Традиционная и современная культура

Блок, Андрей Белый, Вячеслав Иванов) - были приверженцы философско-

религиозного понимания мира в духе учения философа Вл.Соловьева. Если в

первом поэтическом сборнике А.Блока «Стихи о Прекрасной Даме» (1903)

встречаются часто экстатические* песни, которые поэт обращал к своей

Прекрасной Даме, то уже в сборнике «Нечаянная радость» (1907) Блок явно

идет к реализму, заявляя в предисловии к сборнику: «Нечаянная радость» -

это мой образ грядущего мира». Для ранней поэзии А.Белого характерны

мистические мотивы, гротескное восприятие действительности («симфонии»),

формальное экспериментаторство. Поэзия Вяч.Иванова ориентирована на

культурно-философскую проблематику античности и средневековья; концепция

творчества - религиозно-эстетическая.

Символисты постоянно спорили друг с другом, пытаясь доказать правоту

именно своих суждений об этом литературном направлении. Так, В.Брюсов

рассматривал его как средство создания принципиально нового искусства;

К.Бальмонт видел в нем путь постижения сокровенных, неразгаданных глубин

человеческой души; Вяч.Иванов считал, что символизм поможет преодолеть

разрыв между художником и народом, а А.Белый был убежден, что это та

основа, на которой будет создано новое искусство, способное преобразить

человеческую личность.

Рассмотрим более подробно творчество А.Белого, как одного из ведущих

теоретиков символизма.

Андрей Белый - поэт самобытный и оригинальный. В его поэзии контрастно

сосуществовали пафос и ирония, бытовые зарисовки и интимные переживания,

картины природы и философские размышления. В 1904 году выпустил книгу

стихов «Золото в лазури», в которой заявил о себе как талантливый поэт-

символист.

Андрей Белый, как теоретик символизма, так раскрывает смысл своей

платформы: «символизм, приемля лозунги исторических школ, их вскрывает в

...их «плюсах» и «минусах»; он - самосознание творчества, как критицизм; до

него оно слепо: он противопоставляет себя «школам» там, где эти школы

нарушают основной лозунг единства формы и содержания; романтики его

нарушают в сторону содержания, переживаемого субъективно; сентенционизм - в

сторону содержания, понимаемого абстрактно; современный классицизм

(пассеизм) его нарушает в сторону формы.

Единство формы и содержания нельзя брать... ни зависимостью содержания

от формы (грех формалистов), ни исключительной зависимостью приема

конструкции от абстрактно понятого содержания (конструктивизм). «Реализм,

романтизм... проявление единого принципа творчества» - в символизме»[5].

Значительное место в творчестве А.Белого занимала проза. Его перу

принадлежат романы «Серебряный голубь» (1909), «Петербург» (1913-1914),

«Котик Летаев» (1922), трилогия «Москва» (1926-1932), для которых

характерны временные смещения, разорванность и клочковатость сюжета,

свободная композиция, нарочитое использование разных ритмов повествования.

Символизм Белого - особый символизм, имеющий мало общего со словесной

догматикой Брюсова, или многословием «Стихов о Прекрасной Даме» Блока, или

импрессионизмом Анненского. Он весь нацелен в будущее, он гораздо больше

имеет общего со стиховой разорванностью Цветаевой, с речью «точной и нагой»

Маяковского. Его стихи лишены шифра, шифр здесь заменила ассоциация,

которая стала главным поэтическим средством не только Белого-поэта, но и

Белого-прозаика, и даже Белого-критика и публициста. Математически точно

рассчитанное употребление слова и словесного образа постоянно

взаимодействует у Белого со стихией его лирического «я», в которой

господствует уже не только зрительное, но и музыкальное начало.

Всю жизнь, с ранней юности, А.Белым владело одно грандиозное чувство -

чувство мирового неблагополучия, едва ли не надвигающегося «конца света».

Это чувство Белый пронес через всю свою жизнь, им питал свои произведения,

им же напитал и главную, искомую идею всей своей жизни и своего творчества

- идею братства всех людей на свете, идею духовного родства, которое

перекрыло бы все барьеры, прошло бы поверх социальных различий и

социального антагонизма, давши в итоге возможность людям - каждому человеку

в отдельности и всему человечеству в целом - сохранить себя, индивидуальные

особенности своей натуры в эти грозные и чреватые годы.

Своей вечной неудовлетворенностью и напряженностью исканий, глубоким

гуманизмом, нравственной чистотой и непосредственностью, этическим

максимализмом, художественными и поэтическими открытиями, глубиной идей и

пророчеств, стремлением отыскать выход из того кризисного состояния, в

котором оказалось человечество, наконец самим характером своей личности -

нервной, ищущей, срывающейся в бездны отчаяния, но и воспаряющей на высоты

великих прозрений, - всем этим Белый прочно вписал свое имя в историю ХХ

века.

