Проблемы религии

Разумных модификаций веры следует бояться не больше чем самой твердой веры, которая в столь многих случаях у конкретных людей (и их собраний) всех кредо, не исключая и христьян, оказывалась и неправильной во многих пунктах, т.е. ими самими со временем в этих пунктах признавалась неправильной и переоценивалась. Так, если мы твердо верим в определенную религиозную идею, а также и верим, что нашей душе может вредить вера в неправильную идею, то, если случайно это идея окажется неправильной, это, по нашей же вере, повредит нашей душе. Не может быть, чтобы мы хотели этого. Может оказаться, конечно, что вера, правильная или неправильная, вообще не в состоянии ни вредить, ни помогать душе, но тогда и весь наш религиозный энтузиазм, не имеет оснований. Как же быть? Предлагаю продолжать смотреть, думать, изучать разное, рассматривать разумный элемент во всякой вере и пытаться оценивать каждую из них единым универсальным критерием разума, куда входит конечно и интуиция. Последняя, в любом замкнутом случае, сама по себе не может быть критерием истинности универсальной, т.е. относящейся и ко всем случаям. Поэтому интуитивный элемент разума, всегда должен соединяться с концептуальным, когда мы склонны утверждать что-то правильным.

III

Внутри или во вне

            Если мы уже выбрали некую доктрину, считая ее правильной (ортодоксальной), если у нас уже есть своя правильная вера, обладаем ли мы логической возможностью задать себе вопрос: а правильна ли она? Не предполагает ли уже любой вопрос элемента сомнения, а значит и отрицания ортодоксии? Не обязаны ли мы по-необходимости ступить, хотя бы временно за пределы нашей ортодоксии, чтобы иметь логическое право даже утвердить эту ортодоксию? Но если это так, то выступив за пределы заведомо правильного, мы и не имеем права (не можем) использовать для его оценки то, что внутренне принадлежит только ему. По логике, для такого аксиологического суждения мы не можем использовать исключительно внутреннего или неуниверсального критерия. Это очевидно любому человеку, который учился логике, или даже любому, который вообще собирается рассуждать (задавать какие-то вопросы!). Если же “у матросов нет вопросов”, если человек не берется вообще рассуждать о действительности или мнимости своей ортодоксии, а уже ее принял твердо и окончательно, независимо ни от чего, тогда логически он не имеет права и утверждать эту ортодоксию.

            Может быть это и выглядит страшно для искренне верующего, но таково положение вещей, не так ли? Христос как-то говорит: “Радуйтесь, ибо дорогою ценою куплены!” Это напоминает нам, что за все надо платить; за право утверждать нечто - тоже. За бескомпромисную веру в ортодоксальность своей веры, надо платить отказом от возможности задавать такого рода вопросы, следовательно отказом от возможности мыслить об этом, следовательно безмыслием относительно очень важного, может быть самого важного для искренне верующего.

            Некоторые в истории христьянства очень ругали разум. Один знаменитый священник говорил: “Я верю потому, что это абсурдно”, - другой: “Разум – это шлюха дьявола”, и т.п. Я не разделяю таких сентенций в их сущности, и привел их только для иллюстрации того, что искренне верующие понимали справедливость ранее мной сформулированного: Хочешь верить бескомпромисно, что ты прав, забудь доказательства, ибо даже возможность их твоя позиция уже исключила. Исключила такая позиция и право оценивать и неправильность любой другой веры.

            Остается ли тогда вообще хоть какой-то вид мышления для ортодоксального? Думаю что да. Чтоже это за вид мышления? Мышление это состоит просто в возможности сравнительного рассмотрения разных доктрин и, если в них замечается противоречие своей (т.е. действительно некая разность), возможность справедливой атрикуляции этого факта, а именно: Моя (уже заведомо, т.е. еще и до рассмотрения, названная правильной!) доктрина отличается от других доктрин, а потому они не суть то, что я считаю (без всякого объективного права) правильным, а значит неправильны. Или, если представить себе ситуацию беседы с верующим в иное, ортодоксу остается только говорить: “Я прав, а ты дурак!” Тому другому, если он тоже твердо верующий в свое, не остается ничего другого, как только зеркально отразить (с таким же правом, или при таком же отсутствии права): “Прав я, а дурак ты!”. Ни у кого из собеседников нет никакого логического права даже спросить: “А почему?” Получается, такой вопрос необходимо предполагает факт выступления за границы исключительно своей позиции, а стало быть элемент сомнения в ее завершенности в истине, а стало быть ее неверность. А на это-то как раз никто из ортодоксов пойти не готов. Платить нужную цену никто из них не хочет, а значит им остается только воровать то, что очень обоим приглянулось. Следовательно утверждение каждого из них “Я прав” просто незаконно сворованно. Совершив такую кражу, такое преступление, каждый из них все же обычно продолжает использовать ум, только не в смысле настоящей рациональности, а в смысле фройдовской “рационализации”, т.е. всяких умственных построений, которые все направлены лишь на оправдание своего преступления. Это подобно рассуждению детей: “Я съел его порцию варенья, потому что он отвернулся, значит ему и не хотелось есть свою порцию, а я был очень голоден”. “Моя вера лучше, потому что она сильнее”. “Конфета полезнее яблока, потому что она слаще!”

