Философия языка в трудах Вильгельма фон Гумбольдта

усматривающий в языковой способности не только уникальный дар человека, но

и его сущностную характеристику. Касаясь генезиса языка, В.Гумбольдт

рассматривает два возможных допущения. Факт сложности строения языка может

навести на мысль, будто эта сложность - явление вторичного характера, то

есть результат постепенного усложнения простых структур в ходе времени,

либо она продукт «колоссальных мыслительных усилий» его создателей.

Гумбольдт опровергает как первое, так и второе допущение. Факт «сложности»

языковой структуры не представляется ему достаточной логической основой для

правомерности вышеуказанных допущений. «Для того, чтобы человек мог постичь

хотя бы одно-единственное слово..., весь язык полностью и во всех своих

взаимосвязях уже должен быть заложен в нем» (Гумбольдт 1984, 313). «Каким

бы естественным, - говорит он, ни казалось предположение о постепенном

образовании языков, они могли возникнуть лишь сразу» (Гумбольдт 1984, 314).

В понимании Гумбольдта, язык тесно связан с духовным развитием

человечества и сопутствует ему на каждой ступени его развития, отражая в

себе каждую стадию культуры (Гумбольдт 1984, 48). Языку «присуще очевидное

для нас, хотя и необъяснимое в своей сути самодеятельное начало, и в этом

плане он вовсе не продукт ничьей деятельности, а непроизвольная эманация

духа, не создание народов, а доставшийся им в удел дар, их внутренняя

судьба» (Гумбольдт 1984, 49).

Согласно его концепции целостности языка, нашедшей свое завершение в

понятии «внутренней формы языка», каждый, даже мельчайший языковой элемент,

не может возникнуть без наличия пронизывающего все части языка единого

принципа формы.

Допущение же о том, что возникновению языка, якобы, предшествовали

«колоссальные мыслительные усилия его создателей», не выдерживает критики,

так как «сознательным творением человеческого рассудка язык объяснить

невозможно». «Именно из самого первобытного состояния мог возникнуть язык,

который сам есть творение природы», -но «природы человеческого разума

(Гумбольдт 1984, 314). Гумбольдт тем самым подчеркивает уникальность языка

как антропологического феномена и обращает наше внимание, с одной стороны,

на неосознанную форму его существования, а с другой стороны, - на его

интеллектуальную активность, заключающуюся в «акте превращения мира в

мысли» (Гумбольдт 1984, 67). Это означает, что, «с необходимостью возникая

из человека», язык «не лежит в виде мертвой массы в потемках души, а в

качестве закона обусловливает функции мыслительной силы человека»

(Гумбольдт 1984, 314).

Язык, по словам Гумбольдта, представляет собой «вечно порождающий себя

организм», создание которого обусловлено внутренней потребностью

человечества.

2.2. Язык и мышление

Проблема соотношения языка и мышления - одна из центральных в

лингвистической концепции Гумбольдта. Практически все его сочинения по

языкознанию в большей или меньшей степени затрагивают этот вопрос. В

специально посвященной ему небольшой статье («О мышлении и речи») Гумбольдт

видит сущность мышления в рефлексии, т.е. в различении мыслящего и предмета

мысли. Далее в этой же статье через мышление он дает определение языка,

подчеркивая этим их тесную связь: « Чувственное обозначение единств, с

которыми связаны определенные фрагменты мышления для противопоставления их

как частей другим частям большого целого, как объектов субъектам,

называется в широчайшем смысле слова языком» (Гумбольдт 1984,301).

