Кант

Лишь в 1770 году Кант наконец добился давно желанной цели. Еще в

ноябре предшествующего года он получил приглашение на ординарную кафедру

в Эрланген. В январе 1770 года его звали в Йены. Кант собирался ехать в

Эрланген, но вскоре в самом Кенигсберге открылась вакансия на ту самую

кафедру которой он напрасно добивался в эпоху русского господства.

Двадцатого августа 1770 года был знаменательный день в жизни Канта.

Канту было уже 46 лет, тем нем не менее публичная защита сочинения,

представленного им для получения профессорской кафедры, возбудила в нем

юношеский пыл. Сочинение это было озаглавлено: «О форме и принципах

чувственного и умственного мира». 1770 год во всех отношениях может

считаться поворотным пунктом в жизни Канта. Перед ним открылось обширное

поприще деятельности, и как раз в это время в уме Канта вырабатывались

во вполне законченной форме начала его критической философии.1

Весной 1784 года Кант отметил свое шестидесятилетие. Юбилей застал

его в расцвете духовных сил. Публичное чествование состоялось раньше

срока – четвертого марта, в день окончания семестра. Студенты поднесли

профессору памятную медаль. На ее лицевой стороне – портрет юбиляра, на

оборотной – аллегорическое изображение: наклонная Пизанская башня со

спущенным вниз лотом, а у ее подножия – сфинкс. Идея принадлежала

Мендельсону, который с трудом осваивал «Критику чистого разума». Образ

башни, воздвигнутой философом, был заимствован из «Пролегоменов».

Мендельсону кантовская философия представлялась постройкой, готовой

рухнуть, он предложил поэтому следующую надпись: «Угрожает, хотя и не

падает». Но намек был слишком прозрачен, пришлось выбрать другой текст:

«Истина укрепляет исследование ее основ». Теперь лишь фигура сфинкса

могла напомнить о необычности кантовских идей. Медаль юбиляру не

понравилась. Особенно двусмысленная аллегория на обратной стороне.

В «Пролегоменах» действительно говорилось о том, что человеческий

разум периодически строит башни, а затем разбирает их, чтобы обозреть

устройство фундамента. Но к самому себе Кант это не относил: он начал с

фундамента и, только убедившись в его прочности, стал строить дальше –

ввысь и вширь.2

С этого времени деятельность Канта характеризуется следующим

образом: он предпринимает величайшую реформу, когда-либо задуманную со

времени возникновения новой философии, и, идя спокойным, медленным,

обдуманным шагом доводит ее до конца. С внешней стороны жизнь Канта с

этих пор представляет мало замечательного. Он постепенно освобождается

от механических занятий, вроде работы библиотекаря, и поднимается вверх

по лестнице академических почестей, вступает сначала в университетский

сенат, затем дважды сряду избирается на пост ректора университета и с

1792 года считается старейшиной философского факультета и целого

университета. Что касается экономического положения Канта, оно остается

всегда скромным, но, разумеется, о прежней нужде не может быть и речи.

Наивысшее казенное жалование, какое получал когда-либо Кант, не

превышало 620 талеров в год. Но, имея всегда значительное число

слушателей, Кант получал порядочные гонорары от студентов, исключая

бедных, которых сплошь и рядом он освобождал от всякой платы.

Глава 5. Космическая гипотеза, защита оптимизма и борьба с

мистицизмом

Литературная деятельность Канта подразделяется немецкими историками

философии на два главных периода, на докритический и критический.

Историк Куно Фишер, особенно подробно изучивший историю развития

философской системы Канта, видит в ней следующие периоды:

предварительный (натурфилософский), когда Кант стоял еще на

рационалистической точке зрения; затем эмпирический, вызванный влиянием

Юма и вообще шотландской и английской философии; наконец, критический,

когда Кант окончательно выступил на самостоятельный путь. Такое

подразделение на периоды представляет удобство для изложения, но при

этом следует иметь в виду, что самостоятельное отношение Канта к

господствовавшим до него философским школам обнаруживается во всех его

сочинениях, начиная с самого раннего труда об измерении сил. Почти в

самом начале своего профессорского поприща Кант построил гениальную

космогонию (учение об образовании солнечной и других систем), в течение

долгого времени не оцененную учеными, пока наконец открытия Гершеля и

математические исследования Лапласа не послужили основанием систем, по

существу тождественных с теорией Канта.

