Проблема идентификации человека в пространстве истории
Проблема идентификации человека в пространстве истории
Введение.
Вопрос об идентификации человека был и остаётся одним из основных с
начала появления науки о человеке в рамках проекта науки Нового времени.
Что такое человек? Этот вопрос так и остаётся без ответа. Возможна ли
идентификация человека? Если это возможно через обращение к истории, то с
какими проблемами здесь можно столкнуться? Задача этой работы - попытаться
двигаться в направлении ответа на эти вопросы.
В работе использованы труды Мишеля Фуко, Мартина Хайдеггера и Жана
Бодрийяра. Рассматривается пространство истории как представление, как
пространство событий. Как это пространство возникает. И как оно связывается
с областью человеческой деятельности. Как возникают представления о человек
в пространстве истории и почему они не создают целостного представления.
Почему власть удерживает общество, используя историю. И почему история
остаётся обязательной учебной дисциплиной в образовательных заведениях.
Рассматривается недоверие истории.
Цель работы заключается в том, чтобы выявить проблемы идентификации
человека в поле которое задаётся Властью, Историей и Человеком, как частью
общества.
В первом параграфе рассматривается время в терминах пространства.
Человек как точка пространства истории общества. И история как
представление в рамках проекта науки нового времени. Человек как субъект,
репрезентирующий историю.
Второй параграф содержит описание дисциплинарного пространства
общества производства. Как реализуется дисциплина в обществе. Описывается
взаимодействие индивидов как частей одной машины в общем времени и
пространстве.
В третьем параграфе описывается проекция дисциплинарного пространства
государства на школу (учебное заведение). Институт образования как средство
формирования гражданского общества.
В четвертом параграфе описывается принцип причастности каждого
индивида к истории государства и языку.
Параграф пять. Здесь речь пойдёт о связи истории государства и власти.
Об идентификации гражданина властью через причастность к истории. О
манипуляции обществом путём изменений в историческом пространстве событий.
В шестом параграфе рассматривается пространство истории индивида.
И в седьмом параграфе раскрывается тема массы как общества не
нуждающегося, в истории и отторгающая её. Масса, не поддающаяся
исследованию. Масса как «конец социального».
Заключение содержит краткое содержание всей работы и выводы.
Результатом работы является четыре основных проблемы идентификации человека
в пространстве истории.
Основная часть
§1. Пространство истории.
П. 1 Время в терминах пространства. История как пространство событий.
Почему пространство?! Здесь речь пойдёт о пространстве, поскольку
время так осталось чем-то необъяснимым. Историю обычно увязывают с понятием
«время». Но когда задаётся вопрос: «Что такое время?». То часто происходит
следующее - «Время» начинают описывать в терминах пространства. Говорят о
его длительности, протяжённости. Его «хватает» или «не хватает», бывает
«достаточно». Его начинают дробить, вводят единицы измерения: часы, минуты,
секунды, года, века и т. д. . При этом увязывают его с пространством. Год –
период обращения Земли вокруг Солнца. Сутки – период обращения Земли вокруг
своей оси.
Можно привести пример связи времени и пространства другого плана,
когда расстояние отмеряется отрезками времени: «Семь дней ходу». И вот один
из узлов экономической эпохи лежит в связке: «Время – деньги». Это часы.
Часы, которые отмеряют пространство, сектора круга. Это механизм,
принадлежащий пространству, и его измеряющий. Хроно-метр. Из этого слова
яснее видно как связывается время и термин пространства. «Метр» - здесь это
слово носит смысловую нагрузку «измерять». Хронометр – механический прибор
– вот им мы и отмеряем время. Делим его на отрезки. Выполняем действия с
объектом, который как будто имеет протяжённость. Как схватить и удержать
момент, когда прошлое завершено, а будущее не началось. Но, тем не менее,
оказывается можно дробить условную протяжённость на условные отрезки и
увязывать их с событиями.
«История» - «story» - «рассказ». С помощью этой цепочки можно дать
условное определение «истории» в этой работе. «История» - здесь – список
событий, происшедших в условной (определённой) точке времени, в
определённом пространстве.
История требует для своего существования времени и пространства.
События требуют временной оценки, поскольку, если предположить статичность
пространства (здесь – некоторой территории), то в одном и том же месте
происходит множество событий в разное время (в разные отрезки времени).
Время же требует пространства, так как тесно с ним связано. Пространство –
условие существования времени.
