Логический метод Гегеля

Гегеля нет ничего отрицательного — наоборот, все сугубо ценно,

привлекательно, и может быть отвергнуто лишь ради чего-то более ценного (в

которое оно и развивается, предоставленное самому себе). «Что разумно, то

действительно, и что действительно, то разумно»[40].

Третий момент — опосредованное единство — представляет собой высшую

точку понятия, взятого в качестве триады, наиболее адекватное его

выражение, его истину. Разграниченность, позволившая на предыдущей ступени

начать процесс мышления, здесь преодолевается, и за отдельными конечными

определениями мы начинаем видеть объект как целое. Но это не то

неразличенное целое, которое составляло суть первого члена триады; сейчас

ступень множественности уже пройдена, и внутри объекта-единства в снятом

виде присутствует его структура. Идея (а в пределах логики третье начало

может быть обозначено как понятие или как идея) — это систематизированная

тотальность[41]. Сохраняя множественность, достигнутую во второй сфере,

объект снова становится единым; все внутренние противоречия, обнаруженные

«рассудком», преодолеваются по законам «разума», диалектической логики.

Третья сфера — это сфера диалектики.

Если трудность в понимании логических конструкций «рассудка»

определена их сложными взаимосвязями друг с другом и внутри себя, то для

перехода к третьей сфере надо научиться каким-то образом так охватывать

единым понятием противоречащие друг другу определения, чтобы они оказались

низведены в нем на степень момента. Нужно прочувствовать тот процесс, в

результате которого дискретное множество переходит в континуум, и

бесконечно малые, но все же прямоугольные абстрактные площадки вдруг

сливаются в площадь реальной криволинейной фигуры. Не составляет большого

труда уяснить, что такое бытие и как надо понимать ничто, получающееся из

бытия простым логическим отрицанием; но становление, которое есть и бытие и

небытие одновременно, есть их переход друг в друга, непрерывное движение,

где не за что зацепиться глазу, — сложно, непривычно, неуловимо.

Коль подсчитать... каждую секунду на земле более 10 человек умирает и

еще больше рождается. «Движение» и «момент»: улови его. В каждый момент

данный... Улови этот момент.[42]

Понятия третьей сферы наиболее конкретны, наиболее богаты смыслом,

поскольку они включают все бесконечное многообразие определений второй

сферы. Однако в собственной принадлежности третьего члена — только этот

переход, этот скачок от бесконечно увеличивающейся конечности к простой,

замкнутой в себе, абсолютной бесконечности. Поэтому описания понятий,

причастных последнему моменту триады, скупы и в значительной мере сводятся

к констатации объединяющего характера этих понятий. Гегель заканчивает

«Логику» категорией абсолютной идеи, в которой третье начало выражено с

максимальной силой (если ограничиваться первым томом «Энциклопедии»); вот

как она описана:

Когда говорят об абсолютной идее, то можно подумать, что здесь наконец

мы услышим настоящее объяснение, что здесь будет непременно дано все.

Истинным содержанием идеи является, однако, не что иное, как вся система,

развитие которой мы проследили. Можно также сказать, что абсолютная идея

есть всеобщее... как абсолютная форма, в которую возвратились все

определения, вся полнота положенного ею содержания. Абсолютную идею можно

сравнить в этом отношении со стариком, высказывающим то же самое

религиозное содержание, что и ребенок, но для первого оно является смыслом

всей его жизни.[43]

Как писал Энгельс, абсолютная идея Гегеля «абсолютна лишь постольку,

поскольку он абсолютно ничего не способен сказать о ней»[44], то есть

всеохватность оборачивается в ней практически полной бессодержательностью.

Это и неудивительно: она — зеркальный двойник чистого бытия,

бескачественного начала гегелевской спекуляции. Абсолютная идея

представляет собой совокупность всех знаний, которые были или когда бы то

ни было будут получены человечеством; как таковая она недостижима и есть

лишь предел последовательности сменяющих друг друга картин мира. Однако для

Гегеля, объективного идеалиста, идея существует сама по себе до природы и

человека и является их причиной.

Движение в первой сфере логики, сфере бытия, выступало в форме

перехода в другое (оно сопровождалось потерей бытия объекта), во второй — в

форме видимости в другом, рефлексии. Движение в сфере понятия — это,

наконец, полноценное развитие, где новый объект диалектически одновременно

и тождественен исходному, и отличен от него (поскольку все, что имеется в

новом понятии, уже присутствовало «в себе» в старом). «Движение понятия мы

должны рассматривать как игру: полагаемое этим движением другое на деле не

есть другое»[45].

