Психологические аспекты политического лидерства

Ленин, по свидетельству знавших его людей, был чрезвычайно авторитарным, властолюбивым человеком не только в политике, но и в быту, однако трудно доказать, что только стремление к власти заставило юного Владимира Ульянова засесть за труды Маркса и детально исследовать развитие капитализма в России. Читая «Тюремные тетради» Антонио Грамши, проведшего многие годы жизни и погибшего в фашистских застенках, невозможно поверить, что к напряженному интеллектуальному творчеству, к поиску новых ответов на проблемы теории и практики революции его побуждала хотя бы и неосознанная страсть к власти.

Возможно, у многих революционных лидеров потребность во власти развивается и укрепляется не с раннего детства, а под влиянием тех лидерских ролей, которые они приобретают в революционном движении. Реальная власть, сначала над ближайшими сторонниками, а потом и над более широкой массой, превращается у них в способ самовыявления и самоутверждения, в потребность и устойчивую установку. Такая динамика в общем не противоречит современным научным представлениям о мотивации.

Важно иметь в виду, что политика - далеко не единственная и даже не самая благоприятная сфера для удовлетворения потребности во власти. В демократическом «рыночном» обществе власть промышленного и финансового магната или менеджера крупной компании во многом не уступает, а по показателю устойчивости превосходит власть политического лидера. Люди, посвятившие себя политике, прекрасно знают, что лишь немногие из них достигнут верхних этажей политического здания, где индивид (президент, премьер, министр, партийный лидер, губернатор) является носителем реальной власти; даже члены высших законодательных органов обладают лишь властью коллективной, вряд ли способной удовлетворить сильное личное властолюбие. Кстати, эмпирические исследования, проводимые среди западных законодателей, не обнаруживают у них подобной мотивации. Все это подтверждает многообразие и сложность мотивации политиков вообще и политических лидеров в частности.

Иерархия мотивов

Это многообразие констатируется и в современных концепциях психологии лидерства. Так, кроме потребности во власти и в компенсации неосознанного психического дискомфорта в качестве мотивов лидера выделяются его убеждения и стремление решить какую-то политическую проблему (например, вывести страну из кризиса); чувство долга; потребность в одобрении и уважении со стороны других людей; в статусе и признании; те требования («вызов»), которые предъявляет к лидеру занимаемое им положение20.

По другой классификации, основанной на исследованиях психологии американских президентов, мотивацию лидеров могут определять три доминирующих потребности: во власти, в достижении цели (или успехе) и во внутригрупповых связях, в любви, дружбе, в общем в позитивных межчеловеческих отношениях21.

Нетрудно заметить, что как бы ни классифицировать мотивы лидерства, все они, как правило, не являются взаимоисключающими; все или почти все могут сочетаться в психологии одного и того же человека.

Так потребность во власти чаще всего совпадает с потребностями в статусе, в одобрении, признании и уважении со стороны других людей; лидер-властолюбец в процессе осуществления власти и часто в качестве способа реализации своего властолюбия может стремиться к достижению каких-то конкретных внутри- и внешнеполитических целей, решению определенных проблем. При этом в соответствии с общепсихологическими представлениями о мотивации одни мотивы могут играть служебную, инструментальную роль по отношению к другим, выступать как потребности «второго ранга». Так, потребность в признании или успехе обычно обслуживает «содержательные» потребности - во власти, в достижении конкретных целей и т.д.

Анализируя психологию президента Клинтона, Ст. Реншон приходит к выводу, что ее отличает чрезвычайно высокий уровень уверенности в себе и в правильности своих действий, доходящий до самоидеализации, стремление к достижению поставленной цели. В то же время - потребность «быть с людьми», иметь друзей, получать от них моральное подкрепление своим планам и действиям, одобрение. Эти качества обусловливают весьма высокую политическую активность Клинтона, склонность к выдвижению все новых инициатив. По мнению Реншона, с этим связаны определенные опасности, поскольку общество и его институты не смогут абсорбировать слишком много новых инициатив22. Другой исследователь - Ф. Гринстейн полагает, что Клинтон поведет страну к принципиально новым целям в области внутренней политики23.