Таким образом, можно выстроить простую схему, в которой увязываются
геометрическое пространство, организуемое векторами a, b, c (трёхмерное) и
временной вектор T. Это простая модель пространства истории.
Можно построить схему, в которой будут находиться во взаимной
связанности «время», «пространство» и «история». В центре этой схемы будет
находиться человек. Он увязывает в одну систему эти понятия, и сам является
продуктом этой системы.
Человек связывает время и пространство, и производит историю.
Как происходит увязывание времени и пространства и почему человек
находится в центре схемы. Потому что с началом Нового времени он
становиться субъектом, находящимся в центре картины мира. Субъектом
познающим, «пред-ставляющим», ставящим перед собой познаваемое и
утверждающим себя через акт сомнения в том, что он знает о представленном,
в том, что он представляет.
«...repreasentatio. Пред-ставлять здесь значит: наличное пред-
поставлять пред себя как нечто противо-стоящее, соотносить его с самим
собою как областью, задающей меру. Где совершается это, там человек
обретает образ сущего. Но, обретая образ сущего, человек сам себя ставит на
сцену, то есть в развёрнутую о-кругу всего, что всеобще и всеоткрыто
представляется. Тем самым человек сам себя полагает как сцену, на которой
отныне обязано пред-ставлять, репрезентировать себя сущее, на которой сущее
обязано становиться образом. Человек становиться репрезентантом сущего как
предметного».[1]
До Нового времени было иное восприятие мира. По тексту Августина
Блаженного оно выражается следующим образом: Когда я знаю, что есть Я, то
значит, что я заблуждаюсь, «блужу». Заблуждаюсь, - значит, я не прав.
Заблуждение «я есть» указывает на оторванность от Бога, не причастность
божественному.
По Декарту, когда я узнаю, что сомнительно всё что я знаю, я
обнаруживаю себя, а не условно знаемое. (Картезианский акт сомнения). Я
есть только тогда, когда я истинно знаю, что я есть. Только когда я истинно
познаю, только тогда я истинно существую. Cogito ergo sum. Это
экстраполируется в следующее: только когда я подлинно знаю историю, только
тогда я есть в истории. Я должен думать, что история – это опыт. Чтобы
быть, мне надо фиксировать, удерживать этот опыт восприятия. У Канта
декартовское «Я мыслю» - это и есть апперцепция. Я мыслю – значит, я
существую, без всякого сомнения.
«Разум не черпает своих законов из природы, а приписывает их
последней».[2]
Не важно само наличие объектов, о которых я думаю, важно, что Я
думаю. «История» как раз задаётся фразой «Я мыслю». A priori задаётся
расположенность и последовательность опыта воспринимаемых объектов. Из
факта последовательности и расположенности дедуцируются понятия времени и
пространства. Эстетика – форма созерцания (восприятия).
Время как трансцендентальная форма рассудка. Время результат
последовательности событий восприятия, а потом и суждения, то есть время
возникает в промежутке, в связанности между восприятием и суждением, в
переходе в движении от восприятия к суждению (восприятие>суждение). Это
промежуток между восприятием и суждением, и именно в нём работает
воображение. Время дедуцируется из последовательности восприятий как
внешних. Последовательность восприятий – внешняя форма созерцания, то есть
относится к области эстетики. А последовательность от восприятия к суждению
– это внутренняя форма рассудка. Следовательно, рассудок выполняет
синтезирующую функцию. Появляется субъект.
Субъект – продукт познания как воображения, то есть точка синтеза
восприятия, в которой сходятся последовательности восприятий.
В истории, наоборот, сначала суждение, потом восприятие. Это работа
воображения. Происходит переворачивание – сначала интерпретация, потом -
событие. То есть сначала факт объясняется, а потом вписывается в историю,
картину мира. Субъект, который уже заранее есть, через восприятие и
последующее суждение, вписывает событие в картину мира. То есть, именно в
истории, в истории как пространстве, факт получает место события. Это
происходит потому, что история конструирована по кантовскому
(декартовскому) описанию.