Кант изложил свои космогонические взгляды в сочинении озаглавленном

«Всеобщая естественная история и теория неба». Этот трактат, составивший

эпоху в истории физической астрономии, на первых порах остался

незамеченным. Кант сознавал трудность своей задачи. Ньютон открыл

основной закон, позволяющий объяснить движение планет и был основателем

небесной механики; но он не задавался вопросом о происхождении солнечной

системы и принимал ее просто за данную величину. Не видя принципа,

позволяющего объяснить те или иные отношения между массами и

расстояниями планет, Ньютон утверждал, что эти отношения даны самим

божеством. Здесь начиналась задача Канта. Одна мысль механической

космогонии, о естественном объяснении происхождения солнечной системы

казалась в эпоху Канта чуть ли не еретическим посягательством на тайны

Проведения. «Я вижу все трудности, - заявляет сам Кант, - но не впадаю в

малодушие. Я чувствую всю силу препятствий, но не робею. Я предпринял

опасное путешествие, руководствуясь слабой догадкой, но вижу уже

предгорье новых стран».

Кант разбирает космогонию древних и новых философов и доказывает их

несостоятельность. Сущность гипотезы Канта состоит в образовании систем

подобных солнечной, из туманного вещества; при чем происходим сгущение

материи и рассеяние теплоты, образуется центральное светящиеся тело,

выделяющее кольца, из которых потом образуются планеты с их спутниками и

т.д. Одним из лучших доводов в пользу его теории был бы факт

одинаковости состава Солнца и планет. «Если все планеты произошли из

солнечной материи, - говорит Кант, - то следует полагать, что плотность

приблизительно равна средней плотности других планет, взятых вместе». По

вычислению Бюффона действительно оказалось, что искомое отношение

плотности Солнца и совокупности планетных тел равно 64/65, то есть почти

равно 1. «Этого одного факта достаточно, - заявляет Кант, - что бы

поднять настоящую теорию от уровня гипотезы до формальной достоверности.

К докритическому периоду литературной деятельности Канта относится

сочинение «Об оптимизме» (1759 год) и «О мистицизме» (статьи 1763-1766

годов). Эти работы характеризуют историю развития философских идей

самого Канта. В работе об оптимизме утверждается, что божество должно

обладать идеей совершеннейшего мира. Утверждать противное значит

допустить, что существует еще лучший мир, чем все миры мыслимые Творцом.

Если допустить, что божество представляет себе наилучший мир, то не

может быть, что бы оно предпочло худшее лучшему, и благость творца

противоречит убеждению, что божество создало мир по произволу. Стало

быть, божество создало наилучший из представляемых им, другими словами,

наилучший из возможных миров.

Но как примирить этот взгляд с эмпирическими данными,

доказывающими, что в мире много несовершенства несчастья и зла? Кант

полагает, что нашел истинное опровержение, указывая на мир как на целое,

и, утверждая, что благо целого является целью творца, хотя бы оно было

несовместимо с благом отдельных частей. Нечего и говорить, что вся эта

теория основана на ряде метафизических гипотез, чем и объясняется

позднейшее отвращение Канта к этому сочинению.

В своих сочинениях Кант выступал против мистицизма вообще и в

частности, против модного тогдашнего увлечения духовидением,

ясновидением и тому подобными психопатическими явлениями, в то время еще

не получившими название спиритизма, но по существу дела тождественными с

этим заблуждением. Обращаясь к вопросу о духовидении, Кант ставит его

ребром. Прежде всего необходимо узнать, существуют ли вообще духи,

которых мы так или иначе в состоянии познать? Для того, что бы духи

могли быть познаваемы они должны существовать в форме, доступной нашему

познанию, то есть должны иметь отношение к телесному миру, должны

пребывать и проявлять свою деятельность в пространстве. С другой

стороны, однако, духи не материальны, не должны иметь ни протяжения, ни

фигуры, стало быть, не должны наполнять пространство.

