Философия истории и ее понятия

Философия истории и ее понятия

Реферат

«Философия истории и ее понятия»

Существуют ли законы истории?

Речь идет здесь не о юридических законах, которые устанавливаются государственной властью, а об объективных, существующих независимо от сознания и воли людей законах действительности. Законы действительности характеризуют сущность явлений. Они выступают как своего рода «правила поведения» объектов, определяющие их строение, движение, преобразование, функционирование. Знание законов, по которым изменяется действительность, позволяет нам объяснять и предсказывать ход событий.

Например, найденные Кеплером законы движения планет определяют их «поведение», и это дает нам возможность объяснить, почему в то или иное время наша Земля находится в определенном положении по отношению к другим планетам, и предсказать, в каком положении она должна быть в любой заданный момент времени.

Действуют ли в человеческой истории такого рода законы, определяющие поведение социальных систем и подсистем — этносов, классов, организаций, государств, обществ и человечества в целом? Положительный ответ на этот вопрос сталкивается с двумя трудностями.

Первая трудность состоит в том, что исторические явления уникальны. Природные процессы постоянно повторяются в неизменном виде. В истории же ничего не бывает дважды, ничего не повторяется.

В природе все молекулы воды устроены одинаково и одинаковым образом ведут себя, разлагаясь на кислород и водород под действием электрического тока. А в обществе нет одинаковых людей, социальных групп, организаций, и все они живут по-разному. У каждого народа — своя особая история, состоящая из особых, каждый раз происходящих по-новому событий. В истории России — одни факты и ситуации, в истории США — совсем другие. Пугачевский бунт или Октябрьская революция произошли один раз и второй раз уже не произойдут. Ни другого Пушкина, ни другого «Евгения Онегина» быть не может. Суворов и Кутузов, Екатерина II и Николай II, Ельцин и Путин — это неповторимые личности, и «правила поведения» у них совершенно различны. Как же можно подвести разные, неповторяющиеся, единственные в своем роде явления под общие законы?

Вторая трудность связана с тем, что историю творят разумные существа, обладающие свободой воли. В отличие от природы, где господствуют стихийные, лишенные сознания и желаний силы, общественная жизнь складывается из поступков людей, которые способны по собственному разумению или прихоти действовать или бездействовать, выбирать ту или иную линию поведения, ставить цели и придумывать способы их достижения. Природа, по выражению Эйнштейна, «не коварна»: в ней нет места «задним мыслям». Она «законопослушна» и повинуется «принципу единообразия», согласно которому одна и та же причина в одних и тех же условиях порождает одни и те же следствия. Электроны или звезды не имеют ни добрых, ни злых умыслов, которые заставили бы их что-то делать по-своему. Они не могут уклониться от выполнения законов природы. Но в обществе на ход событий влияют мысли, эмоции, интересы, нравственные принципы их участников. Люди обладают свободой выбора и могут в одних и тех же обстоятельствах повести себя по-разному. Как же могут существовать объективные законы истории, если поведение людей определяется их субъективной волей?

«В отличие от всего остального на свете в общественной жизни то, что есть, есть результат свободного стремления человека к тому, что должно быть, — воплощение некоторых идеалов, верований, стремлений. Здесь нет места для закономерности, ибо закономерность есть лишь в необходимом, общество же опирается на свободу и неопределимую волю людей», — пишет русский философ С. Франк (1877—1950).

Однако из указанных трудностей все же не следует, что человеческая история не подчиняется никаким законам.

Уникальность исторических явлений — несомненный факт. Но она не абсолютна. Сравнивая различные общественные события или различных людей, мы можем обнаружить у них не только единичные и неповторимые, но и общие, повторяющиеся, одинаковые черты. При всех различиях есть и сходство между Россией и США, пугачевским восстанием и Октябрьской революцией и т. д. В обществе, как и в природе, любой объект сочетает в себе нечто единичное и нечто общее. Конечно, двух абсолютно одинаковых стран, царей, революций и т. д. быть не может. Но точно так же и в природе нет двух абсолютно одинаковых звезд, рек, биологических организмов. Разница тут лишь в соотношении, мере, «пропорции» между единичным и общим. Но раз есть что-то общее в разных исторических событиях, то в постоянном повторении у них каких-то общих черт и заключается историческая закономерность.

