Впоследствии многие другие этнографы продемонстрировали
относительность тех социальных норм, которые в западной культуре выстраиваются
на основании биологического пола, а затем представляются как аксиомы культуры.
Исторические исследования, проведенные в 70-е - 80-е годы с использованием этих
идей, показали, что представления о типично мужском и типично женском меняются
даже в истории одного и того же общества. Таким образом, теоретики феминизма
пришли к идее о необходимости различать биологический пол (по англ. - sex) как
совокупность анатомо-биологических особенностей и социальный пол (по-англ. -
gender) как социокультурный конструкт, который общество «надстраивает» над
физиологической реальностью. Не биологический пол, а социокультурные нормы
определяют в конечном счете психологические качества, модели поведения, виды
деятельности, профессии женщин и мужчин. Быть мужчиной или женщиной в обществе
— означает не просто обладать теми или иными анатомическими особенностями; это
означает выполнять те или иные социополовые (гендерные) роли. Именно это имела
в виду Симона де Бовуар, когда сказала: «женщиной не рождаются, женщиной
становятся». Но помимо биологического и социального аспектов в анализе проблемы
пола феминистки обнаружили и третий, символический, или собственно культурный
его аспект. Мужское и женское на онтологическом и гносеологическом уровнях
существуют как элементы культурно-символических рядов
В отличие от первого (биологического) аспекта пола, в двух других
его аспектах - социальном и культурно-символическом - содержатся неявные
ценностные ориентации и установки, сформированные таким образом, что все, определяемое
или отождествляемое как «мужское», считается позитивным и доминирующим, а
определяемое как «женское» - негативным, вторичным и субординируемым. Это
проявляется не только в том, что собственно мужчина и мужские предикаты
являются доминирующими в обществе. Многие не связанные с полом и феномены, и
понятия (природа и культура, чувственность и рациональность, божественное и
земное и др.) через существующий культурно-символический ряд отождествляются с
«мужским» или «женским». Т.о., создается иерархия, соподчинение внутри уже этих
- внеполовых - пар понятий. При этом многие явления и понятия приобретают
«половую» (гендерную) окраску. Для обозначения культурно-символического смысла
«женского» и «мужского» феминистские теоретики обычно используют термины
«феминный» и «маскулинный» соответственно.
В концепции гендера как социально сконструированной, символически
проинтерпретированной, исторически меняющейся модели явно видны следы влияния
теории деконструкции Жака Дерриды, французского философа-постмодерниста. Термин
деконструкция обозначает процесс разгадывания метафор, разоблачения их скрытой
логики, которая обычно существует как бинарная оппозиция понятий (мужчина-женщина,
субъект-объект, культура-природа). Деррида демонстрирует, что в такой оппозиции
одна сторона всегда подчинена другой так, что не существует чистых различий без
доминации. Термин деконструкция призван означать обобщенно любое разоблачение
понятия как идеологически или культурно сконструированного, а не просто
отражения природной реальности[5]. Наибольшее
влияние теории Дерриды прослеживается во взглядах представителей французского
постмодернистского феминизма - Х.Сису, Л.Ирригарэй, Ю.Кристевой. В меньшей
степени это характерно для американского и еще меньше - британского вариантов
феминизма. При этом следует отметить, что если во французском феминизме анализ
категории гендера через деконструкцию носит скорее экзистенциальный и
метафизический характер, то в американском феминизме категория гендера скорее
выполняет социальную и методологическую функции.