Тот, кто воображает, что природа есть лестница, на которой

расположены духовные существа, обладающие разной степенью духовности,

легко приходит к мысли, что все есть дух, а стало быть, без всякого

затруднения допускает общение с духами. От общения духа с телом следует

отличать общение духов между собой. Этот вопрос Кант решает в

эмпирическом и моральном смысле. Существует два рода общения между

духами: моральное и мистическое. Все разумные существа чувствуют

стремление к общению; это взаимное стремление Кант сравнивает со

всемирным тяготением. В мире духовном любовь то же, что тяготение в мире

материальном. Ньютон исследовал закон о взаимодействии материи и отделил

математический вопрос от несносных философских споров о причине

тяготения; нельзя ли, спрашивает Кант, найти и в моральном мире

аналогичное общее начало? В ответе на этот вопрос Кант старается найти

психологическую основу. Спиритуалистические воззрения на духовное

существование отбрасываются Кантом окончательно, как иллюзия близкая к

сновидению. Духи не могут быть ощущаемы и воспринимаемы, мы не можем ни

видеть их, ни слышать, поэтому все духовные явления в смысле появления

духов или призраков не более как продукты воображения. Когда плод

воображения превращается в предмет чувств, его сплетения становятся

призраками. Духовидцы не что иное, как бодрствующие сновидцы.

Глава 6. Обыденная жизнь и характер Канта

Вся жизнь Канта была применением его философских принципов,

развитых в «Критике чистого разума». Кант был не кабинетным мыслителем,

а мудрецом в полном смысле этого слова. Все, начиная с гигиены и

заканчивая глубочайшими нравственными вопросами, согласовалась у него с

принципами разума. Поэтому философия и жизнь у Канта составляли одно

нераздельное целое. Он не принадлежал к числу людей, считающих

чувственное удовольствие главной целью жизни, но он высоко ценил

физическое здоровье, как необходимое условие бодрости духа. Природа не

наделила Канта ни атлетическим сложением, ни вполне нормальными

органами. Он был менее 1,5 метра ростом, имел узкую и чрезвычайно слабую

грудь и правое плечо его было сложено неправильно – лопатка слишком

выдавалась назад. Мускулатура его отличалась слабостью, Кант был до того

сухощав, что портные постоянно ошибались в покрое его платьев. И нервы

его были чрезвычайно деликатны, дыхание слабое. Он сильно чихал от

одного запаха свежей типографской краски, при чтении утренней газеты.

Наружность Канта была симпатична. Благодаря строгому

гигиеническому образу жизни он в зрелых летах не имел болезненного вида.

Это был блондин с румяными щеками – румянец сохранился у Канта до

старости – и серовато-голубыми глазами. Благодаря разумному образу жизни

он никогда не был болен, хотя, по его собственному признанию, почти

никогда не был и вполне здоров. Он страдал главным образом нарушением

пищеварения и головными болями – очевидные последствия сидячей жизни и

упорного умственного труда. Когда доктор указал Канту на первые признаки

приближающегося маразма (старческого бессилия), Кант вспылил и сказал с

гневом: «Поверьте, что я из-за этого не застрелюсь!». Правильный образ

жизни Канта вошел в пословицу. Даже среди аккуратных и точных немцев он

казался чудом аккуратности. Кант вставал всегда в пять часов утра, как

летом, так и зимой, ложился спать всегда ровно в десять часов вечера.

Каждый день он распределял совершенно одинаково. Встав с постели, Кант

облекался в шлафрок и надевал поверх колпака маленькую треугольную

шляпу. В этом виде он направлялся в свой рабочий кабинет. Проработав до

семи часов утра, он одевался и отправлялся в аудиторию, после чтений

лекций возвращался в кабинет, снова облекаясь в халат и туфли, и работал

до сорока пяти минут первого, затем одевался к обеду. Обед был для Канта

главным временем беседы с гостями. Он никогда не обедал один, просиживал

за столом несколько часов, много ел, но еще больше разговаривал. После

обеда, если погода была хороша, он отправлялся гулять.