Согласно его теории, человек ищет знак, с помощью которого он мог бы

представить целое как совокупность единств. Когда он подыскивает эти знаки,

его рассудок занят различением, расчленением, анализом. Далее он строит

целое, синтезирует понятия, допускающие свободную обработку, вторичное

разъединение и новое слияние. «В соответствии с этим, - пишет Гумбольдт, -

и язык выбирал артикулированные звуки, состоящие из элементов, которые

способны участвовать в многочисленных новых комбинациях» (Гумбольдт 1984,

302). Мысль, деятельность вполне внутренняя и субъективная, в слове

становится чем-то внешним и ощутимым, становится объектом, внешним

предметом для себя самой и посредством слуха, уже как объект, возвращается

к первоначальному источнику. Мысль при этом не теряет своей субъективности,

так как произнесенное мной слово остается моим. Только посредством

объективирования мысли в слове может из низших форм мысли образоваться

понятие (Гумбольдт 1984). Связь языка и мышления настолько безусловна, что

«язык есть обязательная предпосылка мышления и в условиях полной изоляции

человека» (Гумбольдт 1984, 76-77). Но язык обычно развивается только в

обществе и человек понимает себя только тогда, когда на опыте убедится, что

его слова понятны и другим людям.

Необходимая взаимосвязанность, взаимообусловленность, взаимовлияние

языка и мышления является тем фактором, который «делает человека

человеком», отличая его от остальной природы. Природный звук, по

Гумбольдту, завершает лишь «чувство», мысли же необходим язык: «хотя

чувство везде сопровождает даже самого образованного человека, он тщательно

отличает свой экспрессивный крик от языка. Если он настолько взволнован,

что не может даже и подумать отделить предмет от самого себя даже в

представлении, у него вырывается природный звук, в противоположном случае

он говорит и только повышает тон по мере роста своего аффекта.» (Гумбольдт

1984, 302).

Связь языка и мышления обуславливает и особый взгляд Гумбольдта на

происхождение языка. По его мнению, зарождение языка не может происходить

по отдельным кусочкам или отдельным словам: «Для того, чтобы человек мог

понять хотя бы единственное слово не просто как душевное побуждение, а как

членораздельный звук, обозначающий понятие, весь язык полностью и во всех

своих связях уже должен быть заложен в нем.» Так как в языке нет ничего

единичного, и «каждый отдельный его элемент проявляет себя лишь как часть

целого». Надо отметить, что это последнее положение получило многообразную

интерпретацию лишь у языковедов XX века, положивших понятия системы и

структуры в основу своих лингвистических теорий.

2.3. Язык как деятельность

В своей работе «О различии строения человеческих языков и его влиянии

на духовное развитие человечества» Гумбольдт выдвигает тезис : «Язык не

есть продукт деятельности, а деятельность» (Гумбольдт 1984, 70). Он

подчеркивает, что истинное определение языка как энергеий может быть только

генетическим. «Язык представляет собой постоянно возобновляющуюся работу

духа, направленную на то, чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для

выражения мысли» (Гумбольдт 1984, 70) Форма языка при этом рассматривается

как нечто «постоянное и единообразное в этой деятельности духа».

«Генезисная дефиниция» (применяемая как к энергейе, так и к форме) -

это не определения языка как эргона, то есть в состоянии статики, а

рассмотрение его в действии, выявляющее одновременно и сущность языка.

Понимаемая подобным образом форма языка не является «плодом научной

абстракции»; она имеет «реальное бытие» не в «языках вообще», а в отдельных

языках». Поле и граница действия энергеий измеряются измеряются масштабом

объема формы конкретного языка.

Противопоставление «эргон-энергейя» соотносится с другим

противопоставлением: «Язык есть не мертвый продукт, а созидающий процесс»

(Гумбольдт 1984, 69). В рамках гумбольдтовской диалектической картины мира

язык и все связанное с ним предстают то как нечто готовое, законченное, то

как пребывающее в процессе формирования. Так, с одной точки зрения,

материал языка предстает как уже произведенный, а с другой - как никогда не

достигающий состояния завершенности, законченности. Развивая первую точку

зрения, Гумбольдт пишет, что каждый народ получает с незапамятных времен

материал своего языка от прежних поколений, и деятельность духа, трудящаяся

над выработкой выражения мыслей, имеет дело уже с готовым материалом и

соответственно не творит, а только преобразует (Гумбольдт 1984). Развивая

вторую точку зрения, Гумбольдт замечает, что состав слов языка нельзя

представлять готовой массой. Не говоря о постоянном образовании новых слов

и форм, весь запас слов в языке, пока язык живет в устах народа, есть

непрерывно производящийся и воспроизводящийся результата

словообразовательных сил. Он воспроизводится, во-первых, целым народом,

которому язык обязан своей формой, в обучении детей речи и, наконец, в

ежедневном употреблении речи (Гумбольдт 1984).