Конструирование категории гендера как аналитического инструмента
открыло новые аналитические возможности для феминистского исследования общества
и культуры. Оппозиция мужского и женского утрачивает биологические черты, а
акцент переносится с критики в адрес мужчин и их шовинизма на раскрытие
внутренних механизмов формирования западной культуры. Дело в том, что при
построении системы знания, в частности, философского, постоянно использовались
некие базисные онтологические очевидности: свет и тьма, белое и черное, мужское
и женское - и т.д. При этом, если многие из этих «очевидностей» могут иметь
оттенки или относительный характер, то биологическая определенность пола носит
явно выраженный и устойчивый характер. Может быть, именно поэтому о мужском и
женском стали говорить как о неких «началах», их использование в познавательных
процедурах задавало некую четкость всей системе знания: встроенность мужского и
женского как онтологических начал в систему других базовых категорий
трансформирует и их собственный, первоначально природно-биологический смысл. Пол
становится культурной метафорой, которая, как отмечает Э.Фи, «... передает
отношение между духом и природой. Дух-мужчина, природа-женщина, а познание
возникло как некий агрессивный акт обладания; пассивная природа подвергается
вопрошанию, раскрытию, человек проникает в ее глубины и подчиняет себе». Приравнивание
человека познающему духу в его мужском воплощении, а природы - женщине с ее
подчиненным положением было и остается непрерывной темой западной культуры[6].
Оказывается, что метафора пола выполняет роль
культурно-формирующего фактора. Иными словами, гендерная асимметрия является
одним из основных факторов формирования традиционной западной культуры,
понимаемой как система производства знания о мире. Именно поэтому формирование гендерного
подхода в социальном и гуманитарном знании, в сущности, является гораздо
большим, чем просто появлением новой теории. Это - принципиально новая теория,
принятие которой иногда обозначает изменение ценностных ориентации человека и
ученого и пересмотр многих привычных представлений и истин. Одна из задач,
которые ставит перед собой феминистская философия - обнаружение гендерной
детерминированности метатеоретических основ науки и традиционной западной
гуманитаристики, в первую очередь - философии.
Глава 2. Гендерная проблематика в различные исторические периоды
Феминистский вызов традиционной западной философии стал возможен в
контексте современного философского релятивизма, допускающего, в противовес
традиционной рационалистической вере в универсальность истины, что истина может
быть относительной, имеющей хождение только в определенной культуре и в
определенный период времени. Но даже и в контексте таких представлений
предположить, что Разум, несмотря на его претензию быть нейтральным и
объективным, может оцениваться как маскулинный, покажется многим крайне
нелепым, - пишет философ из Австралии Женевьева Ллойд. Предположение, что
объективность и универсальность нашего канона рациональных представлений может
фактически не быть трансцендентной даже по отношению к полу, кажется выходящим
далеко за рамки самых экстравагантных версий культурного релятивизма,—
продолжает она[7].
Маскулинный характер Человека Разумного глубоко коренится в
западной философской традиции. С начала развития философской мысли
женственное/феминное символически ассоциировалось с тем, что противоположно
разуму - с темными силами богинь земли. Греки оценивали женскую способность к
деторождению как связь женщины с плодородием природы. Но именно в античности
начинается и завершается переход от сознания плодородия, характерного для
многих архаических культур, к утверждению рациональных богов. Греческая
мифология представляет собой наглядную картину замены женских богинь,
символизирующих связь с землей и природой, мужскими богами, утверждающими
власть законов, установленных человеком; преобладание рационального мышления,
стремление к овладению природой, а не подчинению ей.
2.1 Античность
Символическая ассоциация мужского с рациональным и женского с
эмоциональным прочно утвердилась в греческой философии.
Так, в пифагорейской таблице основных противоположностей мира,
сформулированной в VI в. до н.э., женское эксплицитно связывалось с
бесформенным, неупорядоченным, неограниченным. Пифагорейцы оценивали мир как
смесь принципов, ассоциируемых либо с определенной оформленностью и
упорядоченностью, либо с беспорядочностью и хаосом.
Десять пар контрастов - оформленное и бесформенное, четное и
нечетное, правое и левое, мужское и женское, свет и тьма, добро и зло и так
далее - составлены пифагорейцами таким образом, что первый контраст (или
принцип) является лучшим, превосходнейшим по отношению к своей парной оппозиции
[9. С. 388-406].
Мужское выстраивалось в ряд с активной, детерминирующей формой,
женское — с пассивной, хаотичной материей. Материя, ассоциирующаяся с женским и
природным, представляется у греков часто как что-то, что должно быть
трансцендировано в поисках рационального знания.