            Если мы хотим перестать совершать логические преступления, перестать быть ворами, нам следует признать необходимую возможность нашей ортодоксальности оказаться и не совсем уж ортодоксальной и необходимость поиска внешнего в чем-то критерия оценки и своей, и чужой веры. Этот критерий, однако, должен частью своей принадлежать и каждой из рассматриваемых вер, т.е. быть универсальным критерием. Коммунисты как-то называли гинетику продажной девкой империализма, просто позаимствовав фразу Лютера относительно разума: “Разум - шлюха дьявола”. Для них империализм был синонимом дьявола, а гинетика казалась чем-то очень плохим и неправильным. Однако, ни гинетика, ни разум не виноваты. Виновата здесь изначально узурпированное (сворованное) право судить, о том что ты не понимаешь достаточно хорошо, на основании просто веры (привычного мнения о вещах).

            Интересно и то, что для самого отрицания разума все отрицавшие уже по необходимости признавали его ценность, и отрицали разум средствами разума; приняв часть разума верной отрицали целое, весь разум. Логическая ошибка их не смущала, т.к. они они допускали ошибки, которые служили в риторике их собственным целям, и не прощали даже видимости такой ошибки своим оппонентам. Опять же, поступая подобно всем преступникам, которые считают, что все должны жить по правилам, которые они сами соблюдать не должны, “потому что очень хочется”. Вспоминается анкдот о несчастном вьетнамце, который утром сеял рис, а к вечеру уже собирал урожай. На вопрос о том созревает ли рис у него так быстро, он отвечал: “Нет, но кушать очень хочется!” Поспешное принятие ортодоксии может оказаться подобно этому.

            Утверждаю ли я здесь, что какая-либо ортодоксия не может оказаться сама по себе действительно правильным отражением истины? Вовсе нет! Однако, я утверждаю, что в силу самой логики, ни у одного ортодокса нет законного права утверждать свою ортодоксию, пока он не выступил за ее пределы, т.е. вполне искренно не допустил какого-то хотя бы элемента сомнения в своей правоте и неправоте другого. Тогда он задал реальный вопрос, без того, чтобы знать уже ответ на него (т.е. без того, чтобы быть ортодоксом): “А правильна ли моя вера?”

            Интересно, что несмотря на то, что большинство священников боятся самостоятельного применения суждений среди своих прихожан, но некоторые известные духовные учителя в каждой религии, считали такие попытки очень даже полезными, отражающими действительное стремление души к правде, и обеспечивающиее ее подлинную религиозность или духовность. Излишне и говорить, что именно такая позиция веры с сомнением и обеспечивает возможность действительного общения между людьми разных вер, мнений. Только тогда они могут действительно, а не фальшиво уважать и любить друг-друга. Именно тогда они могут и учиться чему-то друг у друга и увидеть элемент правды, наверняка присущий каждой вере. Я думаю, что для этого как раз элемента и существует любая религия, и потому-то она так ревностно и поддерживается своими последователями в сотнях поколений. Возможно, правда хранится во внешнем облачении часто разных слов и сравнений, как завтрак завернут у каждого школьника, его заботливой матерью и положен в его портфель. При этом портфели и оберточная бумага, могут быть разного цвета.

            Мне кажется печальным тот факт, что многие дети начинают драться своими портфелями, вместо того чтобы поделиться их содержимым друг с другом, без того чтобы ругать пищу каждого и метод ее упаковки.