Свобода воли человека также не является абсолютной. Конечно, поведение людей зависит от их личных субъективных взглядов, наклонностей, целей. Но каждый по собственному опыту знает, что его свобода всегда относительна, и есть объективные обстоятельства, с которыми приходится соразмерять свои субъективные намерения.

Люди обычно хотят как-то улучшить условия своей жизни и более или менее преуспевают в этом. Любой человек в ходе своей повседневной деятельности вносит какие-то изменения в окружающую его действительность, влияет на сознание и поступки других людей. Способность личности изменять социальную реальность возрастает, если она обладает творческим даром. Трудно переоценить влияние великих ученых, писателей, художников на развитие общественного сознания, культуры, техники, производства и исторический прогресс человечества вообще.

Чем выше социальная позиция человека, тем больше он может влиять на общество. Правители государств своей волей иногда инициируют коренные преобразования в стране (вспомним, например, киевского князя Владимира, введшего христианство на Руси, или «царя-плотника» Петра I, повернувшего Россию лицом к Западу).

В истории не раз бывало и так, что действия ничем до того не примечательного человека неожиданно вызывали поворот в судьбах целой страны. Можно вспомнить тут о пастушке Жанне д'Арк, купце Кузьме Минине и др. Если даже в одиночку «простой человек» может оказывать воздействие на общество в целом, то тем более это происходит тогда, когда множество рядовых членов общества начинают думать и действовать одинаково и объединяют свои усилия.

Таким образом, было бы совершенно неверным отрицать способность человека влиять на жизнь общества.

Но каждый индивид от рождения помимо своей воли попадает в мир социальной реальности, которая сложилась до его появления на свет. В ней протекает развитие его индивидуального сознания, в ней он формируется как личность.

Социальная реальность воспринимается людьми как совокупность объективных условий их жизни — объективных в том смысле, что они выступают перед каждым человеком как данные ему обществом, независимо от его сознания существующие обстоятельства его бытия.

Рядовые члены общества, «простые люди», большей частью чувствуют скорее свое бессилие перед лицом объективных условий социальной реальности, чем свою способность произвольно изменять их.

Например, многие наши граждане с возмущением говорят о состоянии дел в стране: низкий уровень жизни, рост преступности, коррупция среди чиновников, огромная пропасть между бедными и богатыми и пр. Но они не видят возможности что-то изменить, и это еще больше усиливает их возмущение. Показательно, что практически половина населения не считает нужным участвовать в выборах («все равно от нас ничего не зависит»).

Сознание личности вторично, производно от ее бытия в заданных социальных условиях. Конечно, сознание — не просто их отражение. В нем возникают желания и мысли, которые могут быть направлены как на сохранение, так и на изменение объективных обстоятельств, в которых личность существует. Однако возможности любого человека ограниченны.

Это проявляется уже в том, что наши желания и мысли обусловлены социальной реальностью. Даже стремление в корне преобразовать общество и любые проекты его преобразования исходят из отражения существующей реальности. Разумеется, человек может фантазировать сколько угодно, но далеко не все, что он хотел бы изменить в окружающей социальной реальности, осуществимо. Осуществить на практике можно лишь то, что допускают объективные законы бытия. Ведь на общество как часть природы и продукт ее развития распространяются объективные законы материального мира. Ни один из них не может быть нарушен в общественной жизни. Человек с помощью своего разума способен открывать эти законы и изобретать способы их использования для получения нужных ему результатов. Но «отменить» законы природы невозможно.

Между событиями истории также существуют некоторые объективно обусловленные зависимости, которые никакая свобода воли не может изменить. Подобные зависимости — это законы истории.