Дуализм души и тела, интеллекта и материи конструируется уже в
ранних работах Платона. Для Платона знание — это созерцание внешних форм в
абстрагировании от непознаваемой, нерациональной материи. Именно Платон в
значительной степени задал эту парадигму души и тела, рациональности и
эмоциональности, которая стала доминирующей в западной философии и определенным
образом конституировала женское. Хотя необходимо отметить, что в своих
социально-политических работах Платон выступал как эгалитарист по отношению к
женщинам, за что некоторые исследователи и считают его первым в истории
феминистом.
Дистинкцию активной творческой формы и пассивной инертной материи
продолжил Аристотель. В его работах отождествление познания и рациональности с
активным мужским началом, а хаотичной материи как низшей субстанции — с
пассивным женским усиливается. В своей работе «О происхождении животных» он
утверждает, что истинным родителем всегда является мужчина, задающий в процессе
оплодотворения пассивной материи активную форму будущему человеческому
существу; именно мужчина дает «жар» и силу жизни, а женщина-мать лишь выполняет
роль пассивного сосуда. Женщины, считал Аристотель, это низшие существа,
импотентные мужчины, поскольку в них отсутствует принцип «души», тождественный
у Аристотеля рациональности. Разделение полов, по Аристотелю, имеет отнюдь не
биологические основания, поскольку оно не необходимо для воспроизводства
человеческого рода (при этом он ссылался на существование двуполых
самооплодотворяющихся животных). Половая дифференциация — это онтологический
принцип: «лучше, когда высший принцип отделен от низшего. Поэтому если это
возможно и там, где это возможно, мужское отделено от женского».
Согласно философии Аристотеля, у женщин нет и не может быть
никаких самостоятельных целей и характеристик, которые бы не были связаны со
служением мужчине. Та форма общественного участия женщин, которую предлагает
Аристотель, определяет женщин исключительно в терминах домашнего хозяйства,
патриархальной семьи и фактически усиливает авторитет мужской власти в семье и
в государстве даже больше, чем это имело место у Платона. Исправное
осуществление женщинами своих функций обеспечивается у Аристотеля постоянным
регламентирующим контролем, которому женщины подвергаются в семье и
государстве. В частности, мы находим множество детальных предписаний
относительно того, что должны и что не должны делать женщины: например, какими
видами деятельности должны или не должны они заниматься, в каком возрасте они
должны выходить замуж и производить потомство и т.д. Другими словами, женское
превращается у Аристотеля в объект детального описания и контроля, который
служит еще большему укреплению власти образованного, рационального мужского
меньшинства в античном полисе.
2.2 Средние века
В средневековой христианской философии Фома Аквинский, Святой
Августин, Филон Александрийский продолжают традицию дистинкции формы и материи,
души и тела, рациональности и эмоциональности, маскулинного и феминного.
Так, Филон, александрийский философ I в. н.э., соединяет в своих
работах как библейские идеи, так и идеи греческой философии таким образом, что
дуализм маскулинного и феминного усиливается. Мужское, по его мнению,
презентирует сознательное, рациональное, божественное; женское и сама женщина —
это образ грязного телесного мира. Женское у него символизирует мир как таковой
и является противоположностью трансцендентной сфере Разума.
Моральный прогресс для Филона предполагает духовное преодоление
разрушающего влияния чувственности и телесных страстей. А так как последние
ассоциируются с женщиной и женским, то на основе этой аллегории возникает
борьба, необходимость преодоления женского. Добродетельная жизнь, в которой
Разум имеет превосходство над низшими аспектами человеческой жизни, протекает
как становление мужского (маскулинного) через подавление женского (феминного).
«Прогресс, — писал Филон, — это не что иное, как продвижение от
женского к мужскому, так как женский пол, феминное, есть материальное,
пассивное, телесное и чувственное, в то время как мужское — это активное,
рациональное и более схожее с духовностью и мыслью. Мужское — более
доминантное, чем женское, оно ближе к причинной деятельности; женское — это
неполное, подчиненное, пассивное; рациональное, разумное, духовное — мужское,
иррациональное — женское»[8].
