Луций Анней Сенека – представитель позднего стоицизма, развитие
которого происходило в период становления и процветания Римской империи.
Римское общество, то ли из нелюбви к философии, то ли ввиду иных причин, не
создав ни одного собственного учения, полностью и всецело отдает себя во власть
влиянию восточных (в том числе греческих) мудрецов; именно Стоя еще во втором
веке до нашей эры сумела широко распространиться в Италии, а впоследствии стать
своего рода римской "государственной религией"[1]. Последнее утверждение особенно
важно для описания отличия римской (как именно стоической, так и философии
вообще) от греческой: если последняя почти всегда (за редкими исключениями)
носит спекулятивный характер, то для первой свойственна не столько традиционно
отмечаемая этико-прагматическая направленность, сколько этико-религиозная.
Вследствие этого неудивительно, почему ряд исследователей отмечает близкую
родственную связь между римским стоическим и христианским учениями: так, Ф.
Энгельс в своей работе "К истории первоначального христианства" называет
Сенеку "дядей христианства" [7; стр. 257], а современные ученые
Л. Маринович и Г. Кошеленко полемизируют с Ф. Энгельсом, отмечая, что
"…таким родством создатели [христианского] учения вряд ли стали бы
гордиться[2].
Неизмеримо больше прав на идейное родство с учением Иисуса Христа имеет бывший
раб Эпикет" [2; Предисловие, стр. 36].
Собственно, как произведения последнего (записанные Аррианом и Симплицием), так
и Сенеки и Марка Аврелия вряд ли можно назвать философскими в том же смысле, в
каком мы называем таковыми диалоги Платона или сочинения Аристотеля: в них нет
подобной глубины и систематизации понятий, отсутствует "безудержное"
стремление к поиску истины, нет четкого категориального аппарата и, самое
главное, вообще отсутствуют ответы на главные философские вопросы (в т. ч. о
первичности духа или материи). Но те же "Нравственные письма к Луцилию"
Сенеки во многом, если не выигрывают, то, по крайней мере, не уступают, в
литературном, эстетическом и нравственно-наставительном смысле. "Письма к
Луцилию" воистину притягивают своим высоким слогом и простым, но обитым в
пафосную оболочку смыслом – все это действительно носит некий проповеднический,
религиозный характер.
С другой стороны, стоицизм Сенеки – это верность римским традициям,
которые высоко ценились при республиканцах, и которые постепенно стали терять
свое значение и исчезать при имперском режиме. Посредством обращения к стоицизму
Сенека, во-первых, стремился представить себя публике прежде всего как политика
твердых нравов и убеждений наподобие Назики, Фламинина или Катона, а во-вторых,
путем нравственного научения, действительно желал вытащить из грязи уже
загнивающее римское общество. Но что у него получилось, известно на примере
того же Нерона, наставником которого и был Сенека.
Анализ
После краткого вступления обратимся непосредственно к заданию. Вот
выдержка из письма CVII "Писем к Луцилию", которые нам предстоит
проанализировать:
"Зима приносит стужу – приходится мерзнуть, лето
возвращает тепло – приходится страдать от жары; неустойчивость погоды грозит
здоровью – приходится хворать. Где-нибудь встретится нам зверь, где-нибудь
человек, опасней любого зверя... Изменить такой порядок вещей мы не в силах...
этому закону и должен приспособиться наш дух, ему должен следовать, ему
повиноваться. Лучше всего перетерпеть то, чего ты не можешь исправить!"
Признаться, сложно анализировать речь, в которой уже все сказано и,
даже более того, разжевано и разложено по полочкам (другое дело – схолии,
например, к "Метафизике" или "Аналитикам" Аристотеля, где
без подробного и дотошного комментирования попросту не обойтись). Тем не менее,
и здесь можно вставить свое скромное слово.
Для начала следует отметить, что данный отрывок, несмотря, на его
краткость, во многом характеризует все произведение ("Письма к
Луцилию") в целом: именно в таком наставляющем тоне Сенека обращается к
Луцилию (хотя, скорее всего, к самому себе) в каждом письме и примерно такого
же рода (или направленности) размышления все они содержат. Суть их сводится к
следующему: стоик должен держаться в стороне от общественного мнения, которое
отвлекает человеческий разум от пути к мудрости. Ведь именно
"обывателей" имеет в виду Сенека, которые всегда страдают от того,
что им неожиданно преподносит природа. Наступают холода – страдания; пришла –
жара – вновь страдания; резко изменилась погода и повлекла за собой болезнь –
снова страдания, мучения и тяготы. Но стоики, и даже римляне не должны быть
такими: нельзя бороться с тем, что мы не можем изменить, но и нельзя
подчиняться – нужно действовать на равных.