В языке как в «вечно повторяющейся работе духа» не может быть ни

минуты застоя, его природа - непрерывное развитие под влиянием духовной

силы каждого говорящего. Дух непрестанно стремится внести в язык что-либо

новое, чтобы, воплотив в него это новое, опять стать под его влияние

(Гумбольдт 1984).

Гумбольдт полагает, что в языке следует видеть не какой-то материал,

который можно обозреть в его совокупности или передать за частью, а «вечно

порождающий себя организм, в котором законы порождения определенны, но

объем и в известной мере также способ порождения остаются совершенно

произвольными» (Гумбольдт 1984, 78). В качестве примера Гумбольдт

рассматривает усвоение языка детьми, что представляет собой не только

ознакомление со словами, не простая закладка их в памяти и не

подражательное лепечущее повторение их, а рост языковой способности с

годами и упражнениями (Гумбольдт 1984, 78-79).

В языке образуется запас слов и правил, посредством которых он в

течение тысячелетий становится самостоятельной силой. Как справедливо

отмечет Потебня, хотя речь живого человека или мертвого языка, изображенная

письменами, оживляется только тогда, когда читается и произносится, хотя

совокупность слов и правил только в живой речи становится языком; но как

эта «мумие образная или окаменелая в письме речь, так и грамматика со

словарем действительно существуют и язык есть столько же деятельность,

сколько и произведение» (Потебня 1993, 23-27).

2.4. Понятие формы языка.

Термин «энергейя» впервые встречается именно в главе «Форма языков» (§

8 «Введения в труде В.Гумбольдта «О различии строения человеческих языков и

его влияния на духовное развитие человечества»). Как будто не должно быть

ничего общего между «энергейей» и «формой» обычно понимаемой статически.

Рассмотрение же представленных именно в этой главе отдельных

высказываний Гумбольдта приводит нас к убеждению, что его концепция формы

языка с необходимостью связана с идеей «энергейи». Поскольку понятие формы

истолковывается по-разному, Гумбольдт считает необходимым с самого же

начала разъяснить, в каком смысле он его употребляет.

Для установления определенной корреляции между понятиями энергейи и

формы можно привести следующие высказывания. Рассматривая язык как

энергейю, Гумбольдт пишет: «Язык представляет собой постоянную работу духа,

направленную на то, чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для

выражения мысли.» (1984, 70). А в форме языка (которая «отнюдь не только

так называемая грамматическая») он дает такое определение: «Постоянное и

единообразное в этой деятельности духа, возвышающей членораздельный звук до

выражения мысли, взятое во всей совокупности своих связей и

систематичности, и составляет форму языка» (Гумбольдт 1984, 74).

Итак, очевидна связь понятия формы с понятиями энергейи о порождения

языка. Поскольку язык есть «все повторяющая деятельность» (а не продукт

ее), эта деятельность, по Гумбольдту, должна протекать определенным

образом, т.е. в определенной форме. По сути дела, эта форма и обеспечивает

систематичность и своеобразие деятельности языка; и «в действительности она

представляет собой индивидуальный способ, посредством которого народ

выражает в языке мысли и чувства». Иными словами, то своеобразие и та

систематичность, которые наблюдаются в проявлении деятельности языка,

обуславливаются его связью с народом, с его национальным характером, с его

образом мышления, почему и оказывается возможным утверждать, что «языки

всегда имеют национальную форму, являясь непосредственно и собственно

национальным творением». Форма каждого языка является неповторимо

индивидуальным образованием, хотя в своих существенных чертах она и схожа

для всех языков. Она -«духовная настроенность говорящих на одном языке»,

«индивидуальный порыв, посредством которого тот или иной народ воплощает в

языке свои мысли и чувства» (Гумбольдт 1984,70).

