Философия Просвещения и отечественная культура

Наибольший вклад в масонское движение внесли московские розенкрейцеры: И. Г. Шварц, Н. И. Новиков, И. В. Лопухин, С. И. Гамалея, И. П. Тургенев, А. М. Кутузов. Остановимся чуть подробнее на фигуре замечательного русского гуманиста Н. И. Новикова.

Николай Иванович Новиков (1744–1818) родился в дворянской семье, с 1755 по 1760 год учился в гимназии при Московском университете, с 1762 года служил в Измайловском полку, а в 1767–1768 годах работал секретарем Комиссии по составлению проекта нового уложения. После роспуска Комиссии занимался издательской деятельностью (сатирические журналы «Трутень», «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек»). В 70–е годы принимал участие в масонском движении. Новиков был выдающимся просветителем, журналистом, писателем и издателем. Арендовав в 1779 году типографию Московского университета, он развернул активную книгоиздательскую деятельность. Новиков издавал книги по всем отраслям знаний. В частности, были изданы переводы Вольтера, Монтескье, Локка, Руссо, французских энциклопедистов. Но в первую очередь им издавались авторы, чьи произведения можно отнести к области христианского богословия (труды Василия Великого, Дионисия Ареопагита, Григория Назианзина, Иоанна Златоуста, Иустина Философа, Августина, Лактанция и др.), сочинения европейских мистиков (Я. Бёме, Пордедж, Арнд) и собственно масонов (как зарубежных, так и русских). Кроме того, Новиковым было организовано несколько народных школ для разночинцев и изба–читальня в Москве. Особенно впечатляющими были его достижения в книготорговле: книжные магазины были созданы в 16–ти городах России. После Великой Французской революции Екатерина с большим подозрением относилась к любым тайным обществам и к общественной самодеятельности. По приказу Екатерины II Новиков был заключен в Шлиссельбургскую крепость (1792–1796), из которой его освободил лишь Павел I. После выхода из крепости Новиков отказался от активной общественной деятельности и остаток жизни провел в своем имении Авдотьино.

Просветительская деятельность Новикова еще не дает оснований для отнесения его к русскому Просвещению. Новиков не был ни деистом, ни тем более атеистом. Можно согласиться с А. Абрамовым, что «философское миросозерцание Новикова является ярким свидетельством того, что тот или иной мыслитель, живущий в век Просвещения, вполне согласный с отдельными постулатами Просвещения…, может развиваться в философском плане вне четких рамок философии Просвещения»[9]. Николай Иванович живо интересовался философскими и религиозно–нравственными вопросами, но не был философом в строгом смысле слова. Это был журналист и писатель с широкими, и не в последнюю очередь философскими, интересами. Масонство Новикова имело не натурфилософскую, а религиозно–нравственную направленность.

Наиболее удачная характеристика жизни и творчества Новикова, пожалуй, и сегодня принадлежит замечательному отечественному историку В. О. Ключевскому, давшему очень точное определение общего смысла его деятельности и той роли, которую она сыграла в становлении новой русской культуры: «У него было два заветных предмета, на которых он сосредоточивал свои помыслы, в которых видел свой долг, свое призвание, это – служение отечеству и книга как средство служить отечеству. <…> И до него бывали дворяне, посвящавшие литературе свой служебный досуг. В лице Новикова неслужащий русский дворянин едва ли не впервые выходил на службу отечеству с пером и книгой… К книге Новиков относился, мало сказать, с любовью, а с какой–то верой в ее чудодейственную просветительную силу»[10]. И вот каких результатов достиг в этом служении Новиков: «Трудно смерить даже на глаз, какие успехи достигнуты были такими усилиями. Люди, близкие к тому времени и к самому Новикову, утверждали, что он не распространил, а создал у нас любовь к наукам и охоту к чтению; это благодаря широкой организации сбыта и энергичному ведению дела новиковская книга стала проникать в самые отдаленные захолустья, и скоро не только Европейская Россия, но и Сибирь начала читать. <…> Новиков хотел сделать чтение ежедневною потребностью грамотного человека и, кажется, в значительной мере достиг этого. <…> В продолжении 10 арендных лет издательская и книгопродавческая деятельность Новикова в Москве вносила в русское общество новые знания, вкусы, впечатления, настраивала умы в одном направлении, из разнохарактерных читателей складывала однородную читающую публику, и сквозь вызванную ею усиленную работу переводчиков, сочинителей, типографий, книжных лавок, книг, журналов и возбужденных ими толков стало пробиваться то, с чем еще незнакомо было русское общество: это – общественное мнение. Я едва ли ошибусь, если отнесу его зарождение к годам московской деятельности Новикова, к этому новиковскому десятилетию (1779–1789). Типографщик, издатель, книгопродавец, журналист, историк литературы, школьный учитель, филантроп, Новиков на всех этих поприщах оставался одним и тем же – сеятелем просвещения»[11].

