Теперь
можно объяснить, почему медлили высадившиеся на берегу Невы в первой декаде
июля шведы, и почему так спешил Александр Ярославич: шведы дожидались немцев,
но те опоздали. И хотя 15 июля 1240 г. князь Александр Ярославич разбил шведов,
у него уже не осталось сил для отражения в августе-сентябре нашествия с запада
"задержавшихся" немцев. Немецкие рыцари, не торопясь, захватили
крепость Изборск, разбили посланный на выручку Изборска отряд из Пскова, взяли
вскоре и сам Псков, и подошли на 30-40 верст к Новгороду. Они оккупировали
берега Невы, Ладожские земли и Карелию, построили близ Финского залива крепость
Копорье. Если монголо-татары прокатывались волной, опустошая русские земли и
увозя все, что можно было забрать с собой, то немецкие католические рыцари
основательно оседали на захваченных землях. И даже получали на это из Рима
"узаконенное право". "Благородным" жестом папа Григорий IX
"отдал" захваченные крестоносцами русские земли эзельскому епископу Генриху,
который в апреле 1241 г., в свою очередь, заключил договор с рыцарями, по
которому управление землями передавал им, в том числе и сбор податей (поскольку
"на них падает труд, издержки и опасность при покорении язычников", в
число коих были причислены и православные христиане), десятую часть которых
забирал в пользу католической церкви .
Даже
в среде западноевропейских ученых постепенно складывается мнение о
"наличии непосредственной связи между выступлением немецких рыцарей и
предшествующим ему шведским наступлением на Неве". Как замечает Э. Хеш,
можно "сделать более или менее убедительные выводы из очевидного положения
дел одновременных военных операций 1240-1241 г.". "Свои приоритетные
права в самой стране и свою долю в новых завоеваниях (курсив мой — А. У.) оспаривали
друг у друга немецкие, датские и шведские епископы, рыцари Ордена в Пруссии и
Лифляндии... и внявшие призывам к крестовым походам рыцарские вассалы. Далеко
идущие планы в отношении Восточных земель, которые не исключали также и
севернорусских территорий, можно было бы прежде всего ожидать от Папской курии.
Особенно активна она была во времена понтификата Григория IX (1227-1241).
Первые попытки координации миссионерских (?! — А. У.) усилий предпринимались
уже при его предшественниках Иннокентии III и Гонории III. Вышеупомянутые папы
действительно пытались путем неоднократных призывов к крестовым походам в 20-е
и 30-е cc. XIII в. помочь притесняемой молодой церкви Финляндии, обязать к
активной помощи как епископов Севера, так и рыцарский Орден" .
"Притесняемой", надо полагать русскими, поскольку еще в 1227 г.
Ярослав Всеволодович "крести множство Корелъ, мало не все люди" ,
которые вместе с тавастами и емью выступили против католиков шведов , (т.е.
"молодой церкви Финляндии" по Э. Хешу), противостояли продвижению
католицизма на свои земли. Тогда-то в "миссионерскую деятельность"
включились крестоносцы, мечем внедряя католицизм.
Изгнавшие
в 1240 г. молодого князя новгородцы видимо успели за год ощутить прелести
"новой жизни", принесенной рыцарями на их земли, и вновь призвали
Александра Ярославича в Новгород. В 1241 г. стремительным ударом он захватил
Копорье и разбил немцев на побережье Финского залива. Его активность не вызвала
восторга у подбиравшегося к вековому рубежу папы Григория IX. В новой булле от
6 июля 1241 г. он призывал уже норвежского короля содействовать
"крестовому походу... против язычников в земли соседних", что, по
мнению Б. Я. Рамма, означало "Прибалтику, районы Финского залива, где
развернулась большая война против Руси" .
В
то время, как, по словам Дж. Феннела, "немецкие рыцари были менее
активны", князь Александр в начале 1242 г. вернул еще и Псков и перешел на
эстонско-немецкую территорию, явно напрашиваясь на непонятное И. Н.
Данилевскому столкновение "с достаточно сильным и опасным для Новгорода и
Пскова... противником". Такая оценка силы врагов молодого князя несколько
отличается от его же, И. Н. Данилевского, утверждения, высказанного ранее, что
в Ливонском и Тевтонском орденах число крестоносцев не превышало ста пятидесяти
человек (Дж. Феннел придерживается мнения, что в двух орденах было чуть более
ста рыцарей (С.143)). Если сто пятьдесят рыцарей — это "достаточно сильный
и опасный противник", а гибель 40 рыцарей при Шяуляе — это
"сокрушительное поражение", то выведенные из строя в Ледовом побоище
26 рыцарей — всего лишь рядовое сражение...
