Мораль помощи и взаимопомощи в дохристианский период Руси

забота о нуждающемся чужаке была нормой.

Однако в значительно большей степени нравственное регулирование отношений

между людьми требовалось и, соответственно, развивалось с появлением семьи

и собственности. А. Г. Харчев считает, что мораль возникает и функционирует

в этот период «как способ преодоления противоречия между личностью и

обществом», между интересами собственников и сообщества в целом. Первые

моральные принципы, унаследованные от homo erectus, преследовали все ту же

цель сохранения единства и сплоченности рода и в связи с этим — его

безопасности и жизнеспособности и поэтому представляли собой запреты на

действия и поступки, вызывавшие вражду и рознь между членами сообщества.

Запреты на немотивированное общественными интересами убийство соплеменника,

отторжение и кражу его имущества, в составе которого чаще всего

рассматривалась жена, а также повсеместное почитание престарелых имели

конкретный смысл и содержание — сохранение целостности и единства общины,

ее жизнестойкости и обороноспособности, преемственности традиций и образа

жизни. На иноплеменников такой запрет распространялся далеко не всегда.

Выводы Л. Н. Гумилева о биологически и социально обусловленном

коллективизме и альтруизме хотя и относятся к более позднему образованию —

этосу, могут быть с большой степенью вероятности применены и к более ранним

формам сообществ, вплоть до первобытной орды: «Для того, чтобы победить

или, как минимум, отстоять себя, необходимо, чтобы внутри этоса возникла

альтруистическая этика, при которой интересы коллектива становятся выше

личных. Такая этика наблюдается и среди стадных животных, но только у

человека принимает значение единственного видоохранительного фактора», при

этом имеется в виду, что альтруизм и коллективизм подразумевают

обязательную взаимопомощь членов сообщества.

Племена славян и русов, населявших территорию нынешней России, не были в

этом отношении исключением.

Так, византийский историк VI века Прокопий Кесарийский писал: «Эти племена,

славяне и анты ... издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье

и несчастье в жизни считается общим делом». «Честность же и товарищество

среди них таковы, что они, совершенно не зная ни кражи, ни обмана, не

запирают своих сундуков и ящиков», — говорится в «Жизнеописании Оттона

Бамбергского». Маврикий Стратег, Адам Бременский, Ибн Русте, Ибн Фадлан и

другие путешественники, оставившие записки о своем посещении славянских

земель, единодушны во мнении, что людей более гостеприимных, радушных,

доброжелательных, милосердных и справедливых, чем славянские народы, найти

трудно. Подтверждением милосердия, заботливости наших далеких предков могут

служить многочисленные фольклорные источники — былины и сказки, где

типичным был такой сюжет: герой, попав в незнакомое место к потенциальным

врагам, заявляет о необходимости соблюдать законы гостеприимства и требует

к себе внимания и заботы, что ему немедленно и предоставляется

пристыженными врагами.

Суровые природно-климатические условия, определяющие способ хозяйствования,

делали славян естественными коллективистами и обусловливали совместное

проживание и деятельность как необходимые и единственно возможные формы

существования. В этот период российской истории широко развилась общинная

помощь. Не только соплеменники всегда могли рассчитывать на помощь и

поддержку своих соседей в случае нужды, но и люди чужие. С чужеземцами,

пришедшими к славянам с мирными целями, они обращались исключительно

заботливо, обеспечивая им помощь и защиту, и даже пленники у славян по

прошествии определенного времени получали свободу. Да и само обращение с

пленными было более мягким, нежели у других народов, что следует из

произведений посещавших в тот период славянские земли путешественников и

торговцев.

Таким образом, можно сделать вывод, что у славянских племен уже в этот

ранний период истории деление на «своих» и «чужих» было менее четким, и

этика отношений, в частности, этика взаимной помощи, распространялась на

тех и других более или менее одинаково, конечно, при условии, что «чужие»

миролюбивы и не несут угрозы благополучию славянского рода или племени.

Даже иноверцы получали равные со славянами права, если они, оставаясь

среди них, «не выставляли напоказ своей христианской веры» (по словам Адама

Бременского), т. е. не оскорбляли миропонимания славян, основанного на

древней языческой религии.

Первые, наиболее общие и объективные с точки зрения потребностей

совместного проживания и деятельности людей, моральные принципы, отмечаемые

историками и Этнографами у всех народов земли, получили в дальнейшем

закрепление в религиозных нормах и заповедях, а впоследствии — в светских

законах. Введение на Руси православия в качестве официальной

государственной религии и идеологии сделало его догматы основой этических

воззрений верующего населения.

* Формы помощи и взаимопомощи в славянских племенах до 10 века.