Смысл классификации лидерских мотивов состоит, очевидно, не в том, чтобы классифицировать в соответствии с ней реальных лидеров (приписывая каждому какой-то один из них), но в выявлении в их психологии относительной силы различных мотивационных тенденций, их иерархии. Иерархию же эту можно выстроить лишь на основе анализа ситуаций выбора - когда одни мотивы приходят в конфликт с другими: в этих случаях «победивший» мотив характеризует психологию лидера в большей мере, чем «побежденный» или отброшенный им, и можно утверждать, что первый занимает более высокое иерархическое место в мотивации данного деятеля. Например, о деятеле, стремящемся к власти, но не способном ради этого стремления совершать действия, которые могут снизить его моральный престиж, уважение или любовь к нему окружающих, можно справедливо сказать, что властолюбие не является его доминирующим мотивом.

Важно также учитывать, что сама возможность конфликта мотивов обусловлена объективной ситуацией, в которой находится лидер, особенно его место в отношениях власти. Политик, который еще не имеет реальной власти, но стремится заполучить ее, подвержен во многом иным мотивационным импульсам, чем уже обладающий властью и прочно удерживающий ее. Французский президент Ф. Миттеран на ранних этапах своей политической деятельности выглядел не особенно принципиальным и не слишком разборчивым в средствах деятелем, озабоченным главным образом поиском своей политической ниши, карьерой. В 60-е годы политическая обстановка во Франции сложилась таким образом, что Миттеран - в частности из-за неприязненных личных отношений с де Голлем оказался наиболее удобным кандидатом на роль «первого лица» нараставшей антиголлистской оппозиции. Приобретенный таким образом имидж объединителя левых сил позволил ему возглавить перестраивающуюся после тяжелого кризиса Социалистическую партию, а в 1981 г. - победить на президентских выборах. Последовавшее через 7 лет в совершенно иной политической обстановке переизбрание на новый срок придало редкую устойчивость его позициям: те мотивы, которыми направляется деятельность французского президента в конце 80-90-х годах обеспечение стабильности и мира в стране и за ее пределами - весь его спокойный, уравновешенный и уверенный стиль очень мало походят на засвидетельствованное политической хроникой 50-х годов «стремление наверх» не слишком удачливого депутата Миттерана. Не менее известны, однако, (и приведенные выше) другие примеры - когда достижение высшей власти усиливает патологический страх ее утерять и этот страх становится доминирующим мотивом лидера.

Исследования американских психологов показывают, что относительная сила различных мотивов может оказывать существенное воздействие на политическое поведение главы государства. Так, наиболее властолюбивые американские президенты, имеющие в то же время сильную «мотивацию к достижению», проводили более активную политику, проявляли способность к принятию крупных решений, но в то же время меньшую гибкость, чем президенты, ориентированные на дружеские межличностные отношения (в частности в вопросах ограничения гонки вооружений). В то же время лидеры, ориентированные на такого рода отношения, склонны подбирать правительство и свой аппарат больше по признаку личных симпатий, чем компетентности. В целом наиболее властолюбивые президенты признаются более эффективными и более опасными для страны, чем лидеры с иной мотивационной иерархией.

