Основные проблемы философии Ф.Ницше

примером он может увлечь собою целые народы, - в этом нет

сомнения; это показывает история Индии, которая почти тождественна

с историей индийской философии».

Не удивительно, что среди ранних греческих философов в

качестве самого значительного и наиболее близкого себе Ницше

выделяет Гераклита, ведь именно Гераклит впервые выразил идею

становления, развития всего сущего. Ницше особенно подчеркивает,

Что Гераклит в отличие от более поздних философов, также

признававших универсальность становления, отрицает наличие некоего

сверхэмпирического мира, в котором господствует неизменность. Он

не боится признать становление абсолютным качеством бытия и не

ищет для мысли опоры в некотором « вечном» и «неизменном» мире.

Ницше также высоко оценивает стремление Гераклита к конкретному,

интуитивному мышлению, избегающему абстракций, «иссушающих» все

живое и становящееся .

Для понимания подлинного смысла идей Ницше очень многое дает

его первая известная книга « Рождение трагедии». Её основная

метафизическая конструкция лаконично выражена в предисловии,

написанном через много лет после первой публикации

этой работы, фактически в конце сознательной творческой жизни её

автора. Как пишет Ницше, « вся книга признает только

художественный смысл, явный или скрытый, за всеми процессами

бытия- « Бога»,если вам угодно, но конечно, только совершенно

беззаботного и неморального Бога- художника, который как в

созидании, так и в разрушении, в добром, как и взлом, одинаково

стремиться ощутить свою радость, свое самовластие, который ,

создавая миры, освобождается от гнета полноты и переполненности,

от муки сдавленных в нем противоречий. Мир, в каждый миг своего

существования (есть ) достигнутое спасение Бога, как вечно

сменяющееся, вечно новое видение, предносящее преисполненному

страданий, противоположностей, противоречий, который способен

найти свое спасение лишь в иллюзии…». Типично гностическая

мифологема «страдающего Бога»,несущего в себе неразрешимые

противоречия. Ницше ясно подчеркивает смысл своего принципиального

расхождения с Шопенгауэром и Кантом. Для последних признание мира

только «представлением» означает приговор миру, отказ от «

доверия» к миру, это ведет к тому, что «за» миром постулируется

некая « подлинная» реальность; для Ницше же цель, как он сам

формулирует, - научиться « искусству посюстороннего утешения»,

позволяющему принять наш мир и нашу жизнь в качестве главной (

если не единственной)

сферы бытия.

Кажется, что последнее суждение вступает в противоречие с

многочисленными утверждениями, разбросанными по всему тексту

работы, о том, что феномен дионисийства непосредственно отражает

связь человека с Первоединым . Первоединое в этом контексте

выступает как та « потусторонняя» метафизическая сущность, за

полагание которой Ницше критикует всю классическую философию и

Шопенгауэра. Однако как раз в этом пункте Ницше решительно отходит

от буквального следования Шопенгауэру и начинает движение к новой

метафизической конструкции, устраняющей разделённость двух миров –

земного (пространственно- временного, эмпирического ) и

божественного (вечного, сверхэмпирического ). Помогает ему в этом

всё тот же Гераклит. Его идея посюстороннего первоединого (

мирового огня) позволяет преодолеть наваждение платоновского

дуализма и наметить контуры новой метафизики, в которой

трансцендентный Абсолют оказывается одновременно имманентным нашей

земной реальности. Переходный характер « Рождения

трагедии»,причудливое соединение в этой работе ещё непреодолённых

чужих влияний и вызревающих новаторских идей наглядно отражается

в том, что этот трансценденто-имманентный Абсолют Ницше называет

и Первоединым и жизнью .Второе предвосхищает главную составляющую

будущей философии Ницше – метафизическую интерпретацию «жизни» ,

как иррациональной основы всего сущего. При этом в « Рождении

трагедии» более ясно и прямо, чем в последующих работах, выступает

связь утверждения об универсальности жизни с признанием

центрального положения человека в бытии, благодаря чему жизнь как

абсолютное начало всего сущего почти отождествляется с

« жизненной силой» ( позже она получит название воли к власти ),

прорывающейся в каждой личности. Ведь отдельный человек находится

в нерасторжимой связи с Первоединым ( жизнью), и эта связь

постоянно «подтверждается» его диониссийскими состояниями,в то же

время весь остальной ( « неживой» ) мир есть только представление

Первоединого и, значит, представление личности.

