Реферат: Древняя Русь и Великая Степь по книге Л.Н. Гумилева Древняя Русь и Великая Степь
Столь же неожиданно было появление на
южной границе Руси в 1049 г. гузов, или торков, бывших союзников Святослава,
ныне врагов. Война с торками затянулась до 1060 г., когда они были разбиты
коалицией русских князей и отогнаны к Дунаю. В 1064 г. торки попытались
перейти Дунай и закрепиться во Фракии, но повальные болезни и соперничество их
заклятых врагов — печенегов заставили торков вернуться и просить убежища у
киевского князя. Расселенные по южной границе Руси, на правом берегу Днепра,
торки стали верными союзниками волынских князей против третьего кочевого
этноса, пришедшего по их следам, — половцев. Об этих надо сказать подробнее, а
пока рассмотрим внутриполитическую обстановку на Руси.
Правительство Ольги, Владимира и
Ярослава, опиравшееся на славяно-росский субэтнос — потомков полян, собрало
воедино огромную территорию — от Карпат до Верхней Волги и от Ладоги до
Черного моря, подчинив все обитавшие там этносы. Со смертью Ярослава Мудрого
оказалось, что киевская правящая кучка не может больше править единолично и
вынуждена перейти к принципу федерации, хотя власть оставалась привилегией
князей Рюрикова дома. Князья-наследники разместились в городах по старшинству :
Изяслав — в Киеве и Новгороде, Святослав — в Чернигове и Северской земле,
Всеволод — в Переяславле с «довеском» из Ростово-Суздальской земли, Вячеслав —
в Смоленске, Игорь — во Владимире-Волынском.
Летопись, передавая общественное мнение
современников о пленении Всеслава, осуждает Изяслава за предательство и рассматривает
союз с поляками как измену родине именуемому «Ряд Ярославль», наследование
престола шло от старшего брата к следующему, а по кончине всех братьев—к
старшему племяннику.
Появление половцев. Все тюркские этносы XI в. были «стариками». Появились они
вместе с хуннами и сарматами в III в.
до н.э. прошли все фазы этногенеза и превратились в гомеостатичные реликты.
Казалось бы, они были обречены, но случилось наоборот. Персидский историк
Раванди писал сельджукскому султану Кай-Хусрау в 1192—1196 гг.: «...в землях
арабов, персов, византийцев и русов слово (в смысле «преобладание» принадлежит
тюркам, страх перед мечами которых прочно живет в сердцах» соседних народов.
Так оно и было. Еще в середине в.
бывший газневидский чиновник Ибн-Хассуль в своем трактате против дейлемитов
перечисляет «львиноподобные» качества тюрков:
смелость, преданность, выносливость,
отсутствие лицемерия, нелюбовь к интригам, невосприимчивость к лести, страсть
к грабежу и насилию, гордость, свободу от противоестественных пороков, отказ
выполнять домашнюю ручную работу (что не всегда соблюдалось) и стремление к
командным постам».
Все это высоко ценилось оседлыми
соседями кочевников, ибо среди перечисленных качеств не было тех, что связаны с
повышенной пассионарностью: честолюбия, жертвенного патриотизма, инициативы,
миссионерства, отстаивания самобытности, творческого воображения, стремления к
переустройству мира. Все эти качества остались в прошлом, у хуннских и
тюркютских предков, а потомки стали пластичны и потому желанны в государствах,
изнемогавших от бесчинств собственных субпассионариев. Умеренная пассионарность
тюрок казалась арабам, персам, грузинам, грекам панацеей.
Но тюркские этносы отнюдь не ладили
друг с другом. Степная вендетта уносила богатырей, не принося победы, ибо
вместо убитых вставали повзрослевшие юноши. Победить и удержать успех могли бы
пассионарные этносы, но проходили века, а их не было и не предвиделось.
Но совсем иначе сложилась ситуация на
западной окраине Великой степи, ибо русичи в XI в. находились в инерционной фазе этногенеза, т. е. были
пассионарнее тюркских кочевников, стремившихся на берега Дона, Днепра, Буга и
Дуная из степи, усыхавшей весь Х век.
Как уже было отмечено, степь между
Алтаем и Каспием была полем постоянных столкновений между тремя этносами:
гузами (торками), канглами (печенегами) и куманами (половцами). До Х в. силы
были равны, и все соперники удерживали свои территории. Когда же в Х в.