Дело
здесь, конечно же, не в самих рыцарях, а в том небольшом отряде от 8 до 30
человек, который каждый из рыцарей возглавлял в зависимости от своих
материальных возможностей. В отряд входили профессиональные воины — лучники,
оруженосцы и т. д., нанятые за деньги или взятые из своих крепостных рыцарем.
То есть, немецкие рыцари, атаковавшие вместе с набранными эстонцами 5 апреля
1242 г. дружину Александра Невского, действительно представляли собой
значительную военную силу и цифры русских летописей, не выглядят надуманными.
Но эта значительная военная сила разбилась о стратегию Александра Ярославича,
мужество новгородцев, псковичей и владимирцев, присланных его отцом Ярославом
Всеволодовичем под предводительством родного брата Александра — Андрея.
Если
бы это было рядовое столкновение, то, думается, Тевтонский орден не стал бы в
1243 г. в Новгороде подписывать мирный договор с Александром Невским, согласно
которому Орден отказывался от всяких территориальных притязаний на русские
земли . Уже сам этот факт свидетельствует о действительно большом значении
Ледового побоища в судьбе русских северо- западных земель.
Оценили
и рыцари-католики силу Александра Ярославича и заключили 1 октября 1243 г.
соглашение о новом союзе между епископами Риги, Тарту, Эзеля и Тевтонским
орденом в Ливонии о взаимной защите и помощи, но уже без идеи и призыва воевать
Русь .
Спустя
только 10 лет, в 1253 г. немецкие рыцари предприняли новую попытку напасть на
Псков, но на сей раз — неудачную; а в 1262 г. тевтонцы потерпели поражение —
сдали Юрьев (Тарту) сыну Александра — Дмитрию и брату Ярославу Ярославичу. Как
сетует Дж. Феннел, "шведы могли соревноваться с немцами в бездеятельности
(их завоевательная политика явно более по душе английскому профессору — А. У.).
Единственный раз они появились на русской границе в 1256 году, возможно
(деликатная оговорка! — А. У.), в ответ на призыв папы Александра IV к общему
крестовому походу против "язычников" Восточной Европы" (С.155).
(Уже сам факт признания Дж. Феннелом существования идеи крестового похода
против "неверных" русских, т.е. "неверных христиан",
"язычников", поддерживаемой папой Римским, — сам по себе отраден). Но
шведы испугались русских, когда узнали, что те собирают силы и послали в
Суздаль за подкреплением. Этого было достаточно, чтобы рыцари "побегоша за
море".
Так
был ли смысл в этих двух сражениях — на Неве и Чудском озере, если, по
замечанию того же Дж. Феннела, князь Александр Ярославич "отбил у шведов
охоту совершать набеги на русскую территорию еще на четверть столетия"
(С.155), т.е. до 1281 г.?
А,
может быть, при крестоносцах жилось бы лучше? И после них, если бы
"перерешить" все тогда?
"Христовы воины"
В
1202 г. по призыву молодого, энергичного и честолюбивого папы Иннокентия III (1198-1216)
крестоносцы (костяк которых составляли французы, немцы и итальянцы) отправились
в свой четвертый крестовый поход в мусульманский Египет и Палестину для
освобождения колыбели христианства — Иерусалима. Но... оказались
("почему-то") у стен Византийской столицы — Константинополя, издавна,
еще со времен первых трех крестовых походов, поражавшую своими богатствами и
великолепием.
Под
благовидным предлогом защиты справедливости — восстановления на престоле
свергнутого византийского императора Исаака II Ангела крестоносцы захватили в
июле 1203 г. столицу Византии и изгнали узурпатора Алексея III, нашедшего
убежище у Романа Галицкого.
По
ранее взятым на себя обязательствам, сын Исаака II Ангела, ставший 1 августа
соправителем отца и императором Алексеем IV, должен был за оказанную их
императорскому дому услугу заплатить крестоносцам 200 тыс. серебряных марок и
подчинить греческую церковь папе Римскому. Получив половину обещанной суммы и
захватив еще около 60 греческих городов, "христовы воины" принялись
активно вводить на оккупированной территории церковную унию (т.е.