Совершенно очевидно, что мужское и женское в приведенных выше
высказываниях имеют культурно-символическую функцию: определить что-либо как
мужское (а правильнее — как маскулинное), или как женское /феминное — это
значит иерархизировать понятия, определить одно из них как «лучшее» по отношению
к другому, «худшему».
Но вместе с тем такая фигура мысли задает, конституирует
определенным образом и сами понятия мужского и женского даже в их биологическом
смысле. Более того, таким же образом задается и социальный статус мужчин и
женщин, и даже безопасность женщин и женского в мире.
Здесь было бы нелишним вспомнить и о дискуссии на Македонском
Соборе (585 г.), на котором только большинством в один голос был получен
положительный ответ на вопрос о том, можно ли считать женщину человеком [9. С.
388-406].
В средние века печально знаменитый своим мракобесием «Молот ведьм»
(1487 г.) монахов Я.Шпренгера и Г.Инститориса представил развернутую систему
доказательств справедливости подавления и физического уничтожения женщин на
основе их изначальной «греховности». Шпренгер и Инститорис утверждали, что
женщины маловерны — и доказывается это самой этимологией слова femina,
происходящего якобы от fe (fides — вера по-латыни) и minus (менее)[9],
а значит и чаще подпадают под козни дьявола и являются носителями и причиной
зла на земле.
Средневековая «охота на ведьм» стоила жизни тысячам женщин, причем
соотношение убитых женщин и мужчин оценивается исследователями как 100:1.
2.3 Новое время. Эпоха просвещения
Если в античной философии были заложены, а в средневековой
философии подтверждены основы дифференциации рационального и природного,
маскулинного и феминного как культурных символов, то Новое время является
периодом утверждения полярной оппозиции, резкой противоположности духовного и
телесного, рационального и природного, познающего и познаваемого. Именно тогда,
считают многие исследователи, подавление природного, телесного и — по
ассоциации — феминного становится системообразующим принципом
западноевропейской мысли. Так, в XVII веке начинает формироваться иная,
отличная от античной и средневековой концепция познания. В самом общем виде это
различие сводится к следующему: если в античной традиции задача Разума
определялась как размышление о мире, то для английского философа XVII века Фрэнсиса
Бэкона, родоначальника науки Нового времени, Разум — это инструмент измерения,
изучения и, в конечном счете, контроля над природой. При этом сам материальный
мир видится Бэконом как набор моделей и образцов, в которых природа
организована в соответствии с законами механики. Природа анализируется Бэконом
не по аналогии с организмом, как у античных мыслителей, а по аналогии с машиной.
Именно такое понимание природы делает возможным провозглашение идей о том, что
задача науки — это утверждение правильного типа доминирования над природой,
покорения и овладения ею.
При этом Бэкон активно использует метафору пола для выражения
своих философских идей: природа у него всегда ОНА (She по-английски); Знание,
Разум и Наука — только ОН (Не по-английски). В скобках отметим, что в
соответствии с грамматикой английского языка неличные существительные не имеют
никакого грамматического рода. Упрекая Аристотеля в том, что тот в своей
философии оставил природу «нетронутой и ненасилованной», Бэкон предлагал
утвердить законный брак между познанием и природой, в котором познающему
субъекту отведена роль и работа мужчины, утверждающего свою власть и доминирование
над природой. Так, античное представление о знании как о благе заменяется в
философии Фрэнсиса Бэкона утверждением о том, что «знание — это сила».
Такой подход философ Каролин Мерчант назвала «смертью природы».