жестокая вековая засуха поразила степную зону, то гузы и канглы, обитавшие в
приуральских сухих степях, пострадали от нее гораздо больше, чем куманы,
жившие в предгорьях Алтая и на берегах многоводного Иртыша. Ручьи, спадающие с
гор, и Иртыш позволили им сохранять поголовье скота и коней, т. е. основание
военной мощи кочевого общества. Когда же в начале в. степная растительность (и
сосновые боры) снова начала распространяться к югу и юго-западу, куманы
двинулись вслед за ней, легко ломая сопротивление изнуренных засухой гузов и
печенегов. Путь на юг им преградила пустыня Бетпак-Дала, а на западе им
открылась дорога на Дои и Днепр, где расположены злаковые степи, точ--но
такие, как в их родной Барабе. К 1055 г. победоносные.половцы дошли до границ
Руси.
Сначала половцы заключили союз с
Всеволодом Ярославичем, так как у них был общий враг — торки (1055). Но после
победы над торками союзники поссорились, и в 1061 г. Половецкий князь Искал
разбил Всеволода. Надо полагать, обе стороны рассматривали конфликт как
пограничную стычку, но тем не менее степные дороги стали небезопасны, сообщение
Тьмутаракани с Русью затруднилось, и это повлекло за собой ряд важных событий.
Половцы не все переселились на запад.
Основные их поселения остались в Сибири и Казахстане, до берегов озер Зайсан и
Тенгиз. Но как всегда бывает, ушла наиболее активная часть населения, которая
после побед над гузами и печенегами столкнулась с Русью.
Монголы и татары в XII в. Северо-восточную часть Монголии и
примыкающие к ней области степного Забайкалья делили между собой татары и
монголы.
Для понимания истории монголов следует
твердо запомнить, что в Центральной Азии этническое название имеет двойной
смысл: 1) непосредственное наименование этнической группы (племени или народа)
и 2) собирательное для группы племен, составляющих определенный культурный или
политический комплекс, даже если входящие в него племена разного
происхождения. Это отметил еще Рашид-ад-Дин: «Многие роды поставляли величие и
достоинство в том, что относили себя к татарам и стали известны под их именем,
подобно тому как найманы, джалаиры, онгуты, ке-раиты и другие племена, которые
имели каждое свое определенное имя, называли себя монголами из желания перенести
на себя славу последних; потомки же этих родов возомнили себя издревле носящими
это имя, чего в действительности не было».
Исходя из собирательного значения
термина «татар», средневековые историки рассматривали монголов как часть татар,
так как до XII в. гегемония среди племен Восточной
Монголии принадлежала именно последним. В в. татар стали рассматривать как
часть монголов в том же широком смысле слова, причем название «татар» в Азии
исчезло, зато так стали называть себя поволжские тюрки, подданные Золотой
Орды. В начале в. названия «татар» и «монгол» были синонимами потому, что,
во-первых, название «татар» было привычно и общеизвестно, а слово «монгол»
ново, а во-вторых, потому, что многочисленные татары (в узком смысле слова)
составляли передовые отряды монгольского войска, так как их не жалели и
ставили в самые опасные места. Там сталкивались с ними их противники и путались
в названиях: например, армянские историки называли их мунгал-татарами, а
новгородский летописец 1234г. пишет: «Том же лете, по грехам нашим придоша
язьщи незнаеми, их же добре никто не весть: кто суть, и откеле изыдоша, и что
язык их, и которого племени суть, и что вера их: а зовут я татары...» Это была
монгольская армия.
Неясности. Существует мнение, видимо правильное
что в военном столкновении побеждает сильнейший, если нет никаких привходящих
обстоятельств. Допустимо ввести поправку на случайность военного счастья, но
только в пределах одной битвы или стычки; для большой войны это существенного
значения не имеет, потому что зигзаги на долгом пути взаимно компенсируются.
А как же быть с монгольскими
завоеваниями? Численный перевес, уровень военной техники, привычка к местным
природным условиям, энтузиазм войск часто были выше у противников монголов,
чем у самих монгольских войск, а в храбрости чжурчжэни, китайцы, хорезмийцы,
ку-маны и русичи не уступали монголам, но ведь одна ласточка весны не делает.
Помимо этого немногочисленные войска монголов одновременно сражались на трех
фронтах — китайском, иранском и половецком, который в 1241 г. стал
западноевропейским. Как при этом они могли одерживать победы в в. и почему они
стали терпеть поражения в XIV в.?