"воссоединение" церквей с подчинением православной церкви
католической), заменив православных патриархов — Константинопольского и
Антиохийского — латинскими, легко признавшими папу Иннокентия III (равно и
друих) не только "наместником апостола Петра" на земле, но и Божьим!
По
сути дела началась открытая война западных христиан против восточных
(православных), именуемых католиками после разделения в 1054 г. церквей
"еретиками" и "раскольниками", и даже "врагами
Господа" (вот почему и русские были названы в папских буллах
"неверными" и "язычниками").
Еще
в середине XII в., во время второго крестового похода, католический фанатик
епископ Лангрский уже мечтал о взятии Константинополя и побуждал французского
короля Людовика XII заявить, что византийцы не являются "христианами на
деле, а лишь по имени", что они показали себя виновными в ереси, а
изрядная часть крестоносцев полагала, что "греки вовсе не были христианами
и что убивать их — это меньше, чем ничто", — замечает крупнейший знаток
средневековой западноевропейской цивилизации Жак Ле Гофф. Обращает на себя
внимание его характеристика "представителей западноевропейской
цивилизации": "По отношению к грекам латиняне испытывали смесь
зависти и презрения, идущего от более или менее подавляемого чувства
неполноценности ... Это была рефлекторная реакция воинственного и бедного
варвара на богатого цивилизованного человека" .
С
самого начала похода предпринимались и другие попытки объяснить эту метаморфозу
с изменением маршрута, как чистой случайности (см. воспоминания участников
захвата Константинополя — маршала Шампани Жоффруа де Виллардуэна и французского
рыцаря Робера де Клари) , или "коварством" венецианцев и итальянского
маркиза Бонифация Монферратского, особенно ненавидевших соперничавший с
Венецией в Средиземном море Константинополь, и потому охотно переправивших на
своих кораблях за приличную плату в 100000 тыс. серебряных марок крестоносцев
под стены византийской столицы.
Имелись,
однако, и более весомые причины, нежели ненависть, деньги или даже
восстановление на троне (за деньги, конечно) Исаака II Ангела, — малоизвестные
или вовсе не известные участникам похода. Они-то и привели крестоносцев не в
исламизированную Палестину, а в православную Византию .
Еще
в сентябре 1198 г. папа Иннокентий III обратился с требованием к Франции,
Англии, Венгрии и государствам Германии и Италии выделить к марту 1199 г.
военные отряды для планируемого четвертого похода в Святую землю. Аналогичное
послание было адресовано и византийскому императору Алексею III, хотя и
узурпатору, но тогда признаваемому Римом. В нем довольно жестко и даже с
угрозой был поставлен вопрос об "объединении" (унии) двух
христианских церквей, естественно, с подчинением греческой церкви папе римскому.
Так было положено начало в реализации планов папы Иннокентия по созданию единой
теократической Латинской империи (напомню, что императора и королей короновал
папа, а неугодных отлучал от церкви) на обширной территории Европы, Малой Азии
и Северной Африки.
Однако,
даже угрозы применения силы Западом не поколебали позиции православного (и
самоуверенного!) императора Алексея III, и он решительно отклонил предложения
папы. Вот тогда-то, фактически, и была предрешена его участь, и стали сгущаться
тучи над "вторым Римом" в истории христианства — Константинополем, и
нависла угроза открытой войны. Папа всецело разделял культивировавшуюся в
католических кругах теорию, согласно которой война со "схизматиками"
— православными, приравнивалась к войне с еретиками и язычниками. А в 1203 г.
нашелся и более сговорчивый претендент на византийский престол — царевич
Алексей, ставший с помощью латинян императором Алексеем IV.
Но
благородное прикрытие — восстановление законной власти — использовалось
недолго. Алексей IV не смог скоро расплатиться с крестоносцами за оказанную ему
услугу, чем вызывал у них все большее и большее раздражение. Впрочем, не только
у завоевателей появилось оно. Усилившееся недовольство политикой отца и сына
Ангелов "продавшихся латинянам", высказывали православные греки,
заволновавшиеся, по словам византийского хрониста Никиты Хониата, как
"безграничное и вольное море при сильном ветре, угрожая бунтом" .
Под
общественным нажимом Алексей IV вынужден был пойти на разрыв с крестоносцами,
до конца не выполнив своих обещаний. Разгневанный дож Дандоло заявил своему
ставленнику: "...Припомни-ка, что мы возвысили тебя из ничтожества, а
затем мы сделали тебя сеньором и короновали императором... Мы вытащили тебя из
грязи... мы же втолкнем тебя в грязь; ...отныне и впредь я буду чинить тебе зло
всей своей властью", — засвидетельствовал их разговор Робер де Клари .