Невозможно, например, организовать машинное производство в обществе, не достигшем соответствующего уровня науки и техники. Нельзя «перескочить» от скотоводческого образа жизни сразу к производству автомобилей. Объективным законам подчиняется и развитие духовной жизни общества. Никакой гений ие смог бы ввести в общественное сознание первобытного общества философские идеи детерминизма или бесконечности, сочинять симфоническую музыку без нотной грамоты, создать теоретическую механику до разработки дифференциального исчисления или заниматься астрофизикой при отсутствии телескопов. Есть внутренняя логика развития человеческих знаний, позволяющая перейти к новому знанию и его практическому применению только на основе накопленного ранее знания.

Таким образом, люди в соответствии со своей волей могут изменять социальную реальность, но лишь в пределах, которые обусловлены объективными законами как природы, так и общества.

Итак, у истории есть свои законы. Но из анализа обеих указанных выше трудностей следует, что эти законы характеризуются, по крайней мере, двумя важными особенностями.

Необходимо учесть, что на развитие событий в истории индивидуальные и неповторимые обстоятельства оказывают больше влияния, чем в природе. Такие обстоятельства случайны, т. е. не имеют однозначной необходимой обусловленности. Это значит, что исторические закономерности как бы «пробиваются» сквозь хаос случайностей. Подобно закону сложения сил в механике они определяют «равнодействующую» многих сил; но в отличие от механики здесь приходится суммировать случайные, непредсказуемые «силы», в каждом отдельном случае отличающиеся уникальными особенностями. Поскольку каждое историческое событие имеет в себе элемент неопределимой заранее случайности, постольку законы истории не могут однозначно определять единичные события. Историческая закономерность выступает лишь как «равнодействующая» массы случайностей. Иначе говоря, законы истории имеют статистический характер. Это вероятностные законы: они не устанавливают, как законы механики, единственно возможный ход исторических событий, а определяют лишь вероятность того или иного их хода.

Необходимо принять во внимание, что исторические процессы в отличие от природных идут не «сами по себе», независимо от людей. История творится не богами или какими-то неведомыми силами — ее творят люди. Их субъективные мотивы и замыслы составляют неотъемлемый компонент исторических процессов. Если бы люди не имели замыслов, намерений и воли, никакой истории не было бы.

Отсюда вытекает принципиальная особенность законов истории: необходимым условием их действия является сознательная деятельность людей. Иначе говоря, субъективный фактор входит в само содержание исторических законов и является одной из реальных сил, определяющих закономерное развитие исторического процесса.

Законы истории обусловливают «веер возможностей», которые могут реализоваться, и притом по-разному, или же не реализоваться. Какие же из возможностей и как реализуются, а какие останутся нереализованными, зависит от субъективных помыслов и действий людей. Но, более того, изменения в сознании людей становятся фактором, изменяющим социальную реальность и тем самым — условия действия исторических законов. Поэтому «веер возможностей» не имеет фиксированных, неизменных границ: новые идеи и проекты общественного переустройства, рожденные в умах теоретиков и получающие признание в обществе, могут породить новые возможности и расширить их «веер». Законы истории, таким образом, допускают историческое творчество.

Зависимость результатов действия законов истории от сознания и воли действующих лиц приводит к тому, что эти законы намечают лишь общую тенденцию к развитию социальных процессов в некотором направлении или, можно сказать, «угол разброса» векторов общественного развития (имеющий к тому же изменяющийся раствор). Предвидеть будущее, опираясь на эти законы, можно только в некоторых общих чертах, но не в конкретных деталях. Имея в виду указанную особенность законов истории, их называют «законами-тенденциями» — в отличие от законов, позволяющих точно рассчитывать, что произойдет при тех или иных заданных условиях.

Хаос и порядок

Поскольку общество есть сверхсложная самоорганизующаяся диссипативная система, постольку в его истории действуют — но действуют в специфической форме — общие закономерности эволюции таких систем.