«Опредмечивание сущего совершается представлением, стремящимся любое
сущее пред-поставить пред собою так, чтобы рассчитывающий человек был
уверен в сущем, обеспеченным для него. Наука как исследование впервые
возникает тогда и только тогда, когда истина уже превратилась в
достоверность представлений. Сущее как предметность представления, а истина
как достоверность представления впервые определяется в метафизике
Декарта».[3]
«...когда человек становиться первым и настоящим субъектом, то это уже
значит: человек становиться тем сущим, на котором основывается всё сущее по
способу своего бытия и своей истины. Человек становиться центром сопряжений
сущего как такового.[4]
Единица информации «фрагмент», «квант» визуального восприятия, имеет
продолжительность 0,18 секунды. Именно благодаря тому, что есть время как
внутренняя схема рассудка, мы увязываем их единство восприятий. Эффект
киноленты – фиксированные фрагменты движений связываются в единое действие.
Возникает сознание себя благодаря связыванию восприятий, в том числе и
самовосприятий, с помощью времени. Время задано a priori. В декартовском
cogito уже всегда есть Я. Время не просто последовательность, а связанность
между собой событий как значимостей. В этой связанности и возникает
субъект. Он осуществляет смысл потому, что он в состоянии об этом судить.
Декартовский субъект не нуждается в самоутверждении, он уже всегда
есть, как порождающее истину. Но ценности нуждаются в обосновании,
оправданности и обосновываются через историю как последовательность
осуществления, синтеза единого смысла. Даже если он не окончательный, а
промежуточный, то он всё равно совершеннее, синтетичнее, чем пред-идущий.
Это можно интерпретировать как теорию развития знания по экспоненте, то
есть каждая следующая точка ближе к некоему исполнению смысла, но никогда
его не достигает, и это не-достижение объясняет возможности ошибок,
заблуждений и отклонений в настоящем, тем самым, обеспечивая деятельность
будущего, которое будет исправлять ошибки настоящего и будет порождать
свои.
Я в истории только потому, что я продолжаю историю предков и каждый
день продолжаю свою историю. Если «ценность» не оправдана прошлым, то она
не ценность. История как инкорпорированность в определённую систему
ценностей – есть способ выносить «истинные» суждения без восприятия.
В этом смысле дневник – способ сохранения ценностей для настоящего.
Способ трансляции ценностей из прошлого. Прошлое конструирует ценностную
схему настоящего. Но сам субъект не сомневается в своём существовании.
История выступает гарантом того, что он был вчера и не растерял окружающего
знания. История как сохранение и приращение опыта.
«А исследовательский эксперимент нового времени – это не просто более
тщательное по своему уровню и объему наблюдение, но существенно иначе
устроенный метод оправдания закона в рамках очного наброска природы и на
его службе. В исторических науках о духе экспериментальному исследованию
природы соответствует критика источников. Пусть это название критика
источников, обозначает здесь всю совокупность обнаружения источников, их
выбора, использования, сохранения и истолкования. Правда, историческое
объяснение, основанное на критике источников, не возводит факты к законам и
правилам. Но оно не ограничивается простым пересказом фактов. В
исторических науках, как и естественных, метод направлен на то, чтобы
представить постоянное и превратить историю в предмет. А предметом история
может стать лишь тогда, когда уйдёт в прошлое. Постоянное в прошлом, то
постоянство, во что историческое объяснение извращает в своих ложных
расчётах всё неповторимое многообразие исторического совершения, - оно есть
то, что было однажды и есть всегда, то есть сравнимое. Поскольку все
беспрестанно сравнивается со всем, в итоге вычисляется общепонятное, и оно
оправдывается и утверждается как основной расчерчивающий очерк, схема
истории. Сфера исторического исследования простирается лишь до тех
пределов, каких достигает историческое объяснение. Ничто единственное в
своём роде, ничто редкое, никакая возвышенная простота, короче говоря,
ничто великое в своём историческом совершении никогда не разумеется само
собою и потому всегда остаётся необъясненным. Историческое исследование не
отрицает величия в истории, но объясняет его как исключение. Такое
объяснение великое меряет мерою обычного и посредственного. И нет никакого
другого исторического объяснения, пока объяснять значит сводить
необъяснённое к понятному и пока история остаётся исследованием, то есть
объяснением. Поскольку история, будучи исследованием всё прошлое
набрасывает и опредмечивает как объяснимую и обозримую взаимосвязь
факторов, то она, будучи инструментом такого опредмечивания, требует
критики источников. И по мере того как история сближается с публицистикой,
меняется мера такой критики».[5]
С началом Нового времени история стала научной дисциплиной.
