Дипломная работа: Анализ судебной реформы Столыпина

Таким образом, очевидно, что правые дворянские депутаты, так же как и крестьянские, не признавали политико-правовых ценностей «цивилизации»: парламентаризма, разделения властей, независимости суда от административной власти, идеологии и сословных интересов, национального и сословного равенства и даже прогресса как такового (по мнению Маркова, «прогресс без иудейства немыслим» [2, ст. 1717]). Однако, вместе с тем, правые дворянские депутаты делали акцент на отстаивании своих сословных привилегий, сохранении и упрочении монопольного влияния на политическую жизнь страны, утверждении покровительственной позиции по отношению к крестьянству и необходимости идеологизации государственного механизма и политической жизни страны. В целом, такая позиция свидетельствовала, с одной стороны, о сохранении в среде определённых кругов российского поместного дворянства традиционалистских ценностей, солидаризировавших их с определёнными кругами «классово-чуждого» им крестьянства, а с другой – о стремлении их представителей не воспитывать народ в духе уважения к ценностям правового государства, а использовать его отсталость в своих узкосословных и узкоидеологических интересах.

Схожую позицию занял и правый представитель русской православной церкви Еп. Митрофан. Так же как и другие правые ораторы, он отстаивал близость сословного волостного суда крестьянству, которая понималась им, прежде всего, как близость духовная, как соответствие такого суда «духу» народа, особенностям его правосознания («почвенническому менталитету», с современной точки зрения). На его взгляд, такой суд воплощал в себе «здоровое народное начало», «порождение великого русского духа», что осознавалось крестьянством, в первую очередь, не разумом, а «чутьём» как «что-то близкое, родное, дорогое» ему [2, ст. 1588–1589]. Точно так же как крестьянские и дворянские крайне-правые, Митрофан сваливал недостатки волостного суда на то, что он попал под влияние сельской буржуазии, «кулаков и мироедов» [2, ст. 1587], т.е. социальных кругов, чуждых традиционалистским устоям «почвы», за изоляцию которых от деревни он выступал. Так же, как и основная масса его коллег по фракции, он критиковал принцип выборности мировых судей из опасения зависимости их от партийной конъюнктуры и отсутствия «авторитета царского слуги» (т.е. ему было присуще отрицание необходимости демократических свобод и сугубо авторитаристское понимание сущности государственной власти, характерное для «почвы»).

Однако этот тезис дополнялся аргументом о необходимости избежать «национальных противоречий», особенно характерных для западных регионов империи, в которых и протекала профессиональная деятельность епископа. Фактически речь шла о необходимости не допустить, используя законодательство, религиозную конкуренцию в районах проживания не православного «цензового» населения. Стремление сохранить и упрочить позицию господствующей конфессии средствами и методами государственного вмешательства нельзя не признать одной из существенных черт традиционалистского правосознания. Такую направленность его речей наиболее ярко подтверждает высказанный им тезис о недопустимости допуска в число судей нехристиан, особенно евреев, даже юридически подготовленных. Аргументировалось это отсутствием у них «христианской совести» [2, ст. 1592]. Взгляд на правосудие как на следование, в первую очередь, религиозным канонам, а не светскому законодательству, необходимость религиозного обоснования права, пренебрежительное отношение к принципу верховенства закона также изобличало в нём сторонника традиционалистских устоев.