Одна из наиболее сложных проблем мотивации лидеров - роль в ней их убеждении, ценностей, политических целей, не сводимых к личным, эгоистическим побуждениям и амбициям. Совершенно очевидно, что эта роль, значение мировоззренческого, или идеологического, фактора, соотношение личных и общественно-политических мотивов в психологии и деятельности политиков носят ярко выраженный индивидуальный характер. В политической сфере действуют не только последователи Макиавелли, но и такие люди, как академик А.Д. Сахаров, абсолютно чуждые стремлению к власти и руководимые лишь силой своих убеждений. Биография генерала де Голля убедительно доказывает, что вопреки его репутации деятеля, стремившегося прежде всего к личной власти, она была для него лишь орудием осуществления определенной политической программы. Генерал легко расстался с властью, когда убедился, что его политику отвергает большинство французов. Противоположный пример - советские лидеры вроде Брежнева, упорно цеплявшиеся за власть, не будучи физически и интеллектуально в состоянии осуществлять свои функции. В то же время, как уже отмечалось, личное властолюбие даже очень сильное, подчас помогает национальному лидеру решать важные для страны задачи. Страсть к власти генерала Бонапарта побудила его отбросить республиканские убеждения своей молодости, установить империю на развалинах приконченной им республики и втянуть Францию в военные авантюры, стоившие ей одного из самых сокрушительных поражений в ее истории. Но это не помешало ему провести глубокие внутренние реформы, заложившие фундамент нового общественного строя. Ричард Никсон в борьбе за власть использовал неприглядные методы, впоследствии преждевременно оборвавшие его карьеру, но за недолгие годы своего президентства успел вывести страну из вьетнамского тупика и заключить исторические соглашения об ограничении гонки термоядерных вооружений с Советским Союзом.

Верность политика своим убеждениям также может находиться в совершенно разных отношениях с уровнем его властолюбия и авторитаризма. Скажем, убеждения лидера фашистского движения оправдывают и поощряют его стремление к неограниченной личной власти, чего не скажешь о либерально-демократических движениях.

Социальная идентификация политиков

Достаточно сложную и часто противоречивую структуру мотивации политиков помогает понять категория идентификации, в общем виде рассмотренная в предыдущей главе. Как мы видели, процессе идентификации с той или иной большой социальной общностью, с объединяющей ее системой ценностей происходит в психике любого человека. Однако у политиков и особенно у политических лидеров этот процесс полнее овладевает психикой, чем у большинства смертных. Политика - по определению это не личное или частное, но общее публичное дело (в первичном древнегреческом значении слова - дела городской общины, полиса). Относительно глубокий в психологическом смысле характер социальной идентификации политика с нацией, страной, этносом, классом и т.д. обусловлен тем, что это - ролевая идентификация. Заниматься политикой - значит выполнять определенную социальную роль, функцию, служить интересам, выходящим за рамки личных.

Самый эгоистический властолюбивый и макиавеллически-циничный политик отличается, скажем, от жаждущего власти собственникапредпринимателя тем, что служение интересам и целям общности есть обязательная ролевая норма его деятельности. Эта социальная ролевая функция не может не оказывать влияния на структуру его мотивации. Идентифицируя себя с общностью, политик исповедует взгляды, ценности, убеждения, соответствующие этой идентификации. Исходя из сказанного, можно сформулировать следующую гипотезу: структура мотивации лидера связана с тем, с чем (или с кем) и каким образом он себя идентифицирует.

Объект и способы идентификации определяются характером политического строя и политической идеологией эпохи. В античных городах-государствах политические лидеры идентифицировали себя с общиной свободных граждан. В патриархальной монархии источником высшей власти считался божественный промысел, поэтому абсолютному монарху не было нужды идентифицировать себя со своими подданными. Страна, этно-территориальная общность, отданная монарху божьей волей, ассоциировалась не с совокупностью образующих ее людей ( в предельных случаях - как в древневосточных монархиях или в допетровской Руси «рабов» венценосца), но со скреплявшей ее системой власти, как бы продолжавшей власть Бога над смертными («власть от Бога»). Верховный властитель ассоциировал и идентифицировал себя поэтому с институтом власти - государством, ощущал свою ролевую функцию в соответствии со знаменитой формулой Людовика XIV «государство это я».