Во всякой диссипативной системе происходят два противоположно направленных процесса: один (энтропийный) ведет к разрушению ее структуры, беспорядку и хаосу, а другой (антиэнтропийный) — к структуризации системы, росту ее упорядоченности. Таким образом, порядок возникает и существует во взаимосвязи с хаосом (как во внешней среде, так и внутри системы). Взаимосвязь хаоса и порядка — необходимое условие существования диссипативных систем.

Самоорганизация есть результат синтеза хаоса и порядка. В самоорганизующейся системе они не исключают, а, наоборот, порождают и дополняют друг друга. Хаос возникает из порядка, а порядок — из хаоса. При этом рождение порядка из хаоса и хаоса из порядка обусловливается не внешней средой, а внутренней природой диссипативной системы, действующими в ней механизмами.

Хаос, возникающий вследствие разрушения порядка, — это «детерминированный хаос». Он обусловлен теми процессами, которые разрушают порядок. Оказывается, что хаос может быть разным — в зависимости от того, как он образуется. Порядок, возникающий из хаоса, тоже несет на себе след своего происхождения. Хаос, как бы это ни казалось странным, конструктивен в самой своей разрушительности: он «выжигает» все лишние структурные образования — нежизнеспособные, неустойчивые, не встраивающиеся в общую структуру системы. Хаос, таким образом, обладает способностью рождать порядок. Он — не абсолютное зло, а важная сторона процессов самоорганизации.

«Порядок неотделим от хаоса. А хаос порой выступает как сверхсложная упорядоченность».

Порядок и хаос в диссипативной системе сопутствуют друг другу постоянно, но их соотношение в ходе эволюции диссипативной системы изменяется. На одних этапах преобладает порядок, на других — хаос. Крайними случаями являются состояние максимальной стабильности, когда в системе воцаряется устойчивый порядок, а беспорядок сводится к минимуму, и состояние неустойчивости, нестабильности, в котором хаос быстро нарастает, а порядок уменьшается и может рухнуть под воздействием малейшей случайности. Возможны различные режимы переходов системы от одних состояний к другим.

Рассматривая общество как сверхсложную диссипативную систему, социальная синергетика ставит своей задачей исследовать специфику его самоорганизации и особенности взаимоотношения между социальным порядком и социальным хаосом.

Общество, в котором нет никакого порядка, существовать не может. Неорганизованное, неуправляемое общество, в котором царит хаос, обречено на гибель, если не выйдет из этого состояния. Жить в нем опасно, и люди чуть ли не инстинктивно страшатся такой жизни.

Т. Гоббс полагал, что люди, осознав невозможность жить в условиях полного хаоса, когда идет «война всех против всех» (omnia bella contra omnes), заключают «общественный договор», по которому соглашаются признать над собой власть государства при условии, что оно будет наводить в обществе правопорядок.

«Беспредел», отсутствие норм и правил, регулирующих поведение людей, страшен даже для закоренелых преступников; отвергая авторитет государства и установленный им общественный порядок, они считают нужным иметь свой «воровской закон» и своих «авторитетов».

Но не может существовать и такое общество, в котором был бы «абсолютный порядок», не допускающий никакого «самовольного» действия людей. Подобное общество стало бы механической системой, где индивиды и группы были бы лишены всякой свободы действий. Это означает, что их поведение стало бы полностью алгоритмизированным. В таком обществе не только свобода воли, но и разум, в сущности, оказывается излишним, не нужным и даже вредным с точки зрения охраны общественного порядка. Эта механическая система, собственно говоря, уже не была бы человеческим обществом. К тому же она была бы неспособной реагировать на изменения внешней среды и «сломалась» бы либо под их воздействием, либо из-за «выхода из строя» каких-то из ее «винтиков».

Реальные общества всегда находятся где-то между этими предельными состояниями «абсолютного порядка» и «абсолютного хаоса». «Исторический маятник» колеблется внутри разделяющего эти состояния интервала, никогда не достигая его крайних точек. Но, двигаясь в одном направлении, он «асимптотически приближает» общество к состояниям тотальной упорядоченности, а в другом — к состояниям чудовищного беспорядка, беззакония и всеобщего хаоса. Эти колебания сопровождаются пульсацией процессов разнообразных типов: дифференциация — интеграция, иерархизация — деиерархизация, дивергенция (увеличение разнообразия) — конвергенция (уменьшение его), ослабление — усиление и т. д.