Вместе с тем, необходимо отметить, что его позиция носила более взвешенный, компромиссный характер, чем позиция его коллег по фракции. Он не возражал, в принципе, против реформы местного судопроизводства. Епископ видел, что она органически связана со столыпинской аграрной реформой, направленной на разрешение аграрного вопроса в России мирными методами, и полагал, что в конечном итоге она приведёт крестьянство «к довольству». Однако, по его мнению, темпы и методы преобразований местного самоуправления и суда должны быть существенно скорректированы. Реформа суда, на его взгляд, не должна быть столь поспешна и насильственна, как предполагаемая. Поэтому он не возражал даже против введения института мировых судей, но только в городах, а не в сельской местности, в которой, по мнению Митрофана, надо было изменять почвеннические устои крайне постепенно и осторожно. В связи с этим он был сторонником введения в деревне суда, сочетающего суд мировой и волостной. Согласно его проекту в каждой волости должно было выбираться двое судей, а мировой судья, назначаемый императором, как и предполагал проект на три волости, периодически объезжал бы их и вместе с местными судьями осуществлял бы правосудие. Причём он тесно связывал появление такого реформированного суда с введением всесословной волости и даже не возражал против проникновения в местный сельский суд интеллигенции, но исключительно «сельской», не оторвавшейся от почвеннических устоев, способной трансформировать достижения индустриального общества в приемлемые для ценностей почвеннического уклада формы.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что его позиция в целом, так же как и позиция его коллег по фракции, отражала стремление сохранить обособленность крестьянства как основной социальной базы «почвы», т.е. традиционалистского уклада в российском обществе. Однако его взгляды носили более компромиссный характер. Кроме того, обращает на себя внимание то, что он делал акцент на духовный и национально-религиозный аспект сохранения почвеннических, традиционалистских начал.

В целом, солидарная позиция фракции по поводу необходимости сохранения почвеннических устоев всё же не была монолитной. Два крестьянских депутата – Е.Ф. Герасименко от Витебской губернии и Д.П. Гулькин от Бессарабской губернии – высказали прямо противоположную точкой зрения. Она заключалась в полном одобрении законопроекта, по мотивам резко отличающимся от аргументации коллег по фракции. Депутаты-раскольники категорически возражали против необходимости сословного обособления крестьянства, против понимания свободы как сословной привилегии. «Не будем поддерживать искусственно созданных перегородок между сословиями, постараемся скорее приобщиться к общей культуре и стать едиными и полноправными гражданами...», – была их точка зрения [2, ст. 1478]. В связи с этим они были и против правового противопоставления крестьянства другим группам населения, полностью отрицая существование правомерных в глазах крестьянства и объективно существующих правовых обычаев, трактуя таковые лишь как узаконенный произвол. Эти депутаты отстаивали необходимость специальной подготовки судебных кадров, определённой юридической квалификации. По их мнению, образовательный ценз для местного судьи был гораздо важнее следования велениям обычая и «народной совести», а «знания и опыт» ему нужны не менее, чем для всякой другой специальности. Поэтому они категорически возражали против необходимости участия в суде заседателей как инструмента сословного контроля, утверждая, что именно образовательный ценз будет стимулом для повышения образовательного уровня крестьянства и постепенного стирания сословных перегородок, к чему они и стремились. Вместе с тем, выступая с демократических позиций, они предлагали внести поправку, уменьшающую для судьи имущественный ценз, способствуя этим ликвидации сословной обособленности основного сельского населения. Причины отстаивания принципов равенства всех перед законом, верховенства закона, понимания свободы как надёжной правовой защиты своих личных интересов, характерных для индустриального общества, правового государства, по-видимому, коренились в социально-экономических особенностях развития тех регионов, представителями которых являлись эти крестьянские депутаты. Северо-зпадные и юго-западные районы империи развивались относительно своеобразно. Отсутствие общинного землевладения и землепользования, преимущественно хуторской тип ведения крестьянского хозяйства, постепенная минимизация роли сословных привилегий дворянства, более заметное влияние европейских правовых институтов – всё это обусловило отказ части крестьянства этих регионов от традиционалистских ценностей и восприятие ценностей модернизации.