То, что именно человеческую личность Ницше понимает в

качестве единственной адекватной формы « явления» Первоединого,

или жизни, в «Рождении трагедии» становится ясным из анализа

образа эсхиловского Прометея.. Мифу о Прометее и соответствующему

образу трагедии Эсхила Ницше придаёт универсальное значение,

считая этот миф выражением «сущности всего арийского мира». Если

учесть, что через противопоставление арийского и семитского мира

Ницше описывает различие «истинного» и « ложного» пути культуры и

человека – движения ( через внедрение в сознание людей и в

культуру понятий вины, греха и долга )- с другой, станет ясно, что

интерпретация мифа о Прометее в его работе выступает как

символическое отражение единственно верного отношения человека к

своей жизни и к своей судьбе.

« Несчастье, коренящееся в сущности вещей, которое

сознательный ариец не склонен отрицать путем кривотолков,

противоречие, лежащее в самом сердце мира, открывается ему как

взаимное проникновение двух различных миров, например

божественного и человеческого, из коих каждый как индивид прав,

но, будучи отдельным и рядом с каким-либо другим, неизбежно

должен нести страдание за свою индивидуацию. При героическом

порыве отдельного ко всеобщности, при попытке шагнуть за грани

индивидуации и самому стать единым существом мира – этот отдельный

на себе испытывает скрытое в вещах изначальное противоречие, т.е.

он вступает на путь преступлений и страданий». Очевидно, что в

данном контексте противоположность божественного и человеческого

Ницше понимает не в духе платоновского дуализма истинного и

иллюзорного бытия, а в смысле гностических ересей христианства

(манихейство) и древневосточных религиозно-философских систем (

зороастризм) – как

внутреннюю противоречивость единственного, «посюстороннего» мира.

Подобно тому, как в гностических ересях признание этого

«внутримирового» дуализма вело к резкому усилению значения личной

позиции человека в борьбе двух сил мироздания, так и с помощью

своей интерпретации мифа о Прометее Ницше обосновывает

своеобразный титанизм, предельно возвышающий человек. Поскольку

его основа – принцип единства-тождества человека с Первоединым, то

оказывается, что прометеевское, титаническое начало является

непосредственным отражением и реализацией в каждый момент жизни

человека дионисийского начала в нём. «Титаническое стремление

стать как бы Атлантом всех отдельных существ и на сильных плечах

нести их все выше и выше, все дальше и дальше и есть то, что

объединяет прометеевское начало с дионисическим».

Впрочем, необходимо отметить, что эта тема – тема

прометеевского, титанического начала в человеке, ответственности

человека за свою позицию в борьбе полярных начал мироздания – в

«Рождении трагедии» появляется лишь в одном эпизоде(при анализе

эсхиловской трагедии о Прометее) и слабо связана с главной линией

рассуждений Ницше. Более ярко и прямо эта тема зазвучит в статьях

из цикла «Несвоевременные размышления»,

созданные вслед за первой книгой Ницше. Именно в этом аспекте

указанные статьи представляют особый интерес для понимания

исходных принципов философской антропологии Ницше.

Прежде всего необходимо заметить, что нигде в других

сочинениях философа мы не находим столь решительного утверждения

идеи абсолютной уникальности каждой личности. Ницше настаивает на

том, что эта уникальность является по существу только заданной, а

не данной, личность призвана к тому, чтобы всю свою жизнь

посвятить раскрытию своего внутреннего неповторимого содержания,

своей уникальности. «В сущности, - пишет Ницше, - каждый человек

хорошо знает, что он живет на свете только один раз, что он есть

нечто единственное и что даже редчайший случай не сольёт уже

вторично столь дивно- пестрое многообразие в то единство, которое

составляет его личность; он это знает, но скрывает, как нечистую

совесть, - почему ? Из страха перед соседом, который требует

условности и сам прячется за неё…Одни лишь художники ненавидят это

небрежное щеголяние в чужих манерах и надетых на себя мнениях и

обнажают тайну, злую совесть каждого, - положение, что каждый

человек есть однажды случающееся чудо…». Главная проблема нашего

существования в том, что мы подчиняемся общепринятому, живем в

соответствии с всеобщими нормами и требованиями среды и тем самым

теряем свою уникальность, т.е. теряем себя ; «никто не

осмеливается проявить свою личность, но каждый носит маску или

образованного человека, или ученого, или поэта, или политика».