Кант не был женат, и долгое время полагали, что он никогда не был

влюблен. Но биограф категорично утверждает, что Кант в зрелых летах был

влюблен и даже два раза. Легко допустить, что и в молодости Кант

увлекался, но, как человек чрезвычайно добросовестный, не решался

составить семьи, пока сам находился в материальной зависимости от

родственников. Постепенно Кант втянулся в одинокую жизнь холостяка, и на

старости лет у него образовалась совершенно рассудочное, можно сказать,

даже чересчур прозаичное отношение к браку. Кант провозгласил, что

истинной подкладкой всякой любви к женщине является половое влечение. В

трактате «О прекрасном и возвышенном» написано:

«Все очарование, которое оказывает на нас прекрасный пол, в

основе является распространенным половым влечением. Природа преследует

свою великую цель, и все тонкости, которые сюда присоединяются, по-

видимому, весьма далекие от полового инстинкта, в конце концов, является

лишь его подкрашиванием, и вся их прелесть заимствована из того же

источника».

Любовь, основанная только на половом влечении, по его словам,

легко вырождается в разнузданность и распущенность, потому что «огонь,

зажженный в нас одной особой, весьма легко может быть погашен другой».

Кант обладал способностью входить в чужой мир. Он одинаково ценил

всех людей, не разбирая ни пола, ни сословия, ни возраста, ни

общественного положения, видя прежде всего в каждом человеке –

человеческое достоинство. Поэтому в числе его друзей были и светские

дамы, и купцы, и простые люди. Кант от природы был веселого нрава и даже

с некоторой склонностью к сатире. Он охотно читал сатирических писателей

и утверждал, что сатирики принесли больше пользы, чем все схоластики и

метафизики. Особенно он ценил Эразма Роттердамского, замечая, что одна

его сатира стоит сотни философских трактатов. В самом Канте было

недостаточно желчи и слишком много спокойствия, для того, что бы стать

сатириком в полном смысле слова. Спокойствие Канта и его удивительное

самообладание было не столько природным качеством, сколько продуктом

работы над самим собой. От природы Кант был вспыльчив, но сумел подавить

в себе это качество.

У Канта не было ни малейшего признака зависти или пренебрежения к

чужим заслугам. Самого себя Кант мерил слишком малой мерой. В нем не

было ни капли самоуничижения, но скромность Канта была все-таки весьма

велика. Говоря однажды о Ньютоне, Кант сказал: «В науке о природе я сам

следую Ньютону, если только можно сравнить малое с великим». Но свои

собственные заслуги в области философии Кант сознавал вполне. Ценя

других, говоря с уважением даже о своих противниках, Кант не допускал и

с чужой стороны ни чванства, ни нахальства и, наоборот, с благодарностью

и умиление принимал выражение почтения со стороны учеников и

поклонников.

Глава 7. Главные философские труды Канта, их значение, его

последние годы

Было уже выяснено, что философское миросозерцание Канта

выработалось в окончательном виде в течение 1762- 1756 годов. Трактат об

оптимизме был последней данью, принесенной Кантом догматической

философии. В сочинении «Об отрицательных величинах и о реальном

основании» (1763 год) Кант занимает среднее положение между эмпиризмом и

рационализмом; в «Сновидениях духовидца» (1766 год) пишет небольшой

трактат «О первом основании различия областей в пространстве», особенно

замечательный тем, что он представляет собой переход от эмпиризма к

критицизму.

Кант задается здесь вопросом: что такое пространство и чем

обуславливаются его свойства? Не могут же наглядные суждения, какие

содержатся в геометрии, дать очевидные доказательства того, что

абсолютное пространство имеет реальность независимо от существования

всякой материи. Постановка этого вопроса важна в том отношении, что

указывает, каким путем Кант постепенно пришел к мысли, что пространство

вовсе не имеет своей собственной реальности, но является лишь формой

нашей чувственности.