История – способ передачи информации о событиях прошлого. Способ
передачи опыта. И эта информация всегда закодирована. Для её понимания
нужен контекст, если мы хотим уловить смысл действий, происшедших в
некотором историческом пространстве. Нужны ключи к расшифровке. Если нас,
конечно, не интересует просто описание происшедшего.
П. 2 Человек как точка исторического пространства.
Человек – точка исторического пространства. И он же – часть общества.
Точка общества, которое воспроизводит историю. Государство – это не просто
сумма объектов, - это система объектов. Механизм, в котором детали должны
быть в чётком взаимодействии. Это система, машина, которая выстраивается
согласно определённой структуре.
«К сути картины мира относится составность, система».[6]
Сама простая модель истории, представленная в самом начале, не
работает, а только демонстрирует свою статичность. Это естественнонаучная
модель, в ней можно регистрировать факты. Но, сама история находиться в
поле воображаемого. Разворачивается как поле удержания некоторого опыта
восприятия. Опыта суждения. Пространство истории состоит из смыслов.
Которые мы создаём, а точнее приписываем некоторым фактам, которые
соединяем и систематизируем.
То есть, трёхмерное пространство и вектор направления времени
моделируют поле естественнонаучного эксперимента. А пространство истории
состоит из наших суждений об опыте. Получается цепочка: восприятие –
суждение – связывание – событие. Сначала идёт опыт восприятия, потом
суждение. Далее суждение об опыте восприятия связывается с другими
суждениями и таким образом получает место события. Так конструируется
история. Поле опыта проецируется через субъекта в поле истории. Результат
эксперимента получает со-бытие в истории. Там он связан с другими, там к
нему выражают отношение. Он вписывается в картину, то есть регистрируется и
систематизируется. В поле истории создаётся и существует система ценностей,
там события как значимости находятся в одной системе. Благодаря истории
происходит синтез единого смысла, регистрируются суждения об опыте
восприятия. В поле истории обосновываются ценности и находятся в
связанности, оправдываются поступки.
Субъект – создатель и носитель исторического пространства. Он
разворачивает это пространство из себя и в то же время подвергается его
воздействию. Пространство истории не является необходимостью для субъекта,
но является необходимостью для накопления и удержания опыта. История
позволяет выносить суждения без опыта восприятия, на основании
предшествующего опыта восприятий и суждений, на основании сложившейся
системы ценностей и представлений о мире. Это как карлик на плечах гиганта,
он может быть и меньше, но сидя сверху, видит дальше, чем сам гигант.
§2 Дисциплинарное пространство.
П.1 Государство – машина. Человек – деталь.
Государство, в контексте экономических отношений, - машина,
мануфактура. Конвейер со строго отлаженным механизмом. Его цель –
максимальная производительность за минимальный период времени. Условие
достижения этой цели – строгое взаимодействие узлов механизма. Ни одна
минута не должна проходить даром. И отсюда требование к работникам
конвейера – чёткое взаимодействие с механизмом.
«...движения, требуемые от человека при обращении с техническими
предметами, дискретны, составляют ряд скудных жестов, жестов-знаков, в них
стёрта ритмичность. (...) Спроецировав себя в связную структуру, человек
сам оказывается отброшен в бессвязность. Перед лицом функциональной вещи он
оказывается дисфункционален, иррационально-субъективет; отныне он пустая
форма, открытая для любых функциональных мифов и любых фантазматических
проекций, связанных с оглушительной эффективностью внешнего мира».[7]
Тело рабочего – часть производящей машины, деталь механизма. И
требование к телу – строгое соответствие выполняемой функции. Следовательно
– все движения тела, как и само тело, должны быть измерены и просчитаны.
КПД – коэффициент полезного действия – показатель, как для станка, так и
для рабочего за этим станком. Происходит слияние тела индивида и машины.
Тело – деталь, узел конвейера. Оно не обладает в данной системе никакой
индивидуальностью. Одна деталь, при поломке, должна быстро заменяться
другой. Отсюда стремление к унификации узлов. Процесс производства
разбивается на множество простых действий. «Нет незаменимых людей» - тезис
справедливый для конвейерного типа производства.
«Человеческое тело вступает в механизмы власти, которые тщательно
обрабатывают его, разрушают его порядок и собирают заново. Рождается
«политическая анатомия», являющаяся одновременно «механикой власти». Она
Страницы: 1, 2, 3, 4
|