Принимая невозможность реализации идеала уникальности и

неповторимости в жизни каждого человека, Ницше уточняет этот тезис

в том смысле, что каждый человек должен отдать свою жизнь служению

делу создания грядущих совершенных личностей. В своей работе

«Шопенгауэр как воспитатель» Ницше говорит :«Ибо вопрос гласит

ведь так: каким образом твоя жизнь – жизнь отдельного человека –

может приобрести высшую ценность и глубочайшее значение? При каких

условиях она менее всего растрачивается даром? Разумеется, лишь в

том случае, если ты живешь для пользы редчайших и ценнейших

экземпляров, а не для пользы большинства, т.е. экземпляров

наименее ценных , если брать их поодиночке. И именно этот образ

мыслей нужно внедрять и укреплять в каждом молодом человеке, чтобы

он смотрел на себя как на неудавшееся произведение природы, но

вместе с тем как свидетельство величайших и чудеснейших намерений

этой художницы ; ей не удалось это – должен он сказать себе – но я

хочу почтить её великое намерение тем, что буду стараться, чтобы

когда-либо ей это лучше удалось».

Здесь мы сталкиваемся с характерным противоречием во

взглядах Ницше, которое и в дальнейшем, хотя и не в столь явной

форме, останется главным противоречием его философии. Та

метафизическая модель человека, которая лежит в основе всех его

размышлений, безусловно, предполагает, что именно отдельная

личность, во всей её конкретности и полноте, является центром

бытия, только в этом случае приобретает глубокое оправдание борьба

Ницше с традиционным пониманием человека, предполагающим приоритет

всеобщей духовной субстанции над отдельными эмпирическими

индивидами. Как мы только что видели, в одной из своих ранних

работ Ницше прямо провозглашает первичность отдельной личности,

абсолютное значение её неповторимой индивидуальности. Тем не менее

при конкретной разработке своего учения и его (метафизическом)

становлении он приходит к тезису, вступающему в непримиримое

противоречие с этой идеей: он утверждает, что абсолютность

личностного бытия не может быть реализована в каждой личности, и,

значит, огромное количество «низших» личностей в своем

существовании не могут быть признаны самодостаточными, значимыми

сами по себе, а должны рассматриваться только как «материал», как

промежуточные «пробы» для проявления «высших» личностей. Именно

эта тенденция при её прямолинейном проведении и при полном

забвении первой, противоречащей ей тенденции, ведет к тому

упрощенному варианту «ницшеанства», который создал миф о Ницше как

антигуманисте и проповеднике войны и насилия.

Для правильной оценки мировоззрения немецкого философа нужно

постоянно помнить о присутствии в его философии обеих тенденций

и, кроме того, учитывать , что вторая тенденция не должна

пониматься в вульгарно - биологическом смысле, в том смысле. Что

миллионы жизней служат только «унавоживанию» почвы, необходимому

для появления отдельных «высших» индивидов. Даже проведенная

цитата позволяет утверждать, что для Ницше значение неудачных

экземпляров человеческого рода состоит не в том, что они служат

грубым «материалом» для появления «высших», а в том, что они

своим пониманием идеала человеческого развития и своей

неудовлетворенностью собственной жизнью вносят в культуру мощный

заряд устремления к этому идеалу. Каждая

новая личность, входящая в жизнь и в культуру, под воздействием

этого заряда с большей энергией и настойчивостью ищет истинной

жизни и борется за полноту своей уникальности, за полноту

воплощения идеала. В конечном счете именно эта непрекращающаяся

борьба индивидов за свое совершенство, передающееся «по

наследству» через культуру, и должна привести к появлению «высших»

представителей человечества. Такая интерпретация идей Ницше

подразумевает, что жизнь ( и воля к власти как её сущность )

реализуется в человеке прежде всего через его творческие усилия по

созиданию культуры. Не вызывает никаких сомнений, что в своих

ранних работах Ницше именно так использует понятие жизни, а

биологические аналогии являются только аналогиями. Лишь в поздних

работах ( особенно в книге « По ту сторону добра и зла») эти

аналогии приобретают самодовлеющий характер, и возникает тенденция

к чисто биологической интерпретации понятий жизни и воли к власти.

Однако целостное восприятие всего комплекса идей Ницше заставляет

признать этот сдвиг в сторону биологизма, скорее, следствием его

нарочитого радикализма, постоянного желания эпатировать

благонамеренного обывателя. .