Возможно дать определение формы языка, и оно приводится Гумбольдтом

(см. выше), но нельзя дать определение формы отдельного конкретного языка,

его внутренней формы, так как «определение формы языка представляется

научной абстракцией». Сознательно прибегая к довольно элементарной

формулировке, можно сказать, что внутренняя форма языка обуславливает то,

что его деятельность протекает так, а не иначе, использует такие средства,

а не иные. «Характерная форма языка отражается в его мельчайших элементах,

и вместе с тем каждый из этих элементов тем или иным и не всегда ясным

образом определяется языком» (Гумбольдт 1984, 71). При этом Гумбольдт

прибегает к метафорическому сопоставлению: конкретные языки «можно сравнить

с человеческими физиономиями: сравнивая их между собой, живо чувствуешь их

различия и сходства, но никакие измерения и описания каждой черты в

отдельности и в их связи не дают возможность сформулировать их своеобразие

в едином понятии» (Гумбольдт 1984, 72).

Гумбольдт различает «внутреннюю форму языка» как глубинный принцип его

порождения, определяющий собой все своеобразие языковой организации, и

«внешнюю форму языка» (звуковую, грамматическую и т.д.), в которой

проявляется и воплощается внутренняя форма.

«Форме противостоит, конечно, материя», и на основе своих суждений

Гумбольдт приходит к заключению: «В абсолютном смысле в языке не может быть

материи без формы». Деятельность языка всегда протекает в определенной

форме, и если ее отнять, останется неорганизованная, хаотичная груда

материи, поэтому «понятие языка существует и исчезает вместе м понятием

формы, ибо язык есть форма и ничего кроме формы» (Гумбольдт 1984, 72). Ведь

даже то, что в языке «в одном отношении считается материей, в другом

отношении оказывается формой». Заимствуя чужие слова, язык может трактовать

их как материю, но материей они будут лишь по отношению к данному

(заимствующему) языку, а не сами по себе.

Гумбольдт не раз подчеркивает важность понятия формы как основы для

описания языков. Ведь «по разрозненным элементам нельзя познать то, что

есть высшего и тончайшего в языке. ... Расчленение языка на слова и правила

- это лишь мертвый продукт научного анализа» (Гумбольдт 1984, 70). Понятие

формы, как считает Гумбольдт, открывает исследователю путь к постижению

тайн языка, к выяснению его сущности. Пренебрегая этим путем, он непременно

проглядит множество моментов, и они останутся неизученными. Без объяснения

останется масса фактов, и, наконец, «отдельные факты будут представляться

изолированными там, где в действительности их соединяет живая связь

(Гумбольдт 1984, 71). Частности должны включаться в понятие формы языков не

в виде изолированных фактов, а «лишь постольку, поскольку в них вскрывается

единый способ образования языка» (Гумбольдт 1984,7).

Как же можно постичь эту самую форму языков, каким путем пойти в ее

изучение? - Её можно постичь и уловить только в связной речи, изучая язык

как всю совокупность актов речевой деятельности. Ведь форма языка - это

синтез отдельных элементов в «их духовном единстве».

2.5. Соотношение понятий «национальный дух» и «язык»

В своих лингвистических исследованиях Гумбольдт затронул важные

проблемы социально-философского характера, связанные с выявлением понятий

«народ» и «язык». Гумбольдт считает «нацию» (для него это почти то же

самое, что и «народ») такой формой «индивидуализации человеческого духа»,

которая имеет «языковой» статус. Считая нацию духовной формой человечества,

имеющей языковую определенность» (Гумбольдт 1984, 9), специфику этой формы

он усматривает главным образом в языке, хотя при этом подчеркивает, что в

формировании нации, помимо языка, участвуют и другие факторы: «если нами

нации назывались духовной формой человечества, то этим совершенно не

отрицались их реальность и их земное бытие; такое выражение мы выбирали

только потому, что здесь вопрос касался рассмотрения их (наций)

интеллектуального аспекта (Гумбольдт 1984, 10).