Древнейшие виды помощи и взаимопомощи у славянских племен как отражение

общинных принципов жизнедеятельности

К сожалению, источники, отражающие языческую жизнь славянских племен,

уничтожены в период христианизации Руси, поэтому возможна лишь

реконструкция основных элементов поддержки и защиты. Богатым материалом,

позволяющим прояснить праисторические формы помощи и взаимопомощи в

древнейшей общности, являются славянская мифология, сохранившиеся аграрные

культы. Они помогают воспроизвести ранние формы системы редистрибуции и

реципрокации. В этом ключе интересен подход А. Ф. Лосева, который

рассматривал исторический процесс не только как взаимообусловленную систему

фактов, но и как историю сознания.

Важным моментом в реконструкции процесса помощи и взаимопомощи является

сравнительно-историческое сопоставление как этапов развития социальной

общности народов других культур, так и индоевропейских мифологических

систем, культурно-исторические корни которых питают славянскую этническую

общность. Праиндоевропейская история славян позволяет сделать

предположения, что зарождение древнейших форм защиты и поддержки

происходило в той же исторической последовательности и по той же логике,

что и у других народов праиндоевропейской группы, что процессы сапиентации

и формирования родового общества имеют общие социогенетическиё условия,

тенденции и формы общественной практики.

Археологические и антропологические реконструкции древнейших человеческих

общностей на стадии социальной организации гоминид дают основания для

вывода о том, что в процессе сапиентации происходит формирование

реципрокного альтруизма.

В ходе антропосоциогенеза формируется социогенетическая программа «Ноmо

sapiens» и в родовых общинах закрепляются общественные стереотипы

поведения, среди которых важнейшими являются реципрокация и редистрибуция.

Именно эти процессы лежали в основе ранних форм социальных отношений, где

их главное предназначение связано с функциями защиты индивида в системе

рода и общины. Родовые отношения до возникновения классового общества

являлись важнейшим охранным механизмом, фактором этнической идентификации и

социализации индивида.

До оформления классового общества эти функции характерны практически для

всех цивилизационных человеческих общностей, в том числе и для славянских

племен. Механизмы реципрокных связей со временем усложнялись и приобретали

этническую окраску в системе общинных отношений.

На Руси социогенетический механизм языческой родовой общности постоянно

воспроизводился через аграрные культы, семейно-родовые обряды, что не могло

не войти в противоречие с христианскими нормами, которые впоследствии стали

знамением общественно-экономической жизни. Языческие традиции были

настолько распространены в обыденной жизни русского народа, что

православная церковь в XVI в. достаточно часто в грамотах архиепископам

указывала на существующие неискорененные обряды и обычаи: « а молятца деи

по скверным своимъ молбищомъ древесомъ и каменью... и мертвыхъ деи своихъ

они кладутъ въ селехъ по курганомъ и по коломищемъ съ теми жъ арбуи, а къ

церквамъ деи на погосты техъ своихъ умершихъ оне не возятъ сохраняти...».

Такая устойчивость языческого архаического сознания не могла не отразиться

на формах общественной помощи и взаимопомощи и не сохранить к ним

древнейшие нормативные требования.

Важной формой и историческим свидетельством древнесла-вянских систем

коллективной защиты явились длительное время сохраняемые

полукрепостнические общественные отношения, пережитки в семейно-бытовой

сфере, общинная система землепользования. Вывод Н. Никольского о том, что в

крестьянской среде эти языческие праисторические формы сохранялись вплоть

до начала XX в., подтверждают работы Г. Носовой, В. Проппа, С. Токарева, В.

Чичерова и других исследователей.

Древние славяне жили родовыми общинами. Основными их занятиями являлись

земледелие и скотоводство. Выполнение трудоемких работ было под силу только

большому коллективу. Поэтому в жизни славян большое значение приобрела

община (мир, вервь). Она являлась органом местного крестьянского

самоуправления, в компетенцию которого входили земельные переделы, налогово-

финансовые вопросы (связанные с обложением податями и их распределением),

решение судебных споров, вопросы помощи нуждающимся. На смену родовой

общине пришла территориальная, или соседская, объединявшая несколько семей.

Каждая община владела определенной территорией. Общинные владения были

общественными и личными. Единство соседской общины поддерживалось не

правовыми, а хозяйственными связями.

Родовые отношения являлись важнейшим охранным механизмом, фактором

этнической идентификации и социализации индивида. Род сохранял верховную

собственность на землю, выступал регулятором семейно-брачных отношений в

виде обычно сохранявшейся экзогамии и реже эндогамии, выполнял функции

взаимопомощи, взаимоответственности и защиты.

Архаическая парадигма помощи складывается в то время, когда ведущим

миросозерцанием и мироощущением было язычество. Восточные славяне —

язычники — поклонялись различным явлениям природы, культу предков.