Но только ли о природных явлениях говорил Сенека? Не имел ли он в виду
человеческую судьбу вообще, а также разного рода невзгоды или даже счастливые
случаи, которые она украдкой готовит и внезапно преподносит? Стойкость в
неудачах, сдержанность в победах, пренебрежительное отношение ко всякого рода
выражениям эмоций – что это все? – римский доблестный характер или идеи, воспринятые
у стоического учения? И как тут не вспомнить римскую традицию, бытовавшую во
время спортивных состязаний, когда победитель должен был испить напиток из
полыни – даже в победе есть свои горечи! И как тут не вспомнить еще и
знаменитые слова Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего, которые он
произнес после победы римского войска под предводительством его брата[3] Антиоху[4]: "Из находящегося во
власти бессмертных богов, мы, римляне, имеем то, что даровано ими. Но дух,
зависящий от нашего разума, был и пребывает в нас неизменным при любых
обстоятельствах…" [10; XXXVII, 45]. Действительно ли эти слова принадлежат
Сципиону, или же автор их – сам Тит Ливий, в любом случае, тот смысл, который
они содержат, полностью (или же, по крайней мере, во многом) пересекается с рассматриваемой
цитатой из писем Сенеки.
Перетерпеть, выстоять, не терять стойкость духа, не подчиняться
мимолетным страстям и эмоциям, не обращать внимания на мнение большинства,
которое склонно вести человека к глупости – вот что хочет донести до нас
Сенека.
По этому же поводу мы имеем высказывания и других поздних стоиков.
Так, Марк Аврелий Антонин в своих "Размышлениях" говорит:
"Чем бы я ни был, я все же только немощное тело, слабое проявление
жизненной силы и руководящее начало" [6; II, 2].
Далее: "Все происходящее так же обычно и известно, как роза весной и
виноград осенью. Таковы и болезнь, и смерть, и клевета, и злоумышление, и все
то, что так радует или огорчает глупцов" [6; IV, 44].
Эпиктет же подходит несколько глубже к рассматриваемой проблеме:
"…Если я убежден, что все это ничуть не имеет отношения ко мне, то ничуть [не
страшусь]. А если я страшусь чего-то, то мне это угрожает.
Кого, стало быть, мне бояться? Над чем господина? Над тем, что зависит от меня?
Такого нет ни единого. Над тем, что не зависит от меня? И какое мне до этого
дело?" [2;I, 29, 8].
Действительно, прежде чем рассуждать о проблеме стойкости, необходимо
детально разобраться в вопросе о том, что во власти человека, а что – нет.
Эпиктет, таким образом, полагает, что либо вообще ничего, либо мало что
находится в его власти.
Далее Эпиктет, продолжая свою мысль, приходит к выводу, "что от
всего относящегося ко внешнему миру можно получать пользу" [2; I, 20, 1].
Исследование механизма возникновения и развития страстей, которое
позволит определить стратегию и тактику борьбы с ними, есть, таким образом,
насущнейшая задача всякого стоика. Именно этим и занят Сенека, исследуя страсти
как с этической точки зрения, в их отношении к благу, счастью и добродетели,
так и психологической, наблюдая их движение в человеческой душе. Оппонентом,
чьи возражения помогают Сенеке развивать свою мысль, в данном случае выступают
Аристотель и перипатетики. Согласно Аристотелю, страсти вообще в человеческой
душе естественны и не могут быть ни хороши, ни дурны, поскольку не сознательны;
осуждения или похвалы заслуживает наше сознательное отношение к ним [1; Никомахова
этика, 1105b19-1106a13].
Философия, согласно стоическому учению, состоит из физики, этики и
логики [4; VII,
39]. Была ли этика главным предметом и целью исследования
уже для Зенона, Клеанфа, Хрисиппа или нет, но для Сенеки и Эпиктета она,
несомненно, стала не только главной, но и практический единственной частью философии,
вызывающей подлинный, жизненный, а не только чисто академический интерес. Если,
согласно традиционному, восходящему к Аристотелю пониманию, этика, так же как и
политика, есть дисциплина чисто практическая, в отличие от теоретических
метафизики, или богословия, и физики, то для стоиков этика (а не философия в
целом) подразделяется на теоретическую и практическую. Теория рассматривает
высшее благо, которое есть добродетель, и высшую цель жизни – счастье, которое
состоит в том, чтобы быть добродетельным, т. е. вести жизнь, согласную с
природой. Для этого человеческое поведение должно быть согласованно со всеобщим
законом природы, мировым разумом, божественной волей.