Так как деление человечества на языки совпадает с делением его на

народы, то отсюда должно следовать, что между языком и народом, или,

точнее, духом народа, существует необходимая корреляция. «Язык и духовная

сила народа развиваются не отдельно друг от друга и последовательно один за

другой , а составляют исключительно и нераздельно одно и то же действие

интеллектуальной способности». «Хотя мы и разграничиваем интеллектуальную

деятельность и язык, в действительности такого разделения не существует»

(Гумбольдт 1984, 68).

Каков же смысл употребления понятия «дух народа» в работах В.

Гумбольдта?

следует помнить, что он обсуждает этот вопрос с связи с выявлением

условий и причин различия языков. Считая недостаточным один лишь звуковой

фактор для объяснения различия и специфики языков, он ищет более «высокий

принцип», который по его мнению, объяснит и подтвердит различие конкретных

языков («В практических целях очень важно не останавливаться на низшей

ступени объяснения языковых различий, а подниматься до высшей и

конечной...» (Гумбольдт 1984, 68). Различие языков эмпирически связано с

различием народов; нельзя ли это различие, то есть специфику языков,

объяснить исходя из «духа народа» как из более высокого принципа»?

В.Гумбольдт ввел понятие «дух народа» в сравнительное языкознание как

понятие необходимое, однако, его трудно постичь в чистом виде: без

языкового выражения «дух народа» - неясная величина, знание о которой

следует извлечь опять-таки из самого языка, язык же толкуется не только как

средство для постижения «духа народа», но и как фактор его создания.

Тут как бы замкнулся заколдованный круг: дух народа как «высший

принцип», обусловливая различие и специфику языков, со своей стороны сам

нуждается в объяснении через язык. Гумбольдт разъясняет такое рассуждение:

«Не будет заколдованного круга, если языки считать продуктом силы народного

духа и в то же время пытаться познать дух народа посредством построения

самих языков: поскольку каждая специфическая духовная сила развивается

посредством языка и только с опорой на него, то она не может иметь иной

конструкции, кроме как языковой» (Гумбольдт 1984, 11).

В понимании Гумбольдта, правильность и богатство развития языка прямо

пропорционально связаны с соразмерностью воздействия на язык силы

национального духа (по Гумбольдту, язык преобразуется с каждой новой

ступенью духа). «Всеми своими корнями и тончайшими их фибрами он (язык)

сплетен с силой национального духа, и чем соразмернее действует на язык

сила национального духа, тем правильнее и богаче развитие языка (Цит. по

кн.: Постовалова 1982: 52). Что может в языке зависеть от действия духа? -

прежде всего от народного духа зависит сам принцип образования языка.

Влияние духа расширяется также на структуру языка и образование форм.

Языки, соответственно, также обладают силой, воздействующей на дух. И

это воздействие носит всесторонний и гармоничный характер. По образному

выражению Гумбольдта, языки - это колеи, по которым деятельность духа

совершает свое течение, или, при другом сравнении, - русло, по которому дух

катит волны своей жизни.

В 1801 году в своих фрагментах монографии о басках Гумбольдт выдвинул

тезис о том, что разные языки - это не различные обозначения одного и того

же предмета, а «различные видения» его. Тезис о «языковом мировидении», с

чисто эмпирической точки зрения содержит мысль о том, что различие языков

не сводится к одному лишь звуковому фактору. Язык не есть ряд готовых

этикеток к заранее данным предметам, не их простое озвончение, а

промежуточная реальность, сообщающая не о том, как называются предметы, а,

скорее, о том, как они нам даны.