Отождествление страны и ее населения с государством укоренилось настолько глубоко, что до наших дней живет в языке и общественном сознании. Оно означает отождествление национальных интересов с интересами институтов власти и подчинение первых вторым. Своего апогея оно достигает при тоталитаризме, но лидеры демократических стран подчас, подобно М. Тэтчер, развязывают нелепые войны за какие-то острова - лишь бы отстоять престиж государства. И вознаграждаются аплодисментами своих сограждан! Ибо идентификация носит двусторонний характер: человек с улицы нередко принимает власть и влияние правителей, чиновников и генералов на какой-то территории или в каком-то регионе мира за свои собственные, якобы воплощающие национальные интересы. Такова одна из самых застарелых и устойчивых иллюзий массового сознания.

Понятно, что описанный способ социальной идентификации политического лидерства позволяет легко сочетать его ролевые нормы с личными мотивами и целями, ориентированными на власть - ее охрану, максимальное расширение ее объема и пространства. Защита территории своего государства и завоевание новых территорий, предотвращение смут и беспорядков - это одновременно нормативная функция, долг властителя и способ удовлетворения его властных амбиций. В его функции входит, разумеется, и забота о благе подданных. Но эта забота осмысливается на основе принципов патернализма: она осуществляется лишь в той мере и форме, которые соответствуют приоритетным интересам власти, содействуют ее укреплению. Иными словами, эта забота никак не соотносится с собственной волей и стремлениями людей, составляющих ее «объект».

Войны, служащие амбициям властителей, могут приносить те или иные материальные выгоды каким-то слоям населения победившей страны (солдатские трофеи, земли для расселения, новые рынки и т.д.). Но власти нет нужды думать о жертвах, приносимых народом на алтарь войны. Во всех случаях демонстрация и утверждение «державности», мощи государства остается приоритетной политической целью независимо от того, соответствует она или нет жизненным потребностям людей (в наши дни такое понимание национальных интересов изящно маскируется геополитической фразеологией).

Демократизация и гуманизация политического строя и политической идеологии в новейшее время, перемещение центра тяжести в решении социально-экономических проблем с методов внешней экспансии на внутренний технико-экономический прогресс, появление угрозы термоядерного апокалипсиса - все это постепенно, хотя и не полностью изменяло объект и способы социальной идентификации политиков. Уже проникновение в общественное сознание принципов свободы и равенства, зависимость судьбы политиков от воли избирателей означают, что им в той или иной мере приходится идентифицировать себя со всей массой членов общества. Появляются условия для идентификации по принципу эмпатии (см. главу III) - установка лидера на удовлетворение потребностей руководимых им людей, на включение их воли и стремлений в процесс принятия политических решений. Таким образом складывается тип демократического лидера.

Разумеется, реализация этих тенденций возможна лишь при демократических порядках, обеспечивающих права и свободы личности, предполагающих диалог власти с обществом. Тоталитарные и авторитарные режимы проявляют свободу о «благе народа» в духе патерналистских установок (руководство, «вождь», правящая партия обладают монопольным правом решать, что хорошо и что плохо для народа). В условиях демократических режимов политики обладают различными убеждениями, исповедуют различные системы ценностей, либо усвоенные ими из политических культур и субкультур общества, либо в той или иной мере сформированные или модифицированные ими самими.

Лидер может идентифицировать себя с партией или политическим течением, быть консерватором, либералом, социал-демократом, националистом или вообще не иметь четкой идеологии, предпочитая прагматический подход к решению проблем. Он может в различной пропорции сочетать в своей психологии потребность во власти, другие эгоистические - карьерные и корыстные мотивы, авторитарный стиль с верностью определенным общественным целям и идеалам. Однако при всех этих различиях нормативная идентификация лидеров с реальными людьми, «обобщенным другим», обществом (а не только с безличными властными институтами) создает в его психике ограничитель для одностороннего и гипертрофированного развития потребности в личной власти, побуждает добиваться влияния и контроля на основе убеждения других людей, согласия с ними. Не случайно люди, наделенные непомерным, патологическим властолюбием нередко примыкают к экстремистским - крайне правым или крайне левым - течениям, отвергающим демократические нормы. Можно утверждать, что интериоризация политиком демократических ценностей и ценностных норм и демократического правосознания, соответствующий им способ его социальной идентификации являются одним из важнейших организующих начал его психологии, мотивов, которыми он руководствуется в своей деятельности.