Однако не только деятельность русских просветителей, филантропов–масонов и выдающихся ученых подготавливала почву для зарождения самостоятельной интеллектуальной и философской жизни в России. Очень значительное место принадлежит здесь русской литературе и особенно литературе конца XVIII – нач. XIX–го веков, ставшей проводником идей сентиментализма и романтизма. Именно романтизм был тем духовным течением, которое пробудило русскую мысль к самостоятельному философскому творчеству.

Сентиментализм

просвещение масонство сентиментализм радикализм

К влиянию на русского человека религиозно–нравственных исканий масонов, подготовивших почву духовного творчества и способствовавших органическому усвоению образованными людьми принципов гуманизма как основания новоевропейской культуры, в конце XVIII–го – начале XIX–го столетия добавилось влияние сентиментализма. Связь сентиментализма с масонством – органическая, внутренняя. И в том, и в другом случае акцент переносится с разума на «воспитание души», на ее углубление и раскрытие в ней «тайны», мистической «глубины». Не случайно Карамзин, самый крупный представитель русского сентиментализма, в молодости был близок к масонам новиковского круга.

Сентиментализм (от франц. sentiment – чувство) – влиятельное течение европейской литературы и культуры 2–й пол. XVIII – нач. XIX вв. Отталкиваясь от просветительского рационализма в понимании «человеческой природы», теоретики сентиментализма делали акцент не на разуме, а на чувстве. Путь к идеальной личности они видели в высвобождении и совершенствовании «естественных» чувств, в «воспитании сердца». Сентиментализм открывал для литературы жизнь частного лица, в том числе – жизнь простого человека. В литературе идеями сентиментализма вдохновлялись С. Ричардсон, Л. Стерн, О. Голдсмит, а также писатели, принадлежавшие к такому литературному направлению, как «Буря и натиск» (в России крупными и влиятельными сентименталистами были Н. М. Карамзин и В. А. Жуковский). Сентиментализм был близок предромантизму.

Философская манифестация идей сентиментализма принадлежит Ж.–Ж. Руссо (1712–1778), чья популярность в последние десятилетия восемнадцатого века была очень велика как в Европе, так и в России. Примыкая в молодые годы к идеологам Просвещения, в свои зрелые годы стал непримиримым критиком Просвещения в двух едва ли не самых чувствительных для его ценностных установок пунктах: 1) Руссо был далек от деизма и материализма, поскольку исходил из того, что вера в Бога есть необходимое условие нравственности; 2) его апология естественного, природного состояния человека и критика «цивилизации» были нацелены против энциклопедистов. Руссо выступал против социального неравенства и деспотизма[12] и был склонен к идеализации естественного состояния всеобщего равенства и свободы «первобытных» людей, которое было разрушено введением частной собственности. Роман в письмах «Юлия, или Новая Элоиза», а также «Исповедь», поставившие в центр повествования «частную» жизнь человека, жизнь сердца и души, способствовали становлению психологизма в европейской литературе. Идеи, которые Руссо внес в европейскую культуру второй половины XVIII–го века (культ природы и естественности, критика городской культуры и цивилизации, исказивших чистую душу по природе своей доброго человека, предпочтение сердца разуму), оказали влияние на общественную мысль и литературу многих стран, в том числе на русскую литературу.