Пространственное отношение вещей сводится к их положению. Вещи в

пространстве находятся между собою в известных расстояниях, и каждая

вещь занимает свое место. Взаимно отношение положений Кант называет

областями. Понятие области включает в себя расстояние и направление.

Кант дает простой пример. Напишем на листе бумаги два раза одно и то же

слово, например «человек». Буквы одни и те же, порядок их расположения

тот же, но одно слово написано справа, другое слева. Говоря «справа»,

«слева», мы относим положение букв к наблюдателю. Если бы свойства

пространства зависели исключительно от взаимных отношений между частями

объектов, то мы не могли бы различить два предмета, отличающиеся между

собой лишь тем, что один поставлен слева, другой – справа.

Кант выводит из этого, что понятие «слева», «справа», «вверху»,

«внизу», «спереди», «сзади» являются выражением свойств абсолютного

пространства, и лишь после этого решается отнести их также к свойствам

самого наблюдателя. Кант выставляет следующие в высшей степени важные

соображения, являющиеся чуть ли не лучшей попыткой объяснить

трехмерность пространства. Строение нашего тела определяет для нас три

основные плоскости, к которым мы относим все предметы внешнего мира.

Плоскость симметрии разделяет наше тело на правую и левую части. Другая

плоскость соответствует положению наших органов чувств: глаза, рот,

ноздри расположены у нас спереди, чем обуславливается резкое различие

между передней и задней областью. Наконец, положение нашей головы делает

необходимым различение между верхом и низом. Это, так сказать,

физиологическое объяснение трехмерности пространства составляет первый

шаг к психологическому истолкованию. Очевидно, говорит Кант, что мы

воспринимает области в пространстве лишь по отношению к нашему

собственному телу. Кант допускает «особое пространственное чувство», или

чувство пространственного существования нашего тела. Он полагает, что

абсолютное пространство трехмерно не только по отношению к нашему телу,

но и само по себе. Точно так же и другие свойства пространства

объясняются не только свойствами субъекта, но и свойствами самого

абсолютного пространства, как своеобразного объекта, отличающегося от

предметов внешних чувств и способного взаимодействовать лишь на

специальное пространственное чувство.

Канту оставалось сделать один шаг: он был сделан в

«трансцендентальной эстетике», то есть в учении об априорных свойствах

чувственности, которая составляет важнейшую часть «Критики чистого

разума».

Этот капитальнейший из всех трудов Канта появился в печати первым

изданием в 1781 году; вторым значительно измененным – в 1787 году.

Идеалисты не могут простить Канту того, что во втором издании он

напечатал подробное опровержение идеалистических учений. Если самого

Канта называют идеалистом, и если он сам не вполне отрекся от этого

имени, то необходимо помнить, что идеализм Канта совершенно особенного

рода. Это идеализм критический, или трансцендентальный. Под словом

трансцендентальный Кант подразумевает не то, что стоит выше опыта, а то,

что предшествует опыту, как его необходимое условие, и что без

последующего за ним опыта лишено всякого содержания. А стало быть, и

всякого смысла. Из этого видно, что идеализм Канта гораздо более

родствен с философским реализмом, чем с идеализмом Беркли. То, что стоит

выше и вне всякого опыта, Кант называл не трансцендентальным, а

трансцендентным и резко осуждал разные теоретические экскурсии в эту

область, признавая ее значение единственно в вопросах нравственных или

практических.