Языком охватываются преимущественно объекты, входящие в круг

потребностей и интересов человека, и отображаются не столько чисто

субстанциональные свойства внеязыкового мира, а, скорее, отношение человека

к нему.

Эти отношения в различных языках преломляются по-разному, через

свойственное каждому языку семантическое членение. Соответственно, можно

предположить, что в наших высказываниях о вещах и явлениях мы до некоторой

степени следуем и тем ориентирам, которые предначертаны семантикой

естественного языка. Следовательно, звучание соединяется не с предметом

непосредственно, а через семантически переработанные единицы, которые уже в

качестве содержательных образований могут стать основой самого акта

обозначения и речевой коммуникации.

Положения Гумбольдта о том, что язык определяет отношение человека к

объективной действительности и его поведение, легли впоследствии в основу

теории Э. Сепира – Б. Уорфа, согласно которой язык упорядочивает поток

впечатлений действительности, и в основу неогумбольдтианской

лингвистической теории Л. Вейсгебера, согласно которой язык превращает

окружающий мир в идеи, «вербализует» мир.

2.6. Сравнительное языковедение

Главной лингвистической дисциплиной, по Гумбольдту, является

сравнительное языковедение. То общее, на чем оно строится, - это

общечеловеческая языковая способность превращения мира в мысли. Хотя общее

свойство языковой способности охватывает все человечество, однако, эта

способность не реализована в одном общечеловеческом языке, а осуществляется

в великом многообразии языков.

Каждую человеческую индивидуальность, даже независимо от языка, можно

считать особой позицией в видении мира, поэтому ко всякому объективному

восприятию неизбежно примешивается субъективное. «И поскольку на язык

одного и того же народа воздействует субъективность одного рода, ясно, что

в каждом языке заложено самобытное миросозерцание» (Гумбольдт 1984, 80).

Каждый язык содержит всю структуру понятий и весь способ представлений

определенной части человечества. Отсюда и конечная цель языкознания, по

Гумбольдту, - Это «тщательно исследование разных путей, какими бесчисленные

народы решают всечеловеческую задачу постижения мира путем языка».

Как пишет Гумбольдт в своей статье «Характер языка и характер народа»,

сравнительное изучение языков должно объединять три направления (Гумбольдт

1985, 371):

1). Как решает каждый язык различные задачи, возникающие из

потребностей речи, - как грамматические, так и все прочие?

2). Как и почему языки, которые мы можем наблюдать на протяжении

длительного времени, претерпели изменения в своей внутренней структуре?

3). Какие различия в словообразовании и словоизменении

близкородственных и далеких друг от друга языков допускают возведение к

единому источнику?

В широко задуманном Гумбольдтом проекте сравнительного языковедения

язык выглядит не как изолированный объект грамматического анализа, а как

предмет, раскрываемый полностью лишь в своих многосторонних и необходимых

связях.» ... Язык и постигаемые через него цели человека вообще, род

человеческий в его поступательном развитии и отдельные народы являются теми

четырьмя объектами, которые в их взаимной связи и должны изучаться в

сравнительном языковедении», (Гумбольдт 1984, 311).

Сравнительное языковедение именно в гумбольдтовском его понимании

раскрывает суть «философски обоснованного сравнения языков».

2.7. Антиномии языка

Основные положения учения Гумбольдта о языке можно сформулировать в

виде антиномий, в существовании которых он видел диалектику языка. В работе

«О сравнительном изучении...» Гумбольдт писал, что «сущность языка

беспрерывно повторяется и концентрически проявляется в нем самом; уже в

простом предложении, основанном на грамматической форме, видно ее

завершенное единство, и так как соединение простейших понятий побуждает к

действию всю совокупность категорий мышления, где положительное есть

отрицательное, часть - целое, единичное - множественность, следствие -

причина, случайное -необходимое, относительное - абсолютное, измерение в

пространстве - определение во времени, где одно ощущение находит себе

отклик в другом, то как только достигается ясность и определенность

выражения простейшего соединения мысли, в изобилии слов оказывается

представленным язык как целое» (Гумбольдт 1859, 283) Язык как целое состоит

из противоречащих друг другу понятий, именно эта противоречивость и

определяет характер языка.