2. 2 Представление о личности в зрелых работах Ницше

В поздних работах Ницше его постоянное обращение к « высшим»

личностям, к «героям», противостоящим «серой массе», «чандале»

,затемняет идею абсолютного значения каждой личности. Однако по

существу эта идея не исчезает из его философии, она просто

отодвигается на второй план в связи с тем, что теперь речь идет не

о метафизике

человека, а о его наличном существовании в системе норм и правил

культуры. Постулат метафизической абсолютности каждого при этом

совмещается с признанием различной степени реализации этой

абсолютности в наличных условиях. Не веря в возможности людей

осознать и выразить свою потенциальную абсолютность, Ницше

обращается только к тем, кто достиг в своей жизни достаточной

полноты ответственности за себя, за будущее культуры и общества –

ответственности, обусловленной как раз этой абсолютностью. Здесь

можно видеть разочарование в человеке, утрату веры в то , что

каждый из нас способен в своей жизни превзойти себя и стать

неповторимой плодотворной личностью, творящей культуру и

оказывающей мощное воздействие на окружающий мир и людей вокруг.

Тем не менее нужно подчеркнуть, что такая вера , безусловно,

присутствовала в душе молодого Ницше и отразилась в его

сочинениях, в связи с чем по отношению к его более поздним работам

нужно говорить именно о разочаровании, об утрате веры. Об этой

вере свидетельствует не только статья «Шопенгауэр как

воспитатель», но и написанная вслед за ней статья «О пользе и

вреде истории для жизни» из того же цикла «Несовременные

размышления».

Рассматривая в этой работе отношение личности к истории,

Ницше по существу решает ту же проблему, что и в предыдущей

статье, - пытается описать различие «истинной» и «неистинной»

жизни. «Неистинный» путь, препятствующий раскрытию уникальности

личности и подавляющий её творческий потенциал, Ницше связывает

здесь с «историческим образованием», навязываемым каждому из нас

современным обществом. Человека приучают принимать все события его

бытия не в их собственном смысле, не в их значении для него

самого, а в том смысле, который определен их положением в

историческом процессе, их ролью в истории. Но, как считает Ницше,

чисто «историческое» отношение к жизни просто невозможно, то, что

мы называем историей и нашим представлением о ней, есть

соединение исторического и неисторического ; нет никакой

«объективной» истории, есть форма взаимодействия жизни,

реализующей себя в личности, с цепью событий, протекающих в мире и

затрагивающих личность . На основании этого Ницше выделяет три

вида истории : монументальную, антикварную и критическую, каждая

из которых есть форма «организации» личностью потока событий ради

реализации своих жизненных целей (монументальная – ради

деятельности в мире, антикварная – ради сохранения существующего

состояния, критическая – ради оправдания и искупления своих

страданий).

Смысл «неисторического» чувства остаётся у Ницше не до конца

проясненным ; в то же время правильная его интерпретация имеет

большое значение для понимания взглядов философа. Ницше выделяет

здесь два момента. Первый – это собственно неисторическое

восприятие мира, заключающееся в том, что человек замыкается в

данном событии и не желает оценивать его исходя из исторической

перспективы. Второй аспект, над - историческая точка зрения, как

её называет Ницше, - это способность встать над историей, в

результате чего «мир в каждое отдельное мгновение представляется

как бы остановившимся и законченным». Ницше не связывает эту над

– историческую позицию с причастностью личности к некоторой

вечной, сверхисторической реальности, тем не менее невозможно

понять, как можно говорить об этой позиции, если не предполагать

наличие вечных элементов в структуре реальности. В результате в

философии Ницше все-таки сохраняется место для Абсолюта, хотя и

очень непохожего на тот, который характерен для платоновской

традиции ( Абсолют как обособленный трансцендентный мир). В более

поздних работах Ницше радикально отвергает наличие в мире Абсолюта

в любом возможном смысле, но именно поэтому его взгляды становятся

гораздо менее последовательными, - ведь способность человека

занять над – историческую позицию по-прежнему признается им ( хотя

и не столь явно ); на такой позиции стоит, например, его

Заратустра..

Интерпретация «над- исторического чувства» как выражения

причастности личности некоторой сверхисторической реальности

,трансцендентно-имманентному Абсолюту, становится ещё более

правдоподобной, если мы учтем рассуждения Ницше о тех целях,

которые человек должен полагать себе в истории. Собственно говоря,

главная цель не изменяется по сравнению с тем, как Ницше понимал в

её предыдущей статье из «Несовременных рассуждений»; это -

раскрытие уникальной полноты бытия, заложенной в каждой личности,

эта мысль приводит к следующему принципу, который он излагает в

работе « О пользе и вреде истории для жизни»: «Цель человечества

не может лежать в конце его, а только в его совершеннейших

экземплярах». Этим «совершеннейшим экземпляром» может стать

Страницы: 1, 2, 3, 4