Одно из ведущих мест в русской литературе по праву занимает Александр

Блок. Блок - лирик мирового масштаба. Вклад его в русскую поэзию необычайно

богат. Лирический образ России, страстная исповедь о светлой и трагической

любви, величавые ритмы итальянских стихов, пронзительно очерченный лик

Петербурга, «заплаканная краса» деревень - все это с широтой и

проникновением гения вместил в своем творчестве Блок.

Первая книга Блока «Стихи о Прекрасной Даме» вышла в 1904 году.

Блоковская лирика той поры окрашена в молитвенно-мистические тона:

реальному миру в ней противопоставлен постигаемый лишь в тайных знаках и

откровениях призрачный, «потусторонний» мир. Поэт находился под сильным

влиянием учения Вл.Соловьева о «конце света» и «мировой душе». В русской

поэзии Блок занял свое место как яркий представитель символизма, хотя

дальнейшее его творчество перехлестнуло все символические рамки и каноны.

Во втором сборнике стихов «Нечаянная радость» (1906) поэт открыл себе

новые пути, которые лишь намечались в первой его книге.

Андрей Белый стремился проникнуть в причину резкого перелома в музе

поэта, казалось только что «в неуловимых и нежных строчках» воспевавшего

«приближение вечно-женственного начала жизни». Он увидел ее в близости

Блока к природе, к земле: «Нечаянная радость» глубже выражает сущность

А.Блока... Второй сборник стихов Блока интереснее, пышнее первого. Как

удивительно соединен тончайший демонизм здесь с простой грустью бедной

природы русской, всегда той же, всегда рыдающей ливнями, всегда сквозь

слезы пугающей нас оскалом оврагов... Страшна, несказуема природа русская.

И Блок понимает ее как никто...»

Третий сборник «Земля в снегу» (1908) был принят критикой в штыки.

Критики не захотели или не сумели понять логику новой книги Блока.

Четвертый сборник «Ночные часы» вышел в 1911 году, очень скромным

тиражом. Ко времени его выхода Блоком все более овладевало чувство

отчужденности от литературы и до 1916 года он не выпустил ни одной книги

стихов.

Трудные и запутанные отношения, длившиеся почти два десятилетия,

сложились между А.Блоком и А.Белым.

На Белого произвели огромное впечатление первые стихи Блока: «Чтобы

понять впечатления от этих стихотворений, надо ясно представить то время:

для нас, внявших знакам зари, нам светящей, весь воздух звучал, точно

строки А.А.; и казалось, что Блок написал только то, что сознанию

выговаривал воздух; розово-золотую и напряженную атмосферу эпохи

действительно осадил он словами». Белый помог выпустить первую книгу Блока

(в обход московской цензуры). В свою очередь и Блок поддерживал Белого. Так

он сыграл решающую роль в появлении на свет главного романа Белого

«Петербург», публично дал высокую оценку и «Петербургу» и «Серебряному

голубю».

Наряду с этим их отношения и переписка доходили до враждебности;

постоянные упреки и обвинения, неприязнь, язвительные уколы, навязывание

дискуссий отравляли жизнь обоих.

Однако, несмотря на всю сложность и запутанность отношений творческих

и личных, оба поэта продолжали уважать, любить и ценить творчество и

личность друг друга, что еще раз подтвердило выступление Белого на смерть

Блока.

После революционных событий 1905 года в рядах символистов еще более

усилились противоречия, которые в конце концов привели это направление к

кризису.

Нельзя, однако, не отметить, что русские символисты внесли

существенный вклад в развитие отечественной культуры. Наиболее талантливые

из них по-своему отразили трагизм положения человека, не сумевшего найти

свое место в мире, сотрясаемом грандиозными социальными конфликтами,

пытались отыскать новые способы для художественного осмысления мира. Им

принадлежат серьезные открытия в области поэтики, ритмической реорганизации

стиха, усиления в нем музыкального начала.

«Послесимволистическая поэзия отбросила «сверхчувственные» значения

символизма, но осталась повышенная способность слова вызывать неназванные

представления, ассоциациями замещать пропущенное. В символистическом

наследстве жизнеспособнее всего оказалась напряженная ассоциативность»[6].

В начале второго десятилетия XX века появились два новых поэтических

течения - акмеизм и футуризм.