Для отечественной культуры Руссо оказался важен уже потому, что его апология «сердца» и простой, чистой жизни «на лоне природы», оспаривавшая просвещенческий идеал цивилизованной, рассудочно–рациональной жизни в пользу «естественной» жизни, освобождала русского человека от взятой им на себя обязанности следования «норме», «образцу» и обосновала его право быть самим собой, сделав предметом художественного описания и осмысления свои чувства и мысли, свою жизнь – какой бы простой и обыденной она ни казалась. Если в досентименталистскую эпоху русский человек оказывался зависим от принятого им образца «цивилизованной», «разумной» жизни и должен был с сожалением смотреть на собственных сограждан, пребывающих в «первобытной дикости», то Руссо обратил внимание русского европейца внутрь его души, побуждая сделать ее материалом для творчества. Раскрепощение письменной речи, её сближение с разговорным языком образованного общества способствовало складыванию нового литературного языка; приближение литературы к непосредственному переживанию, выражение тонких душевных движений в поэзии и прозе углубляло внутреннюю жизнь души автора и читателя, учило сосредоточенности и чуткости к запросам сердца. Медитативно–созерцательное настроение сентиментализма, его упоение внутренней жизнью уединенной души нашло выражение в характерной для тех лет моде на «меланхолию». Замечательный образец переживаний меланхолически–задумчивой души сентиментального поэта дает стихотворение Карамзина «Меланхолия» (1800):

Страсть нежных, кротких душ, судьбою угнетенных,

Несчастных счастие и сладость огорченных!

О Меланхолия! Ты им милее всех

Искусственных забав и ветреных утех.

Сравнится ль что–нибудь с твоею красотою,

С твоей улыбкою и с тихою слезою?

<…>

Безмолвие любя, ты слушаешь унылый

Шум листьев, горных вод, шум ветров и морей.

Тебе приятен лес, тебе пустыни милы;

В уединении ты более с собой.

Природа мрачная твой нежный взор пленяет:

Она как будто бы печалится с тобой.

Когда светило дня на небе угасает,

В задумчивости ты взираешь на него.

Не шумныя весны любезная веселость,

Не лета пышного роскошный блеск и зрелость

Для грусти твоея приятнее всего,

Но осень бледная, когда изнемогая

И томною рукой венок свой обрывая,

Она кончины ждет. Пусть веселится свет

И счастье грубое в рассеянии новом

Старается найти: тебе в нем нужды нет;

Ты счастлива мечтой, одною мыслью – словом!

Там музыка гремит, в огнях пылает дом;

Блистают красотой, алмазами, умом:

Там пиршество… но ты его не видишь, не внимаешь

И голову свою на руку опускаешь;

Веселие твое – задумавшись, молчать

И на прошедшее взор нежный обращать[13].

Сентиментализм дал мощный толчок развитию русской литературы, помог ей обрести творческую самостоятельность и вместе с тем способствовал формированию в России той «лирической души», которая открыта для философского вопрошания. Представляется очевидной связь масонского и сентименталистского круга идей с философским движением двадцатых годов XIX–го века (русское шеллингианство, «Общество любомудрия»), с характерными для славянофильства И. Киреевского медитациями на тему «цельности»[14].

Сентиментализм, таким образом, с одной стороны, делал акцент на частной жизни простого человека и его сердечных переживаниях, а с другой – оправдывал «свое», «природное» как вполне достойное внимания и уважения, помогал изжить комплекс «отстающего ученика», отбившегося от своих более способных товарищей по классу европейской культуры. Подобно масонству, сентиментализм обострил внимание к душевной жизни, к неуловимым оттенкам переживаний, в которых сентименталисты видели «веяние духа», отображение сокровенной связи человека с «мирами иными». Увлечение сентиментализмом совпало по времени с широким распространением мистических настроений в александровской России. Обращая внимание русского человека на движения его сердца, сопрягая «добро» и «красоту», рассматривая моральное и эстетическое чувство как область откровения «высшего», «духовного» начала, сентиментализм возвращал русского человека к забытому в рамках светской культуры XVIII века идеалу «благообразной жизни». В сентиментализме (и романтизме) произошло «обмирщение» религиозного идеала «благообразия», его ассимиляция в рамках новой, секулярной культуры. Теперь на первый план выходит не Бог, уподобление которому делает человека и жизнь в целом «благообразной», а сам человек и его душа с ее религиозно–нравственными и эстетическими устремлениями. Здесь отправляются не от Бога к человеку, а напротив, углубляясь в жизнь человеческой души, прозревают в ее глубине нечто «божественное», «духовное». «Прекрасная душа» (Schцne Seele) Шиллера потому и захватывала так русских людей от Жуковского до Достоевского, что в новой, светской, гуманистической перспективе выражала идею единства этического и эстетического начал.