Антиномия языка и мышления. С одной стороны, язык есть орган,

образующий мысль. Без языка невозможно образование понятий; понятие не

может отрешиться от слова; слово является единством звука и понятия. С

другой стороны, «дух человека» постоянно стремится освободиться от уз

языка, ибо слова стесняют внутреннее чувство.

Антиномия произвольности знака и мотивированности элементов языка.

Слова - знаки отдельных понятий, слово облекается в звуковую форму. Звуки и

понятия по природе своей различны: звук служит для человека представлением

предмета; понятие является выражением нашего взгляда на предмет,

формирование понятий представляет собой внутренний процесс. Что касается

мотивированности элементов языка, то они обусловливаются внутренними

закономерностями языка, всей его структурой.

Антиномия субъективного и объективного в языке. Являясь по отношению к

познаваемому субъективным, язык по отношению к человеку объективен. «Язык

мне принадлежит, так как я воспроизвожу его моею собственной деятельностью;

но так как я воспроизвожу его так, а не иначе потому, что так говорят и

говорили все поколения, передававшие его друг другу до настоящего времени,

то меня, очевидно, ограничивает самый язык» (Гумбольдт 1859, 61).

Антиномия языка как деятельности и как продукта деятельности. По своей

сущности язык есть нечто постоянное и вместе с тем в каждый данный момент

преходящее. Постоянное развитие - основа существования языка.

Антиномия индивидуального и коллективного в языке. Язык принадлежит

одновременно и отдельному человеку, и всему коллективу. Всякий язык

раскрывается во всей своей полноте только в живом употреблении, в речи

говорящего лица. «Языки можно считать творением народов и в то же время они

остаются творением отдельных лиц» (Гумбольдт 1858, 34) Язык выражает

мировоззрение отдельного человека, но человек всегда зависит от народа,

которому принадлежит.

Антиномия языка и речи. «Язык как масса всего произведенного живою

речью, не одно и то же, что самая речь эта в устах народа» (Гумбольдт 1859,

58). То есть язык как целое отличается от отдельных актов речевой

деятельности.

Антиномия понимания и непонимания. Окончательную определенность слова

получают только в речи отдельного лица. Но особенность общения состоит, по

Гумбольдту, в том, что говорящий и слушающий воспринимают один и тот же

предмет с разных стороны вкладывают различное, индивидуальное содержание в

одно и то же слово. Отсюда следует, что «никто не принимает слов совершенно

в одном и том же смысле, и мелкие оттенки значений переливаются по всему

пространству языка, как круги на воде при падении камня. Поэтому взаимное

разумение между говорящими в то же время есть недоразумение, и согласие в

мыслях и чувствах в то же время и разногласие» (Гумбольдт 1859, 62).

Заключение

Вильгельм фон Гумбольдт занимает в науке о языке совершенно особое

место. Выдвинув оригинальную концепцию природы языка и подняв ряд

фундаментальных проблем, которые и в настоящее время находятся в центре

оживленных дискуссий. Многие из исследователей числят себя его учениками и

последователями - А.Потт, Х.Штейнталь, Г.Курциус, А.А.Потебня, и даже такой

независимый ученый, как И.А.Бодуэн де Куртенэ.

В. Гумбольдту была дана высокая оценка со стороны видных философов, в

частности, Канта. Такого же высокого мнения были современные ему языковеды

(Ф.Бопп, Я.Гримм) . Такое отношение к Гумбольдту вызвано тем, что его

способ рассмотрения языка в широком контексте связанной с ним проблематики

в одинаковой мере отвечает требованиям как философии, так и лингвистики.