Из истории известно, что существовали (и существуют ныне) общества с жестким деспотическим режимом и суровым пресечением всякого инакомыслия и вольностей. Такие общества отличаются господством порядка над хаосом. Общества подобного типа называют «закрытыми» (А. Бергсон, К. Поппер), а также «традиционными», «тоталитарными», «коллективистическими» (К. Поппер), «мегама-шинами» (Л. Мэмфорд). Для них характерны строгое соблюдение сложившихся традиций, «избыточная нормативность» культуры, мелочная регламентация всех форм человеческой жизнедеятельности, неодобрительное отношение к всякого рода творческим новациям, враждебность ко всему чужому, стремление к самоизоляции от соседних обществ. Следствием всего этого является их застойный характер.

Бергсон определяет закрытое общество краткой формулой: «авторитет, иерархия, неподвижность». Согласно Попперу, в закрытых обществах доминирует магическое мировоззрение, табу, авторитет и традиция.

Подобные черты были типичными для первобытной общины, где жесткая дисциплина поддерживалась, главным образом, силой традиций и верований. Эти черты были присущи и древним государствам, образовавшимся в после первобытную эпоху, — с тем различием, что неукоснительное соблюдение гражданами установленного государством общественного порядка обеспечивалось силой тоталитарной власти, способной насильственными мерами справляться с непокорными. Таковы были государства в Древнем Египте и Китае, Древние Вавилон и Ассирия, империи инков и ацтеков и др.

Социальный порядок, опирающийся на деспотический тоталитарный режим, на протяжении всей истории был идеалом для «власть имущих». И они в различных формах стремились установить его. В XX в. он воплотился в фашистских государствах и в государствах советско-социалистического типа. Сейчас он продолжает жить в таких странах, как Ирак, Иран, талибский Афганистан.

Вместе с тем история знает состояния общества, близкие к полному социальному хаосу. Это «эпохи бурь и потрясений», связанные с массовыми движениями, бунтами, восстаниями, революциями. Для подобных состояний характерны социальные беспорядки, распад политических структур, хозяйственная разруха, обнищание, голод, междоусобицы, насилие и массовое кровопролитие. Хаос достигает иногда такой степени, что общество разваливается и исчезает.

Описанные противоположные состояния общества — состояние «закрытости», в котором господствует деспотическая власть, и состояние социального хаоса — асимметричны по отношению ко времени. Первое содержит в себе тенденцию к стабильному существованию и способно сохраняться в течение долгого исторического времени. Это становится возможным благодаря образованию в обществе иерархии фрактальных структур, повторяющих на всех уровнях один и тот же «рисунок» власти. Фрактальность делает такое общество устойчивым (если же оно не фрактально, т. е. включает в себя не самоподобные структуры, то оно неустойчиво и существует исторически недолго — как это было, например, с империей Александра Македонского). Второе же состояние не может существовать долго, ибо в нем происходит ломка иерархии социальных структур и разрушение фрактальности. Общество стремится выйти из этого состояния, восстановив вновь социальный порядок.

Но оба эти состояния взаимосвязаны и порождают друг друга. Застойный тоталитарный режим сдерживает назревающие социальные перемены до тех пор, пока в силах это сделать. «Выжечь» его застывшие и неспособные к совершенствованию социальные структуры может лишь огонь социальных катаклизмов. Новое вынуждено рождаться в этом огне — иначе оно не может в условиях закрытого общества появиться на свет. Но хаос в обществе — это тяжелое испытание для людей. Недаром в Китае одним из самых страшных считается старинное проклятие: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!» Время перемен — это промежуточное время, которое заканчивается утверждением нового порядка (даже если он, как это чаще всего и оказывается, далеко не таков, каким он виделся затеявшим смуту людям, и опять становится тоталитарным).

Страницы: 1, 2