Заслуга писателей–сентименталистов состояла в том, что благодаря их сочинениям русская литература вошла в сферу повседневной жизни, стала органической принадлежностью дворянского быта. Между книгой и душой вновь установилась связь: ведь именно с эпохи сентиментализма русский писатель обращается не только к уму и нравственному сознанию читателя (как это было в литературе эпохи классицизма), сколько к его сердцу. Именно в стихах, повестях и романах русский человек искал ответы на волнующие его жизненные вопросы, именно там он находил удовлетворение своим эстетическим потребностям. Если западноевропейский роман вошел в быт дворянской семьи (в том числе и провинциальной) с середины XVIII–го века, то русская проза завоевывает широкого читателя с конца восемнадцатого столетия. Со времени издания первых толстых журналов Н. Карамзиным и просветительской деятельности Новикова светская книга и журнал становятся частью повседневной жизни русского дворянина, тем новым институтом, который работал на создание общероссийского культурного пространства. На страницах журналов структурировались и обретали голос разнообразные философские, общественные и эстетические позиции.

С девяностых годов XVIII–го века книга и книжность вновь занимают в жизни секуляризованной культуры императорской России то исключительное положение, которое она занимала в культуре древнерусской. Различие в способе функционирования старой и новой русской литературы состояло в том, что древнерусская книга была по своей направленности религиозно–учительной (то есть должна была способствовать спасению читателя посредством душеполезного чтения) и, соответственно, воспринималась как свидетельство высшей, божественной Истины, а новая русская литература, сохранив эту традиционную для литературного русского слова нравственную серьезность (то есть сохраняя свой учительный статус), становится светской и воспринимается не как слово Бога, Церкви или государственной власти (не как голос авторитетного другого), а как слово автора. Сила влияния того или иного авторского слова на души и умы современников определялась как унаследованным от предшествующих поколений почтительным отношением к книге, так и художественным дарованием автора и его способностью говорить о «серьезном», повествуя о переживаниях и жизненных коллизиях людей в их мирской жизни. С конца XVIII–го столетия книга становится живым зеркалом, не только отражающим, но и формирующим чувства, мысли и образы современников.

Со времен Карамзина художественная литература, литературная критика и публицистика начинают играть определяющую роль в формировании сознания русской интеллигенции. Формирование новой литературы занимает собой весь XVIII–й век, но только начиная с эпохи сентиментализма, русские писатели, наряду с западноевропейскими авторами, становятся властителями умов, формируют общественное мнение, дают образованному обществу слова и образы для выражения мыслей и чувств. Если в центре внимания русской философии XIX–го века находится человек, если добро и красота становятся ее неизменными темами, то это потому, что рано достигшая зрелости и самостоятельности русская литература была той культурной средой, в пространстве которой происходило становление отечественной философской мысли.

Заключение

Завершая краткую характеристику Просвещения в России, необходимо со всей определенностью подчеркнуть: просветительская направленность есть обязательная составляющая и объединяющая черта всех направлений философствования XVIII в. в России, включая религиозные. Другими специфическими чертами этого периода были антропологизм и стремление подвести естественно-научное обоснование под философские построения.

Обзор философских направлений и взглядов их представителей в XVIII в. целесообразно разделить на две части, соответствующие эпохам Петра I (первая половина века) и Екатерины II (вторая половина). Это не формальное деление: пафос петровских реформ заключался в приобщении России к западной цивилизации; екатерининские времена, особенно после восстания Пугачева, наиболее точно характеризуются идеологической борьбой по поводу проблемы крепостного права. Эта разнонаправленность не могла не отразиться на философии.