Еще в 1772 году Кант задавался вопросом, на чем основаны отношения

представления к предмету? Прежние философы прибегали для решения этого

вопроса к разным сверхъестественным началам. Платон и Мальбранш

допускали какое-то наитие или откровение свыше, Лейбниц сочинил

предустановленную гармонию. Но, по словам Канта, допускать, что deus ex

machina определяет происхождение и значение наших познаний, это

нелепейшее из предположений, какое только можно избрать. Кант полагал,

что окончит весь труд в течение примерно трех месяцев. На самом деле

Канту понадобилось девять лет на исполнение лишь одной намеченной им

задачи – на создание критики теоретического разума. По первоначальному

плану Канта предполагалась брошюра в несколько печатных листов. Девять

лет размышлений довели ее до размеров объемистого тома в восемьсот

пятьдесят шесть страниц. Написана была вся книга, по словам Канта, «в

какие-нибудь четыре – пять месяцев, как бы наскоро, правда, с величайшим

вниманием к содержанию, но с малым прилежанием относительно изложения и

доступности для читателя». Не подлежащее никакому сомнению заявление

Канта, что книга была написана в течение пяти месяцев, показывает, что

он писал, когда идеи окончательно созрели в его голове. Окончательная

работа была исполнена Кантом в конце 1780 года.

Кант сознавал, что его труд не отличается общедоступностью, поэтому

он взялся написать популярную переделку, нечто среднее между

комментарием и кратким изложением. Таким образом, появилась в 1782 году

книга, озаглавленная «Предисловие ко всякой будущей метафизике, которая

будет в состоянии выступить как наука». По мнению Канта, настоящий

идеализм имеет всегда мечтательную и не может иметь иной; «мой идеализм,

наоборот, служит лишь к тому, что бы понять возможность априорного

познания предметов опята. Эта задача не только не разрешенная, но и не

поставленная до сих пор. Решение ее ниспровергает весь мечтательный

идеализм, который всегда заключал от наших априорных названий ко всякому

созерцанию, исключая чувственное; никому не приходило на ум, что чувства

также должны созерцать априори». Это центральный пункт учения Канта об

априорном сознании.

В течение пятилетия с 1785 по 1790 год Кант написал ряд крупных

произведений, которые, взятые в совокупности, образуют полную систему

чистого разума, или систему критической философии. В «Метафизических

основаниях естествознания» Кант указал философские основы механики,

физики и других естественных наук; в «Метафизике нравов» и «Критике

практического разума» (1788 год) исследованы основные вопросы этики, в

«Критике силы суждения» (1790 год) положены основания эстетики и

разобраны телеологические вопросы.

В конце своей философской деятельности Кант обратился к вопросам

религии. В 1793 году он издал сочинение, озаглавленное «Религия в

границах чистого разума»; последним его трудом был «Спор между

факультетами» (1798 год).

Глава 8. Характер и значение философии Канта

При составлении своей системы Кант опирался на все предыдущее

развитие философии. В свою очередь, его система стала исходным началом

всех главных позднейших систем; причем, не было недостатка в учениях,

извративших смысл кантовского критического идеализма. У Аристотеля Кант

заимствовал, преобразив его, учение о категориях, или основных понятиях

рассудка; у Платона и других идеалистов взяты – и опять таки совершенно

переработаны – основные начала теории идей разума. Греческая философия

дала Канту его основное различение между явлениями (феноменами) и вещами

в себе (нуменами).

Кант поставил один общий вопрос, каким образом наш рассудок может

составлять априорные, т. е. предшествующие опыту, рассуждения. Кант

заранее исключил так называемые аналитические суждения, составляющие

лишь простое расчленение и объяснение данного понятия, и занялся

суждениями синтетическими, то есть такими, которые прибавляют к данному

понятию новое содержание. Например, утверждение, что все протяженны, то

этим не расширяется понятие о теле, т. к. понятие о протяжении уже

входит в понятие тела. Такие объяснительные суждения называются

аналитическими, и они, разумеется, не требуют опыта. Было бы нелепо

проверять опытом относительно каждого тела свойство протяженности, без

которого каждое тело немыслимо. Иное дело утверждение, что все тела

тяжелы. Тяжесть не есть необходимое свойство тела, вытекающее из самого

понятия о теле. Тело не может быть более или менее протяженным, но

может быть более или менее тяжелым. Поэтому ум легко допускает

существование тел вовсе не тяжелых, невесомых. Утверждение “некоторые

тела тяжелы” является синтетическим суждением, так как к понятию тела

прибавляется новое содержание, прибавляющее ему свойство быть тяжелым.