            А ведь что может быть обиднее для верующего любой религии, чем заявление другого: “Твоя вера ложна, а моя вера правильна!”. Ведь его вера в Бога, в Высшее, это и есть высшее, самое догорое, что доступно душе верующего, его высшая духовная активность. К сожалению, такое оскорбление веры одного ортодокса другим, низбежно приводит к острейшей вражде, а, в лучшем случае к отчужденности, а не единству, братству, любви между людьми, которую обычно и проповедуют все религиозные основатели и великие духовные учителя. “Получается, за деревьями леса не углядели!”

            Мне кажется, что единственный реальный шанс общения между цивилизованными людьми разных вер и состоит в принятии необходимого универсального критерия и признании возможности построения универсальной всеохватывающей религиозной формы, т.е. формы полностью отразившей каждый элемент правды в каждой религии, и описывающий действительное значение всего оберточного материала в ней. “Богу Богово, а кесарю кесарево!” Людям надо дать шанс возможности любви, а не неависти, взаимопомощи, а не взаимоуничтожения, настоящей универсальной разумности, рациональности, а не фройдовских рационализаций. Попытки устраивать всемирные конгрессы разных религий, начавшиеся еще в конце XIX века, дают основания предположить что именно в наше время Господь вдохновляет всех различно поклоняющихся Ему людей выступить и за пределы только лишь своей традиции и обрести настоящее универсльное понимание религии вообще и вселенского братства. Однако мы еще только вступаем на этот путь. Впереди еще долгое путешествие. Наряду с этим новым веяньем интернациональной интенции, которая впервые в истории, отличается от обыкновенного мессионерства, силен и элемент консерватизма среди верующих, особенно называющих себя ортодоксами. Этот элемент традиционности, особенно силен в иудаизме и религиях, возникших на его основе, христьянстве и мусульманстве. Божий наказ пророку: “Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим”, - воспринимается большинством последователей этих вер буквально, потому что они не удосуживаются сообразить, что само конкретное лицо Бесформенного и Бесконечного, проявленное в конкретный момент бесконечного потока времени конкретному человеку и народу, по необходимости является лишь ограниченной проекцией, одной из бесконечного количества возможных таких проекций. Очевидно, что и приложение этот наказ имеет ограниченное, относительное, а не абсолютное. Но это еще предстоит понять столь многим людям, привыкшим к относительности и конкретности.  

            Среднего современного человека растягивают в противоположных направлениях две силы, как два дерева, к которым он привязан за ноги. Хотелось бы смягчения этого противоборства сил новизны и реакции, тедненции к универсализму и традиционной замкнутости, ортодоксальности. Две ценности вполне реальны: ценность универсального понимания и универсальной интерпретации каждой традиции, а также ценность хорошего знания и практики самой традиции, с желание сохранить ее от размывания новыми свежими водами знаний. Здесь необходим разумный компромис, чтобы ничто ценное не было потеряно. Однако для многих, повторяю, это очень трудно даже понять, тем более принять, и это по причине привычки, которая так сильна в людях, а также и легкомыслия, которое побуждает нас с другой стороны и отбрасывать целиком все, что назвали старым. Необходим синтез, и он произойдет. Только вот сколько за него всем нам придется заплатить?  

IV

Сложности от соборного решения считать доктрину перевоплощений неверной

            “Собрались и постановили переименовать город Петербург в Ленинград”, считать “партию нашим рулевым”, а также и то что “народ и партия едины”. Много люди собирались и много чего принимали и постанавливали. Галилея постонавливали считать еритиком, а его учение о пятнах на солнце неверным. Отречься также заставляли под влиянием очень авторитетной церковной комиссии и от гелиоцентрической системы, а в телескоп даже и смотреть отказывались, объявивши, что наблюдения через него приводят к искажению физической реальности, которая и до него была прекрасно известна, а выводы Галилея о спутниках небесных тел связаны с оптическими иллюзиями, и т.д. и т.п.

            Людям вообще свойственна вера в привычные или приятные для них выводы, и веру эту они обычно подтверждают авторитетом и традицией. Однако, ошибки традиции все равно со временем вылезают на поверхность – шило в мешке не утаишь – вечно не может считаться истинным то, что истине не соответствует, даже если в какой-то момент времени людей, указывающих на такие несоответствия, сжигают на кострах, пытают, устрашениями заставляют отречься от правильных доктрин в пользу неправильных, но освященных традицией.