Из всего вышеизложенного можно сделать следующий вывод. Во-первых, позиция фракции правых, в целом, отражала не классовые интересы, а цивилизационные, «почвеннические», что предопределяло сходство взглядов представителей правого крестьянства, дворянства и духовенства. Все они в процессе обсуждения законопроекта отстаивали необходимость сохранения таких традиционалистских устоев, как: сословный строй, сословная и национально-религиозная обособленность крестьянства, его изоляция от проникновения политических, социальных, экономических, правовых элементов модернизации, угрожавших сословно-корпоративной и «цивилизационной» изоляции сельских жителей, привилегированное положение дворянского сословия, сохранение патриархального и религиозного характера судопроизводства, неприятие принципов либерализма и демократии, и в целом – идеи правового государства. В связи с чем все они в равной мере были категорическими противниками законопроекта. Во-вторых, такая солидарность не исключала существования определённых различий во взглядах, обусловленных классовой и сословной принадлежностью, с одной стороны, депутатов – дворян-помещиков, с другой – крестьянства и духовенства. Крестьянские депутаты обращали большее внимание на отстаивание сословно-корпоративной и «цивилизационной» обособленности крестьянства. Депутаты-дворяне в своих выступлениях акцентировали внимание: на отстаивании своих сословных привилегий; необходимости сохранения и упрочения монопольного влияния своего сословия на политическую жизнь страны; утверждении тезиса о его «покровительственной» роли по отношению к крестьянству и необходимости идеологизации государственного механизма и политической жизни страны в целом. Представитель духовенства, в свою очередь, обращал особенное внимание на необходимость сохранения духовных, национально-религиозных традиционалистских устоев. В-третьих, обращает на себя внимание то, что незначительная часть фракции всё же поддержала законопроект целиком и полностью, отстаивая совершенно противоположные взгляды, выражавшие позицию «цивилизации», направленные на решительную модернизацию правового уклада деревни, утверждение принципов законности, верховенства права, равенства всех перед законом, независимости судебной власти. Такая позиция исходила от представителей крестьянства западных регионов империи, что позволяет увязать их своеобразную точку зрения с особенностями социально-экономического, культурного, юридического, политического развития района, а, в конечном счёте, с определённой системой ценностей, сформировавшихся в этих условиях, с особенностями их мировоззрения, менталитета, правосознания, ориентированных на ценности индустриального, а не традиционалистского общества.

Фракция «Союза 17 октября» по вопросу о необходимости принятия законопроекта выступала в качестве безусловного оппонента правых. Хотя октябристы (как и министр юстиции, представлявший законопроект в Думе) выступали против выдвигавшихся леволиберальными и социалистическими фракциями предложений отменить для мировых судей имущественный ценз, избирать судей не земствами, а непосредственно населением и т.д., всё же основной пафос их речей был направлен против противников законопроекта «справа», стремившихся к консервации традиционалистских устоев российской деревни: сословной и национально-религиозной обособленности крестьянства; привилегированного положения дворянского сословия; сохранения патриархального и религиозного характера судопроизводства; неприятия идеи правового государства. И представитель правительства, и октябристское большинство думской комиссии при обсуждении законопроекта равным образом признавали невозможность в видах реализации принципов независимости суда от администрации, равенства всех перед судом, верховенства закона и т.д., дальнейшего сохранения волостного суда, суда земского начальника и прочих, подобных им судов.

В один голос участвуя в полемике против реакционно настроенных депутатов фракций правых и националистов, они признавали их устаревшими, подлежащими замене единоличным судьёй мирового участкового суда вследствие, прежде всего: сословного характера этих судов, низкого нравственного, умственного и образовательного уровня их членов, а также зависимости волостного суда от администрации и смешения судебных и исполнительных полномочий в лице земского участкового начальника.

Кроме того, октябристская фракция в целях упрочения вышеуказанных принципов реформы местного суда, создания более прочных гарантий для независимости суда от администрации и, тем самым, обеспечения неприкосновенности личности и собственности внесла несколько весьма существенных новшеств в правительственный законопроект. Так, думская комиссия, состоявшая, в основном, из представителей господствующей в парламенте фракции, отвергла предложенное министерским проектом включение мирового суда в общую судебную организацию; возложила расходы на проведение реформы не на органы местного самоуправления, а на казну; отнесла к ведению местного суда иски, связанные с «интересами казны», чего правительственный проект также не предполагал; предложила сделать обязательным правило, согласно которому лица, задержанные полицией без требования мирового судьи, должны были быть освобождены или в течение суток препровождены к мировому судье, который в течение следующих суток обязан был либо освободить задержанного, либо вынести определение о задержании в целях пресечения уклонения от суда.

Однако отнюдь не вся октябристская фракция Думы была согласна с ключевыми тезисами законопроекта.