Латиняне решили сами добиваться своих "прав".
В
январе 1204 г. вспыхнуло городское восстание против Алексея IV. Им
воспользовались греческие аристократы и возвели на престол под именем
императора Алексея V сановника из своей среды Алексея Дуку, надеясь, что он
сможет организовать защиту Константинополя от крестоносцев.
Новоиспеченный
император поспешил поскорее расправиться как с предводителем народа Николой
Канавой, так и своим предшественником Алексеем IV (его отец Исаак II Ангел умер
чуть раньше). Это дало повод латинянам для очередной кампании по защите
справедливости."И все церковнослужители, и те кто имел полномочия от
апостолика (...), — пишет Жоффруа де Виллардуэн, — согласились в том, что тот,
кто совершил такое убийство, не имеет право держать землю, и те, кто согласился
с подобным, — суть соучастники убийства, а кроме того они (т.е. греки — А.У.)
уклонились от повиновения Риму. "Посему мы говорим вам, — сказало
духовенство, — что война является правой и справедливой". И все, имеющие
"правое намерение завоевать }rs землю и поставить ее в подчинение
Риму", получат от папы отпущение грехов" .
"Защитники
справедливости" не забывали и о собственных интересах. Крестоносцы не
торопясь готовились к осаде столицы и разрабатывали план построения на месте
Византии Латинской империи с выборным императором и договор дележа трофеев — от
земель и дворцов до церковных святынь. Греки так и не сумели противостоять
более сильным и организованным крестоносцам. 13 апреля 1204 г. Константинополь
пал, а вместе с ним пала и Византия: 57 лет на ее территории властвовали
"цивилизованные латиняне".
Чтобы
не выглядеть субъективным, оценку их правления позаимствую у выше упоминавшегося
авторитетнейшего французского медиевита Жака Ле Гоффа из его широко известной
монографии "Цивилизация средневекового Запада": "...Походы
сделали непроходимый ров, разделивший Запад и Византию, и вражда между
латинянами и греками, обострявшаяся от похода к походу, вылилась в Четвертый
крестовый поход и взятие Константинополя крестоносцами в 1204 г.; вместо того,
чтобы смягчить нравы, священная война в своем неистовстве привела крестоносцев
к худшим эксцессам, начиная еврейскими погромами, которыми отмечены пути их
следования, и кончая массовыми избиениями и грабежами (...) в Константинополе в
1204 г., о чем можно прочитать в сочинениях как европейских хронистов, так и
мусульманских и византийских; ...а духовно-рыцарские ордена, оказавшиеся в конечном
итоге неспособными защитить и сохранить Святые земли, осели на западе, чтобы
предаться там всем видам финансовых и военных злоупотреблений" .
А
вот свидетельство самого участника взятия Константинополя, маршала Жоффруа де
Виллардуэна: "Каждый ввел своих людей во дворец, который был сдан ему, и
приказал стеречь сокровища. И остальные ратники, которые разбрелись по всему
городу, захватили изрядную толику; и добыча была столь велика, что никто бы не
мог сказать вам, сколько там было золота и серебра, (...) и всяческих
драгоценных вещей, какие когда-либо имелись на земле. И Жоффруа де Виллардуэн,
маршал Шампани, со всей правдивостью свидетельствует по истине и по совести,
что со времени сотворения мира никогда не было в одном городе захвачено столько
добычи (Робер де Клари, ссылаясь на греков, писал, что в Константинополе было
сосредоточено две трети богатств всего мира — прим. А. У.). Всякий взял себе
жилище, какое ему понравилось, а их было достаточно. Так разместилась рать
пилигримов и венецианцев. И велика была радость из-за чести и победы (...), ибо
те, кто находились в бедности, теперь пребывали в богатстве и роскоши...".
Правда
маршал из Шампани тактично умалчивает куда же девались владельцы домов и
богатств?
Жак
Ле Гофф замечает, что в штурме Константинополя "латиняне наконец-то
утолили зависть и ненависть к византийцам" — "грабежом и жестокой
резней мужчин, женщин и детей". "Сами сарацины (мусульмане — А.У.), —
пишет византийский хронист Никита Хониат, — более добры и сострадательны по
сравнению с этими людьми, которые носят на плече знак Христа" .