            С теорией перевоплощения, которую принимает Буддизм и Индуизм, а Христьянство теперь не принимает, дело также обстоит непросто. Если в восточных религиях эта доктрина помогаетет ответить на многие вопросы, которые в христьянстве ответа не имеют, если ответом не считать нечто вроде: “Не нашим умом...». Как например объяснить любовь Бога к о всем своим созданиям, человеческим существам и справедливость Его по отношению к каждому, при том, что невинные дети умирают в муках, их убивают, мучают, если у всех нас есть только одна жизнь в этом физическом мире? Как быть со справедливостью, если обратить внимание на совершенно различные условия в которых живут люди? Почему любящий Бог одному дал здоровье благосостояние, хорошее образование и любовь окружающих, а другому нищету, грубость, побои и ругательства с детства, почти полное отсутствие образования и болезни? Это если все пришли совершенно новенькими и в принципе совершенно одинаковыми. Если у всех физических человеческих существ раньше не было никаких жизней, и не будет других, за что же одним даны обильные физические блага, а другим боль, нищета и страдание? Может быть и будет воскресение когда-то и иная жизнь для каждого, но единственная физическая жизнь на земле уже прожита разными людьми в совершенно различных условиях. Как же понять такое разное отношение к разным своим детям? Так ли поступабют земные любящие своих детей отцы? Почему же тогда Бога называют Отцом, и любящим и справедивым, и лучше земных отцов? Это очень трудно объяснить христьянской доктриной, не признающей перевоплощения. У восточных религий таких проблем нет. Они говорят: люди живут огромное количество жизней в физических телах, совершая разные поступки, хорошие и плохие. За это и карма их хороша или плоха, и в каждой новой жизни они получают разные блага за хорошее поведение, а несчастные условия за плохое; новая же добродетель и грех уже начинают строить условия последующих жизней в физических телах будущего. Некоторая часть кармы будет награждена или наказана и в астральных мирах, между физическими воплощениями, а другая только в новых физических телах в этом мире. Таким образом настоящим условиям есть предшествующее прошлое, и потому они справедливо организованы вокруг каждого человека, имеющего свое досье, а также у него есть шансы отработать и выстрадать содеянное зло, делая добро, улучшая этим свои будущие условия. Невинный ребенок невинен только в этом ограниченном земном промежутке времени, но имеет и долг, принесенный из полного винами прошлого, вот и попал он в условия, в которых долг этот выплачивается им, другой же невинный ребенок принес в эту новую свою земную жизнь немало векселей, по которым ему должны другие, которые и поставлены в условия необходимости выплаты ему своих долгов, зажатых в прошлом. Жизнь первого тяжела и трудна, а второго легка и приятна. Но обе жизни эти продолжаться будут в таком модуле только пока долги не выплачены, а по векселям не получено. Потом все меняется. И это не противоречит справедливости. Факт же того, что почти всем дается какой-то шанс сделать добро и улучшить и жизнь окружающих и перспективы своей собственной этой или следующей жизни, говорит в пользу того, что Творец действительно обладет любовью к своим тварям.

            Експерты, йоги и буддисты, утверждают, что непосредственно созерцают души в астрале и помнят свои собственные перевоплощения, используя телескоп особых технических процедур, в который христьяне смотреть отказываются, говоря им, что “этого не может быть потому, что этого не может быть никогда”, или потому, что какой-то собор так постановил считать. Ну прямо, как когда-то церковь постановила считать, что на солнце не может быть пятен, а у Юпитера спутников. Как ученых времен Галилея очень ругали, в антихристовских терминах, так ругают пособниками дьявола и йогов, и буддистов, обладающих практическими знаниями, которыми христьяне обычно не обладают. Исследованиями же последние не желают заняться, так им уже и без этих исследований все понятно, ведь их доктрина “правильная”, а “священная” традиция так постановила считать. Но, не разумно ли предположить хотя бы возможность ошибки какого-то элемента традиции и какого-то собрания людей прошлого, когда как уже всеми признаны другие ошибки этой же традиции и ее соборов более позднего времени?  Если такую ошибку предположить, тогда можно будет и в “телескоп” начать смотреть и самим все для себя суметь разглядеть, а тогда и прийти к окончательному решению о правильности или неправильности каких-либо элементов христьянской традиции и ее соборов. Кстати говоря, сам Христос, считающийся безгрешным, никогда и не говорил, что перевоплощений не существует. Говорили так люди, сами себя объявлявшие первыми грешниками. При этом согрешить в каких-то таких утверждениях эти грешники почему-то не могли? Странно. Если же окажется, что другие доктрины в тех элементах более точны, то они смогут помочь преобразовать и саму христьянскую доктрину, очистив ее от каких-то ошибок ее “грешников”, сослужив ей и им хорошую службу, очистив доктрину от ошибки, а “грешников” от греха заблуждения.