Акмеисты (от греческого слова «акме» - цветущая пора, высшая степень

чего-либо) призывали очистить поэзию от философии и всякого рода

«методологических» увлечений, от использования туманных намеков и символов,

провозгласив возврат к материальному миру и принятие его таким, каков он

есть: с его радостями, пороками, злом и несправедливостью, демонстративно

отказываясь от решения социальных проблем и утверждая принцип «искусство

для искусства». Однако творчество таких талантливых поэтов-акмеистов, как

Н.Гумилев, С.Городецкий, А.Ахматова, М.Кузьмин, О.Мандельштам, выходило за

рамки провозглашенных ими теоретических принципов. Каждый из них вносил в

поэзию свои, только ему свойственные мотивы и настроения, свои поэтические

образы.

С иными взглядами на искусство вообще и на поэзию в частности

выступили футуристы. Они объявили себя противниками современного

буржуазного общества, уродующего личность, и защитниками «естественного»

человека, его права на свободное, индивидуальное развитие. Но эти заявления

нередко сводились к абстрактному декларированию индивидуализма, свободы от

нравственных и культурных традиций.

В отличие от акмеистов, которые хотя и выступали против символизма, но

тем не менее считали себя в известной степени его продолжателями, футуристы

с самого начала провозгласили полный отказ от любых литературных традиций и

в первую очередь от классического наследия, утверждая, что оно безнадежно

устарело. В своих крикливых и дерзко написанных манифестах они прославляли

новую жизнь, развивающуюся под влиянием науки и технического прогресса,

отвергая все, что было «до», заявляли о своем желании переделать мир, чему,

с их точки зрения, в немалой степени должна содействовать поэзия. Футуристы

стремились овеществить слово, связать его звучание непосредственно с тем

предметом, которое оно обозначает. Это, по их мнению, должно было привести

к реконструкции естественного и созданию нового, широко доступного языка,

способного разрушить словесные преграды, разобщающие людей.

Футуризм объединил разные группировки, среди которых наиболее

известными были: кубофутуристы (В.Маяковский, В.Каменский, Д.Бурлюк,

В.Хлебников), эгофутуристы (И.Северянин), группа «Центрифуга» (Н.Асеев,

Б.Пастернак и др.).

В условиях революционного подъема и кризиса самодержавия акмеизм и

футуризм оказались нежизнеспособными и к концу 1910-х годов прекратили свое

существование.

Среди новых течений, возникших в русской поэзии в этот период,

заметное место стала занимать группа так называемых «крестьянских» поэтов -

Н.Клюев, А.Ширяевец, С.Клычков, П.Орешин. Некоторое время к ним был близок

С.Есенин, впоследствии вышедший на самостоятельную и широкую творческую

дорогу. Современники видели в них самородков, отражавших заботы и беды

русского крестьянства. Объединяли их также общность некоторых поэтических

приемов, широкое использование религиозной символики и фольклорных мотивов.

Среди поэтов конца XIX - начала XX века были и такие, чье творчество

не вписывалось в существовавшие тогда течения и группы. Таковы, например,

И.Бунин, стремившийся продолжать традиции русской классической поэзии;

И.Анненский, в чем-то близкий к символистам и в то же время далекий от них,

искавший свой путь в огромном поэтическом море; Саша Черный, называвший

себя «хроническим» сатириком, блестяще владевший «антиэстетическими»

средствами обличения мещанства и обывательщины; М.Цветаева с ее

«поэтической отзывчивостью на новое звучание воздуха».

Для русских литературных течений начала XX века характерен поворот

ренессанса к религии и христианству. Русские поэты не могли удержаться на

эстетизме, разными путями они пытались преодолеть индивидуализм. Первым в

этом направлении был Мережковский, затем ведущие представители русского

символизма начали противополагать соборность индивидуализму, мистику

эстетизму. Вяч.Иванов и А.Белый были теоретиками мистически окрашенного

символизма. Произошло сближение с течением, вышедшим из марксизма и

идеализма.

Вячеслав Иванов был один из самых замечательных людей той эпохи:

лучший русский эллинист, поэт, ученый филолог, специалист по греческой

религии, мыслитель, теолог и философ, публицист. Его «среды» на «башне»

(так называли квартиру Иванова) посещали наиболее одаренные и

примечательные люди той эпохи: поэты, философы, ученые, художники, актеры и

даже политики. Происходили самые утонченные беседы на темы литературные,

философские, мистические, оккультные, религиозные, а также и общественные в

перспективе борьбы миросозерцаний. На «башне» велись утонченные разговоры

самой одаренной культурной элиты, а внизу бушевала революция. Это было два

разобщенных мира.

Наряду с течениями в литературе возникли новые течения в философии.

Начался поиск традиций для русской философской мысли у славянофилов, у

Вл.Соловьева, у Достоевского. В салоне Мережковского в Петербурге были

организованы Религиозно-философские собрания, в которых участвовали как

представители литературы, заболевшей религиозным беспокойством, так и

представители традиционно-православной церковной иерархии. Вот как описывал

эти собрания Н.Бердяев: «Преобладала проблематика В.Розанова. Большое

значение имел также В.Тернавцев, хилиаст, писавший книгу об Апокалипсисе.