Как уже говорилось выше, из трех философских методов, относящихся к

сфере формальной логики, метафизика сопоставляется у Гегеля с первым членом

триады, а кантианство — со вторым. Третьим моментом в данном случае

выступает учение «непосредственного знания» Ф.Г. Якоби, провозгласившее,

что мышление постигает только особенное, конечное, а истина с его помощью

недостижима. Истина — предмет интеллектуального созерцания, веры, она то,

что дано непосредственно; любое же опосредование превращает истину в ложь.

По сути, Якоби пытается пробиться сквозь рамки рассудка, пытается увидеть

реальность за разграничивающими ее познавательными абстракциями. Но при

этом он остается в рамках конечного (формально-логического) метода: «Только

обыденный, абстрактный рассудок берет определения непосредственности и

опосредования как самостоятельные, абсолютные определения и мнит, что в них

он обладает устойчивостью различения; таким образом, он создает себе

непреодолимые трудности, когда хочет их соединить»[46]. В этом учении

рассудочное философствование фактически возвращается к своему началу, к

картезианской метафизике. Путь его развития окончен, триада «метафизика —

кантианство — непосредственное знание» завершена. Требуется следующий шаг —

переход от рассудка к разуму, от формальной логике к диалектике, от систем

XVII-XVIII вв. к философии Гегеля.

Завершая обзор трех моментов логического, приведем несколько примеров

триад из гегелевской «Логики».

|ь |ость | | |

Подводя итог, можно сказать, что Гегель в любом понятии выделяет три

момента: непосредственное единство, распадение во множественность и

опосредованное единство; каждый из них сам, в свою очередь, есть новое

понятие. Вот как описывает триадический процесс Гегель, придерживаясь

стиля, который был в моде в первые века уходящего тысячелетия: «Абсолютное,

как бы по своей доброте, отпускает от себя единичности, чтобы они

наслаждались своим бытием, и это же наслаждение само затем гонит их обратно

в абсолютное единство»[47]. В рамках теории познания движение от первого

члена триады к третьему может быть рассмотрено как движение от абстрактного

к конкретному, так как вначале о понятии ничего не известно, кроме факта

его существования (бытия), затем понятие рассекается на отдельные

абстракции, которые, однако, более содержательны, чем исходная пустота, и

позволяют уже что-то сказать о сущности изучаемого объекта, и, наконец, все

эти абстракции сливаются в одну окончательную идею, дающую адекватное

знание о понятии. Можно было бы предположить, что переходы между моментами

триады — это анализ и последующий синтез, но, по Гегелю, «это

поступательное движение столь же аналитично, сколь и синтетично:

аналитично, так как имманентной диалектикой полагается лишь то, что

содержится в непосредственном понятии; синтетично, так как в этом понятии

это различие еще не было положено»[48]. Действительно, если понимать анализ

и синтез как манипуляции с частями объекта, которые сначала рассматриваются

сами по себе, а потом с точки зрения взаимодействия в системе, то

гегелевская спекуляция не может быть сведена к чередованию анализа и

синтеза. Вместо системы Гегель говорит о тотальности, его первый и третий

логические моменты характеризуются некой сплошностью, полным единством, в

котором нельзя выделить никаких составных частей. (Можно сказать, что в них

бесконечно много бесконечно малых частей.) Анализ и синтез — принадлежность

рассудка, а не диалектики, которая «содержит их в самом себе как

снятые»[49].

Триадичность — чрезвычайно общее свойство логики и следовательно, по

Гегелю, всего мироздания. Она рекурсивна: каждый момент триады вновь может

быть рассмотрен в виде триады, и любое понятие несет на себе в той или иной

пропорции свойства всех трех сфер логики (а их соотношение целиком и

полностью определяет рассматриваемое понятие). На вопрос «что такое

триадичность?» можно ответить, что это соотношение логики, природы и духа;

или бытия, сущности и идеи; и так далее для каждой ступени. Членение триады

верхнего уровня повторяется в подчиненных триадах; воспользовавшись

примерами из помещенной выше таблицы, определим жизнь как бытие идеи,

причинность — как природу действительности, становление — как идею чистого

бытия. Можно рассказать о триадичности в терминах единства -

множественности - целостности (как это предпочитает делать Гегель и как это

было сделано нами), а можно — в терминах бытия - небытия - инобытия, ведь

распадение во множественность — это небытие единства. На определенных

этапах изложения логики (в самом ее начале) триада предстает и в виде

«тезис — антитезис — синтез»[50], хотя более правильно было бы отнести и

тезис, и антитезис уже ко второй, расчлененной, сфере.