Не так ли?   

V

О видимом противоречии между декларируемой скромностью апостолов и святых и упорством мнения об их принципиальной непогрешимости суждений

            Почти каждый из вышеупомянутых, начиная с Петра и Павла не раз заявляли о слабости человеческой и своих собственных эпизодических промахах в серьезных вещах. Петр отрекался от Христа, апостолы разбегались, даже не присутствуя при Его казни (кроме одного из них и женщин). Павел подчеркивал различие между способностями своей личности в проповедывании учения и Иисуса, желая быть инструментом, и не всегда веря в свои способности действительно таковым являться. Примеров этого явления много. Однако последователи их учения, почему-то ревностно считают каждое заявление и слово апостолов правильным, тогда как те сами сомневались в своих способностях быть всегда правильными. Не странно ли это? При всем уважении к апостолам, их трудам, стремлениям и подвигам, не следует ли иметь ввиду то, что и они сами имели ввиду, а именно их возможность где-то и в чем-то ошибаться? Им многое было дано, но и они проводили границу между тем и абслолютной безукоризненностью, безгрешностью, которую приписывали скорее Богу или иногда Его Сыну Иисусу.

Не противоречим ли мы им самим, когда утверждаем, что все, исходящее от них несомненно правильно? Они делали ошибки, стремились их исправлять и иногда исправляли, как например Петр, сначала испугавшийся мук и смерти и отрекшийся трижды от Иисуса, после пошел на муки и смерть, провозглашая Его. Однако мы не знаем, сколько и каких ошибок каждый из апостолов так и не исправил. Не так ли? И всеже нам предлагают ортодоксию, выраженную этими людьми. Как же мы можем быть уверенными в абсолютной правильности каждого элемента этого учения, еще разросшегося и развившегося в своей доктрине, к которой приложился труд еще сотен и тысяч более поздних писателей и проповедников на протяжении двух тысяч лет, которые еще дальше были от исторического Иисуса Христа?

            Иногда нам говорят: “Один человек может ошибиться, но собрание поправляет ошибки…” Я не вижу в этом особой логики. Если Х, У …Z, каждый имел элемент ошибки M наряду с элементом правды N, то при сложении  Х + У +…+ Z этот элемент М выносится за скобки и получается что-то вроде M(Nx + N2 + ... + Ny). Заблуждения отдельных членов общества не обязательно взаимно исключаются при сложении всех этих заблуждений наряду с верными знаниями тех членов. Решение соборов, называемых священными, вовсе не обязаны быть полностью правильными. А вера в эти решения, не есть тоже самое, что вера в Бога. Первой может быть присуща ошибка, тогда как второй, если Бог действительно есть, ошибка не присуща, ибо Бог безгрешен, совершеннен, по самому определению Его, как это справедливо отмечал Св. Анселм Кентерберийский, который, кстати, предлагал весьма убедительное доказательство существования Бога, которое многим интеллектуалам кажется безупречным даже сегодня. Справедливости ради следует напомнить, что не всем блестящим интеллектуалам даже онтологический аргумент Анселма казался логически верным. Верующий христианин Кант называл его “невозможным”, объяснял свою позицию, но предлагал взамен свой, более мягкий аргумент, доказывающий то же самое. Любое доказательство, конечно, базируется на изначально принимаемых без доказательства положениях, считаемых очевидными. Многим они таковыми и кажутся, но не всем, и тогда продолжается рассмотрение проблемы средствами разума. Диалог ни с Анселмом, ни с Декартом, ни с Кантом не закончен; и вопросы философии, получая ответы снова и снова, никогда не заканчиваются точкой, но скорее многоточием, потому что стремление человеческого разума к истине продолжается и будет продолжаться, пока человек существует и задает вопросы. Нам, верующим в Бога, кажется, что такова Его воля, так он нас сделал, чтобы мы все время стремились знать истину лучше и лучше и говорить при этом правду.

Страницы: 1, 2, 3