе с
этим оно свидетельствовало о большом сдвиге в идеологии Киевской Руси. Ибо
новая религия была приспособлена к классовому обществу, тогда как языческая не
знала классов, не требовала подчинения одного человека другому, не освящала
отношений господства и подчинения.
Принятие христианства сыграло
немаловажную роль в дальнейшем развитии материальной и духовной культуры
древнерусского общества. Неправомерно было бы отрицать, что церковь сыграла
вполне определенную положительную роль в развитии на Руси письменности,
зодчества и живописи, возвышении Москвы, развитии патриотического и
национального самосознания и нравственного возвышения русского и других
народов Руси и России. Не без основания теологи Евангелической , церкви ФРГ,
как и православные богословы, считают, что русское христианство обогатило и
«европейскую культуру своим вкладом: богословием, философией, литературой,
церковной архитектурой, иконописью, церковной музыкой».
Но, разделяя эти суждения, нельзя забывать и о той
роли церкви, какую она играла как служанка самодержавия и господствующих
классов, какое она утверждала мировоззрение.
. «Церковь всегда обновляется»,—заявил сравнительно
недавно митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим. Это одно из ее свойств.
И именно поэтому он полагает, что «церковь жила при рабовладельческом строе,
при феодализме, она будет
жить и при другом государственном строе». Как? Этого Питирим не знает.
Обращение Питирима к истории для прогноза будущего церкви—свидетельство, что
ныне именно на оценке роли русского православия в истории Руси и России, развитии
нашей государственности и культуры сосредоточен центр противоборства научного
и религиозного миропонимания.
Происшедшие сдвиги в богословской интерпретации
нашей истории свидетельствуют, что православные идеологи прилагают немало
усилий, дабы представить прошлое русской церкви созвучнее нашему времени, социально-политическим
взглядам и интересам современных верующих. Делается это и для того, чтобы
представить русское православие положительным только фактором в жизни общества
и тем самым повысить его привлекательность, продлить его существование. При
всех изменениях богословских воззрений на роль и место русского православия в
истории непримиримость научного и религиозного мировоззрения остается
неизменной. Происшедшая эволюция богословского истолкования истории нашей
Родины может порождать в определенных слоях населения ошибочные представления
о реальной роли религии в социально-политической жизни общества. Ввиду этого
необходимо уделить больше внимания критике православно-христианского вероучения
как отправного пункта освещения православными идеологами событий прошлого и
настоящего, раскрытию действительной роли религии и церкви в истории нашей
страны, не допускать ее преувеличения и идеализации. Только при этом условии
воспитание историей в полной мере будет служить делу формирования у всех
трудящихся научно-материалистического мировоззрения и морали, становлению человека,
свободного от религиозных предрассудков.
|