Мы рассмотрели свойства членов гегелевской триады в их неподвижности,

статике. Однако не менее важно проследить внутритриадические переходы, с

помощью которых Гегель строит связное повествование в «Логике». Этому будет

посвящена следующая глава.

3. Триада в развитии

Ранее уже говорилось, что для уяснения смысла каждого понятия,

входящего в ту или иную триаду, Гегель разбивает само это понятие на три

момента, и так далее (теоретически до бесконечности). Но у этой бесконечной

рекурсии есть одно свойство, которое позволяет развернуть ее в

последовательное линейное изложение «Науки логики»: движение от первого до

третьего момента — это не только углубление в недра понятия, но

одновременно и выход за его пределы, его самопреодоление. Когда мы в

процессе исследования достигаем адекватного представления о понятии,

добираемся до того, что оно суть поистине, оказывается, что перед нами уже

другое понятие, которое расположено на следующей ступени спекулятивного

рассуждения. В теории познания это правило обеспечивает качественные скачки

при развитии наших представлений об объекте, в гегелевской онтологии оно же

позволяет Идее не просто бесконечно рассып(ться на триады, оставаясь

неизменной, но именно развиваться в сторону от пустоты и простоты к

содержательности, наполненности смыслом. Схематически движение в триаде

можно представить следующим образом:

(как предполагается на схеме, понятия нижнего уровня уже настолько

«малы», что их бессмысленно раскладывать на триады — будет получаться

тавтология).

Таким образом, развитие триады исходного понятия от A к C и затем

переход к следующему уровню осуществляется через три подчиненные триады,

образованные моментами A, B и C, зафиксированными как самостоятельные

понятия. Но это означает, что каким-то образом третий момент первого члена

триады (C1) оказывается практически тождественным второму члену (B), а

третий момент второго члена (C2) — третьему члену (C). Проще говоря,

выявленная истинность непосредственного единства — это различенность, а

выявленная истинность различенности — это опосредованное единство. Если

подробно проследить эти два процесса, то станет понятным весь принцип

движения гегелевской логики. (Переход от C к следующему понятию верхнего

уровня можно не рассматривать, так как он просто повторяет один из этих

переходов в рамках внешней триады.)

Рассмотрим два упомянутых момента движения на примере развития первого

понятия «Логики», позволяющего выстроить изображенную выше схему —

качества. Лучшим определением качества служит его индекс в пронумерованном

плане книги (см. Приложение): это — первый момент первого начала логики

(бытия), «тождественная с бытием определенность», «так что нечто перестает

быть тем, что оно есть, когда оно теряет свое качество»[51]. Рассматривая

категорию качества как триаду, мы увидим в ней следующие понятия: чистое

бытие, наличное бытие и для-себя-бытие. Наша задача — выяснить, каким

образом они переходят друг в друга.

Чистое бытие, образующее первый момент качества (A), вбирает в себя

абсолютно все возможные реальности, абстрагируясь от их особенностей;

следовательно, оно само не является ни одной из реальностей и представляет

собой полное небытие, ничто.[52] Объединяя бесконечно много смыслов в

рамках одного понятия, можно лишь полностью обессмыслить его, свести его

содержание к нулю; так что постольку, поскольку мы приближаемся к категории

чистого бытия, мы будем приближаться к небытию. Ничто как истинность бытия

— это второй член первой подтриады качества (B1 на схеме)[53]. Однако бытие

и ничто не только абсолютно едины, но и абсолютно различны, их определения

противоположны. Соединение этих двух понятий таким образом, чтобы при этом

не пропало их различие, дает становление. Становление внутренне

неустойчиво, оно — «беспокойство в самом себе», сплошной переход бытия и

небытия друг в друга. Как третий член подтриады (C1), становление

представляет собой выявленную истинность исходного понятия, то есть оно

указывает единственно возможный способ, которым может существовать чистое

бытие, единственный способ, которым его можно мыслить.