Что характерно для языческого архетипического сознания?

Образом, который бы дал представление о сущности языческого архетипического

сознания, является круг, колесо. Древние славяне поклонялись ему, оно

означало не только символ жизни, символ защиты, выступая в качестве оберега

от злых духов, но и являлось выразителем определенной целостности,

неизменяемости, стабильности и основательности. О семантике магической

защиты, которая неотделима от идеи «своего пространства», когда круг

становится единицей и символом целостности, писал М. Попович. В колесе

отсутствует стрела времени, связь между прошлым и настоящим не выражается в

формах дискретности. Все есть продолжение всего, процесс времени не

ощущается как изменяющаяся реальность, как изменение жизненного сценария

субъекта. Как невозможен переход колеса из одного состояния в другое, так.

и невозможен переход субъекта от одного жизненного сценария к другому, не

существует другой философии пространства, другой мифологии реальности.

Колесо катится, движется не изменяясь, оставаясь тем же, что и было без

временного и пространственного приращения, но не расширяет пространство, а

следует ему по логике пространственного существования.

Для языческого миросозерцания и мироощущения характерно то, что человек не

ощущал себя в обособленности и единичности, он был не частью, а неким

единством, заключавшим в себе космическое пространство, и одновременно

являясь его продолжением. Человек не противопоставлял себя космосу,

природе, а растворялся в них, становясь таким же целым, как и они. Эта

«целостность-принадлежность» достигалась общинным существованием, обрядовой

и трудовой деятельностью, которые органично вплетались в контекст природы и

космоса. Ощущая «себя принадлежностью целого», человек закреплял в общинных

традициях нормы своего существования не только в природе, но и в мире

людей. Для него не существовало противопоставления этих реалий: одно есть

продолжение другого, и поэтому принципы его существования едины.

Философия холизма, целостности закрепляла помимо принципов существования и

архетипические страхи, выступавшие «регуляторами» нормированного поведения.

Одним из таких страхов, дошедших до нашего времени, был и остается страх

одиночества — ощущение человеком своей единичности, оторванности от

сообщества. На пересечении этих координат — холизма и одиночества —

выстраиваются определенные мифологемы бытия, которые требовали создания

механизмрв охраны и защиты целостности.

2. Основные формы помощи и взаимопомощи в древнейших славянских общинах

Общинные принципы жизнедеятельности восточных славян, практика

осуществления защиты человека в системе рода и общины нашли отражение в

конкретных формах помощи и взаимопомощи, среди которых основными были

культовые с различными сакральными атрибутами; общинно-родовые в рамках

рода, семьи, поселения; хозяйственные.

Культовые формы помощи и поддержки с различными сакральными атрибутами

тесно связаны с мифологическим миром древних славян. В исторической

литературе отмечается, что мифологическое мышление славян дрошло несколько

стадий развития. Так, Д. Шеппинг называл три стадии его развития: духов,

божеств природы и богов кумиров. М. Боровский — четыре: поклонение

озерам,рощам, небесным светилам; культ Рода и Рожаниц (с принесением жертв

и устроением пиров в их честь); культ Перуна; период двоеверия.

Существенной особенностью является то, что мифологическое мышление славян

связано с определенной моделью действий по защите и охране коллектива,

отдельного индивида. Как отмечают некоторые авторы, архетип действий,

поступка осуществляется, богом, героем, предком. Именно они в ритуаль ной

форме «помогают» общности «выстраивать» философию помощи, а подражание им

формирует нормы альтруистических поступков группы.

Однако в исторической памяти закрепились более древние праформы методологии

переноса помощи. Они связаны с оберегами. Фетишизация отдельных предметов,

наделение их сакральными свойствами — одна из первых функций переноса и,

возможно, она связана с «периодом духов». Древнейшие языческие атрибуты

оберега сохранены и в христианской культуре. Например иконы, помимо

культового предназначения, имели и оберегающую функцию. «Значительная доля

фетишизма — отмечает Г. Афанасьев, — прослеживается к почитанию икон...

нельзя не обратить внимание на распространение такого явления, как

признание икон чудотворными, тогда как другие иконы, изображающие то же

самое, или копии той же иконы чудотворной силы не имеют. Особенно много

икон с изображением Божьей Матери». До сегодняшнего дня почитаются и

наделяются чудотворной силой иконы Божьей Матери Иверс-кой, Казанской,

Владимирской, Смоленской, Утоли моя печали, Троеручницы.