По мнению Канта, существование синтетичных и в то же время априорных

суждений доказывается уже самим существованием математики как науки,

состоящей из суждений априорных и в то же время очевидно расширяющих

содержание понятий. Открытие априорных синтетических суждений Кант

считал одной из главных заслуг своей философской критики.

От общего вопроса о возможности априорных суждений Кант переходит к

частным вопросам о возможности суждений математических,

естественнонаучных и метафизических.

Что математика и естествознание возможны, не требует доказательств,

так как эти науки существуют. Но для Канта важно решить, каким образом

они возможны. Это вопросы теории познания науки, основанной Кантом, и

получившей развитие с 60-х годов прошлого столетия. Путем рассуждений

Кант приходит к выводу, что априорное созерцание (а вместе с ним и вся

математика) возможно лишь таким образом, что оно содержит лишь форму

чувственности, находящуюся не в объектах, а в субъекте и предшествующую

всем предшествующим впечатлениям. Для математики такими априорными

формами чувственного созерцания являются пространство и время. Но раз

это форм, а не объекты, то, очевидно, что сами по себе как пространство,

так и время лишены содержания. Лишь благодаря опыту они наполняются

содержанием. Опыт этот дается ощущением наших внешних и внутренних

чувств.

Но раз формы чувственности – пространство и время – находятся в

субъекте, а содержание дается опытом, посредством ощущений, то отсюда

прямо следует, что все наше познание, как априорное, так и эмпирическое

,применимо лишь к предметам опыта и ни в каком случае не может быть

сверхчувственным , сверхопытным или, по Канту, трансцендентным. Прежде

всего очевидно, что мы познаем вещи не самих в себе, а только явления.

Действительно, раз содержание наших представлений дается ощущениями, а

форма существует в объекте, то на долю вещи в себе не остается ровно

ничего, кроме нашей уверенности в ее существовании: форма оказывается

чисто субъективной, а содержание – результатом воздействия объекта на

субъект; чисто же объективно мы ничего познать не можем, хотя мы уверены

в существовании независимых от нас объектов как источников наших

ощущений.

Весь так называемый “идеализм” Канта сводится поэтому к признанию

субъективных форм, хотя и предшествующих опыту, но помимо опыта лишенных

всякого содержания и, стало быть, применимо исключительно к предметам

опыта, к явлениям, а не к трансцендентным реальностям. В этом -

огромный шаг вперед, сделанный Кантом. Он первый объяснил, почему

абсолютное понимание невозможно. Кант показал, что относительность

нашего познания вполне совместима с его достоверностью, что мы вовсе не

вращаемся в мире смутных призраков и бессвязных сновидений, а просто

мыслим сообразно с законами нашей чувственности, нимало нас не

обманывающей, но и не сулящей нам мнимого познания. Призраками и

сновидениями оказались как раз те абсолюты и трансцендентные реальности,

которыми тешились метафизические системы.

Большое внимание кант уделил решению антиномий. Антиномия есть

противоположение двух утверждений, из которых каждое, по-видимому, может

быть вполне убедительно доказано. Примером может служить начавшийся еще

в древности спор о величине и продолжительности существования мира. Кант

ставит тезис: мир имеет начало во времени и пространстве, и антитезис:

мир безграничен и бесконечен во времени и пространстве, и показывает,

что каждое из этих предложений имеет за себя доводы, по-видимому, весьма

сильные. Кант разрешает этот вопрос следующим способом.

Если я утверждаю, мир в пространстве бесконечен, а мне говорят, что

мир конечен, то мы оба говорим о мире явлений, потому что пространство

есть субъективная форма (форма чувственности). Но при этом я, в

сущности, утверждаю, лишь одно, а именно, что пространство бесконечно, и

этим вовсе не доказываю, что эта сама по себе пустая форма наполнена

каким-либо содержание. Мой противник, утверждающий, что мир конечен, не

может доказать конечности пространства, но его утверждение, что мир

явлений имеет пределы в пространства, также произвольно, потому что ни

он, ни я не знаем этих пределов. На самом деле при всех подобных

утверждениях обе стороны воображают, что имеют дело не с миром явлений,

а с миром, как вещью в себе, не зависимым от нашего способа познавания.