По этому поводу имеются разные предположения и соображения, но главными
причинами считались какая-то особая злобность монголов и гипертрофированная
наклонность их к грабежу. Обвинение банальное и к тому же явно тенденциозное,
потому что оно предъявляется в разные времена разным народам. И грешат этим не
только обыватели, но и некоторые историки.
Как известно, мы живем в изменчивом
мире. Природные условия регионов земной суши нестабильны. Иногда место обитания
этноса постигает вековая засуха, иногда — наводнение, еще более губительное.
Тогда биоценоз вмещающего региона либо гибнет, либо меняется, приспосабливаясь к новым условиям. А ведь люди — верхнее звено биоценоза.
Значит, все отмеченное относится и к ним.
Но этого мало. Историческое время, в
котором мы живем, действуем, любим, ненавидим, отличается от линейного,
астрономического времени тем, что мы обнаруживаем его существование благодаря
наличию событий, связанных в причинно-следственные цепочки. Эти цепочки всем
хорошо известны, их называют традициями. Они возникают в самых разных регионах
планеты, расширяют свои ареалы и обрываются, оставляя потомкам памятники,
благодаря чему эти логомки узнают о неординарных, «странных» людях, живших до
них.
Переломные эпохи. Принятая нами методика различения
уровней исследования позволяет сделать важное наблюдение: этническая история
движется неравномерно. В ней наряду с плавными энтропийными процессами подъема,
расцвета и постепенного старения обнаруживаются моменты коренной перестройки,
ломки старых традиций, вдруг возникает нечто новое, неожиданное, как будто
мощный толчок потряс привычную совокупность отношений и все перемешал, как
мешают колоду карт. А после этого все улаживается и тысячу лет идет своим чередом.
При слишком подробном изложении хода
событий эти переломные эпохи увидеть нельзя; ведь люди не видят процессов
горообразования, так как, для того чтобы их обнаружить, требуются тысячелетия,
а мотыльки не знают о том, что бывает зима, ибо их активная жизнь укладывается
в несколько летних дней. И тут приходит на помощь Наука, синтезирующая опыт
поколении и работающая там. где личная и даже народная память угасает под
действием губительного времени.
Переломные эпохи не выдумка. В Великой
степи их было три, и обо всех уже говорилось. Первой эпохой, самой древней и
потому расплывчатой, надо считать X-XI вв.
до н. э. Тогда появились скифы и возник Древний Китай. Вторая эпоха III в. до н.э. Эту мощную вспышку этногенеза можно
проследить до излета, т. е. до полной потери инерции, когда остаются только
«остывшие кристаллы и пепел». Третья вспышка — монгольский взлет XII в. Инерция его еще не иссякла. Монголы
живут и творят, свидетельство чему — их искусство.
Для ответа на интересующий нас вопрос
о взаимоотношениях Руси и Великой степи необходимо уяснить, что представляла
собой в XIII в. Степь, объединенная Монгольским
улусом. События там развивались стремительно, источники разноречивы,
подробности многочисленны. Видимо, для решения поставленной задачи нужно
лаконичное обобщение, сопоставимое с хорошо изученной историей Европы. Поскольку предварительное исследование было нами уже
проведено, ограничимся кратким резюме.
Опыт анализа и исторической критики.
Русь представляла собой суперэтнос из восьми «полугосударств», неуклонно
изолирующихся друг от друга и дробящихся внутри себя. Новгородская республика.
Полоцкое, Смоленское и Турово-Пинское княжества не были затронуты татарами.
Сильно пострадала Рязань, но больше от суздальцев, чем от татар. Северная часть
Великого княжества Владимирского уцелела благодаря своевременным переговорам и
капитуляции с предоставлением наступающей татарской армии провианта и коней.
Пострадавшие города, в том числе Владимир и Суздаль, были быстро отстроены, и
жизнь в них восстановилась. Резня 1216 г. на Липице унесла больше русских
жизней, чем разгром Бурун-даем Юрия при Сити. Эта битва 4 марта 1238 г. удостоена
особого внимания лишь потому, что там был убит великий.князь.
Да и были ли у монголов средства для
того, чтобы разрушить большую страну? Древние авторы, склонные к преувеличениям,
определяют численность монгольской армии в 300—400 тыс. бойцов. Это значительно
больше, чем было мужчин в Монголии в XIII в. В.В.Каргалов считает правильной более скромную цифру: 120—140 тыс.,
но и она представляется завышенной. Ведь для одного всадника требовалось не
менее трех лошадей: ездовая, вьючная и боевая, которую не нагружали, дабы она
не уставала к решающему моменту боя. Прокормить полмиллиона лошадей,
сосредоточенных в одном месте, очень трудно. Лошади падали н шли в пищу воинам,
почему монголы требовали у всех городов, вступивших с ними в переговоры, не
только провианта, но и свежих лошадей.