Своеобразными «ферментами» в деле организации поддержки групповой общности

не только с реальными, но и с ирреальными силами выступали волхвы. Они

активно «формировали» стереотипы реципрокного поведения в новых

исторических условиях. Волхвы — в древнерусской традиции «языческие жрецы,

звездочеты, чародеи и предсказатели». Практически они имели те же функции

для родового общества, что и шаманы у многих народов.

Не акцентируя внимания на магической деятельности волхвов, отметим, что они

выступали в качестве прорицателей судьбы как отдельного индивида, так и

общности в целом, являясь определенными «регуляторами» общественных,

групповых отношений. Причем их деятельность разворачивалась в условиях

экономического, социального, личностного кризиса, когда необходимо было

разрешить ту или иную проблему; совмещались их сакральные и общественные

функции. До нас дошли факты, говорящие о том, что «по языческим законам,

чтобы восстановить благополучие общины, людей, скрывающих урожай или

отрицательно влияющих на него, убивали или изгоняли, предварительно

разорив». Такая ситуация существовала в отдельных селениях вплоть до XIX в.

С одной стороны, здесь прослеживается чисто утилитарная функция

редистрибуции — распределение в ситуации кризиса, но с другой — механизмы

распределения несут в себе языческое нормативное архетипическое поведение

субъектов поддержки, которые мотивируют свои поступки откровениями свыше. В

дальнейшем мы увидим, как в иных исторических условиях редистрибуционные

механизмы в период голода работали по той же логике, только главенствующими

становились не сакральные установки, а социальные мифологемы и идеологемы —

основные двигатели «справедливого распределения». Таким образом, действия

волхвов имели сакрально-мифические установки. Они подкреплялись

определенными ритуальными действиями, и что очень важно, действия эти

неразрывно связаны с идеологией поддержки. Она была одним из тех факторов,

которые позволили после уничтожения пантеона языческих богов долгое время

сохранять языческие традиции, что дало возможность сакральной системе

поддержки существовать на протяжении еще трех столетий.

Боги как архетип действий и поступков родовой общины, как высший свод

нормативных требований к процессам жизнедеятельности выступали активными

помощниками в; наиболее ответственных жизненных ситуациях..Славянские

языческие боги имели свою «специализацию». Они мало чем отличались от

греческого, римского, восточного пантеона, на что обращали внимание многие

исследователи. Тождественность в функциях позволяет предполагать, что на

ранних этапах социальной общности закреплены определенные общественные

механизмы взаимодействия. Они выступали в качестве нормативных и

существовали как определенные традиции. Традиция — это такой стереотип

социального поведения, который сохраняется на сознательном и

бессознательном уровнях. Эти значимые связи не могли не закрепиться в

народном сознании в системе религиозно-мифологических представлений. Можно

предполагать, что именно эти связи идентифицировали и кодифицировали два

бога: Дажьбог и Стрибог.

- Дажьбог— «бог-даятель» — наделял богатством, наследием. Стрибог-—

распределял богатство. Эти два бога выступали как. некое парное единство.

Не менее интересно божество Белобог, Белун в белорусском эпосе — бог

богатства и милосердия. Таким образом, реципрокационно-редистрибутивные

связи, которые выступали в качестве дара высших существ, рассматривались

как высшие сакральные ценности и впоследствии персонифицировались с

«лучшими людьми», т. е. обретали свое земное существование.

Более поздняя-форма почитания богов — братчины, празднуемые сельскими

общинами. Они посвящались святому патрону, позднее это был традиционный

корпоративный праздник. Он проводился либо всем селением, либо несколькими

селениями вскладчину, где каждый субъект предоставлял какую-либо долю

продуктов на общественные нужды. Подобные празднования назывались ссыпками,

мирщиной, ссыпщиной. Таким образом, мы видим, что почитание богов тесно

взаимосвязанно с оформлением института праздников. Они являлись

неотъемлемой частью быта в древнейшей общности. «... Многие праздники

совпадают по времени с наличием обилия благ, в особенности пищи, а ритуал

призван освящать такое обилие, которое в религиозных верованиях всегда

трактовалось как проявление сверхъестественных сил — милости, за которые

люди обязаны публично благодарить эти силы» (К. Жигульский).

Кроме того, праздники выполняли функцию «мирного перераспределения

имущества» и натуральных продуктов, выступали механизмом экономического

равновесия, совместного потребления в ситуациях социального и

экономического неравенства. Вполне понятно, почему столь велико количество

праздников в году у наших предков. Исследования праздников А. Ермоловым в

XIX в. фиксируют, что, помимо 80 официально установленных, в отдельных

местностях отмечали свои (общее число достигало 150) праздники. Если

учесть, что многие праздники могли длиться от трех до восьми дней, то это

становилось существенным подспорьем в распределении и перераспределении

материальных благ.

Другим важнейшим механизмом закрепления реципрокных отношений, связанных с

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5