Если отбросить эту иллюзию, то окажется, что мир есть не что иное, как

эмпирическое восхождение нашей мысли в ряду явлений. Очевидно, что мир

– величина вполне неопределенная – никогда не может быть нам дан в

целости, а поэтому одинаково нелепо утверждать, что «мир как целое»

конечен или бесконечен. Мир сам в себе нам вовсе неизвестен, а мир как

ряд явлений – есть величина неопределенная, постоянно колеблющаяся в

зависимости от суммы опыта, стало быть, не конечная, но не бесконечная,

ибо никакого мерила «величины мира» у нас не существует.

Кант разрешает знаменитую антиномию, противополагающую между собою

идеи необходимости и свободы.1

Опираясь на авторитет самой природы, определяющей, что и

человечество, как все сущее в мире, должно бороться и тем самым

двигаться вперед, кант с бесстрастной философской уверенностью,

гипнотизировавшей его современников, выводил как дважды два четыре: раз

выявление лучшего, на что способен человеческий род, невозможно без

борьбы, значит, максимум возможного развития может быть достигнут при

раскрытии всех противоречий и, значит, при максимальной свободе

самовыражения людей.

Но полная бесконтрольность в освобождении людского эгоизма может

снова поднять одних над другими и вторых подчинить страстям и корысти

первых. Значит, для спасения хотя бы той же самой свободы нужна

абсолютная правовая организация общества: «максимальная свобода с

непреодолимым принуждением».1

О Канте можно сказать, что он был не только философ в обыкновенном

смысле этого слова, но мудрец, живший в мире и для мира. Он сам

определил всю деятельность, сказав, что две вещи в мире наполняют его

священным трепетом: созерцание звездного неба и сознание нравственного

долга. В своей «Естественной истории неба» он положил начало самым

широким обобщениям относительно мира явлений; в своем сочинении о

религии Кант провозгласил принцип: нравственная жизнь, и только она

одна, есть истинное служение божеству. «Все, исключая добродетельной

жизни, что человек думает сделать, чтобы угодить Богу, есть просто

суеверие и лжеслужение (Afterdienst) божеству». Если о каком-либо

философе можно сказать, что для него религия была моралью, и, наоборот,

мораль – религией, то таким философом был, конечно, Кант. Он имел полное

право сказать, что его учение есть религия чистого разума.2

Список литературы

1. Ф. Павленков «Жизнь замечательных людей». С.-Пб. «Глория кристалл»

1998г.

2. В.Н. Кузнецов «Немецкая классическая философия второй половины XVII –

начало XIX века» М. «Высшая школа». 1989г.

3. А. Гулыга «Кант». М. «Молодая гвардия» 1981г.

4. А. Гангнус «Рискованное приключение разума». М. «Знание» 1982г.

-----------------------

[1] В.Н. Кузнецов «Немецкая классическая философия второй половины XVII –

начало XIX века» М. «Высшая школа». 1989г. С. 3, 4, 9.

1 Ф. Павленков «Жизнь замечательных людей». С.-Пб. «Глория кристалл» 1998г.

С. 72 – 78, 80, 81 – 92, 94, 96.

2 А. Гулыга «Кант». М. «Молодая гвардия» 1981г. С. 137 – 138.

1 Ф. Павленков «Жизнь замечательных людей». С.-Пб. «Глория кристалл» 1998г.

С. 103 – 106, 111 – 117, 120 – 121, 126 – 128, 131, 134 – 136, 140, 151 –

152, 154, 156 – 159, 161 – 162, 166.

1 А. Гангнус «Рискованное приключение разума». М. «Знание» 1982г. С. 74.

2 Ф. Павленков «Жизнь замечательных людей». С.-Пб. «Глория кристалл» 1998г.

С. 166 – 167.

Страницы: 1, 2