Все сказанное, возможно, не опровергает психоаналитический тезис, рассматривающий убеждения, ценности и цели политика как рационализацию неосознанных личных мотивов. Однако даже если ценности и цели имеют такое происхождение, это ничего не меняет в том факте, что они могут выступать как реальные мотивы деятельности политика. С точки зрения политической истории США и других стран в конце концов факт заключения Версальского договора намного важнее тех семейных обстоятельств Вудро Вильсона, которые, как считают его биографы, определили его роль в этом событии.

4. Личностно-психологические предпосылки политических решений

Психология лидерства есть результирующая сложной «пирамиды» факторов, в основе которой лежат исторические условия и ситуации, в которых действует лидер, его индивидуальные свойства, природные или приобретенные, а в вершине - психические механизмы, непосредственно регулирующие его политическую деятельность. Естественно, что политическую психологию более всего интересует эта «вершина», ибо именно на ней проявляются качества лидера, определяющие принимаемые им решения и оказывающие тем самым влияние на политическую жизнь. Помимо рассмотренных выше когнитивно-интеллектуальных и мотивационных, в том числе ценностных и идеологических компонентов к ним относятся и такие индивидуальные психические свойства, которые как бы переходя с основания «пирамиды» на ее вершину, оказывают самостоятельное и весьма существенное воздействие на деятельность политиков и ее результаты. Различные политики могут иметь сходные мотивы, убеждения, цели, не особенно различаться по своему интеллектуальному уровню и используемым когнитивным механизмам, но принимать при этом в сходных ситуациях решения, резко различающиеся по уровню своей адекватности ситуации и результативности.

Политическая психология испытывает потребность в понимании такого рода различий, но наталкивается при этом на громадные трудности. Фактически речь идет об анализе неопеределенного числа психологических характеристик, образующих в совокупности неповторимую индивидуальность человека, переплетающихся друг с другом и не поддающихся при современном уровне науки четкой дифференциации и классификации. Иллюстрацией этих трудностей может служить попытка американских психологов описать психологический облик президентов США с помощью 110 определений (например, «умеренный, скромный, темпераментный», «дружественный, консервативный, холодный» и т.д.), сгруппированных в 14 агрегированных «укрупненных» характеристик24. Подобные исследования могут представлять определенный интерес для описания и сравнения психологии политических деятелей, однако их результаты не отличаются особой доказательностью, ибо набор анализируемых свойств достаточно произволен (почему их ПО, а не 55 или 220?) и не имеет ясных логических и методологических оснований.

Матрица психологических характеристик лидеров

Более перспективной представляется дифференциация психологических свойств лидеров на крупные блоки, разделяемые по достаточно четким основаниям. Так, их можно, во-первых, подразделить на содержательные и процессуальные характеристики. Определенным содержанием, или значением обладают мотивы, цели, ценности, убеждения человека, знания и представления, формирующие в его психике образы дейcтвительности. Процессуальные характеристики описывают как происходят осуществляемые человеком процессы познания, мышления, практического действия; к ним относятся его когнитивный, поведенческий, коммуникативный стили, в которых отражаются его темперамент, способности, сила воли, особенности эмоциональной сферы.

Во-вторых, психологические свойства лидеров целесообразно подразделить на интрапсихические и поведенческие (имплицитные и эксприцитные). К интрапсихическим относятся все компоненты психики - содержательные и процессуальные - образующие сознание, мышление и неосознанные переживания, мотивы, установки, к поведенческим - конативные компоненты установок, стиль поведения и общения.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5