В понятии становления достигается абсолютное знание об исследуемом

объекте — о чистом бытии (третья сфера — это сфера абсолютного). Дальше

путь гегелевской спекуляции лежит через качественный скачок к следующему

понятию, наличному бытию (B). Дело в том, что становление далеко от

окончательной абсолютности и содержит в себе, так сказать, не до конца

снятое противоречие: будучи только процессом, оно обязательно должно иметь

некий результат, некое ставшее. Становление, объединяющее бытие и ничто,

слишком текуче и неустойчиво, и «впадает в единство, в котором оба момента

сняты»[54] — в наличное бытие. Наличное бытие представляет собой единство

бытия и ничто, рассмотренное с точки зрения бытия этого единства. Мы снова,

как и в начале метода, имеем перед собой чистую простоту, не содержащую

«положенных» противоречий (только скрытые). Тем не менее простота эта уже

несколько конкретизирована, содержит определенную структурность, так как

здесь вместо чрезвычайно общей противоположности бытия и небытия появляется

различие нечто и другого.

Легко догадаться, что за нечто (A2) — наличным бытием как таковым, в

котором упомянутое различие существует скрыто, последует граница (B2) —

фиксация противоречия. Граница есть одновременно и отрицание налично-

сущего, и раскрытие его внутренней сути, аналогично понятию ничто по

отношению к чистому бытию. В границе другое налично-сущего положено явно.

При этом оказывается, что нечто, изменяясь, переходит границу, становится

своим другим. «Сначала ставят границу, затем переступают ее, и так до

бесконечности»[55]. Вечный переход нечто в другое нечто Гегель называет

бесконечным прогрессом, или дурной бесконечностью. Этот процесс не приводит

к появлению чего-то нового, он вращается, хотя и неопределенно долго, в

пределах одного и того же, в пределах конечного. Тем не менее, во

взаимосвязи нечто и другого может быть обнаружена и истинная бесконечность.

Нечто само есть другое по отношению к своему другому, следовательно,

переходя в него, нечто сливается с самим собой. «Таким образом, бытие снова

восстановлено, но как отрицание отрицания и есть для-себя-бытие»[56]. Для-

себя-бытие, единое, одно (C2, оно же C) завершает категорию качества.

Обобщая приведенные рассуждения, можно отметить, что переход от первой

подтриады ко второй (от C1 к B) связан с невозможностью окончательно

примирить в рамках первой — очень простой — подтриады все возникающие в ней

противоречия. Понятие C1 (в нашем случае — становление), как принадлежащее

к третьей сфере, конечно, снимает противоположность своей триады (между

бытием и ничто), но при этом оно оказывается настолько призрачным, текучим,

что должно обязательно вылиться в какую-то утвердительность, где будет

подчеркнут уже только один из противополагающихся моментов. Ограничиваясь

одной из сторон явления, мы попадаем в сферу конечного, получаем второй

член триады (наличное бытие). «Становление... — это единство, которое

противопоставляется в себе самому себе. Наличное бытие, напротив, есть это

единство, или становление в этой форме единства; наличное бытие поэтому

односторонне и конечно»[57]. Различенное единство в первой подтриаде

недостижимо, оно мгновенно распадается во множественность — именно таков

смысл временного движения назад, перехода от казалось бы законченного и

полного становления к конечному, ограниченному наличному бытию.

Несколько проще движение в подтриаде B, так как там оно совпадает с

магистральным направлением от первой сферы к третьей. Появившаяся

множественность начинает (на этапе B2) умножать сама себя и достигает в

конце концов размеров дурной бесконечности; становится ясно, что вся эта

множественность должна быть преодолена через выявление в ней некоего

единства. Так возникает третий член второй подтриады, который одновременно

является и третьим членом внешней триады.

Мы видим, что, действительно, существуют вполне четкие основания для

перехода от результатов развития того или иного понятия к началу следующего

понятия. Рекурсивно воспроизводимая, рассмотренная нами схема служит

основой строения гегелевской «Логики». Она разворачивает троичное дерево

категорий в линейную последовательность и позволяет, таким образом,

говорить не только о триадичности (иерархичности), но и о развитии,

прогрессе в мире понятий.

4. Гегель и мистика

Ввысь устремил я взор и в каждой сфере лишь единое увидел.

Вниз посмотрел и в пене волн морских лишь единое увидел.

Взглядом проникнул в сердце я, то было море, бездонная космическая

сфера,

Наполненная мириадами снов, и в каждом сне я увидел единое.

Воздух, огонь, земля и вода — все в одно слилось,

Страницы: 1, 2, 3, 4

МЕНЮ

Логический метод Гегеля