Говорили об отношении христианства к культуре. В центре была тема о плоти,

о поле... В атмосфере салона Мережковских было что-то сверхличное, разлитое

в воздухе, какая-то нездоровая магия, которая, вероятно, бывает в

сектантской кружковщине, в сектах не рационалистического и не евангельского

типа... Мережковские всегда претендовали говорить от некоего "мы" и хотели

вовлечь в это "мы" людей, которые с ними близко соприкасались. К этому "мы"

принадлежал Д.Философов, одно время почти вошел в него А.Белый. Это "мы"

они называли тайной трех. Так должна была сложиться новая церковь Святого

Духа, в которой раскроется тайна плоти".

В философии Василия Розанова "плоть" и "пол" означали возврат к

дохристианству, к юдаизму и язычеству. Его религиозное умонастроение

сочеталось с критикой христианского аскетизма, апофеозом семьи и пола, в

стихии которого Розанов видел основу жизни. Жизнь у него торжествует не

через воскресение к вечной жизни, а через деторождение, то есть распадение

личности на множество новых рожденных личностей, в которых продолжается

жизнь рода. Розанов проповедовал религию вечного рождения. Христианство для

него религия смерти.

В учении Владимира Соловьева об универсуме как "всеединстве"

христианский платонизм переплетается с идеями новоевропейского идеализма,

особенно Ф.В.Шеллинга, естественнонаучном эволюционизмом и неортодоксальной

мистикой (учение о "мировой душе" и др.). Крах утопического идеала

всемирной теократии привел к усилению эсхатологических (о конечности мира и

человека) настроений. Вл.Соловьев оказал большое влияние на русскую

религиозную философию и символизм.

Павел Флоренский разрабатывал учение о Софии (Премудрости божией) как

основе осмысленности и целостности мироздания. Он был инициатором нового

типа православного богословствования, богословствования не схоластического,

а опытного. Флоренский был платоником и по-своему интерпретировал Платона,

в последствии стал священником.

Сергей Булгаков - один из главных деятелей Религиозно-философского

общества «памяти Владимира Соловьева». От легального марксизма, который он

пытался соединить с неокантианством, перешел к религиозной философии, затем

к православному богословию, стал священником.

И, конечно же, величиной мирового значения является Николай Бердяев.

Человек, стремившийся к критике и преодолению любых форм догматизма, где бы

они ни появлялись, христианский гуманист, называвший себя «верующим

вольнодумцем». Человек трагической судьбы, изгнанный с Родины, и всю жизнь

болевший за нее душой. Человек, чье наследие, до последнего времени,

изучалось во всем мире, но только не в России. Великий философ, которого

ждет возвращение на Родину.

Остановимся более подробно на двух течениях, связанных с мистическими

и религиозными исканиями.

«Одно течение представляла православная религиозная философия, мало,

впрочем приемлемая для официальной церковности. Это прежде всего

С.Булгаков, П.Флоренский и группирующиеся вокруг них. Другое течение

представляла религиозная мистика и оккультизм. Это А.Белый, Вяч.Иванов... и

даже А.Блок, несмотря на то, что он не склонен был ни к каким идеологиям,

молодежь, группировавшаяся вокруг издательства «Мусагет», антропософы*.

Одно течение вводило софийность в систему православной догматики. Другое

течение было пленено софийностью алогической. Космическое прельщение,

характерное для всей эпохи, было и там и здесь. За исключением С.Булгакова,

для этих течений совсем не стоял в центре Христос и Евангелие.

П.Флоренский, несмотря на все его желание быть ультраправославным, был весь

в космическом прельщении. Религиозное возрождение было христианообразным,

обсуждались христианские темы и употреблялась христианская терминология. Но

был сильный элемент языческого возрождения, дух эллинский был сильнее

библейского мессианского духа. В известный момент произошло смешение разных

духовных течений. Эпоха была синкретической, она напоминала искание

мистерий и неоплатонизм эпохи эллинистической и немецкий романтизм начала

XIX века. Настоящего религиозного возрождения не было, но была духовная

напряженность, религиозная взволнованность и искание. Была новая

проблематика религиозного сознания, связанная еще с течениями XIX века

(Хомяков, Достоевский, Вл.Соловьев). Но официальная церковность оставалась

вне этой проблематики. Религиозной реформы в церкви не произошло»[7].

Многое из творческого подъема того времени вошло в дальнейшее развитие

русской культуры и сейчас есть достояние всех русских культурных людей. Но

Страницы: 1, 2, 3