Прежде всего, значительная часть депутатов-октябристов (в основном, представлявших крестьянское сословие) высказывалась за учреждение вместо единоличного мирового суда коллегиального суда по типу гминного суда, существовавшего в пределах Привислинского и Западного краёв Российской империи (т.е., в основном, на территории российской части Польши). Такой суд включал в себя выборного председателя, имеющего определённый образовательный и имущественный ценз (как правило, местного помещика, зажиточного крестьянина, представителя сельской интеллигенции) и двух выборных заседателей, таковым цензам не отвечающих (как правило, местных крестьян). С одной стороны, в этом требовании крестьян выражался, конечно, крестьянский демократизм, поскольку появление такого суда связывалось с необходимостью введения бессословной волости, но с другой – такой суд должен был являться не бессословным, а скорее «полисословным», поскольку октябристы-крестьяне подчёркивали необходимость введения в состав суда двух представителей крестьянского сословия. На ограждение сословной обособленности крестьянства были направлены и контрпредложения депутатов-октябристов, касающиеся необходимости «деформализации» судопроизводства, расширения возможности применения в них норм обычного «крестьянского» права, сужения пространства для определённой законом процедуры судопроизводства.

В частности, депутат-крестьянин М.Д. Челышев выступал даже против правила обязательного привлечения свидетелей для доказательства противоправного деяния. В процедуре неукоснительного следования суда закону этими депутатами всячески сознательно подчёркивался и выпячивался элемент юридического формализма, якобы препятствовавший реализации принципа справедливости. В этих же видах некоторые депутаты предлагали до предела сузить канцелярскую сторону процесса, полагая, что, в противном случае, это сделает затруднительным обращение крестьян в суд ввиду его дороговизны, прежде всего вследствие расходов на адвокатскую помощь. В этом выразилось традиционное недоверие «почвы» к устоям «цивилизации», умиление якобы исконно присущими «простому народу» уникальными моральными качествами, позволяющими ему быть более справедливым, чем корыстолюбивые помещики и чиновники, а фактически – стремление сохранить некоторую обособленность крестьянства. Однако в отличие от представителей правых фракций октябристские «раскольники» не возражали, в принципе, против необходимости модернизации деревни, в том числе против стирания сословных различий. Речь шла о различных путях и темпах приспособления традиционалистской российской деревни к устоям индустриального общества.

Если основная часть фракции была за содействие быстрой ассимиляции «почвы» «цивилизацией», считая, что корпоративные перегородки в деревне уже размыты, а доверие к обычаю основательно расшатано, то меньшинство фракции, полагая обратное, выступало за более медленное приспособление «почвы» к ценностям «цивилизации» посредством постепенного синтеза почвеннических и цивилизационных устоев, путём неторопливого укрепления у крестьянства доверия к новым институтам, нормам, принципам, устоям.

Показательно, что другой сторонник гминного суда октябрист Д.А. Леонов полагал главной целью коллегиального суда по типу гминного с участием представителей крестьянства укрепление доверия к суду, «расположение» к нему всех слоёв населения, что, по его мнению, было невозможно, в случае, если под видом мирового суда «местный суд из рук чиновников МВД перейдёт в более умелые руки чиновников Минюста». Он предлагал даже уменьшение имущественного ценза, полагая, что избрание земствами гарантирует такие кандидатуры, «которые не будут колебать собственность». Иными словами, он считал, что чувство законности в народе надо «воспитывать», а не навязывать сверху чужеродными институтами, которые могли попасть под контроль бюрократии [2, ст. 1488].

Показательно, что глава комиссии Н.П. Шубинской выступал против предложения этих членов фракции по мотивам низкого авторитета непрофессионального суда у крестьян, ограниченности возможности применения обычая и покушения на основной «цивилизационный» устой – верховенство закона, неизбежное при поглощении профессионального судьи равноправными с ним заседателями. Этим он выражал мысль о том, что постепенное слияние обоих ценностно-нормативных устоев не нужно, прежде всего, самому крестьянству, поскольку традиционализм в деревне подорван и законность в деревне должно утверждать прямо и непосредственно.