Итак, важнейшее практическое требование Сенеки (а также Эпиктета и
Марка Аврелия, да и вообще всей стоической школы в целом) – преодоление
страстей (т. е. аффектов или пафосов). Их теории требуют жизни в согласии с
природой (в данном случае следует понимать именно человеческую природу в
соответствии с интерпретацией поздних стоиков [9; стр. 9]),
поскольку в нашей душе противоестественны страсти. Четыре главные разновидности
страстей: удовольствие и страх (что невежды принимают за благо), печаль и страх
(что невежды принимают за зло). Мудрец, т. е. человек, достигший совершенства,
бесстрастен, т. е., во-первых, полностью подчинил разуму свои внутренние
движения и, во-вторых, никак не реагирует на внешние раздражения, приятные или
неприятные. Напротив, глупец, грешник, порочный человек, а таких для стоиков
подавляющее большинство, полностью утратил контроль над собой и подобен буйно
помешанному; он раб и игрушка как собственных противоречивых страстей, так и
внешних меняющихся обстоятельств, и потому всегда несчастен. Между несколькими
мудрецами, к числу которых относятся Пифагор и Сократ, и всем прочим буйно
помешанным человечеством находятся сами стоики, знающие истину и потому
борющиеся со своими страстями. Сенека сравнивает себя в этом отношении с
кормчим, который плывет в бурю на корабле с пробитым днищем и, зная, что
обречен, все же ни на минуту не перестает вычерпывать воду – и в этом его
величие.
Заключение
По своему философскому мировоззрению Сенека был стоиком, и стоиком
достаточно правоверным. Говорить о развитии этого мировоззрения нелегко, так
как в своей стоической основе оно не менялось, и в поздних "Нравственных
письмах к Луцилию" нередко повторяются вещи, сказанные в трактатах,
датируемых более ранними годами. Зато хорошо известна внешняя биография Сенеки:
его имя часто встречается у историков, где он выступает отнюдь не свидетелем, а
участником важнейших событий эпохи, хотя при первом же упоминании и Тацит, и
Светоний [5; XII,
8; 3; Калигула, 53, 2]
говорят, что Сенека успел прославиться научными занятиями и речами. По этой
причине образ его стал как бы двоиться в глазах потомства.
Жизнь Сенеки, полную взлетов и падений, определяющихся перипетиями
столичной политики, трудно согласовать с образом философа-моралиста и со
многими собственными его писаниями. Бесполезно рассуждать о том, что толкало
Сенеку в гущу политики: честолюбие и корыстолюбие, в которых его часто обвиняли
современники и потомки и которым он, по всей видимости, действительно не был
чужд, либо доктринерское убеждение, что философ, став рядом с властителем,
способен принести пользу людям. Живые черты облика Сенеки утрачены и
невосстановимы. Но можно попытаться понять основное противоречие жизни Сенеки,
исходя из исторической ситуации, из мироощущения философа, каким оно видится в
его сочинениях, и из традиции того учения, к которому он примыкал [9; стр.
324].
И если мы внимательно вглядимся в те положения, в которые ставила
Сенеку история, и соотнесем с ними его сочинения, то легко будет убедиться
одном: почти каждый трактат был ответом на очередной вопрос, заданный жизнью, -
и ответ этот давался не столько другим, сколько самому себе. "Ты", к
которому обращены "Нравственные письма к Луцилию", - это почти всегда
и "я" автора. Между жизнью и философией протягиваются силовые линии и
возникает напряжение, которым отличается философствованье Сенеки в лучших его
работах. Там, где проблема пережита им, он уходит от бесконечного варьирования
одной мысли, от скучного разбора всех возможных случаев, от примеров, избитых в
сотнях риторических упражнений. Напряженная связь с жизнью была необходимым
стимулом к подлинному творчеству для Сенеки.
Но связь с жизнью предполагает определенное отношение к ней.
Жизнеотношение Сенеки формировалось под воздействием не только запросов дня, но
и глубоких традиций, без знания которых нельзя понять ни его жизненного
поведения, ни философствования.
Список литературы.
1.
Аристотель. Большая этика.
Никомахова этика. – М.: АСТ, 2002.
2.
Беседы Эпиктета. – М.:
Ладомир, 1997.
3.
Гай Светоний Транквилл.
Властелины Рима. – М.: Ладомир, 2000.
4.
Диоген Лаэртский. О жизни,
учениях и изречениях знаменитых философов. – М.: Мысль, 1979.
5.
Корнелий Тацит. Сочинения
в 2-х тт. Том I. (Анналы). – М.: Ладомир, 1993.
6.
Марк Аврелий Антонин.
Размышления (К самому себе). – СПб.: Кристалл, 2003.
7.
Маркс К., Энгельс Ф.
Полное собрание сочинений. Т. 22. – М.: 1956.
8.
Сенека Луций Анней.
Нравственные письма к Луцилию. – М.: Наука, 1977.
9.
Сенека Луций Анней.
Философские трактаты. – СПб.: Алетейя, 2001.
10.
Тит Ливий. История Рима от
основания города. – М.: Ладомир, 2002.
[1] Стоиками были Марк Порций Катон Утический, Марк
Туллий Цицерон, Марк Юний Брут, Тит Ливий и многие другие крупные политические
деятели и видные римляне II – I вв. до н. э.
[2] Вероятно, ввиду того способа, посредством которого
Сенека расстался с жизнью; самоубийство же в христианстве считается тяжким
грехом.