Ведь если у античных и даже средневековых религиозных философов природа
представлялась хотя и как низшая сфера по отношению к Разуму и Духу, но тем не
менее была чем-то вполне живым, полным иррациональных сил, то у Бэкона природа
— это что-то механистическое, бездушное, мертвое. Именно с таким умерщвленным
объектом познающий субъект и может творить все, что ему заблагорассудится —
измерять, переделывать, контролировать, покорять, утверждая свою силу. Жесткое
доминирование над природой ведет ко многим экологическим проблемам, считает К. Мерчант,
и оборачивается гибелью самого человечества, а знание и институт науки —
дегуманизируются.
Декарт продолжил развитие идей о необходимости «очищения» Знания и
Рассудка от любых ассоциаций с понятиями Матери-Земли, отделения Логоса от
Софии, Мужчины и его разума от Природы. В картезианстве утверждалась новая
маскулинная теория познания, в которой отчуждение от природы становится
позитивной эпистемологической ценностью. Конструируется новый мир, в котором
все генеративное и креативное относится к Богу, маскулинному рациональному
Духу. Эта тенденция к подавлению природного, материального и телесного
сопровождалась и подавлением всего феминного в культуре. Становление и
утверждение научного взгляда на мир в XVI-XVII веках сопровождалось невиданным
ранее реальным массовым уничтожением женщин: речь идет прежде всего о так
называемой «охоте на ведьм». Как показали новейшие исследования архивных
материалов и исторических свидетельств, под видом «ведьм» в основном шла охота
на знахарок, повивальных бабок. Используя травы и другие народные методы, они
помогали женщинам регулировать рождаемость, а также облегчали сам процесс
родов. Искоренение народных методов контроля над рождаемостью и сексуальностью,
которыми до этого владели женщины, и замена их «научными методами», носителями
которых стали дипломированные мужчины-специалисты, привела к тому, что женская
сексуальность была поставлена под жесткий мужской контроль. Так
рационально-маскулинистские принципы новой науки вели к подавлению
женского/феминного.
История западной философии различается по содержанию основных идей
той или иной персоны, того или иного периода. Но каждая страница этой истории
имеет нечто общее с любой другой. Это, во-первых, постоянное отождествление
земного, природного, телесного, чувственного с женским началом. И, во-вторых,
эксплицитное обесценение этих понятий и ассоциирующихся с ними аспектов бытия и
способов познания.
Даже для французского просветителя и демократа Жана-Жака Руссо,
для которого Природа представляет собой настоящую ценность, женщина, ей
тождественная, все же является низшим моральным существом по сравнению с
мужчиной. Ибо только мужчина, не имеющий столь тесной связи с природой,
посредством своего Разума совершает некий интеллектуальный путь усиления в себе
истинной человеческой природы, что только и делает его по-настоящему моральным
существом («Эмиль»). При этом Руссо считал, что страсти, ассоциирующиеся с
женщинами, - это безусловная угроза гражданскому обществу. Даже добродетели,
связанные с женскими материнскими чувствами, могут угрожать функционированию
государства. Так, в начале «Эмиля» рассказывается о спартанской матери,
воспротивившейся убийству своего сына. По мнению Руссо, хороший гражданин благодарит
за смерть сыновей, если это служит общественному благу. Так как трудно
одновременно быть и хорошим гражданином, и хорошим частным лицом, то есть
семьянином, Руссо предлагает разделить эти сферы и исключить женщину из
гражданского общества и «поместить» целиком в область частного и семейного [9.
С. 388-406].
2.4 Классическая немецкая философия
Иммануил Кант также поддерживал идею о более низких ментальных
способностях женщин, при этом он считал такое положение дел необходимым условием
существования общества. Недостаток абстрактного мышления, утверждал Кант в
своей работе «Эссе о возвышенном и прекрасном», развивает в женщинах вкус,
чувство прекрасного, чувствительность, практичность. В семейной жизни, которая
играет значительную роль в функционировании общества, мужчина уравновешивает
женские недостатки и таким образом создается гармоничная пара, в которой
мужское и женское начала играют взаимодополняющую роль. Здесь, как и всегда в
западной интеллектуальной традиции, женское/феминное конституируется через
статус низшего, неполноценного, вторичного по отношению к маскулинному.