Наиболее яркое выражение новые научно-философские идеи петровских времен получили в кружке Феофана Прокоповича, в который входили В. Н. Татищев, А. Д. Кантемир, A. M. Черкасский, И. Ю. Трубецкой и др. На собраниях кружка обосновывался приоритет светской власти над духовной, говорилось о необходимости размежевания науки и религии, обсуждалась идея светской философии, свободной от опеки теологии[15].

Вторая половина века характеризуется более резким размежеванием философских направлений. Этому способствовали демократизм Екатерины II в начале ее правления и обострение проблемы крепостного права. Можно выделить собственно просветительское направление (Д.С. Аничков, М.Т. Болотов, С.Е. Десницкий, Я.П. Козельский, Н.И. Новиков, А.Я. Поленов, И.А. Третьяков) - дворянско-либеральная оппозиция, в основе которой лежала антикрепостническая идеология; патриархально-консервативное направление (виднейший представитель М.М. Щербатов) с его враждебностью западничеству и сетованиями о повреждении нравов и забвении традиций; радикально-демократическое, представленное революционным гуманизмом А.Н. Радищева; материалистическое, имевшее базу в естественно-научных прозрениях М.В. Ломоносова, и религиозно-просветительское (А. Байбаков, П. Величковский, Тихон Задонский, Г. Конисский, митрополит Платон). Излишне говорить, что такое деление весьма условно. И не только потому, что все эти философы мыслят оригинально и не образуют философских партий или что направление порой представлено одной фигурой. Важно и то, что они не исчерпывают всего спектра философской мысли XVIII в.

Список используемой литературы

1.       Абрамов А. Новиков Н. И. Русская философия. Малый энциклопедический словарь. Наука. М. 2008.

2.       Аржанухин С. В. Масонство. Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия. 2003.

3.       Аржанухин С. В. Философские взгляды русского масонства. Екатеринбург, 2005. с.249

4.       Доброхотов А. Л. Просвещение. Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия. 2003.

5.       Зеньковский В. В. История русской философии. Т. I. Ч. 1. Эго. Л. 2001. с. 456

6.       Карамзин Н. М. Избранное: Повести и рассказы. Куйбышев, 2002. с. 240.

7.       Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России М., 2009. с.381

8.       Ключевский В. О. Воспоминание о Н. И. Новикове и его времени М. 2009. с.279

9.       Митрошенкова О.А. Философия: Учебник. Гардарика. М. 2008. с.397

10.  Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты / Пер. с фр. КАНОН-пресс . М. 2006. с.499

11.  Столяров Д. Ю. Учебное пособие по культурологии. Монф. М. 2008. с.301

12.  Федотов Г. П. Судьба и грехи России: В 2 т. София. СПб. 2008. Т. 1. с. 279.

13.  Флоровский Г. Пути русского богословия. Киев. 2007. с. 316.

[1]  Федотов Г. П. Судьба и грехи России: В 2 т. СПб.: София, 2008. с. 79.

[2] Доброхотов А. Л. Просвещение // Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия, 2003.

[3] Столяров Д. Ю. Учебное пособие по культурологии. Монф. М. 2008. с.154

[4] Зеньковский В. В. История русской философии. Т. I. Ч. 1. Эго.  Л. 2001. с. 103–104.

[5] Аржанухин С. В. Философские взгляды русского масонства. Екатеринбург, 2005. с.167

[6] Аржанухин С. В. Масонство. Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия, 2003.

[7] Флоровский Г. Пути русского богословия. Киев. 2007. с. 116.

[8] Там же. с. 118-119.

[9] Абрамов А. Новиков Н. И. Русская философия. Малый энциклопедический словарь. Наука.  М. 2008. с.386.

[10] Ключевский В. О. Воспоминание о Н. И. Новикове и его времени  М. 2009. с. 376.

[11] Ключевский В. О. Воспоминание о Н. И. Новикове и его времени М. 2009. с. 387–388.

[12] Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты / Пер. с фр. КАНОН-пресс . М. 2006.

[13] Карамзин Н. М. Избранное: Повести и рассказы. Куйбышев, 2002. с. 141–142.

[14] Киреевский И.В.  О характере  просвещения Европы и о его отношении к просвещению России М., 2009. с. 153

[15] Митрошенкова О.А. Философия: Учебник. Гардарика. М. 2008. с.246

Страницы: 1, 2