Ещё более определённо намерение привнести начала верховенства закона путём синтеза почвеннических и цивилизационных устоев видно в предложении, высказанном рядом членов фракции (в частности, А.Е. Фаворским), о необходимости сохранения волостного суда при придании ему в качестве председателя мирового судьи. Волостной суд и обычное право, господствовавшее в нём, они понимали как способ нормирования жизни, связанный с определённой корпорацией, сословием, причём способ, наиболее эффективный для утверждения идеи «правды и справедливости», основанной на «крестьянской совести», «терпимости, ласковости, любвеобильности»; ценностей общинного коллективизма, патриархальной семьи а, в общем-то, сохранения внутрикорпоративного «примирения». Таким образом, Фаворский (несмотря на свое дворянство) выступает как безусловный адепт ценностей и менталитета традиционалистского крестьянства, сторонник консервации его устоев. «Консерватизм, обеспечивающий в своих правах и понятиях спокойное развитие наших государственных учреждений», представлялся ему наилучшим вариантом развития. Однако в отличие от правых этот консервативный октябрист понимал невозможность сохранения этого суда в неприкосновенности, полной корпоративной изоляции традиционализма крестьянства. Он признаёт деградацию волостного суда под влиянием «внешних» по отношению к почвенническим устоям причин: ускоренной урбанизации, расслоения деревни, роста преступности и т.д. Он признаёт неизбежность вторжения «цивилизации», в том числе и в деревню. Однако в отличие от октябристского большинства комиссии он полагал, что такое вторжение должно было быть амортизировано синтезом суда «почвы» и «цивилизации» – волостного и мирового судов. В случае монополии на отправление правосудия в деревне мирового суда с его формализованным судопроизводством, принципом безусловного следования писаному закону, «чуждым нравам и обычаям деревни» он опасался безнаказанности преступников, «удовлетворения требования правосудия более состоятельных классов» и отсутствия «примирения сторон», т.е. фактически раскола крестьянской традиционалистской корпорации [2, ст. 1481]. Взамен он предлагал её постепенное приспособление к модернизации «сверху», проводимое путём реформ (земской, полицейской, общественной). Достигнуть этого предполагалось за счёт введения особого порядка судопроизводства в деревне: сохранения волостного суда с увеличением подсудности до 50–100 руб. по гражданским делам и по уголовным делам – до ареста сроком на месяц; придания ему в качестве председателя мирового судьи, причём с упразднением в отношении его требований имущественного ценза и введения в апелляционную инстанцию – съезд мировых судей представителей от крестьянства, выбранных земствами. Итогом этих преобразований будет, по мнению Фаворского, с одной стороны, приближение «суда цивилизации» к населению, которое даст крестьянству «понятие о необходимости права» [2, ст. 1483] за счёт повышения авторитета «суда права», а с другой – позволит сохранить «чистоту правды и справедливости», отстоять интересы крестьян от кулачества, сохранить «корни нашей цивилизации, которая должна быть очищена от всякой дряни и мусора» [2, ст. 1485–1486].

Несколько иной точки зрения придерживался В.В. Хвощинский. Он являлся сторонником коллегиального суда, сочетающего мирового судью с заседателями из крестьян. Будучи более принципиальным и последовательным, чем Фаворский, противником разделения страны на «народ» и «бар» [2, ст. 1823], он, тем не менее, полагал, что «судьи – чиновники», чуждые крестьянской среде не «разовьют понятия о праве в народе», и что поэтому народу нужны судьи, «близкие ему по культуре и понятиям», знающие его обычаи и «жизненные условия» [2, ст. 1824]. Правда, он считал, что правовое воспитание крестьянства должно последовательно происходить на базе применения писаного законодательства. Потому он думал, что дела, «не терпящие отлагательства» и «наиболее сложные», мировой судья должен рассматривать единолично. Только дела, «не требующие быстроты», должны были разрешаться коллегией, состоящей из мирового судьи в качестве председателя и двух волостных судей, которые будут выбираться крестьянами в каждой волости и участвовать в судебных заседаниях при объезде мировыми судьями своего участка.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10