Похоже,
захват Константинополя в 1204 г. "цивилизованными европейцами"
(Византии доставалось и ранее — во времена II и III крестовых походов в 1147 и
1189 гг.) подготовил окончательную гибель христианского государства в 1453 г.,
ибо Византия так и не смогла воспрянуть после 57-летнего существования на ее
территории Латинской империи и оказалась в XV в. нетрудной добычей для турок.
Небольшим
островком православия на бывшем пространстве Византийской империи оставалась
Никейская область, в которой пребывал православный патриарх, утверждавший,
кстати сказать, новых митрополитов для Руси. (К этому вопросу мы еще вернемся
ниже).
Русские
не только были наслышаны о грабеже и насаждении "новых законов" на
территории Византии, но, немногим спустя, и сами ощутили на себе эти
"новые законы". Как повествует с рыцарской прямотой, не пытаясь даже
смягчить впечатления, участник крестовых походов Генрих Латвийский в
"Хронике Ливонии", во время нападения "братьев-рыцарей" в
1219 г. на Псков, они "стали грабить деревни, убивать мужчин, брать в плен
женщин и обратили в пустыню всю местность вокруг Пскова, а когда они вернулись,
пошли другие и нанесли такой же вред и всякий раз уносили много добычи".
Их "миссионерская" деятельность сводилась к тому, что "... они
поселились в русской земле, устраивали засады на полях, в лесах и деревнях,
захватывали и убивали людей, не давая покоя, уводили коней и скот и женщин
их". Спустя два года, в 1221 г. крестоносцы вторглись "в королевство
Новгородское и разорили всю окрестную местность, сожгли дома и деревни, много
народу увели в плен, а иных убили" .
Мало
чем отличалось поведение католиков и на юге-западе Руси, в Галицко-Волынском
княжестве, ставшем предметом особого интереса для польских князей и венгерских
королей в 10-30-е гг. XIII в.
7
октября 1207 г. папа Иннокентий III написал два послания: на Русь и в Венгрию.
В последнем говорилось о необходимости миссионерской деятельности среди народа,
неподвластного Риму. С этими двумя письмами отправился кардинал Григорий,
которому поручалось провести унию на Руси .
В
послании "ко всему духовенству и мирянам русским" Иннокентий III сам
представляет как единое целое насаждение унии в Византии и на Руси, сетует, что
Русь удалилась от католической веры, как от груди матери и стала чужим
ребенком. А потому он призывает русскую церковь вернуться с бездорожья на путь
истины и пойти под опеку главы католической церкви. Говоря о главенстве папы в
христианской церкви, он призывает Русь принять унию, мотивируя это тем, что
якобы греки (Византия) уже подчинились апостольскому престолу и объединились с
Римом, а потому "разве не странным кажется, чтобы часть не сочеталась
(соглашалась) с целым и одна противостояла целому (выделялась из целого)?"
В случае же неповиновения Руси с нею может случиться тоже, что и с Византией, —
недвусмысленно предупреждает папа .
...Задержав
у себя законного претендента на Галич — внучатого племянника, малолетнего
Даниила, сына Романа Мстиславича, князя Галицкого и Волынского — польский князь
Лешко Белый замыслил "по родственному" решить вопрос о правлении в
Галиче и предложил своему троюродному брату, венгерскому королю Андрею II
(также троюродному деду Даниила), женить его пяти (или шести) летнего сына
Коломана на своей трехлетней дочери Саломеи и дать им во княжение Галич, что и
было сделано в 1214 г. По крайней мере трижды — в 1215-1217, 1219 и 1227 гг. —
Коломан при военной поддержке отца княжил в Галиче . Любой захваченный
древнерусский город, а тем более — столица княжества Владимир, становился
желанным объектом грабежа."Галицко-волынская летопись", особо не
заостряя на этом внимания, все же отмечает: "Въ лето 6712 (1204). Возведе
Олександръ (князь Белзский, племянник князя Романа Галицкого) Лестька и
Кондърата. Придоша ляхове на Володимеръ. И отвориша имъ врата володимерци,
рекуще: "Се сыновець Романеви". Ляхове поплениша городъ весь.
Олександру молящуся Льстькови о останце града и о церкви Богородици. Твердымъ
же бывшимъ дверем, не могоша исечи, донележе Лестько приеха и Конъдратъ, и возбиста
ляхы своя ти. Тако спасена бысть церкви, и останок людии" .