Реальна цифра Н. Веселовского — 30
тыс. воинов и, значит, около 100 тыс. лошадей. Но даже это количество прокормить
было трудно. Поэтому часть войска, под командованием Монкэ, вела войну в
Половецкой степи, отбивая у половцев зимовники с запасами сена.
С той же проблемой связано поступление
подкреплений из Монголии, где из каждой семьи мобилизован был один юноша.
Переход в 5 тыс. верст с необходимыми дневками занимал от 240 до 300 дней, а
использовать покоренных в качестве боевых товарищей — это лучший способ самоубийства.
Действительно, монголы мобилизовали
венгров, мордву, куманов и даже «измаильтян» (мусульман), но составляли из них
ударные части, обреченные на гибель в авангардном бою, и ставили сзади
заградительные отряды из верных воинов. Собственные силы монголов преувеличены
историками.
Также преувеличены разрушения,
причиненные войной. Конечно, войны без убийств и пожаров не бывает, по масштабы
бедствий различны. Так, весной 1238 г. Ярослав Всеволодович вернулся в
пострадавшее свое княжество, «и бысть радость велика христианам, и их избавил
Бог от великая татар», действительно ушедших в Черниговское княжество и
осаждавших Козельск. Затем Ярослав посадил одного брата в Суздаль, якобы
стертый с лица земли, другого в Стародуб, а мощи убитого брата положил в
церковь Богородицы во Владимире-на-Клязьме (вопреки распространенной
версии после нашествия этот памятник остался цел).
И ведь войско у него было немалое. Он
тут же совершил удачный поход на Литву, а сына своего Александра с отборной
дружиной направил в Новгород, которому угрожали крестоносцы: нсмщы, датчане и
шведы.
Г. М. Прохоров доказал, что в
Лаврентьевской летописи три страницы, посвященные походу Батыя, вырезаны и заменены
другими — литературными штампами батальных сцен XI-XII вв. Учтем это и останемся на почве
проверенных фактов, а не случайных цитат.
Больше всех пострадало Черниговское
княжество. В 1238 г. был взят Козельск — «злой город», а население его
истреблено. Михаил Черниговский не пришел на выручку своему городу, отверг
мирные предложения монголов, бросил свою землю и бежал в Венгрию, потом в
Польшу, в Галич, а по взятии Киева вернулся в Польшу. Когда же пришла весть,
что иноплеменники «сошли суть из земле Русское», он вернулся в Киев. По
возвращении монголов из похода в 1243 г. Михаил через Чернигов убежал в
Венгрию. В 1245 г. он появился в Лионе, где просил у папы и собора помощи
против татар, за что по возвращении на Русь был казнен. А брошенное им
княжество подвергалось постоянному разорению и запустело.
В 1240 г. Батый взял
Владимир-Волынский «копьем» и народ «изби не щадя», но церковь Богородицы и
другие уцелели, а население, как оказалось, успело убежать в лес и потом
вернулось. То же самое произошло в Галичине: там во время этой войны погибло 12
тыс. человек, почти столько же за один день полегло на р.Липице. Но на Липице
погибли воины, а число изнасилованных женщин, ограбленных стариков и
осиротевших детей не учтено. Исходя из этих данных, следует признать, что поход
Батыя по масштабам произведенных разрушений сравним с междоусобной войной,
обычной для того неспокойного времени. Но впечатление от него было грандиозным,
ибо выяснилось, что Древняя Русь, Польша, поддержанная немецкими рыцарями, и
Венгрия не устояли перед кучкой татар.
Второе дыхание. В те страшные годы
(1239—1241), когда кости куманов устилали причерноморскую степь, когда горели
Чернигов, Переяславль, Киев и Владимир-Волынский, а Польша и Венгрия уже
ощутили первый сокрушительный удар татар, папа, поддержанный своим смертельным
врагом — императором, благословил крестовый поход на Балтике.