Гумбольдт предпринял попытку их интеграции, в которой преодолены

односторонности как одной, так и другой науки.

Во второй половине Х1Х-го века, в эпоху позитивизма, бурного развития

индоевропеистики, имя Гумбольдта упоминается в основном лишь в трудах,

посвященных классификации языков.

В России осмысление наследия Гумбольдта началось с перевода на русский

язык П.Билярским основного сочинения Вильгельма фон Гумбольдта «О различии

строения человеческих языков...» (СПб., 1859 г.) А.А.Потебня способствовал

распространению идей Гумбольдта в России и оказался одним из самых ярких

интерпретаторов этих идей в русской традиции (см., например, его «Мысль и

язык», 1862, 1892 и др. работы). Правда, его истолкование идей Гумбольдта

не было свободно от влияния психологизма Штейнталя.

Особое усиления интереса к наследию Гумбольдта связано с новым издание

сочинений Вильгельма фон Гумбольдта (в 17-ти томах) Прусской Академией наук

в 1903 году. Новый этап развития гумбольдтианства в России соотнося с

появлением в Москве книги Густава Шпета «Внутренняя форма слова» (1927г.).

В 20-х годах нашего столетия на западе Эрнст Кассирер, а у нас Густав Шпет

связывают, по словам Г.Рамишвили, идеи Гумбольдта с «возрождающимся

поворотом в философии». Г. Шпет в своей книге излагает концепцию

Гумбольдта, сопровождая её комментариями и собственными соображениями.

В 20-х годах XX века, главным образом, в Германии и США возникает

неогумбольдтиансткое направление современного языкознания,

характеризующееся преимущественным вниманием к семантической стороне языка,

стремлением изучать язык в тесной связи с культурой данного народа, а также

процессами мышления и познания. Основные положения европейского

неогумбольдтианства были сформулированы Л.Вайсгербером, Й.Триром,

Х.Гиппером и др. Согласно им, язык определяет мышление человека и процесс

познания, поэтому люди, говорящие на разных языках, создают различные

картины мира.

В российском языкознании уже ближе к нашему времени следует назвать

серию работ Г.В.Рамишвили (см., например, его книгу «Вопросы энергетической

концепции Гумбольдта, а также книгу В.И.Постоваловой «Язык как

деятельность».

Все большее количество лингвистических исследований рассматривает язык

в отношении к когнитивным, историко-культурным и социальным факторам. Можно

констатировать, что в современном языкознании на первом плане стоят

проблемы, связанные в живым функционированием языка, с его ролью в

построении картины мира.

Список литературы

1. Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. Очерки по

истории лингвистики. М., 1975.

2. Березин Ф.М. Лингвистическая концепция В. Гумбольдта-У/История

лингвистических учений. М., 1975

3. Гайм Р. Вильгельм фон Гумбольдт. М., 1899.

4. ГулыгаА.В. Немецкая классическая философия. М., 1986.

5. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984

6. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985

7. Гумбольдт В. О различии организмов человеческих языков и о влиянии

этого развития на умственное развитие человеческого рода. СПб., 1859

8. Дельбрюк Б. Ведение в изучение языка. СПб., 1904

9. Звегинцев В.А. История языкознания 19-20 вв. В очерках и

извлечениях. ч.1 М.,1964

10. Кацнельсон С.Д. Содержательно- типологическая концепция

В.Гумбольдта, в кн.: Понимание историзма и развития в языкознании 1-ой

половины XIX века. Л., 1984.

11. Постовалова В.И. Язык как деятельность. Опыт интерпретации

концепции Гумбольдта. М., 1982

12. Потебня А.А. Мысль и язык. М., 1993

13. Рамишвили Г. В. Вопросы энергетической теории языка. Тбилиси, 1978

14. Рамишвили Г. В. Языкознание в кругу наук о человеке. -Вопросы

философии, VI. М., 1981.

15. Шлет Г. Внутренняя форма слова. М., 1927.

Страницы: 1, 2