Факты без оценок. Аксиологический, т. е. оценочный,
подход принят многими историками, и очень давно. Он соблазняет легкостью
интерпретации и подбора фактов, создает иллюзию полного понимания очень
сложных проблем, ибо всегда в конфликтных ситуациях можно симпатизировать
одной из сторон, а на вопрос: «Почему вы сделали именно этот выбор?» —
ответить, что эта сторона лучше, прогрессивнее, справедливее, а главное — мне
больше нравится. По сути дела такой историк выражает себя через подобранный
им материал и тем самым заставляет читателя изучать не Александра и Дария, а
взгляд на них Белоха, Дройзена, Калистова или Арриана и Низами. Но ведь нам
интересны не авторы, а причинно-следственные связи этнических процессов, а они
не имеют категории ценности. Следовательно, аксиология не помогает, а мешает
понимать суть природных явлений, таких, как этногенез.
Вернемся в XIII в. Восемь миллионов обитателей Восточной Европы
подчинились четырем тысячам татар. Князья ездят в Сарай и гостят там, чтобы
вернуться с раскосыми женами, в церквах молятся за хана, смерды бросают своих
господ и поступают в полки баскаков, искусные мастера едут в Каракорум и
работают там за высокую плату, лихие пограничники вместе со степными батурами
собираются в разбойничьи банды и грабят караваны. Национальная вражда изо
всех сил раздувается «западниками», которых на Руси всегда было много. Но успех
их пропаганды ничтожен, ибо война продолжает идти: в Карпатах — с венграми, в
Эстонии — с немцами, в Финляндии — со шведами.
Вот эту систему русско-татарских
отношений, существовавшую до 1312 г., следует назвать симбиозом. А потом все
изменилось...
Отрицательное отношение русских
политиков и дипломатов XIII в.
к немцам и шведам вовсе не означало их особой любви к монголам. Без монголов
они обошлись бы с удовольствием, так же как и без немцев. Более того. Золотая
орда была так далека от главного улуса и так слабо связана с ним, что
избавление от татарского «ига» после смерти Берке-хана и усобицы, возбужденной
темником Ногаем, было несложно. Но вместо этого русские князья продолжали
ездить кто в Орду, а кто в ставку Ногая и просить поддержки друг против друга.
Дети Александра, Дмитрий и Андрей, ввергли страну в жестокую усобицу, причем
Дмитрий держался Ногая, а Андрей поддерживал Тохту, благодаря чему выиграл
ярлык на великое княжение.
До тех пор пока мусульманство в
Золотой орде было одним из терпимых исповедании, а не индикатором принадлежности
к суперэтносу, отличному от степного, в котором восточные христиане составляли
большинство населения, у русских не было повода искать войны с татарами, как ранее
— с половцами. Татарская политика на Руси «выражалась в стремлении... всячески
препятствовать консолидации, поддерживать рознь отдельных политических групп и
княжеств». Именно поэтому она соответствовала чаяниям распадавшейся державы,
потерявшего пассионарность этноса. Процесс этот, как было показано выше,
начался еще в в. и закончился, как мы знаем из общедоступной истории, в в.,
когда наступила эпоха «собирания» земель. Совершенно очевидно, что здесь дело
было не в слабых татарских ханах Сарая, а в новом взрыве пассионарности.
Таким образом, заслуга Александра
Невского заключалась в том, что он своей дальновидной политикой уберег зарождавшуюся
Россию в инкубационной фазе ее этногенеза, образно говоря, «от зачатия до
рождения». А после рождения в 1380 г. на Куликовом поле новой России ей
никакой враг уже не был страшен.
Сила монголов была в мобильности. Они
могли выиграть маневренную войну, но не оборонительную. Поэтому остро встал
вопрос: на кого идти? На папу, в союзе с русскими и греками, или на халифа,
при поддержке армян и персидских шиитов?
Батый обеспечил престол Мункэ, тем
самым обратив силы Монголии на Багдад и освободив от угрозы Западную Европу. Он
считал, что дружба с Александром Невским надежно защищает его от нападения с
Запада, и был прав. Таким образом, ход событий сложился в пользу «христианского
мира», но не вследствие «героического сопротивления русских», русским
ненужного, а из-за его отсутствия. Зато династия Аббасидов погибла, и, если бы
не вмешательство крестоносцев, предавших
монгольско-христианскую армию, Иерусалим был бы освобожден.
На второй натиск у монголов не хватило
пассионарности, растраченной в полувековой междоусобной воине (1259—1301).
Итак, походы монголов 1201—1260 гг. есть история пассионарного толчка или,
точнее, энергетического взрыва, погашенного энтропией. Поэтому поиски здесь
правых и виноватых или добрых и злых бессмысленны, как любые моральные оценки
природных процессов. Они только мешают разобраться в механизмах изменений
причинно-следственных связей в сложных вариантах суперэтнических контактов.